Смерть
очищает прошлое
и кладет на него
печать вечности.
В людях всегда отсутствовали пределы к просвещению. Каждый имел возможность: учиться, думать, вариться среди знаний — сколько душа пожелает. Никому и никогда не запрещалось мечтать о великом или становиться кем-то великим. Но… зачем? Любая жизнь, без исключений, — вела к концу. Рано или поздно всё заканчивалось. Так зачем стараться? Зачем к чему-то стремиться? Для чего некоторые ставили себе невыполнимые цели? Или днями и ночами пытались постигать новое и совершенствовать старое? Какой был смысл в бесконечном саморазрушении? Том знал. По его мнению, такие люди рано или поздно главной целью перед собой определяли поиск выхода, — выхода за привычные рамки жизни. И Том нашёл свой. Однажды его свобода стала заключаться в обыкновенной победе над смертью. Дело было в том, что он не смел тратить магический дар на что-то мелочное. С самого детства его могущество воплощалось в силе разума и красочных амбициях, — Том Риддл был гениальным ребенком этого времени! Окружающая заурядность претила ему, потому что даже в раннем возрасте его уже нельзя было сравнивать с кем-либо из сверстников. Он превосходил каждого минимум на голову. А мог ещё лучше… Только поэтому Том Риддл желал вечности, — чтобы жить, не озираясь на рамки времени. Как оказалось, на интересующую его тему в библиотеке Хогвартса не было подходящей литературы. Всё, что ему попадалось, — это посредственная информация об условном продлении жизни, используя лекарства, травы, омолаживающие чары и другие бессмыслицы, оставляющие лишь внешний эффект. Всё — не то. Всё — бесполезно. Однако Том предполагал, что поиски придётся расширить. На этот случай он готовился использовать «приятные отношения» с деканом факультета — профессором Слизнортом, благодаря которому он с легкостью мог получить доступ к закрытой секции библиотеки. Туда пускали только студентов последнего курса, и то — только «по праздникам». Возможность хотя бы пройтись по этой секции, казалось слишком большой привилегией… но даже она была доступна Тому. Всё благодаря его юношескому влиянию на декана факультета. Вообще профессор Слизнорт был человеком посредственным, — Том давно определил его как цель в потенциальном сотрудничестве, основанном на лести и «особенном» внимании. Пусть Слизнорт был не так уж и прост. Но Тому всегда казались по душе невыполнимые задачки, — ему до безумия нравилось добиваться расположения людей, изначально не имеющих к нему снисхождения. Именно тогда он никак не стеснял себя в используемых методах. Лесть, манипуляции и контроль. Вероятно, Слизнорт был дураком, не видящим дальше своего носа, но факт его полезности оставался неоспорим. И не смотря ни на что, Том периодически повторял себе, что все потраченные на декана силы каждый раз с излишком окупятся. Всё не зря. Конечно, в родовых библиотеках его приятелей нашлись бы необходимые книги в разы быстрее, но такой подход противоречил бы планам Тома. Он не сомневался в верности и расположении его людей, а, наоборот, всегда считался с их мнением и держал рядом с собой. Том всего лишь планировал избежать ненужного внимания к желаниям, непредназначенным ни для одних живых ушей, даже если такая мера предосторожности способствовала увеличению времени поиска. «Вскоре время станет незначительно», — повторял он себе, оставаясь уверенным в успехе исследований. И вот в одной из найденных в запретной секции книг, считающихся в наивысшей степени тёмными, он нашёл информацию о крестражах. Во время её прочтения на него словно налегла осязаемая материя из тяжёлой острой магии, абстрактно шепчущей где-то на грани реальности и бессознательности о величии тьмы. Эти ощущения подарили невидимую надежду на успех. Его ничего не пугало, и всё, что могли вызвать «странности чёрной магии» — лишь смиренное восхищение. После прочтения он с громким хлопком закрыл книгу, оставаясь