Я справлюсь с этим!

      Учебный год закончился, настало время каникул. Минхо, как и планировал, проходил стажировку в компании матери и отчима, а Хенджин, которого успешно приняли в Государственную юридическую академию, готовился к переезду в другой город и к новой, теперь уже студенческой, жизни.       Хван покрасился в блонд и стал еще красивее с отросшими до плеч белыми волосами. Даже несмотря на то, что младший в последнее время ходил очень грустный, сам на себя не похожий, он все еще оставался самым прекрасным человеком, которого Ли когда-либо видел.       Хенджин был очень обижен на родителей и старшего брата за то, что они решили отправить его учиться в другой город. Настолько обижен, что он сам уже хотел поскорее уехать, чтобы не видеть их всех. Но его всё же пугала мысль о том, как он будет жить в незнакомом городе, ему было грустно от того, что пришлось уйти из танцевальной команды, но самое страшное было — уезжать от Минхо. Хоть младший злился на брата и уже из принципа хотел уехать, он всё еще не представлял своей жизни без него.       До отъезда оставалось несколько дней, почти все вещи уже были собраны и упакованы, Хенджин уже попрощался с теми немногочисленными знакомыми, с которыми он общался во время учебы. Но он всё ещё не попрощался с братом, боясь, что старший и в этом ему откажет, хотя младший был твердо настроен увидеться с Минхо перед отъездом. Хван дождался, пока Ли вернётся домой, и робко к нему постучался. — Да, — раздался голос из-за двери. — Привет, — застенчиво кусая губы, сказал Хенджин, заглядывая в комнату, — Могу я попрощаться с тобой перед отъездом? — Привет, проходи, — Ли указал рукой на кресло, приглашая брата присесть, а сам остался сидеть на кровати.       Хенджин устроился на кресле, молча разглядывая и теребя в руках край своей футболки с длинными рукавами. Наступила тишина. После некоторой паузы Хван наконец спросил, не глядя на Минхо: — А тебе было страшно переезжать в другой город? — