Близилась Страстн
ая неделя, и Мирабель подолгу засиживалась до середины ночи, стараясь успеть с костюмами для крыс-актеров. Абуэла неожиданно одобрила ее затею — ничто не объединяет людей лучше, чем смех и общий праздник. Дома для новых жителей Энканто были почти готовы, на них уже не косились, да и сами гости потихоньку оттаивали, проникаясь дружелюбной атмосферой, и оставалось только закрепить успех. Крысиный спектакль был воспринят на ура, и Мирабель недоверчиво оглядела хлопающих и смеющихся людей. Папа и мама смотрели на нее с гордостью, Изабелла, подмигнув, показала большой палец, и… Мирабель увидела кивок абуэлы — короткий, но пролившийся на душу, словно ведро сиропа. Крепко сжав ладонь Бруно, она шагнула вперед, отвешивая поклон благодарной публике.
— А что было после того, как принцесса украла дракона? — выкрикнул Хуанчес, подпрыгивая на месте.
— Спойлеры… кхм, то есть, полагаю, это уже будет зависеть от самой принцессы. Не так ли, Мирабель? — отозвался Бруно.
— Думаю, впереди у них будет полным-полно приключений, — вымучено улыбнулась она. Все-таки, устраивать «крысиный спектакль» для всего города, а не только для семьи, было гораздо страшнее, и сейчас Мирабель чувствовала себя, как выжатый апельсин — одна кожура и семечки. Вернувшись домой и немного отдохнув, она достала из шкафа новое платье — кипенно-белое, с пышными рукавами «фонариками», юбка которого была расшита голубыми цветами и зелеными листьями, среди которых то там, то тут порхали бабочки. Мирабель покрутилась у зеркала с довольным видом и вышла из своей комнаты. Мама негромко ахнула, увидев ее.
— Боже мой, Мирабель… Я и не заметила, как ты повзрослела, mi vida. Ты прекрасна.
— Она — вылитая твоя копия, — tía Пеппа приобняла Джульетту за плечи и умиленно вздохнула. — Ох, hermana, наши дети растут слишком быстро. Не сегодня-завтра и мой малыш Антонио приведет в дом девушку…
— Главное, чтобы в дом не нагрянул разъяренный отец семейства, жаждущий пообщаться с твоим старшим сыном, — пробормотала себе под нос Джульетта, но Пеппа ее, к счастью, не услышала. Изабелла вышла из своей комнаты и одобрительно хмыкнула, протягивая Мирабель белый, в тон платья, платок.
— Я могу поклясться, что у парней глаза вылезут, когда они тебя увидят. Идем, Мирабель.
По дороге к ним присоединились Луиза и Долорес, и на площадь вышли сразу четыре «девицы Мадригаль». Камило громко засвистел и показал им большие пальцы. Долорес погрозила ему кулаком, однако общее внимание они уже привлекли. Мирабель заметила, как дрогнули губы Мариано, как выпрямился Лукас, а Хоакин так и вовсе застыл с разинутым ртом, зачарованно глядя на Луизу, которая в этот раз вместо привычного пучка на голове распустила волосы… Мирабель завертела головой, разглядывая преобразившийся к празднику город. Его украшали все вместе, и каждый внес свою лепту — она заметила красивые букеты, которые наверняка составила сама Изабелла. По краям площади стояли длинные столы, уже накрытые скатертями, и до ее носа донеслись аппетитные запахи. Кто-то уже сидел там, жуя нарезанные фрукты, но большинство пришло сюда ради танцев и Cuarteto Encanto вскоре занял свои места, заводя первую на этот вечер мелодию.
Девушки, собравшись маленькой группой в центре, слегка постукивали каблуками по мостовой, небрежно взмахивая платками, в то время как парни обходили их по кругу. Это был почти классический бамбуко, разве что обходились без шляп, да и кавалеры менялись по ходу танца, и Мирабель даже не взглянула на своего партнера, когда ее вывели из круга. Среди стоявших людей она заметила знакомую руану и улыбнулась, следуя за музыкой. Пары перемешались, разбиваясь по новому, и Мирабель подмигнула Мариано.
— Как успехи? — спросила она, и тот улыбнулся в ответ.
— Мама согласна. Абуэла пока еще не очень.
Мирабель пожелала ему удачи, и вновь закружилась в танце. Вскоре почти все танцующие разбились на устойчивые пары, и только она продолжала танцевать одна, взмахивая юбками, улыбаясь в пустоту. Под капюшоном руаны вспыхнули и погасли зеленые огоньки, и Мирабель слегка качнула бедрами из стороны в сторону, так, что бабочки на платье закружились вокруг нее. Она не заметила, как осталась в одиночестве на площади, а музыка все ускоряла ритм. Она заметила как Хосе, играющий на типле, подмигнул ей и раскинула руки. Ей было плевать, кто и что подумает — она танцевала для себя, для луны, показавшейся в небе, для города, который был ее домом, для земли, которую любила… Музыка звучала все быстрее, вскоре даже свирель смолкла, и только Хосе лихорадочно перебирал струны, пытаясь угнаться за ней. Мирабель закружилась на одном месте и звук лопнувшей струны ударил по ушам. Хосе, выдохнув, без сил плюхнулся на табурет, роняя типле.