абсолютно уверенным, что ритуал, описанный внутри — это то, что ему нужно. Почему именно оно?.. Всё просто. Эту информацию очевидно хотели скрыть. В прочитанном ранее томе «Волхование всех презлейшее» он совсем не обратил внимание на короткое упоминание того, в чём заключались необходимые ему ответы. Там было сказано: «Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нём ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим...» Всего одно предложение оказалось полезнее проштудированных ранее стоп, нагроможденных на его стол. В этот же вечер Том, безоговорочно нацеленный на успех, утонул в другой книге, раскрывающей необходимое понятие в разы шире. «Тайны Наитемнейшего Искусства» — сборник, запрятнанный там, где незнающий наткнётся на пустырь. И до глубокой ночи он плыл между строк… «…словом «крестраж» обозначается материальный объект, в который человек прячет часть своей души…» Без остановки перечитывал, улавливая значащее из фраз… «…вы раскалываете свою душу и прячете часть её в объект, находящийся вне вашего тела. После этого, если на тело кто-либо нападёт или даже уничтожит его, вы всё равно умереть не можете, поскольку часть вашей души остаётся привязанной к земле, неповрежденной. Правда, существовать в подобной форме...» Неужели это то, что он искал?.. «…душа мыслится, как нечто неповрежденное, целостное. Расколоть её — значит совершить противное природе насилие. Посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства…» Это возможно… «…убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к собственной выгоде: он заключает оторванную часть души...» Том не мог поверить, что нашёл. Способ обыграть смерть, способ обставить время и сразиться с реальностью — всё в его руках. Отобрать человеческую жизнь? Такова цена бессмертия? Его охватил азарт. Одержимость идеей, к которой он так долго шёл, ради которой он жил, сводила с ума; глаза блестели, а мысли хаотично разбегались, воспламеняясь одна за одной. Эту ночь Том не спал. Он даже не пытался, ведь оказался так близок… ближе, чем когда-либо к исполнению заветного стремления. Его беспокоило лишь одно — истина такой магии… и её реальный эффект на душу. Том оставался уверен, что разрыв души должен как-то отразиться на нём. Но как? Он утратит человечность и чувства? Есть вероятность сойти с ума? Нужна ли ему вечность в полном безумии? Или эффект мог бы оказаться положительным? Например, утратив излишнюю чувствительность и сердолюбие, он смог бы воспитать хладнокровие и приструнить рассудок. А если расколоть душу не раз? Например, два? Пять? Открытые знания окрыляли, не позволяя думать ни о чём другом. Изучив единственный полезный сборник вдоль и попрёк от первой до последней буквы, Том почти заучил ритуал наизусть. Что дальше? Вариться в полученной жгучей капле среди открытых вопросов, где в запрятанных ответах скрыта волнующая его информация? Пусть он выяснил многое о ритуале, в том числе его условия, процесс и смысл, но нельзя было забывать о наличии у любой тёмной магии подводных камней. Относиться беспечно к своей жизни, а тем более душе, Том себе позволить не мог. Ему были нужны ответы! Именно поэтому на следующее утро он решил, что единственный, кто сможет их дать без лишних вопросов и ненужных опасений, — его доверчивый декан, с которым из раза в раз срабатывала лесть и игра на его же любопытстве. К своим годам Том был отлично просвещен относительно манипуляций над людьми. Он умел особенно обольстительно вести беседы, невзначай разговаривая собеседника, и незаметно заставлял кого-угодно сгорать от собственного желания отдать Тому всё, чего бы он не потребовал, — настолько незаметно это проворачивалось, что его «жертвы» сами уговаривали манипулятора принять их бескорыстную благодать. Матушка-природа наградила Тома поразительным даром убеждения, харизмой и всеобщей любовью, от которой он никак не мог так отказаться. Многие