Мальчик в пузыре

Бруно страшно возвращаться в те руины, что когда-то были его комнатой. Сам по себе он никогда не чувствовал себя уютно в высоких горах, в ущельях, в таком ужасном засушливом климате. В раннем детстве у него каждый раз разрывалось сердце, когда он оказывался на этой бесконечной лестнице, широкой скалистой местности, вдали от приятных и нормальных комнат сестёр. Бывают дни, когда он хочет вернуться в свою каморку между стенами. Даже там он чувствует себя спокойнее, чем в собственной комнате. Но он снова возвращается в то место, где было увидено столько плохих видений. Всё начиналось с простых движений песка, пока это не превратилось в особый ритуал. Он делал всё осторожно, просчитывая движения наперёд. Ему всегда нравилось контролировать ситуацию, хоть в реальной жизни этого почти не удавалось. На нём нет его старой зелёной руаны, теперь он носит новую руану, которую, приложив огромную любовь и заботу, сшила Мирабель, его самая любимая племянница. Не то чтобы он не любил остальных племянников. Долорес – верная помощница, отзывчивая, милая и гораздо более спокойная, чем Пепа в её возрасте. Антонио – самый способный и умный ребёнок, которого он когда-либо встречал, добрый, милосердный, с таким большим золотым сердцем, которому позавидовали бы многие взрослые. Но вот Исабела, Луиза и Камило… Тут всё сложнее. Когда мужчина вернулся в семью, дом пришлось восстанавливать заново, как и их разорванные родственные узы. Однако, как оказалось, сложно восстановить отношения с человеком, который на протяжении всего времени игнорировал его и, похоже, совсем неверно представлял себе дядю Бруно. Он любит Камило и ценит мальчика за то, что он родился и стал продолжением его любимой сестрёнки. Но правда в том, что он попросту не знает ничего о своём племяннике. Ему известны события того рокового дня, но он не может до конца осознать, почему тот решил сбежать. Бруно не может понять, о чём Камило тогда думал, что чувствовал, куда планировал уйти и собирался ли вообще возвращаться. Размышлять на такие серьёзные и чересчур взрослые темы трудновато для человека, единственными спутниками которого на протяжении последних десяти лет были лишь домашние крысы. Бруно хочет хоть как-то помочь своей сестре в поисках сына. И если единственный способ это сделать – ещё раз предвидеть судьбу, то он это совершит. Даже если видение причинит ему боль, разорвёт на части… Что-ж, нужно же чем-то жертвовать, особенно ради семьи. Он делает глубокий вдох, напрягает челюсть и разводит ладони в стороны, вызывая очередное пророчество. Он чувствует, как песок поднимается огромной волной, окружает его и принимает отчётливые формы, когда он открывает свои ярко-зелёные глаза. Окружающий мир, попавший в его поле зрения, становится такого же изумрудного цвета, весь окутанный непроницаемой густой пеленой, из-под которой ничего не видно. Лёгкое презренное беспокойство наполняет его желудок, словно яд, противящийся тому, чтобы он заглядывал в будущее. Столько лет дурных предзнаменований плохо сказались на мужчине, и он ждёт, молясь всему, чему можно, чтобы этот раз был исключением, и чтобы он просто, без особых происшествий, узнал местонахождение племянника. Высокие тропические деревья с зелёными листьями. Ветки тонкие и отличные от веток тех деревьев, что растут вблизи леса, окружавшего Энканто. Картина постепенно начинает проясняться. Он сильнее напрягает мышцы тела, стараясь сфокусироваться именно на возникшем образе. Когда это ему удаётся, он видит реку, похожую на ту, которую однажды видел на выходе из долины. Но теперь там нет ни бабочек, ни прекрасных птиц, только дождь, обильный и нескончаемый дождь, из-за которого ему трудно увидеть, что будет дальше. — "Давай же, давай же..." — Он отчаянно взывает к