— Ты всех чертей в аду перепляшешь, Мадригаль! — воскликнул он, посмеиваясь и тряся в воздухе рукой.
— А я вам говорил, что она ведьма! — раздался голос Ортиза. Стул под ним с негромким треском сломался, и Освальдо с приглушенным воплем шлепнулся на землю, роняя на себя тарелку с ахияко. Мирабель на его возглас лишь пожала плечами, пытаясь отдышаться, и подошла к Изабелле, которая с легкой укоризной покачала головой.
— Твое счастье, что родителей тут нет, и абуэлы… — проворчала она. — Но, конечно, танцуешь ты… оригинально. Сама придумала?
— Ага. Приснилось как-то, — Мирабель заметила, что дон Хуан Мелькиадес принес свою типле и протянул ее Хосе. Потянувшись, она ненадолго прислонилась к стене, набираясь сил. Давая передышку Хосе, Лючия заиграла на аккордеоне — пришло время вальенато. Изабелла толкнула Мирабель локтем.
— Ты тоже это видишь?! — прошептала она, и Мирабель потрясенно кивнула: к ним через всю площадь решительно зашагал Мариано. Он протянул руку Долорес и та недоверчиво замерла, глядя на него широко распахнутыми глазами. Робко протянув ладонь, она коснулась его пальцев, и Мариано легко потянул ее за собой, увлекая в танец.
— У меня сейчас зубы заболят от этой парочки, — пробурчала Изабелла, однако Мирабель видела улыбку на ее губах. — Ну, надеюсь, сеньора Гузман переживет очередную помолвку с нашей семьей… на этот раз, хочется верить, удачную.
Мирабель рассеянно кивнула, отходя в сторону. Изабелла уже отвлеклась, подталкивая Луизу к Хоакину, и Мирабель с чистой совестью ускользнула подальше от шумной площади. Заблудиться она не боялась — ноги сами несли ее вперед, знакомыми с детства тропами. Она прошла по краю кукурузного поля, задевая подолом платья еще пока невысокие стебли, закружилась среди кофейных деревьев, от которых шел сладкий запах весны. Ее тень скользила за ней, касаясь голых рук — и от каждого касания по коже пробегали мурашки. Темная рука осторожно подхватила белый платок и потянула к себе. Мирабель с улыбкой обняла Бруно за шею.
— И когда ты научился танцевать вальенато? — спросила она, прижавшись щекой к его плечу.
— Дева моя, я же говорил, за пятьдесят лет…
— Даже тапира можно научить, — Мирабель улыбнулась, когда он легко закружил ее на одном месте.
— Вот именно. А я все-таки не тапир.
Кусты чуть шевельнулись, и Мирабель заметила два зеленых огонька… которые явно не были глазами Бруно.
— Там, кажется, ягуар, — немного нервно пробормотала она, вцепившись в руану. Бруно обернулся и протянул руку.
— Ты его знаешь.
Ягуар медленно сделал шаг из кустов, недоверчиво принюхиваясь к воздуху. Мирабель застыла, боясь даже вдохнуть — вряд ли знание, что на них нападет знакомый ягуар, как-то скрасит ситуацию, но зверь не спешил скалиться или бросаться. Он подошел совсем близко и, принюхавшись, боднул ладонь Бруно головой.
— Узнал, — Бруно с довольной улыбкой почесал ягуара за ушами, и Мирабель расслабилась. — Хочешь?
Мирабель, кивнув, протянула руку, зарываясь пальцами в густой мех. Эрнандо млел, слегка «когтя» землю и щуря глаза, и, в конце концов, развалился у их ног, переворачиваясь на спину. Бруно, негромко рассмеявшись, опустился на колено, почесывая светлый живот, и ягуар зажмурился, издавая короткие, довольные порыкивания. Бруно похлопал его по боку и ягуар, перевернувшись, вскочил на лапы, коротко встряхивая шкурой. Ткнув Мирабель под коленку, он шагнул к зарослям, растворяясь в них, как самый настоящий призрак.
— Я, наверное, уже ничему не удивлюсь в своей жизни, — задумчиво сказала Мирабель, садясь на траву. Мысль о том, что платье у нее — белое, а зеленые пятна так просто не отстираются, заставила ее тут же вскочить на ноги.
— Поспорим? — Бруно снял руану, расстилая ее на земле и приглашающе протягивая руку. Мирабель осторожно села, прижимаясь к его плечу своим. — Смотри на небо.
Она открыла рот, чтобы спросить, что именно она должна там увидеть… и не проронила ни слова: небосвод прочертила падающая звезда. И еще одна… Звезды проносились по темному небу, словно капли дождя, и Мирабель заворожено следила за ними.
— Это потрясающе красиво, — выдохнула она, оборачиваясь. Бруно смотрел на нее, не обращая внимания на небо и падающие звезды:
— Да. Очень красиво.
Домой Мирабель возвращалась уже под утро, всем сердцем надеясь, что случайные пару пятнышек от травы она сумеет прикрыть вышивкой. Губы все еще горели, и на лице то и дело вспыхивала счастливая улыбка… которая моментально исчезла, стоило увидеть маму, стоящую у дверей Каситы.
— Третья, — задумчиво сказала Джульетта, постукивая себя пальцами по руке. Со стороны заднего двора раздался голос tía Пеппы.
— Четвертая. Всех собрали.
Джульетта тяжело вздохнула, заводя Мирабель в дом. В патио уже стояли Изабелла и Долорес, а tía Пеппа, улыбаясь, привела Луизу.
— Итак, сеньориты… где вас всю ночь носило? — поинтересовалась мама, складывая руки на груди. «Сеньориты» испуганно переглянулись, и Мирабель неуверенно протянула:
— Ну, мы гуляли…
— На холм пошли, — поддакнула Долорес. Исабелла закивала:
— Да, сегодня такой звездопад был!
— Просто потрясающий, — подхватила Луиза.
Мама и tía Пеппа переглянулись, издав одинаковое хмыканье, а вдруг сверху раздалось покашливание. Альма стояла наверху лестницы, задумчиво глядя на собравшихся внизу.
— Мама? Все в порядке? — обеспокоенно спросила tía Пеппа. Альма улыбнулась, мечтательно поднимая глаза к небу.
— Да вот… воспоминания одолели. Как сейчас помню, Сан-Хуан, точнее, утро после него, и двух юных девиц, стоящих на пороге Каситы с самыми невинными глазами. «И где же вы всю ночь ходили?» — спрашиваю я этих девиц, на что они мне ответили… что?
Мирабель прикусила губу, чтобы не рассмеяться — у мамы и tía Пеппы были одинаково смущенные и чуточку виноватые лица. Альма, удовлетворенно кивнув, развернулась, величественным шагом возвращаясь в свою спальню.
— Ладно, — Джульетта неловко хмыкнула, потирая затылок. — Время уже позднее… то есть, раннее, так что идите спать. Но чтобы больше…
— Никогда! — в один голос пообещали они и разошлись, с трудом сохраняя спокойный вид. Наутро ни мама, ни tía Пеппа ни словом не обмолвились о ночной «охоте», и Мирабель расслабилась. Она привычно собрала посуду после завтрака, направляясь на кухню к моей и вздрогнула, снова услышав покашливание за спиной.
— Абуэла? — настороженно спросила она, замерев с мокрой тарелкой в руках. Альма благосклонно кивнула ей, подходя ближе и беря полотенце.
— Ты мой, мой. Я помогу.
Мирабель принялась намыливать тарелку, опасаясь, что та выскользнет из пальцев и разлетится на осколки. Альма осторожно взяла чистую посуду и принялась ее вытирать.
— Итак… он местный, или из новых? — спросила Альма так, словно они продолжали случайно прерванную беседу. Мирабель чудом не разбила мамину тарелку.
— Ты о ком, абуэла? — она обернулась, вскинув брови. Альма тонко улыбнулась.
— Мирабель, только не надо этого притворства. Я, конечно, старуха с каменным сердцем, но я прекрасно знаю, какими такими звездами вы вчетвером вчера любовались. И если про Изабеллу, Долорес и Луизу я знаю точно, с кем они были, то вот ты… ты, дорогая моя, загадка.
Мирабель пожала плечами, передавая ей новую тарелку.
— Я правда сидела на холме и смотрела на звездопад. Вместе с сестрами и Долорес, — поспешно добавила она и Альма негромко рассмеялась.
— Ладно, твое право… Он хороший человек?
Мирабель прикусила губу, пытаясь понять, что в этом вопросе более важно: чтобы он был хорошим, или чтобы человеком.
— Да, — ответила она, решив, что душевные качества важнее.
— Уже радует. Католик?
Мирабель потупилась, полностью сосредоточившись на мытье тарелок. Альма вздохнула.
— Хороший, но не католик. Ну ладно, если голова на плечах есть, авось как-нибудь решите этот вопрос.
Абуэла поставила тарелку на полку и снова кашлянула.
— Все в порядке? — обеспокоенно спросила Мирабель, отворачиваясь от мойки. Абуэла только махнула рукой.
— Ерунда. Просто крошка в горло попала.
А через неделю абуэла впервые с той памятной зимы не спустилась к завтраку. Первой в ее комнату вошла Джульетта, и вся семья, собравшаяся рядом, затаила дыхание. Судя по тому, что Джульетта не спешила выбегать в слезах, все было не так страшно, как показалось. Мирабель еле заметно выдохнула, когда Джульетта вышла в коридор.
— Что? — тихо спросила tía Пеппа, прижимая руки к груди. Джульетта упрямо нахмурилась, поджимая губы.
— Ничего страшного… кажется. Как я жалею, что не могу… — она оборвала саму себя, распрямляя плечи, и в ее голосе прозвучали знакомые нотки. — Что ж, все будет хорошо. Мы — семья Мадригаль, и мы справимся с любой бедой вместе.
Спустя пару дней Джульетта вышла из комнаты абуэлы с легкой улыбкой… которая сменилась гримасой боли, едва она закрыла дверь. Агустин бросился к ней, обнимая за плечи и тихо шепча что-то на ухо. Мирабель закусила губу, когда Джульетта, взглянула на нее.
— Абуэла хочет с тобой поговорить.
В комнате Альмы было необычно светло — ставни были распахнуты настежь, впуская в дом свежий воздух и гул голосов из города. Мирабель в нерешительности застыла у порога, глядя на абуэлу, лежавшую с закрытыми глазами.