искренне пали к его ногам, смотря лишь на внешность и место в обществе, как на старосту, отличника и лучшего ученика школы. Тома Риддла любили все, и в этом была лишь его заслуга. Ничего не случалось просто так. Окружающие считали Тома не просто умным человеком, а перспективным молодым гением — лучшим не только среди учеников, но и превосходящим опытных волшебников. Ему давно пророчили великое будущее как некоторые преподаватели, так и представители знатных семей, имеющие безграничное политическое влияние. С ними Тома знакомил Слизнорт на собственных «вечерах для избранных». Профессор считал своим долгом каждый раз без умолку болтать о Риддле и хвастаться огранённым бриллиантом в коллекции своих учеников. Какая гадость. Но такой же вечер намечался через неделю, и с каким бы отвращением Том не относился ко всему происходящему, выходил отличный повод, чтобы задержаться и поговорить с профессором. Лично. Именно так всё и случилось. На радость Тому, Слизнорт без лишних вопросов подтвердил написанное в книге и дополнил всё своими личными рассуждениями на такую животрепещущую тему, как «разрыв души». Конечно, многоуважаемый профессор склонялся к отрицательному влиянию ритуала, с чем Том впоследствии согласился, но подобное уточнение уже не могло его остановить — оно играло несущественную роль. К тому же, он не собирается злоупотреблять тёмной магией и рвать душу на многого кусков. Это опасно. Во всём должна быть мера. Аж до полуночи они общались и обсуждали все риски и возможности такого ритуала, — Том даже не рассчитывал на подобную продуктивность их разговора. Ему стало настолько сложно скрывать восторг и внутреннее возбуждение от непомерного успеха, что профессор успел поинтересоваться о его самочувствии. Ему было, как никогда, хорошо. Хорошо, ведь он нашёл ответы. Как всегда успешно. А пора было исполнить план. В то время Тома поглотила тьма. Он стал слишком вспыльчив и перестал контролировать свои эмоциональные реакции. Конечно, со стороны это сложно было заметить, но идея потери управления даже над собственными чувствами была ему чужда. Он перестал спокойно спать, начал терять концентрацию и срываться на окружающих. Подобные «срывы» в основном сопровождались лишь грубостью — на большее Том не давал себе позволения даже в бесконтрольном состоянии, но как он мог потерять над собой даже малейшую сдержанность?.. Том твёрдо решил, что эта ситуация связана с его бездействием, ведь он, располагая знаниями о вечной жизни, ничего не делал. Если бы он мог покинуть школу чуть раньше, чем закончится учебный год, то... В таком неестественном состоянии Том всё-таки окончил шестой курс. Наглухо ослеплённый желанием создать крестраж, он, как можно скорее, отправился в дом своего отца. За время учёбы в Хогвартсе он разобрался в своей родословной и был вне себя от гнева, узнав, что он, наследник Салазара Слизерина, полукровка от того, что его недалёкая мать решила родить ребёнка от обыкновенного магла, которого прежде опоила амортенцией. Трагичность истории в том, что этот дурак сбежал от неё, как только она перестала давать ему зелье, а узнав, что девушка — жуткая-ведьма-колдунья, тот отказался от мальчика ещё до его рождения. Том не мог это оставить просто так. Он много думал о своём отце. Почему его мать мертва, а этот магл наслаждается лучами солнца, омывающими ему лицо? Или слушает пенье птиц, ласкающее ему слух? Как можно жить, зная, что на земле есть твой ребёнок? Хотя, возможно, он надеялся, что его выродок так и не увидел свет. Желание разочаровать скудоумного родственника возникало само собой, для чего Том предусмотрительно спланировал «воссоединение семьи» сразу после прибытия из Хогвартса и в целом не остался расстроенным прошедшей встречей, если бы не одно но... В самых приятных воспоминаниях он будет возвращаться к мольбе на лице отца, когда на него направилась палочка. — Ты не посмеешь! Пойми, что наше родство условно, и я отказался от тебя ещё до твоего рождения! — крик разрывал помещение, оседая по углам. Его отец пятился к стене, махая руками. — Прошу, пойми меня, пойми нас! Мы не были готовы к такому обману! Та ведьма… она… она дурная! — Заткнись. Трус! — сквозь зубы шипел Том, сжимая пальцы на палочке сильнее. Он давил взглядом.