Представь, что существует механизм
Что чуть что, вернёт на бис время
Единственным щелчком
Вернёт всё то, хоть и не капельки не жаль
И если есть такой рычаг, подскажите, куда нажать?
— «Ещё увидимся с вами на «Нашествии» в грядущем 2021!»— Вознесенская с усмешкой цокнула языком, — Занимательно вышло, Мась, спасибо...Правда, ты…прикольно пишешь. Саша подняла слегка красные, заспанные глаза на стоящую рядом рыжеволосую девушку. Та отчего-то казалась ей сейчас самым неуместным элементом в комнате. На лице соседки отражалась абсолютно гротескное, горделиво-восторженное выражение, отчего она становилась похожей на забавную породистую собачонку, которых Саша на дух не переносила. Еле заметно переминаясь с ноги на ногу, будто ожидая ещё похвалы, Маруся сверху-вниз смотрела на сидящую именинницу и, по всей видимости, даже не собиралась уходить. — Уже решила где будешь праздновать? Мы бы могли устроить ночёвку…— Маша, отводя взгляд, опасно покачнулась. Её руки сцепились в замочек, даже костяшки на тонких пальцах побелели, — так странно, что мы уже три года живём в одной комнате, но ни разу вместе не ночевали! —Ага, действительно,— стремительно теряя интерес к происходящему и желание изображать радость от очередной встречи с соседкой, Саша отвернулась,— обязательно это исправим, не парься. Побитая «семёрка» клацнула нагретым алюминием об начинённую тысячей рукавов поверхность стола. Пожалуй, этот стол видел больше, чем Саша и пару ей предшествующих поколений вместе взятые. Маруся же, упёрто игнорируя все сигналы Вознесенской, продолжала крутиться где-то вне поля зрения шатенки. — А тебе точно понравилась моя работа? — не унималась Мася,— ты как-то совсем мало сказала по её поводу… —Да,— не спеша оборачиваться, Саша уперлась рукой в бледную щеку, — просто…я не в настроении, понимаешь? — Ты вечно не в настроении, Сань! Ну что-о мне с тобой делать? Негодование, стремительно вытесняя холодную белизну, заиграло багровым румянцем на лице именинницы: —Маша, просто, блять, оставь меня в покое. Какое-то особое презрение вызывала эта слепая навязчивость в душе девушки. Испытывая жалость ко всем тем, кому посчастливилось столкнуться с фанатиками, она сама стала одной из тех, кому докучают: то ли Маша рассмотрела в ней нечто божественное, то ли просто влюбилась — знать это Вознесенская не хотела. Чужда ей была эта щенячья привязанность на пустом месте, это восхваление придуманного образа, который создала вокруг неё рыжая. В комнате воцарилась тишина, которая нарушалась лишь тиканьем стареньких часов. Даже скрип половиц за спиной стих, стихла и болтовня Маси. Саша облегченно вздохнула — с некоторых пор ей было легче свести общение на нет, нежели довести его до ума. В случае с Машей она вообще иные варианты не рассматривала. Мимолётные рассуждения были отогнаны скрипом удаляющихся шагов — соседку Саша всё же сумела задеть. «Может я поступаю не слишком правильно, — вновь обратилась к себе Вознесенская,— эту дуру и так жизнь научит, как и с кем надо якшаться, при том научит самым жестоким образом Зачем заниматься этим самой? Нет, бред, тут и не пахнет благими намерениями. Она меня просто…раздражает, поэтому я её и посылаю, ничему я её учить не собираюсь. И… Я не должна испытывать стыд за то, что мне противны те, кто не испытывает ко мне неприязни. Это нормально. Абсолютно естественно,— девушка убрала от лица затёкшее запястье, — надо успокоиться.» Запустив немеющую руку в стопку измятой бумаги на краю столешницы, Вознесенская вытянула оттуда не менее измятую пачку зелёного Чапмана. Ей бы очень хотелось только-только начать курить и не иметь никакой душевной привязанности к табаку, как у ее реинкарнации в работе Маши. Какой бы тупой не казалась ей эта история, но от мыслей о путешествии во времени на губах наконец то появилась искренняя улыбка, а после — химозино-яблочный привкус. День рождения особо не отличался от прочих дней, чья нескончаемая череда уже начинала кружить голову, только тяжесть на плечах стала ощущаться несколько отчетливее, будто бы на них возложили ещё пару обязанностей «взрослого человека». Час за часом Саша бесцельно сидела на шатком стуле, бессмысленно пробегая глазами по ленте новостей и изредка отвлекаясь на университетскую домашку. «Даже это лучше ночёвки с Машей» Стараясь утешить себя тем, что ничего не упускает, девушка тянулась к пачке снова и снова. Горло начало саднить, голова стала свинцовой. —Да кого я обманываю,— процедила наконец одинокая фигура сквозь стиснутые зубы,— это конец. Конец этого…Всего этого дерьма. Вопросы о том, на что Саша тратит свою жизнь, жизнь там, где она всегда мечтала очутиться, роились в девичьей голове уже достаточно давно. Ответ напрашивался один, и был он более чем печальный — она тратится