— Мирабель, подойди ближе, пожалуйста, — Альма приоткрыла один глаз, и Мирабель послушно приблизилась, присаживаясь на краешек кровати.
— Когда я умру, ты присмотри за Джульеттой, чтобы она не забывала отдыхать.
— Абуэла…
— Вот только не надо слез. Я прожила вполне долгую жизнь, имею право смотреть в лицо грядущей смерти спокойно. Когда подрастешь — быть тебе главной в этом курятнике, на смену твоей матери.
— Почему я? — тихо спросила Мирабель, комкая юбку в дрожащих пальцах. — Изабелла, Долорес — они ведь старшие…
— Долорес не сегодня-завтра замуж выпорхнет, Изабелла… я сама виновата, слишком задавила в свое время, теперь пока она не успокоится и не найдет себя — никакого толку не выйдет, только опять зажмет себя в тиски, пока не лопнет. Луиза, конечно, взвалит все на себя и мужественно задохнется под грузом обязанностей, про Камило и говорить нечего — тот еще… гуляка. Скоро всех девок в Энканто охмурит, да и где это видано, чтобы ведьмой был мужчина? — Альма рассмеялась-раскашлялась, и Мирабель осторожно улыбнулась в ответ. — Так что, дорогая, кроме тебя больше некому.
— Абуэла… — Мирабель осторожно взяла ее за руку, чувствуя слабое пожатие сухих пальцев.
— Не дрожи, не шмыгай носом и не кривись. В любом случае, я не собираюсь умирать сию секунду, просто выдалась подходящая минутка поговорить.
Мирабель кивнула, старательно смаргивая подступившие слезы. Вряд ли их с абуэлой отношения можно было назвать теплыми и нежными, но после того разговора перед Новым Годом они уже не напоминали ледяную пустыню, полную мертвого песка. И представить себе дом без абуэлы, без ее строгого и придирчивого взгляда было все равно что представить день без солнца, или ночь без звезд. Альма чуть улыбнулась краем рта и нахмурилась.
— Потемнело как-то, не находишь? Дождь, что ли…
Мирабель вскинула голову — комната и правда словно погрузилась в полумрак, а на стене…
— Ах ты старый черт! — Альма села в кровати, забыв про слабость и с возмущением уставилась на тень, которая отделилась от стены и медленно наливалась темнотой. Мелькнули черные перья, медленно растворяясь и становясь рукавами темно-красной рубашки, укрытой зеленой руаной, под капюшоном вспыхнули и погасли зеленые глаза. — Да уж, мне бы стоило догадаться… Явился-таки! Что, с таким нравом и в Преисподней тебя никто не выдержал, обратно выгнали?
— Ах ты упрямая и вредная карга, — не остался в долгу Бруно, складывая руки на груди. «Вот и поговорили» — с каким-то нервным смешком подумала Мирабель, переводя взгляд с одного лица на другое. — И долго ты еще собираешься тут лежать?
— Не переживай, вот скоро помру — затащишь мою душу в пекло, а пока — сгинь!
Бруно фыркнул, наклоняя голову и с насмешкой глядя на абуэлу.
— Не родился еще тот паук, которому суждено сплести плот для твоей души, женщина. И я уже говорил, что мне твоя душа без надобности.
— Нечего мне тут всякую ересь про пауков своих рассказывать, — Альма легла обратно на подушку и закрыла глаза. — Опять вокруг Мирабель будешь вертеться?
— Буду.
Мирабель неуверенно улыбнулась и протянула ему руку — Бруно чуть сжал ее ладонь, поглаживая большим пальцем по тыльной стороне запястья. Альма многозначительно хмыкнула, глядя на них.
— Ну и пес с тобой. Если ее кто обидит…
— Не обидят. И я повторяю, долго ты еще тут будешь лежать?
— Где твое почтение к старшим, а?!
— Мне почти тысяча лет, так что это к тебе вопрос…
Мирабель задумчиво подперла голову ладонью. Кажется, Изабелла была немного права насчет их разницы в возрасте…
— Чего ты от меня хочешь? — устало спросила Альма, словно разом теряя запал. — Чтоб я раскаялась и била себя в грудь, что соврала? Так это и твоя вина тоже. Нельзя ставить условия, которые сам не понимаешь до конца. А хотя, где уж демону… или духу, черт его знает, кто ты такой, разбираться в человеческих чувствах.
— Я был человеком. И я знаю, чего просил у тебя для них.
— Я бы… хотела, чтобы получилось иначе, — Альма перевела взгляд на окно, за которым искрился жизнью солнечный день. — Время назад не повернешь, а того, что мне осталось… на исправление всех ошибок не хватит.
— Но ты хотя бы сделала шаг.
Мирабель недоверчиво вздрогнула: ей показалось, или по дому прошла слабая дрожь?.. Ставня окна тихо скрипнула, качнувшись, словно от ветра — да вот только никакого движения воздуха не было. Альма недоверчиво приподнялась на кровати.
— Касита? — тихо спросила она, и ставня вновь качнулась. В комнате посветлело, и Мирабель поняла, что ее тень снова стала обычной, и полумрак рассеялся. Альма медленно спустила ноги с кровати и улыбнулась, когда половицы толкнули ее ступни. — Это действительно ты, Касита… Педро.
Ставня вновь качнулась и Альма, рассмеявшись, притянула к себе Мирабель, крепко обнимая ее.
— Ладно, пусть этот старый черт и дальше вокруг тебя бродит… Ты, надеюсь, поумнее меня будешь, да и сердце у тебя гораздо мягче, чем мое. Что ж, — она выпрямилась, вновь обретая неприступный и строгий вид. — На том свете меня столько лет ждали — и еще немного подождут. Беги, предупреди свою мать и…
Небо расколол грохот грома.
— … хотя Пеппа, как мне кажется, уже и сама догадалась, — тем же тоном закончила абуэла.
Мирабель, кивнув, вскочила с кровати и выбежала из комнаты, рассмеявшись, когда ступени лестницы привычно сложились «горкой», позволяя ей соскользнуть вниз.
— Спасибо, абуэло! — крикнула она, и Касита звонко защелкала плиткой. Выбежав на улицу, Мирабель даже зажмурилась на секунду: в небе плясала радуга, на листьях еще не до конца растаял тонкий слой снега, а посреди всего этого хаоса стояла tía Пеппа, смеясь и плача одновременно.
— Как это? Почему? — она смахнула слезы и рассмеялась, подставляя ладони под легкий дождик. — Ну уж нет, никакого дождя или снега в ближайшие пару дней!
Мирабель прошла мимо, улыбнувшись своей tía. Город казался чуть-чуть иным, словно сияя изнутри, и она побежала по знакомым улицам, попутно хлопнув Сесилию по протянутой ладони.
Мирабель остановилась только перед новыми домами. Новые жители непонимающе смотрели на радугу и снег, с тревогой прижимаясь друг к другу.
— Что это? — нервно спросила одна из женщин, обнимая своих сыновей. Мирабель широко улыбнулась:
— Ну… Добро пожаловать в Энканто, где живет волшебная семья Мадригаль!
Пообещав, что чуть позже она обязательно расскажет о своей семье и дарах подробнее, Мирабель прошла дальше, забираясь в шатер к Бруно.
— Ты пришла за предсказанием, дева моя?
— Нет. Я пришла сказать спасибо.
Зеленое пламя вновь вспыхнуло, освещая его лицо.
— За это не нужно благодарить. Эта женщина… Альма, она просто наконец-то прозрела, принимая вас такими, какие вы есть. Не всесильными, но и не бесполезными, — он протянул руку, обводя ее щеку, и Мирабель прикрыла глаза, чувствуя его тепло.
— Ты же не исчезнешь?
Бруно покачал головой, дотрагиваясь до ее руки.
— Как сказала твоя абуэла — буду вертеться рядом… Дева моя, я верю в своих богов.
— Я знаю, — осторожно отозвалась Мирабель, поджимая под себя ноги. — Я с недавних пор тоже в них немножечко верю.
Бруно кивнул, и в зеленом отсвете его лицо казалось маской, разделенной на две части — и дух, и человек разом.
— Я не могу сменить веру и заключить брак по вашим церковным законам. Но если ты того захочешь, мы сможем жениться по гражданским законам.
Мирабель издала слабый звук. Сказать по правде, вопросы брака и всего прочего ей казались такими же далекими, как и луна в небе — оно где-то есть, но очень далеко, и нет смысла об этом думать…
— А можно как-то не так неожиданно такие вопросы задавать? — жалобно спросила она. — Я… я об этом еще не думала.
— У тебя есть все время, которое ты только пожелаешь, дева моя. Я в любом случае буду рядом… и если кто-то назовет тебя ведьмой еще раз — я его прокляну.
— Не надо, — Мирабель придвинулась ближе, обнимая его. — Мне даже нравится. В каждом городе должна быть своя ведьма, — процитировала она старика Гонсалеса, и Бруно негромко рассмеялся.
***
Возвращение даров падре Себастьян назвал чудом божьим, многозначительно напомнив горожанам, что небесам всегда виднее, кому и какие испытания посылать. Судя по некоторым вытянувшимся лицам, кому-то предстояло пересмотреть свое отношение к жизни. На выходе из церкви к абуэле подошла сеньора Гузман, и два матриарха обменялись усталыми и понимающими взглядами.
— Если вы все еще не против… — задушевным тоном начала сеньора Гузман, и Альма тонко улыбнулась.
— Что вы, что вы. Я прекрасно помню, что ваш Мариано был с нами в минуты лишений и горестей.
«В отличие от вас» — не было сказано вслух, но прозвучало весьма явственно. Сеньора Гузман вздохнула и развела руками.
— Еще скажите, что вы меня не понимаете.
— В чем-то могу понять, — задумчиво отозвалась Альма, и женщины, взяв друг друга под локоть, вышли из церкви, вполголоса обсуждая детали грядущей помолвки. Мирабель заметила, как улыбка Долорес стала еще шире — ее кузина была близка к тому, чтобы начать танцевать прямо на пороге церкви.
— На самом деле, Мариано и сам уже убедил свою абуэлу, еще до того, как к нам вернулся дар, — она снова говорила шепотом, но Мирабель заметила, что теперь кузина почти не морщится и не прижимает ладони к ушам при любом громком звуке. Долорес еще какое-то время прислушивалась к разговору абуэлы и сеньоры Гузман, а затем, встряхнув головой, взглянула на Мирабель. — Я поняла, что могу приглушать звуки вокруг. То есть, я конечно, слышу всех и вся, но могу сделать этот шум почти неразличимым.
— Это здорово! — искренне обрадовалась Мирабель. Кажется, ее семья стала владеть своими волшебными дарами гораздо лучше, чем раньше — tía Пеппе больше не нужно было твердить себе про чистое небо, чтобы сохранять душевное спокойствие, да и громы и молнии теперь появлялись гораздо реже. Мама так и вовсе наотрез отказалась возвращаться к прошлой практике — лечить всех и все подряд с помощью своей еды, и решила оставить волшебство для действительно серьезных случаев.
— Иначе они никогда не научатся заботиться о своем здоровье, — строго сказала она, непримиримо глядя на абуэлу. — Я знаю, мама, что ты, скорее всего против, но я не хочу, чтобы…
— Джули. Не надо думать за меня, — абуэла с улыбкой покачала головой. — Ты — доктор, тебе и решать, как и кого лечить: арепой или бинтом и йодом.
Джульетта растерянно смолкла, после чего, приободрившись, обняла свою мать.
Самым счастливым был Антонио — с утра до вечера он пропадал у доктора Толедо, который вернулся к ветеринарной практике и не мог нарадоваться такому замечательному ассистенту, который всегда знал, где именно болит у их четвероногих пациентов и по какой причине. Несмотря на то, что вместе с магией, к нему вернулась и его огромная комната, больше похожая на лес, Антонио не захотел возвращать в дом зверей.
— Им нужно жить там, где они привыкли, — рассудительно сказал он, играя с Райей, которая что-то тихо застрекотала ему на ухо. — Нет, что ты, я тебя не прогоняю! Но Эрнандо больше нравится гулять на свободе.
Мирабель, сидевшая рядом с ним, кивнула. Антонио неожиданно хитро подмигнул ей.
— А еще Эрнандо мне сказал, что твоя тень теперь ходит сама по себе. Это ведь сеньор Верде, правда?
— Антонио, и в кого ты такой проницательный, а? — жалобно спросила Мирабель, пряча лицо в ладонях. Антонио улыбнулся, почесывая носуху за ушками.
— Это не я проницательный, это у Эрнандо нюх хороший… и еще он отлично видит в темноте.
Мирабель, застонав, сползла по ветке вниз, жалея, что не может стать черепахой или улиткой, и полностью спрятаться под панцирем. Умом она понимала, что за две недели такие решения не принимаются, но в голове все равно царил сумбур. Не говоря уж о том, что стоило как-то сказать об этом родителям… Устав от постоянных споров с собственным внутренним голосом, она решительно заявила Бруно, что до ее восемнадцатилетия они эту тему не поднимают.
— То есть, в день, когда тебе исполнится восемнадцать, я могу принести твоей матери золото и изумруды, и просить твоей руки? — поинтересовался он с настолько серьезным видом, что Мирабель почти поверила.
— Можно и без всего этого, — она помахала рукой в воздухе, болтая ногами в прохладной воде Каньо Кристалес. — И вообще, сейчас главное — свадьба Долорес и Мариано. Если я ее переживу — я смогу выдержать все, что угодно.
— Ты в мир мертвых спускалась. Уж с одной свадьбой ты справишься, — Бруно прислонил ее к себе, и Мирабель с тихим стоном зажмурилась.
— Кажется, в мире мертвых было проще. Долорес хочет, чтобы я ей сшила платье, но она меняет решения со скоростью света — то добавить кружева, то убрать, то с вышивкой, то без… Если она еще раз поменяет мнение, я…
Бруно осторожно прижал палец к ее губам.
— Дева моя, аккуратней. А то можешь случайно проклясть родную кровь.
Мирабель мрачно кивнула. Ладно, ругаться теперь стоит осмотрительнее… хотя, в глубине души она почти не сердилась на Долорес, а просто устала.
Кусты затрещали, пропуская Агустина, и Мирабель поспешно выпрямилась, отстраняясь от Бруно.
— Мирабу, вот ты где… Добрый день, сеньор Верде, — Агустин, поправив очки, с подозрением уставился на него. — Обсуждаете новые представления? Детишки до сих пор в восторге, все хотят продолжения…
— Разумеется, сеньор Агустин, — вежливо ответил Бруно. — Именно над этим мы и размышляли.
— Ага, — отец чуть прищурился, смерив его суровым взглядом, и переключил внимание на Мирабель. — Mi sol, тебя зовет Долорес, она…
— Никогда не пойду замуж! — в сердцах сказала Мирабель, спрыгивая в воду.
— Два года, — насмешливо отозвался Бруно и Мирабель сердито фыркнула. Агустин помог ей выбраться из воды и пошел следом.
— О чем это он?
— О… это из спектакля, — Мирабель махнула рукой. — Принцесса похитила дракона, и теперь тот собирается на ней жениться, как честный дракон. А она… сомневается.
— Мне казалось, — поправь меня, как автор пьесы, — что принцесса… любит этого дракона, — Агустин заботливо отвел ветку в сторону от Мирабель и напоролся ладонью на сучок. — Ах ты, miércoles… Тогда почему она сомневается? Она его не любит?