— Как смеешь ты... жалкий магл! Как смеешь разбрасываться такими словами?! — Убирайся! Прошу, убирайся из моего дома! Никто не ждал тебя! Уходи! Уходи! Никогда не возвращайся! Том опустил взгляд на пол, не убирая палочку, и лукаво ухмыльнулся. Сам себе. Как гостеприимно. Замечательная родня. Наслаждаясь моментом, он глянул на «отца», которой упёрся в стену, — он так крепко к ней прижался, как будто надеясь слиться или пройти насквозь. Лишь бы не видеть перед собой монстра. Если Тома считали монстром, то он обязан был соответствовать. — Это же ты говорил матери? —прошептал так тихо и спокойно, что Риддла-старшего в тот же момент настигли мурашки и горькое оцепенение. Это. И не только. В образовавшейся тишине Том заключил, что его родня не желала воссоединяться и родниться, как следует, и это чрезмерно его смешило: беспомощные люди, не имеющие ничего против магии, смели противиться ему только из-за того, что привыкли к влиянию и не могли отличить прислугу от того, кто представляет опасность. Уморительно. Как в нём могла течь их кровь? Она словно отрава, которую не извести, непрерывно пятнала его смесью магловской грязи! Своим существованием эти люди прервали его величие. Ужасные, отвратительные маглы, — крысы, вечно лезущие куда не следует. Такие жалкие и невозможно глупые! Лицо Тома перекосилось. Если было бы возможно, он переломил бы палочку по полам от той силы, с которой её сжимал. Казалось, это был предел. Он еле слышно, без оттенка какой либо эмоции произнёс: — Умоляй меня, магл. — Что... что ты такое говоришь? — Умоляй меня! — грубо. Тот уставился на него ошеломлённым взглядом и в его глазах блеснули слёзы. Именно тогда Том понял, — жалкий мужчина перед ним сломлен. Этот факт оказался таким лёгким и приятным. Он отозвался где-то в внутри от познания величия, где все неугодные люди сияют собственной незначительностью и знают, где их место. Его «отец» так и останется никем. История семьи Риддлов, разрушившей его жизнь, на этом пора окончиться. Том уверенно приблизился к мужчине, уперев палочку ему в подбородок, и, смотря прямо в заплывшие от слёз глаза, на выдохе протянул: — …или я убью тебя. Момент осознания, что происходящее не игра, Том не забудет никогда. Он уловил мгновенную перемену поведения, пронизанного животным страхом за жизнь. Дрожь. Слеза. — Что ты… что? П…Прости, м...мы не хотели! Пойми, мы не могли!, — всхлип и падение на колени. — Мы… мы не могли! — продолжал тот, подписывая себе приговор. — Прости меня! Прости нас, сын. Что-то надломилось. Глаза загорелись, и сквозь тело прошёл яростный ток, наводящий в нём злобу, — поток разочарования в этой семье. Разочарования в маглах. Неудержимый гнев завладел им, и он, не понимая, что делает, в тот же миг убил тех, кто всё это время оставался в стороне, потеряв дар речи от происходящего. Две вспышки непростительного — и его дед и бабка больше никогда не откроют глаза. Всего секунда — и их больше нет. Две жизни исчезли от его рук, а злости хватило бы ещё на десять таких же. Эти создания не могли защититься, даже не пытались, — маглы никогда не смогли бы противостоять ему. Они никто! Ускорившиеся нервные всхлипы вырвали Тома из нового для него состояния, где сила превосходила разум, верша судьбы с высоты правосудного полёта. Ему нравилось и, как безумному, хотелось ещё. Оборачиваясь на отвлекающий звук, Том наткнулся на гадкий страх отца. Что чувствует родитель, зная, что ему предстоит принять смерть от собственного ребёнка? Лицо напротив, чересчур похожее на то, какое каждый день он видел в зеркале, никогда не ответило бы на этот вопрос. Том равнодушно провёл по нему диким взглядом, в который раз понимая, что проку от таких людей нет, а смешение волшебства с грязью — отвратительно. — Твои г…глаза… — прохрипел «отец» за секунду, как яркая зелёная вспышка осветила комнату и забрала ещё одну жизнь. Улыбка. Довольная. Внутри осталась только жгучая ненависть, опаляющая каждый участок тела. Бездыханное тело, теперь валяющееся в его ногах, было жертвой для крестража. Времени, чтобы остыть и прийти в себя Тому не оставалось, а потому с мыслью о собственном состоянии он сразу переключился на план, с которым пришёл в этот дом. Первым предметом, чтобы вложить осколок души, Том выбрал кольцо Мраксов — реликвия его рода по благородной магической линии, которую он забрал у своего дядюшки, найдя его в лачуге посреди леса. Том уверенно прочитал заклинание и провёл ритуал, вычертив необходимые руны. Последовательность всех действий он заучил слово в слово ещё в Хогвартсе и сейчас уверенно, словно на автомате, готовился отколоть осколок у единой души. Он знал, что будет больно. И это было больно. За долю секунды его словно насквозь пронзили миллион крошечных осколков. Конечности стало стремительно выворачивать и разрывать всю его неосознанную сущность. Не получалось даже пошевелиться от нарастающей агонии, а боль дошла до неизведанного пика, где стало окунаться то в резкий жар, то в грубый холод. Том по-настоящему потерял связь с реальностью. Он не понимал, где находится, в каком положении и что происходит. Единственное, что занимало его мысли, это пытка, к которой он сам себя приговорил. Раздался гортанный крик. Его крик невыносимости. Как будто живьём его разрезали и отрывали по маленьким кусочкам. Бесконечно долго, находясь в прострации, он сходил с ума. В муках его перестала пугать перспектива смерти. Том стал ловить себя на бешеной мысли, что отделаться провалом в спасительную темноту — неисполнимая мечта. Сколько всё это длилось, он не знал, но в момент, когда каждый его капилляр словно порвался, а кожа воспылала, точно загораясь, его осенило, что ритуал не окончен. Он ещё должен поместить часть души в предмет. Том не сдался бы, нет, — он направил всю найденную по крупицам напористость и силу оставшегося живого духа на то, чтобы уцепиться за осколок и извлечь его из себя. В процессе боль отступала, но Том не расслаблялся, оставаясь собранным и напряжённым, когда не было права на ошибку. По ощущениям, всё, что горело внутри него, собралось в одном месте, у его сердца, и отдавало резкими колющими ударами в грудь. Он задыхался и через несвернутую даже грубой болью силу оставался в сознании. Ещё с одним толчком в грудь Том во всё горло закричал и вырвал из себя «огонь», что жёг изнутри. Он не успел ни разглядеть его, ни осознать, что произошло, как поток вырвался, заключаясь в необходимый предмет. В то же мгновение всё исчезло. Боль ушла, и на смену ей нахлынуло облегчение и покой. Теперь по телу растекался не огонь, а приятное тепло, ласкающее и, словно в извинении, исцеляющее каждую его клеточку. Вокруг всё плыло так сильно, что невозможно было сфокусировать взгляд ни на чём. Постепенно он отходил от пережитых мук, позволяя укутать себя в перину из пришедшего спокойного и безмятежного тепла, — оно мгновенно дарило ему невесомую лёгкость, позволяя беспечно дышать. Прошли секунды или десятки минут, прежде чем Том пришёл в себя. Полностью обессиленный он лежал на полу в том же доме в окружении трёх трупов, где теперь его не беспокоила ответственность за убийства — справедливые и правильные в его глазах; где даже совесть, затаившись, тактично молчала, не выдавая своего присутствия. Он приподнялся и с облегчением выдохнул застрявший в лёгких воздух, переводя расслабленный взгляд на руку, где должно было быть кольцо — его первый крестраж, — но его там не оказалось. Первая