***
Чёрная матовая ламба паркуется перед входом в популярный и однозначно дорогой отель. Сонхва выходит первым и протягивает руку т/и. Они направляются ко входу, где их приветствуют. Сегодня Пак Сонхва должен заключить сделку с владельцем сети подобных отелей. Чон Юнхо, такой-же выглаженный и лощеный встречает гостей. Хва кидает взгляд на Сана за плечом, кивая тому в знак, чтобы он держал ухо в остро. Все, что пойдёт не по плану, станет опасностью для них. Т/и садится за столик по правую руку от её господина. Её бросает то в жар, то в холод, губы дрожат, а глаза в нистагме бегают по залу. Первая такая вылазка на дело с Паком закончилось смертью троих. Пуля в лоб и выпученные глазные яблоки. Беседа Пака и Чона находит себя располагающей к выгодной сделке. Только вот, во время изучения договора, Сонхва невозмутимо вздергивает брови вверх и пожирает глазами ухмыляющегося Юнхо. — Ловкая обманка, Чон, — мужчина смеётся звонко, в голос, запрокидывая голову назад, а потом резко прекращая. Глаза дьявола, язык разрезает пространство между белыми зубами и останавливается на краешке губы, толкается в щеку. Чхве действует быстро: охрана — четыре пули в черепушки, официанты — две, бармен — одна. И дуло пистолета у головы с идеальной причёской. Юнхо дрожит. — Господин Пак, вы н-не так… — он сглатывает и затихает, когда Сонхва приставляет к своим малиновым губам указательный палец. — Я предупреждал тебя, мой дорогой Юнхо, — ухмылка с бешенством. Он поворачивается к т/и, сильно сжимает её ладонь: — Давай же, моя малышка, ты ведь такая умничка, — он заправляет непослушный локон волос за ушко, отчего девушка дёргается. Т/и действует на автомате, вставая с места и доставая из кожаной кабуры на берде миниатюрный револьвер, направляя в лоб Чону. — Давай! — рычит Пак, вставая с места и откидывая стул в сторону. И она стреляет. Брызги крови каплями покрывают лицо, руку с оружием и грудь девушки. Её сердце бешено стучит в грудной клетке, она задыхается, ведь осознает, что впервые убила человека. — Моя сладкая малышка, — Пак оказывается рядом незаметно быстро, прижимая к себе за талию, поглаживая низ живота в обтягивающем платье. — Да, мой господин, — голос, осипший, дрожит в страхе и возбуждении. Адреналин захватил тело навсегда, ведь из этих сетей ей не выбраться уже никогда. — Ты заслужила награду, моя малышка, — его ладонь гладит шею девушки, спускаясь на открытый участок чувствительной спины, надавливает на поясницу и заставляет нагнуться вперёд. Ладони на автомате сжимают скатерть, пока щека греется в ещё тёплой крови Чона. Юбка задирается быстро, а пряжка ремня звучит, как благословение. Вибрирующие шарики вытаскиваются медленно, мучительно медленно, что заставляет т/и прогнуться в спине и задыхаться от волны похотливого жаркого желания. Низ живота мучительно пульсирует, а сердце бешено колотиться в груди. Взмах ремня и звон от удара кожи о кожу. А т/и стонет громко и шире распахивает глаза. Ещё один удар ремнем приходится по другой ягодице, стон срывается с уст со всхлипом. — Последний раз, моя малышка, — Пак ударяет с особой грубой силой. У т/и дрожат ноги, а по внутренней стороне бедра стекает природная смазка. Предупреждений не существует у Пак Сонхва. Он резко вторгается в разгоряченное нутро девушки, ловя на слух шлепок двух тел. Секундная пауза и он вколачивается в размякшее, дрожащее и задыхающееся молочное тело. Нежных прелюдий здесь не было, нет и не будет. Только мучительная пытка в ожидании и жестокая порка похоти. Это не огонь, а самое настоящее пламя. Пак сжимает ягодицы девушки до красных следов от пальцев и вбивается с утробным рыком, пока