— Любит. Но он, черт побери…
— Сеньорита, не ругайтесь в присутствии отца.
— … прости папа, в общем, он дракон, ему почти тысяча лет, и вообще… Вдруг родители не одобрят?!
— Ну, абуэла не одобряла наш с мамой брак — думаешь, твою маму это остановило? — Агустин с улыбкой похлопал ее по плечу и вдруг нахмурился, с подозрением глядя на дочь. — Мы точно говорим о пьесе?
— Абсолютно точно, — ответила Мирабель, тайком показывая кулак своей тени, в которой зажглись два зеленых огонька.
7 лет спустя.
Абуэла могла быть довольна — топот маленьких ножек раздавался в Касите с самого утра и до поздней ночи, и его источником были не только звери Антонио. Трое детей — близнецы Долорес и дочка Луизы не знали слова «усталость» и выбирались из своих комнат раньше всех в доме. К счастью, Касита не пускала их к печи и следила за тем, чтобы Чудовищная Троица Мадригалей не разнесла семейное гнездышко до камней, но талантливые детишки все равно находили себе занятие.
Мирабель сидела во дворике, водя пальцем по карте Колумбии, стараясь не обращать внимания на грохот, доносящийся из дома.
— Сначала в Чиа — раз уж там ее храм, собираюсь искренне поблагодарить за участие в моей жизни, — она прочертила еще одну линию. — Затем в Согамосо. Все-таки, встретить Хуан в Храме Солнца да еще и в компании настоящего жреца не каждому удается, да?
Мирабель подняла голову и улыбнулась. Бруно хмыкнул, покачав пальцем.
— Знать не знаю никаких настоящих жрецов.
— Да-да, прошу прощения, сеньор Верде, — не удержавшись, она показала ему язык и ойкнула, когда Бруно, перегнувшись через стол, поцеловал ее.
— Фу, когда вы уже прекратите это делать, — проворчала София, демонстративно закрыв лицо ладошками. — Все взрослые противные!
— А ты не подсматривай, — фыркнула Мирабель на свою племянницу. София показала ей язык и умчалась прочь, словно ветер, только рыжие волосы взметнулись. — В угол не врежься! — крикнула Мирабель ей в след. Бруно посмотрел на нее, сложив руки на груди, и на безымянном пальце левой руки у него было кольцо.
Мирабель машинально покрутила кольцо на своей руке, делая вид, что полностью сосредоточена на карте.
Бруно действительно не поднимал этот вопрос до ее восемнадцатого дня рождения. За два года в городе привыкли что к разноглазому Хуану Мелькиадесу, что к Ремедиос Прекрасной, которую иногда могли встретить на поле за беседой с пчелами или муравьями — и, что самое удивительное, насекомые действительно ее понимали, что вызывало жгучую зависть у Антонио. И странный пророк Бруно Верде тоже не стал отщепенцем — хотя к нему редко обращались за предсказаниями, все прослышали, что он мастерски обращается с глиной, и может слепить хоть вазу, хоть статуэтку… в конце концов, старик Гонсалес во всеуслышание объявил, что своему сыну и внукам он оставляет поле и дом, а гончарное дело передает «этому мальчонке в руане» — с точки зрения девяностолетнего Гонсалеса, даже Альма Мадригаль была «молодой женщиной», что уж говорить о Бруно, который выглядел лет на сорок максимум.
Родители, конечно, упирали на то, что их разница в возрасте является слишком уж солидной (даже не догадываясь, насколько они правы), но конец спорам положила абуэла, проворчав: «Давно пора, а то сколько можно жить во грехе?!» Мирабель и Бруно были первой парой в Энканто, которая не венчалась в церкви, а поехала в соседний город к тамошнему судье… вернулись они спустя неделю с официальным документом, на который падре Себастьян уставился с совершенно огорошенным видом. Но запись в церковно-приходской книге сделал, хоть и ворчал себе под нос, что это не по-божески. Мирабель на это только пожала плечами:
— А где это видано, чтоб ведьмы выходили замуж по-божески? — насмешливо спросила она, и падре нервно сглотнул, заметив зеленый отблеск в глазах ее новоиспеченного супруга. «Viruñas» — пробормотал он, перекрестившись. Судя по тому, что Бруно Верде не исчез в клубах дыма, дьяволом он все-таки не был, и падре Себастьян слегка успокоился.
В доме что-то грохнуло особенно сильно, и Мирабель вскочила на ноги, забегая внутрь. Аркадио и Мигель с одинаково виноватыми лицами быстро ткнули друг в друга пальцами и в один голос сказали:
— Это он виноват!
— Неважно, кто виноват, но убирать вы будете оба, — Мирабель строго нахмурилась, глядя на разбитые тарелки. — Что вы вообще делали?
— Я хотел проверить, могу ли я заморозить тарелки в воздухе, — признался Мигель, а Аркадио добавил:
— А я с ними летал, потому что мне было интересно, сумеет ли Мигелито и меня заморозить…
Мирабель красноречиво прижала ладонь ко лбу. Ее племянники, особенно если маялись от безделья, действительно были сокрушительной силой.
— Кажется, пора вам пойти в город и узнать, не нужна ли кому-нибудь ваша помощь, — с нажимом сказала она, и мальчики, воодушевившись, рванули к дверям. — Стоять! Сначала уборка, сеньоры. Касита, ты бы не могла дать им веник и совок?