мысль, которая пришла в голову Тому, — оно слетело, пока тот барахтался и корчился от боли, но, внимательно осмотрев всё рядом с собой, он с горечью понял, что кольца нигде нет, а ни одно из призывающих заклинаний не работает. Не могло же оно исчезнуть? Ещё тщательнее осматриваясь, на второй раз проверяя все углы проклятой комнаты, Том понял, что вокруг что-то не так: всё тот же дом, за окном чёрная ночь, вокруг гробовая тишина, только одно но... — на полу лежали не три тела, а четыре. Четыре?! Том нахмурился, ещё плохо понимая происходящее. Кто-то уличил его в тёмной магии и попал под бесконтрольную горячую руку? Он решительно приблизился к незнакомому телу, надеясь признать или опознать его, но увиденное, ко всему прочему, добавило лишь изумление. Это была живая девушка. Она распласталась на животе в неаккуратной позе, и было странно, что Том сразу не обратил на неё внимания. Её растрёпанные волосы закрывали лицо, а сама она была разодета в необычные одежды — грязные и мятые, возможно, именно так наряжались местные в этих краях, а эта девушка — всего лишь заблудшая прислуга, не выдержавшая представленного зрелища. На волшебницу она не походила. Нужно было всего лишь изменить ей воспоминания… но не все так просто, ведь каким-то безумным взглядом Том зацепился за не состыкующуюся деталь. Чумазая девчонка, возможно, его ровесница, была в ужасающем состоянии. По всем свободным от одежды частям тела у неё рассыпались синяки и ушибы, а места, где её дряхлая одежда была порвана, открывали вид на глубокие кровавые порезы. Она казалась мёртвой, но вздымающаяся грудная клетка обрывала подобные мысли. Но его внимание привлекла не кровь на недвижимом теле, а её правая рука, украшенная кольцом. Его кольцом. Нахмурив брови до такой степени, что их концы почти свелись, Том повторил призывающее заклинание, но в очередной раз остался ни с чем. Перед ним воровка? Если так, то почему на кольцо не работает магия? Ссылаясь на влияние проведённого ритуала, Том пнул её, переворачивая на спину, и приблизился, чтобы сорвать свою вещь. Брезгливо дотронувшись до части руки, скрытой тканью, он, не церемонясь, грубо задрал кисть и силой потянул кольцо на себя, но даже так снять его не получилось. Он попытался раз, попытался два, три, потом дёрнул кольцо сильнее, ещё сильнее, но нет — оно словно приросло к ней. Отбросив руку от себя, Том наскоро стал соображать, что делать. Постепенно включая критическо-трезвое мышление, он перебрал в голове и перепробовал все заклинания, которые могли бы ему помочь, но ничего... Что происходит? Кто она такая? Загораясь от злости он ещё раз пнул её, планируя воздействовать теперь не на кольцо, а на сам палец. Разве проблема, если, проснувшись, она не досчитается одного? Нет. Проблема здесь у него — одна, большая и необоснованная. Но, вероятно, на зло Тому, всё пошло не так. Воровка стала приходить в себя. Том замер, продолжая лишь наблюдать за девушкой. Словно боясь её спугнуть. Она с измученным стоном приподнялась и разлепила глаза, неспеша осматриваясь, но только заметив его фигуру, устрашающе нависшую над ней, резко подскочила и направила в него шквал заклинаний. Когда она успела достать палочку, Том не заметил, пребывая в замешательстве от того, что перед ним оказалась волшебница. Он был готов к чему угодно, но только не к атаке с её стороны. В том виде, в каком он её застал, у неё точно не должно было быть сил на эту дуэль. В таком виде для неё было чудом вообще очнуться. Том несвойственно себе замер в изумлении и, так не придя в себя после мучительного ритуала, не успел среагировать на её атаку. Незнакомка, пользуясь возникшим замешательством, мгновенно его обезоружила. Сработал эффект неожиданности. Всё, что потом он мог вспомнить о ней, лишь то, как зажглись зрачки её глаз. Одно мгновение — и она аппарировала. Ушла. Исчезла. Испарилась… с его кольцом на пальце.