самой Вселенной, лишь бы она позволила разглядеть что-то ещё. Бруно встаёт с места и начинает двигаться, чтобы получше рассмотреть получившееся изображение. Незнакомая мужская фигура предстаёт перед ним, но это не может быть Камило. Слишком прямые волосы. Бруно видит оружие, алую кровь, и от этого его сердце забилось быстрее, будто оно уже предчувствует очередное ужасное видение. Сыпучий песок вздымается в воздух и формирует цветной образ, который преображается в лицо Камило, которое без труда можно распознать, пусть и выглядит мальчик иначе: подростковые черты загублены ранними морщинами, а длинные кудри делают его похожим на Бруно в далёкой молодости. Мужчина видит ярость и страх в его глазах, а также оружие, которое юноша носит. Одной рукой он что-то или кого-то удерживает, прячет за спиной, а другой стреляет в тела, которые падают в окровавленную реку. Бруно просто хочет, чтобы это прекратилось. Он кричит, закрыв глаза, песок рассеивается и с грохотом падает на пол, заставляя его тело дрожать. Кошмарное пророчество запечатывается в стеклянную картину, которая оказывается на земле. Камило с незнакомым ему парнем. Камило возвращается в Энканто, если он не спутал эту реку с какой-либо другой. Камило кого-то… Убил. Один только вид этого заставляет Бруно злиться и с рычанием отбросить картину на несколько метров прочь. Он слышит, как она разбивается на кучу осколков и только этот звук заставляет кипящий внутри усталого тела адреналин исчезнуть. Он падает на колени. — "О, боже мой, ох, дева Мария… Что- что это было, чёрт возьми?" — Бормочет мужчина про себя, трясущимися руками трогая песок, нужно убрать лишний беспорядок, который до сих пор хранит в себе жуткие воспоминания. Почему его племянник стал хладнокровным убийцей? Во что втянул его этот парень, Карлос, когда они убежали? Одна часть ещё работающего сознания говорит о том, что он должен рассказать Пепе и Феликсу об этой душераздирающей катастрофе. Другая часть, дергающаяся в тревоге, кричит о том, что нужно скрыть это от посторонних глаз. К своему ужасу, он слышит, как Мирабель начинает задыхаться в дверях комнаты, став свидетелем этого переломного момента. *** В тропических лесах постоянно идёт дождь, обильный и почти смертельный в своём ледяном обличии. Потоки бурной реки с силой сотрясают и ломают все плотины, природа рыдает, будто хочет прогнать своих мучителей в зелёный одеждах из своих девственно чистых земель. Камило не винит её. Он знает, что они причиняют большой вред земле и живущим тут людям, но прислушиваться к трезвому голосу разума попросту нет времени. Всё, что он сейчас может – заниматься внутренним самоуспокоением и послушно выполнять приказы взрослых. Потому что выполнение приказов означает то, что он останется в живых. Хотя в последнее время, будоражащий душу страх смерти уходит, стекает с его души, словно грязная вода, омывающая мёртвое детское тело. И, действительно, что в ней, смерти, такого плохого? Если просто представить, то быстрый и безболезненный исход звучит куда привлекательнее, чем тот образ жизни, который ведут эти люди изо дня в день, утопая в унылой рутине. Мины, которые они устанавливают вокруг лагеря, рядом с усыпальницей Салазара, не даруют безболезненной смерти. Каждый раз, когда он ставит очередную мину, повинуясь указаниям Нестора и Мугре, он знает, что, косвенно, но всё же крадёт чью-то жизнь. И от этой мысли какая-то часть внутри Камило умирает. Мугре – единственный, кто серьёзно занимается подготовкой шахт. Шахтеры работают на партизан, и Камило только недавно узнал, что для изготовления своих маленьких непонятных устройств они используют какой-то найденный в шахтах колтан*. Запах у руды противный, но мало-помалу он начинает привыкать к нему, удивляясь не затхлой вони, а тому, как умело работает Мугре, чьи пальцы почернели от настолько усердного копания в грязи, коричневая кожа блестит от пота, а жидкие светло-каштановые волосы собраны в маленький хвост. Камило хотел попросить парня научить его, как делать такие же вещи, он хотел бы научиться, но в его голове всё ещё сидит моральная установка, которая разграничивает добро от зла, пресекая все попытки заняться тем, что неправильно. (Он знает, что не следует своим же принципам. Он лицемер. Поэтому, ещё один грешок на душу не сделает никому хуже?) Парни, измотанные и насквозь промокшие, добираются до гарнизона солдат, запах санкочо* проникает в ноздри и будоражит голодный желудок. Дома ему всегда приходилось поедать огромные порции еды, странная магия требовала вдвое больше энергии, чем есть у обычного человека, но в партизанских условиях ему пришлось привыкнуть питаться пресным бульоном и зерном. Юноша уже не помнит, когда в последний раз наслаждался вкусно приготовленным мясом, а не голыми переваренными кусками рёбер, которые плавали в супе. Рука Нельсона ложится на уставшее плечо, которое промокло от падающих капель дождя. Даже шляпа-буни*, укрывающая его грязные кудри, не в силах противостоять воде, которая впитывается в ткань и стекает по его бледному осунувшемуся лицу. — "Просто, чтобы ты знал, ты неплохо сегодня поработал. По крайней мере, ножки-то целы, да?" — Нельсон начинает хихикать с полу ухмылкой на лице, изредка пожимая плечами, тем самым заражая Камило крошечной частицей веселья. Легкая гримаса появляется на его розоватых губах, потому что установка мин – не такая уж и сложная работа. Сложность состоит только в том, чтобы знать, как лучше всего их расположить, куда идти, уметь рассчитывать необходимые шаги и знать заминированную территорию, как свои пять пальцев. Он представляет это, как очень необычную и увлекательную игру, детскую головоломку. Эти мысли заставляют вспомнить Антонио, и ему мерзко от того, что его мозг смешивает воспоминания о младшем брате с войной. Камило видит Салазара, почёсывающего рукой отросшую бороду. Рядом с ним стоят несколько мужчин, старые партизаны. Самый молодой среди них, Мануэль, указывает на кого-то, увлечённо о чём-то болтая, за что и получает крепкую оплеуху от своего начальника. Во всей этой ситуации есть что-то странное и смущающее для Камило. Нельсон следует за ним. В его торопливых и нервных шагах хорошо чувствуется детская безудержная жажда угодить своим наставникам, рассказать им о том, как хорошо он выполнил свою работу. В отличии от сверстников, этот парень действительно верит в светлое будущее партизан и не боится сражаться под пулями, защищать кровавое революционное дело с такой страстью, которую Камило, возможно, никогда не поймёт. Салазар ловко хватает младшего юношу за руку, камуфляжная форма намокает и прилипает к телу Мадригаля, как только они подходят к командиру. Кажется, мужчина испытывает некое облегчение, когда видит его целым и невредимым. — "Мины установили нормально? Он помогал?" — хрипловатый голос, схожий со звуком перебирания бумажек, направлен на темнокожего солдата. Нельсон горячо кивает, а Камило понимает, что ему совсем не нравится, когда о нём говорят так, словно его нет. Он отводит взор от высокого и большого Салазара, стараясь смотреть куда-то вдаль. — "Ну-ну, я знал, что у него получится. И хорошо, что ты вернулся пораньше. У нас гости." Крупная рука указывает на связанного желтыми верёвками парня, во рту у того тряпичный кляп. На нём висят тонкие обтрёпанные нити, которые успели пропитаться какими-то мерзкими выделениями. Камило щурит глаза, сосредоточенно наблюдая за происходящим, пытается определить, кому принадлежит силуэт, находящийся неподалеку от них. В его планы не входило встречаться с заложником – он