Дом согласно защелкал плитками и в руки Мигеля прыгнул веник, а Аркадио получил совок, на который уставился с недовольным видом.
— Чур я подметаю!
— Нет, я!
— Нет…
— Боги, дайте мне силы, — пробормотала Мирабель, возвращаясь во двор. Ладно, впереди у нее — целое путешествие. — С городом точно все будет в порядке, если мы уедем?
— Абсолютно точно. Магия ваша сильна, — ответил Бруно с улыбкой, и Мирабель подхватила любимую фразу абуэлы:
— Как и наши напитки. Ладно… Когда выдвигаемся?
— Ну, если ты хочешь посмотреть все без спешки, то после 15 декабря. Как раз к Хуану успеем в Согамосо.
— Тогда договорились, — Мирабель свернула карту и подпрыгнула — в доме опять что-то упало.
— Это была я! — крикнула София, на секунду мелькнув в дверном проеме. — Я все уберу!
Бруно утешительно обнял Мирабель, у которой задергался глаз.
***
Профессор Альваро Вальдес неодобрительно покосился на парочку туристов, примкнувших к группе боготских студентов-антропологов. Сегодня он читал лекцию о чибча-муисках, и не было лучшего места, чем Храм Солнца, заново отстроенный еще в 1954 году, чтобы в головах студентов хоть что-то осело, перекрывая революционные мысли и идеи, до сих пор витавшие в воздухе. Нет, эти двое не кричали, не отвлекали студентов, но девушка то и дело кусала губы, чтобы сдержать смех, а ее спутник что-то негромко говорил ей на ухо, словно разбирался в теме лучше, чем он — посвятивший последние двадцать лет своей жизни древней истории Колумбии.
— Среди жрецов, служивших Солнцу, есть как исторические фигуры, так и полностью мифологические К реально существовавшим мы можем отнести касика Сугамукси, который был крещен после прихода испанских конкистадоров, и принял в христианстве имя дон Алонсо… к сожалению, прожил он после этого не долго, и умер в 1539 году. Именно его статую вы можете увидеть на площади. К однозначно мифологическим фигурам мы можем отнести касика Томагата, который, если верить летописям, был слеп на один глаз, но зато имел четыре уха и хвост, как у ягуара. Кроме того, считается, что своих недоброжелателей он превращал в животных, и у него был самый большой зверинец, состоявший из бывших врагов. И, конечно, однозначно мифологической фигурой является жрец Идакансас… — Альваро осекся: девушка сдавленно рассмеялась, а ее спутник с мягкой укоризной что-то сказал ей на ухо. Смерив возмутителей спокойствия строгим взглядом, профессор вновь вернулся к лекции. — Считается, что он мог видеть будущее и изменять порядок вещей, проклинать врагов, насылая на них засуху и болезни… Как вы видите, это действительно мифы, ведь всем нам понятно, что никто не может видеть будущее, превращать людей в зверей и, тем более, влиять на погодные явления…
— Дева моя, могла бы проявить чуть больше уважения к этому ученому человеку, — Бруно отвел хихикающую Мирабель в сторону. — Он все-таки многое знает о прошлом этой земли… И так убедительно доказывал, что меня не существует, что я почти сам в это поверил.
— Извини. — Мирабель вытерла выступившие от смеха слезы. — Мифическая фигура… Ох, Madre de Dios, у меня даже живот заболел.
— Это он еще не знаком с твоей уважаемой тетушкой.
— Да уж, — Мирабель выдохнула, приходя в себя. Путешествие по Колумбии было действительно увлекательным. Вырвавшись за пределы Энканто, она с радостью впитывала новые впечатления, уже составляя список того, что необходимо привнести в родной город… Хотя, конечно, с электричеством могли бы быть проблемы, но попытаться стоило, пусть для этого и придется окончательно покидать защищавшую их скорлупку и контактировать с внешним миром в полной мере. Она с благодарностью взглянула на Бруно, и крепко обняла его. Неважно, кто он: мифическая ли фигура, тень на стене, ясновидящий или дух, пришедший из мира мертвых. Он был с ней с детства, и незримо, и явно, оберегая, поддерживая, вселяя веру в себя… Бруно погладил ее по голове.
— Что случилось, Мирабель?
— Ничего. Просто… думаю, пора нам возвращаться в наш край мифов и легенд, — Мирабель потерлась носом о его плечо. — Будем нести свет прогресса и менять будущее.
— Однажды тебя тоже назовут мифологической фигурой, — задумчиво сказал Бруно чуть отстраняясь и глядя на нее. — Слухи, домыслы и правда переплетутся, как змеиная свадьба, и никто не будет знать истины.
— Ну, значит, будут рассказывать сказки про ведьму из волшебного города, которая вышла замуж за свою тень, — Мирабель улыбнулась ему и Бруно покачал головой.
— В первую очередь — про жрицу, которая вернула в семью дары богов…
— Ведьму!
— Дева моя, укушу.
— Ой, как страшно, — Мирабель насмешливо прищурилась и снова обняла его. Ведьма, жрица… Какая разница. Главное, что их семья осталась семьей, и трещины, пролегшие между ними, затянулись и исцелились. А все остальное уже не важно.