капли пота красивыми кристаллами собираются у него на лбу, а девушка под ним без остановки скулит, стонет и задыхается. — Кончи красиво, моя малышка, — громко рычит Сонхва, кусая до следов загривок девушки, ощущая, насколько та близка к разрядке от сжимающихся мышц вокруг члена. Девушка вновь взрывается феерверком. Сквиртом кончая на пол и изливаясь себе на туфли. А Пак входит в сверхъчувствительное тело вновь и ему хватает пары толчков, чтобы излиться внутрь со звучным стоном. — Поблагодари нежно, моя малышка, — дышит тяжело, откидывая пряди волос назад. — Благодарю, мой господин, — подчиняется девушка, сотрясаясь всем телом и закатывая глаза.***
Сан всегда был из тех, кто молча наблюдает и следует приказам. В его принципах основополагающим было повиновение старшим и влиятельным людям. С Пак Сонхва они работали вместе с самых низов. Они всегда были горой друг за друга. Всегда Сан был готов стать живым щитом для своего авторитета. Что-то изменилось с появлением т/и в особняке короля мафиози Гетто. То-ли это из-за вечной болтовни о кошках и обсуждения с т/и Бёль, то-ли от глупых шуточек в сторону друг друга и едких обзывательств… Чхве не может сказать точно. Между ними не было любви, но сформировалась крепкая дружба. И, теперь, Сан готов стать щитом для них обоих — т/и и Пак Сонхва. Это пугало до чёртиков, ведь неоднозначность ощущений рвала собственные убеждения. Если бы у Сана спросили, кого он спасёт из утопающих, то не смог бы найти ответа. Он бы растерялся, будь одновременно в воде т/и и Сонхва. Грань стиралась между чувствами и стойкостью приоритетов. Становилось сложно.***
Т/и жаждала свободы. Она желала её сильнее мужчины, который доводил т/и одним своим существованием до исступления. Раньше, т/и хотела сдохнуть, теперь же, она хочет жить как никогда. Ночью, проливая слезы теперь от желания свободы, надежда и решимость проснулись в ней. Она хотела сбежать. Ничего не помня, она бежала в ситцевой ночной рубашке, босая, по лесу. За её плечами горел особняк. Он пламенился и искрился, как новогодняя ёлка. Т/и знала, что за ней погоня, знала, что верные псы Сонхва уже идут по её следу. Но она искренне надеялась выбраться из этого ада. Легкие горели от непрерывного бега, а в икрах ног собрался титановый сплав. Но, она не сдавалась. Рвалась к свободе так, словно от этого смогла бы обрести саму себя. Проворная крепкая рука ухватилась за волосы, после за шею и припечатала спиной к шершавому стволу дереву. Сан. Слёзы покатились с глаз градом. — Прошу, Сани, умоляю тебя, — она скулила, молила его, как Бога, о спасении. — Не могу, сестрёнка, приказано убить, — Чхве крепче сжимает горло девушки. Воздуха категорически не хватает, на лбу вздувается вена и пульсирует, лицо багровеет. — Пр-шу… С-Сан…и, — т/и держится маленькими ладошками за кисть руки Сана, глядит в ужасе молимом и глотает воздух, как рыба на суше. Чхве чертыхается себе под нос, ослабляет хватку, но не отпускает. — У тебя пять секунд, т/и, и, сестрёнка, клянусь, я не знаю, найдёт ли пуля цель, — Чхве заламывает брови, смотрит с печалью в узком разрезе глаз и громко выдыхает, опуская руку вниз. Не успевая глотать воздух, т/и бежит из последних сил. До её слуха сквозь барабанное сердце доносится: — Пять… Ступни в крови жжёт от порезов природы,. — Четыре… …а т/и прорывает пространство ради свободы,. — Три… …дыхания нет, а животный ужас растёт,. — Два… …пока до неё шёпотом не доходит ледяной ночной ветер… — Один… …и она ни дрожит от бессилия и агонического ужаса в глазах. Выстрел. Он пронзает округу оглушительностью. И только двое знают, достигла пуля цели или же нет.Кат-сцены
111
222
333