впустую и на бессмысленные, не приносящие радость вещи. Зачем ей этот чёртов бакалавриат? Зачем ей были нужны все эти одиночные походы в ночные клубы, в тщетных попытках найти родственную душу, а после — высиживание под тусклой лампой в попытках дописать заданное преподавателем задание лишь бы не потерять бюджетное место на последнем курсе? Руки начали непроизвольно дрожать. Закусив губу и ощутив уже привычный вкус яблочного ароматизатора, Саша нашла в себе силы встать со стула. Тонкая рука скользнула по столешнице и, смахнув на пол несколько исписанных листов, загребла зелёную коробочку со всем жизненно необходимым. Улица встретила девушку мелкой моросью и пробирающим до костей петербургским ветром. Посильнее закутавшись в плюшевую шубку, которую она отыскала в день своего приезда в «казённом» шкафу, Вознесенская подняла глаза к небу. Оно было тусклое и серое, с облачками, напоминающими сигаретный белёсый дымок, который вот-вот рассеется. Пусть Саша и считала клубы одной из причин всех своих несчастий, бары в число запретных с этого дня заведений она вносить не спешила. К тому же, решила Вознесенская, к изменениям нужно приходить постепенно и максимально естественно. В свой двадцать третий день рождения вполне можно порадовать глотку парой шотов излюбленного Егеря. Выудив из забитого мусором кармана пачку, студентка щелкнула пару раз колёсиком зажигалки. Как и следовало ожидать, на такой погоде прикурить было проблематично, особенно на обдуваемом всеми ветрами поребрике. Раздосадованно выругавшись, Саша запихала последнюю цигарку в упаковку. Прохлада необъятной улицы через добрых двадцать минут ходьбы сменилась духотой пропитого маленького подвала. Небольшое пристанище, где одновременно было так много людей и так мало глаз: всем плевать друг на друга, все просто пьют и веселятся, и снова пьют, и снова веселятся. Саша прошла по небольшому коридорчику в главный зал, повесила одежду на уже ставшую «личной» вешалку и двинулась к излюбленному столику, который был укромно спрятан планировщиками за углом. Она страстно хотела бы сейчас направляться к нему не в гордом одиночестве, а с кем то, под аккомпанемент весёлого гогота, на подкашивающихся ногах. «И почему я напрочь перестала представлять себе другой досуг? — измызганный шоппер клацнул парой закреплённых в нем булавок об стол, — Когда я успела так измениться? И почему вообще…Никогда бы не подумала, что могу оказаться каким-то аутсайдером сраным, стать алкоголичкой, вокруг которой будет виться одна единственная живая душа, и та больная.» —Привет, — внимание Саши привлёк звонкий голос официантки, — Вам как обычно? Слегка смутившись, Вознесенская лишь растеряно кивнула: — Да, то есть нет…— её голос дрогнул, — принеси мне бутылку Егеря, ладно? Получив в ответ такой же кивок, студентка вернулась к своим мыслям. Этот день и вправду мало чем отличался от всех предыдущих, ничего хорошего будто бы не происходило уже сотню лет. «Меня приняли за постоялицу этой забегаловки, — из груди вырвался обреченный вздох, — но даже как завсегдатай я умудрилась порадовать персонал. Надо же — целую бутылку взяла.» Желание напиться с каждой минутой лишь усиливалось. Поддерживаемое духотой подвала и шумом всех собравшихся вокруг телевизора над барной стойкой, оно будто бы с кислородом проникало в лёгкие и растворялось в крови, становясь буквально частью естества девушки. «Ненавижу имя “Маша”, оно такое…Пиздец, да эта идиотка просто опорочила в моих глазах целое, мать его, имя!» «Кил фиш» не оставлял своим клиентам ни единого шанса уйти трезвыми, Саша же с её незатейливым заказом смогла войти в число первых, кто сумел напиться до бессознательного состояния в этот вечер. И вот, сидя перед опрокинутой бутылкой и проклиная всех счастливиц-тёзок своей соседки, Вознесенская проводила остаток своего дня. Ей ничего не хотелось, ей казалось, что она уже давно свернула не туда и легче сдохнуть, чем повернуть обратно и пройти такой же путь вновь, она ненавидела всех начиная от Маси и заканчивая «зажравшимся» Линдеманном, на концерт которого всё равно хотела попасть. Ей было противно, что она ни то, что не нашла себя к своим годам, а, того хуже, потеряла во всём этом пьяном угаре. Девушка, укрытая от чужих глаз, почти впала в оглушительную дремоту. Внезапно Саша ойкнула — на ее плечи свалился новый груз. Чья-то тяжелая рука нежно поглаживала хрупкое тело, точно массируя. Хоть глаза и слипались, а мысли продолжали быть путанными, девушка недовольно заворочалась: —Будь добр, — она собралась с силами, — съеби. Никакой реакции не последовало. Страх начал настойчиво пробираться под кожу, он вдыхался вместе с ароматом перегара, источаемого незнакомцем, который стоял над Сашей. Страх был удушающим и с каждым новым движением