сам считает себя своего рода заложником – но вот опять, он смиренно подходит к избитому телу, и ему приходится переносить свой вес только на одну ногу, подтягивая рукой падающие форменные брюки. Видимо, они просто на два размер больше, чем должны быть. Ну, или он просто так сильно исхудал. — "Глянь-ка на значок, сраный-" — "Военный, да. Из AUC*, если уж на то пошло," — Салазар кидает на Нельсона грозный родительский взгляд, но его лицо расслабляется, когда мужчина вновь обращает своё внимание на Камило. — "И ты, мальчик мой, обратишься в него." Обратиться в кого-то. Сейчас, когда прошло уже полгода, эта фраза кажется такой непонятной и далёкой. Камило, конечно, делает это время от времени, в основном, чтобы развлечь маленьких партизанских детей, пытаясь дать им лёгкое ощущение радости, которого они были лишены после своего похищения. Теперь всё гораздо серьёзнее, теперь ему придется перевоплотиться ради работы, причём такой, с которой он ещё никогда не сталкивался, но которая подразумевалась все эти месяцы. И речь идёт не о том, чтобы побыть няней, последить за магазином старика в обеденный перерыв или помочь с украшениями. Речь идёт о чем-то более зловещем, и это заставляет Камило бледнеть. — "Эти сукины дети из Сан-Пабло, и они знают, где находится гарнизон Диаза. Если ты превратишься в него, то сможешь попасть в их казармы и разузнать нужную информацию для меня. Всё ясно?" Камило внимательно наблюдает за пленником. Нужно запомнить каждую отличительную черту его внешности, только так он сможет выжать максимум из своего дара. Чужие глаза излучают ярость и беспомощность, цвет радужки настолько тёмный, что зрачок сливается воедино с роговицей в своём глубоком тёмно-коричневом оттенке. Чёрные смоляные волосы грубо и неаккуратно срезаны, они почти не прикрывают его насупленные брови, под которыми сверкают злые миндалевидные глаза. Чересчур светлый тон кожи, с розовым или оранжевым отливом. Грязные опухшие щёки горят огнём от усталости. Он кажется высоким, наверно, ростом с Карлоса, мышцы жилистые, но крепкие. Камило так сильно сфокусировался на парне, что заметил толстые уродливые шрамы на верхних частях его рук. Пленнику, должно быть, не больше семнадцати лет. — "Я сказал, всё ясно, Камило?" — юноша не заметил, как близко командир подошёл к нему со спины, шершавая рука обхватывает дыньку головы, наматывает влажные кудри на кулак и тянет их, заставляя младшего выгнуться и приоткрыть рот. Он поспешно сжимает челюсть и стон теряется где-то между зубами. Им не запугать его, и он знает, что именно это Салазар любит в нём; иногда Камило слышит, как командир тихо говорит о своём сыне долгими, сырыми и холодными ночами, задавая самому себе вопрос, правильно ли он себя вёл. — "Кристально," — бормочет мальчик, резко дёргая головой, чтобы быстрее освободиться от грубой хватки. Салазар, удовлетворённый ответом, отпускает его, напоследок предупреждая о том, что план будет вначале сформулирован их начальством, и только затем сообщён ему самому. Тот факт, что всё настолько формально и продуманно, показывает всю серьёзность данной ситуации, но лицедей решает больше сосредоточиться на потерянности этого молодого военного; что бы Камило чувствовал, если бы попал в такую же ситуацию? Если бы он тоже мучался в этих оковах, и перед ним предстал ребёнок, который должен принять его облик. Наверное, он стал очень чёрствым и жестоким, раз это волнует его намного больше, чем факт самого похищения. Командир уходит. Младший презрительно фыркает, смотрит на капающий потолок в комнате, затем качает головой и снимает шляпу. Нельсон, окончательно осмелев, подходит к пареньку с кляпом во рту, которого придерживает Мануэль. — "Ты что делаешь?" — "Да ничего особенного, просто хочу поболтать с