чужой руки он всё сильнее обвивался вокруг шеи, лишая возможности дышать. —Я же сказала,— заставив своё беспомощное тело приподняться, Вознесенская откинулась на спинку прожжённого дивана на котором всё это время сидела,— отъебись от меня, — жаль, что дрожь в голосе выдавала её истинные эмоции. — Да чего ты такая важная, а? — стоящий чуть позади мужчина сильно сдавил плечо девушки, заставив её тихо зашипеть от причинённой боли,— обычная пьяная курица, которая пришла сюда с целью потрахаться, — он склонился прямо над ухом Саши и выдохнул, — Шлюшка. Опьянение хоть и начало стремительно спадать, но тело всё еще отказывалось в полной мере слушаться, голова — мыслить. В ушах зазвенело. Вознесенская рывком высвободилась и неуклюже отползла к стене. Опрометчивое решение очень быстро дало о себе знать — незнакомец занял освободившееся место и перекрыл все пути к отступлению: Саша была между молотом и наковальней. — Не выебывайся, — его голос прозвучал настойчиво, заставив девушку поднять наконец взгляд,— просто сделаешь то, что должна по своей натуре и спокойно отправишься домой, тебя, — он мерзко усмехнулся,— подбросят. Саша хотела закричать, но язык словно вырвали из глотки, а на его место запихнули кляп, оставив возможность лишь жалобно мычать. «Он не скрывает даже лицо…Значит ему всё равно, что я смогу его опознать? Блять, кажется, что подвезут меня разве что в лес, на мою могилу. Нет, бредово, кто хочет крови на руках? Этот уебок просто желает развлечься, видимо с дружками…Было бы странно ходить по бару, скрывая свою харю.» — Т-ты ничего со мной не сделаешь, — Вознесенская выдавила из себя улыбку, — тут кругом Л-люди. — Да, куколка? Люди? Саша непонимающе отвела взгляд в сторону пустующей барной стойки, всё внутри неё сжалось. Как так вышло, что все ушли? «Должен был остаться персонал, если бар не закрыт…» — Не волнуйся, хоть вы все, бабы, шлюхи, но ты,— он явно смаковал каждое сорвавшееся с его гнилого языка оскорбления,— Ты постоянно ошиваешься здесь, сидишь на этом блядском месте и бухаешь, как шкура… Почти прийдя в себя, Саша вжалась в холодный кирпич стены. — Где все? С-слушай, ладно, хорошо…Я ведь ничего не могу противопоставить тебе?— студентка лихорадочно бегала глазами по черноте, скрывающейся за спиной мужчины,— Я бы… Не успев закончить, Вознесенская с видимым испугом на лице закрыла руками рот и надула щеки, пытаясь изобразить подступающую тошноту. «Видать пришло время лайфхаков против насильников,— проскользнула невесёлая, но сейчас казавшаяся забавной, мысль,— никогда бы не подумала, что это может мне пригодиться.» «Как же глупо… с чего я вообще решила, что это может сработать?» Саша стояла перед зеркалом в тесном туалете «Кил фиш’а» нервно намывая грязные ладони. Осознание случившегося ещё не полностью осело в её измотанном сознании, но по крайней мере отвращение успело занять своё законное место. Тот ублюдок ждёт её на улице, хочет подвезти. Саша сплюнула. На губах осталась осталась вязкая прозрачная ниточка, которую девушка поспешила смахнуть рукой. Она все ещё не верила, что с ней это произошло. —Там ещё и твои дружки, да?— Вознесенская не знала, зачем произносит это вслух, почему-то ей казалось, что этот мудак стал вездесущ и даже сейчас знает, что она делает и о чём думает. Саша предпочла бы биться в истерике, размазывать тушь по щекам и рвать на себе волосы, нежели стоять и смотреть на своё пустое лицо в отражении даже не пытаясь сбежать. «Этот мудак хозяин забегаловки,— отрешенно отметила девушка,— и скоро он узнает ещё и мой адрес. Он же ещё и снимал?» Как-то «для галочки» ругая себя за испорченный праздник и то, что так глупо попалась на удочку, Саша вырубила воду. Не всё ли равно? Первые несколько шагов оказались болезненными, но откуда то взявшаяся мысль, что «ничего не бывает просто так и всё заслуженно», на удивление, придала сил. Буквально через несколько минут всё может повториться. «Повторенье — мать учения,— теперь на лице Саши играла улыбка,— зачем расстраиваться, если так знала, что это произойдёт?» Зловещие тени падали на молодое лицо, превратившееся буквально за вечер в подобие страшной маски. Вознесенская вновь стояла перед зеркалом, но на сей раз перед своим, родным. Маши, к счастью, дома не было, но едва ли пострадавшая это заметила. Девушка стояла и улыбалась, стараясь насладиться тем, что видит напротив: она ведь такая хорошенькая, молодая. По щекам тонкими струйками лились слёзы, которые тут же растирались по горячей коже. Саша осознавала, что случилось, осознавала, во что вляпалась, но всей душой старалась отрицать это. Ей стоило бы пойти в полицию, промелькнуло как то в затуманенном сознании, но нужды в этом будто бы и не было. «Я просто… Хочу спать. Пару таблеток снотворного и всё.»