ним. Эй, чмошник," — Нельсон улыбается, вынимая промокший кляп, который вынуждал военного молчать, но это действие не заставило его начать говорить. Взгляд Камило сталкивается с немым и бешеным подростком, сморщившим нос, и дергающимся в попытках совладать с верёвками, которые удерживают его привязанным к позорному столбу. Сюрреалистичная сцена из кошмарных грёз. — "Ты теперь принадлежишь нам, круто, да?" Ожидавшие ответа не получают. Пленник отворачивается и плюёт возле ног Мануэля. Чёрное месиво капает с его рта, смесь слюны и крови, которая, видимо, выливается из его тела вследствие внутренних ран, которые, как Камило думает, были получены задолго до того, как его сюда притащили. Только куда парня били? Наверное, по рёбрам, лицедей в этом практически уверен. — "Ты даже не представляешь, как мы его поймали. Это, типа, было супер странно, мы шли против группы этих долбоёбов, и только они начали отступать, как этот," — Мануэль указывает на него, затем наклоняется и крепко хватает узника за короткие тёмные волосы, давит на лоб, заставляя поднять взор. Его глаза встречаются с глазами Камило, и пленник совсем не выглядит испуганным. Ни на каплю. Это сбивает с толку. Юноша не знает, как к этому относиться, нужно ли ценить подростка за храбрость или ненавидеть за беспричинную враждебность. Он ведь его не трогал. Хотя, сложно о таком говорить, раз Камило так спокойно разговаривает с его мучителями. Друг моего врага – мой враг. — "Он просто сдался! Постоял, подёргался и только потом дал себя схватить. Он, наверно, умственно отсталый. Ну, или просто заторможенный…" — "Камило!" — Салазар громко зовёт его своим привычным твёрдым голосом, заставляя парня невольно закатить глаза. Всё, о чём он только просит, – один единственный день покоя, всего один, когда он сможет позабыть о том, где он находится, притвориться, что всё нормально. Мужчина встряхивает его и легонько бьёт по щеке, заставляя посмотреть на себя. Тёмные круги под его зеленоватыми глазами постепенно исчезают. Камило старается избегать зеркал, они напоминают ему о его театральной комнате и отвратительной внешности. Но когда посмотреть в них всё же удается, то он с ужасом замечает, каким усталым и постаревшим он стал. — "Иди отдохни немного, но будь готов, я позову тебя позже. Нельсон, Мануэль, хватит шататься без дела. Разве у вас нет обязанностей? Работа сама себя не выполнит." Всего лишь один грозный взгляд заставляет обоих мальчиков встрепенуться и выбежать из зала. Командир, наконец-то, тоже уходит внутрь штаба, оставляя Камило и военного наедине. Детское любопытство пересиливает тягостную усталость, когда он решает остаться и присесть на корточки перед старшим. Похоже, что интерес взаимен. Военный выглядит опустошенным во всех смыслах, но его чёрные бегающие глаза выдают беспокойство, которое творится в его душе при виде Мадригаля. Гримаса отвращения исчезает с его губ, оставляя его лицо настолько пустым и безжизненным, что оно может посоперничать с таким же печальным лицом Камило. Младший привык корчить подобные выражения, погружаться в собственные страдания и миры, знакомые только ему, но встреча с кем-то, кто ведёт такую же жизнь, полную самобичевания, заставляет вздрагивать от возникшего неуютного чувства. Его удивляет, как в этот конфликт были вовлечены столько много молодых людей, которые даже не понимают, на что они идут. Он проводит ладонью по лицу, стирая со лба и носа дождевую воду. С неба продолжает лить, как из ведра, и гром, сотрясающий всё живущее, не заставляет себя ждать. (Это напоминает ему о его маме. Плачет ли она по нему? Ему хочется думать, что она делает это каждый раз, когда идёт дождь, но в тоже время ему плохо от этих мыслей, потому что это значит, что его мама несчастна. И виноват в её несчастье только он сам). — "Если ты думаешь, что я хоть что-то тебе расскажу, то ошибаешься. Не на того напал." Он снова бесстрастно обращает своё внимание на мальчика. Опущенные глаза фокусируются на напряжении, которое проглядывает в его сжатой челюсти. Пленник не хочет этого показывать, но ему страшно, и это нормально. Всем когда-нибудь бывает страшно. Тут без исключений. Камило всегда старался быть хладнокровным, потому что терять драгоценное самообладание – то, что он всегда ненавидел. Даже когда Касита разрушалась, он старался действовать, несмотря на возникшую тревогу, старался защитить свечу, брата, Мирабель. Когда девушка исчезла, он отправился на её поиски, вместе с остальными. И за всё то время, он ни разу не вздрогнул, потому что это именно то, для чего он и был рождён – облегчать жизнь своей семье. Раньше всё было так… Просто. Теперь он не знает, что, в сущности, делать, чувствуя себя чернее самой тёмной тучи. — "Им и не нужно, чтобы ты что-то говорил, дружище. Я сам всё сделаю," — Он легко пожимает плечами, в уголках рта появляется вымученная улыбка. Он не должен так мило болтать с их врагом, особенно с пленником, но, если юноша со всей взрослой серьёзностью отнесётся к этому безумному вопросу, то просто-напросто сойдёт с ума. Если, впрочем, уже не сошёл. — "Видишь ли, ты побудешь здесь некоторое время, я притворюсь тобой, всё разузнаю, а потом тебя отпустят, и ты сможешь уйти. Легко и просто." Молодой военный начинает смеяться, его тело тихонько подрагивает, словно он смотрит на провинившегося крошечного щенка. Камило хочет ударить его за эти смешки. — "Только не говори мне, что ты реально думаешь, что они оставят меня в живых. Ты что, веришь в сказки? Нет? А похоже, что да. Тупая марионетка." В последние недели его темперамент не самый спокойный, как ему хотелось бы, иногда он ощущает внутри себя настолько неукротимое дикое бешенство, что начинает понимать свою маму. Вот и сейчас, еле сдерживаясь, он держится за воротник чужой порванной рубашки, глаза сужены, он через силу вдыхает и выдыхает, прежде чем приблизить его лицо к своему. — "Назови меня ещё раз так, и я сделаю всё, чтобы твоё похищение казалось тебе сказкой по сравнению с тем, что будет дальше." — облизывая пересохшие губы, он моментально начинает сожалеть о своих словах, сказанных второпях таким бархатистом тоном, которым он обычно пел при любом удобном случае. Камило отшатывается, прежде чем отпустить подростка. —"Они не убьют тебя. Пока, конечно, я того не пожелаю" — широкая улыбка сопровождает эти слова, и он никогда прежде не чувствовал такого странного удовлетворения, когда втирал кому-то в лицо своё завидное положение, полученное благодаря Салазару. Юноша знает, что это неправильно. Внутренний диссонанс разрывает голову пополам. Ему кажется, что он тоже является похитителем, пусть он и пальцем не пошевелил для того, чтобы затащить этого молодого человека в лагерь. И когда Камило приходит в себя, то ему кажется, что это всё – его вина, что ему нужно что-то сделать. С другой стороны, с ним случались вещи и похуже, так почему его должна волновать судьба незнакомого военного? — "Мне не нужен малолетний защитник. Просто проваливай уже. Если им придётся меня убить, то так тому и быть." Младший выглядит самодовольным, даже немного напуганным своим высоким статусом. Это заставляет его чувствовать себя жутко виноватым. Когда он хочет язвительно ответить на его героическую речь, продолжить их детскую перепалку, в зал приходят Карлос и Мугре, оба чёрные от грязи и похожи на мокрых воробушков. Камило решает уйти, его сопровождают пытливые и удивлённые взгляды. *** Горячая вода почти не облегчает его боль, ему приходится по капле собирать её из большой чашки после кипячения, её очень мало, но она всё же есть – роскошь, которую, как он знает, он заимел только с помощью Салазара. Он не хочет быть в долгу перед этими людьми, но он всё равно благодарен. По крайней мере, с ним не делают того же, что сейчас происходит с Дарио. Камило узнал, как того зовут только после того, как над парнем целый час измывались здешние партизаны, дабы получить хоть крупицу нужной информации. Последнего Камило не знал, и это вызывает в нём лёгкое негодование. Он остаётся с горьким привкусом во рту и целым ворохом неприятных воспоминаний, которые плавают в его пустой голове. Мытьё его холодного тела не принесло ему никакого утешения, только тяжкий груз, засевший глубоко в сердце. На месте Дарио когда-то был он сам, тоже избитый и покрытый синяками, в жестоком мире, где не отыскать дороги, ведущей к дому. Он тоже плевался кровью, горячие слёзы тоже текли по его красным щекам, пока он лежал на полу со сломанными рёбрами и растоптанной душой. Прошло только шесть месяцев, шесть долгих месяцев, и все они кажутся вечностью. Нынешний Камило отличается от того драматичного и игривого паренька, каким он был до того, как его бросили в эту пучину безумия. Даже Карлос больше похож на себя прошлого, чем он, и эта горестная мысль что-то надламывает внутри него. Он закрывает глаза и медленно дышит, надевает майку и штаны, уготовленные для сна, и позволяет Салазару разговорить себя, пусть и всё, что он хочет, – погрузиться в очередной безмятежный сон. Эти маленькие изнурительные действия уже превратились в привычку. — "Его звать Дарио, но ты, наверно, уже знаешь это. Ему семнадцать, и он в рядах AUC* ещё с восьми лет. Он там на хорошем счету, и мы сможем воспользоваться этим, чтобы без труда проникнуть внутрь. Его частью командует полковник Фуэнмайор." Мелкие детали оголяются перед ним. Ему придется выдать себя за Дарио, заявить военным, что ему пришлось выживать в пустыне после побега от партизан, рассказать о том, что FARC ищут полковника Диаза, и дать информации потечь внутри этой ветви. Звучит настолько просто, что он даже ничуть не волнуется за свою жизнь. Может быть, дело просто в сонливости. — "Завтра мы всё приготовим, и затем ты пойдёшь. Они не так далеко от нас и, прошу, Камило… Сделай так, чтобы всё прошло гладко. Не дай себе умереть." Салазар смотрит в пустоту, и Камило откладывает сон, чтобы узнать побольше деталей о том, какую роль во всём этом играет сам командир. — "Что этот человек сделал с вашим сыном? Я… Не знал, что партизанам можно заводить детей." — Очевидно, что речь идёт о биологических детях, потому что их тут так много, что мальчику уже тошно от них. Мужчина вскидывает бровь, и продолжает глядеть куда-то в сторону. Он сидит на матрасе, на котором они всегда спят, скрещивает свои руки, рассматривает их, словно размышляет о том, что сказать. Сейчас Салазар выглядит даже слабее Камило и этим можно воспользоваться. — "Он поймал его, чтобы навредить мне. Он знал, в чём моя слабость, и если меня достать невозможно, то его достать он мог. И он достал." Юноша пытается представить в своём сознании образ своих родителей, которые страдают от его потери, и это заставляет все внутренности сжаться. Он предпочёл бы уйти в забвение тому, чтобы его родители погибли из-за него. Из-за его глупости. Он также пытается оживить образ погибшего ребёнка, жертва человека, который лишь хотел заставить его отца заплатить за свои чудовищные преступления на войне, где каждый виновен и невиновен одновременно. Вопиющая несправедливость отражается в его глубоком вздохе, в прикушенной нижней губе. — "Мы так и не отыскали все части, и этот сучий потрох делал фотографии с ним… Чтобы отправить их мне. Он понимал, что он делал. И он заплатит, он, блять, заплатит за всё…" Салазар встаёт, и Камило впервые за несколько месяцев спит один.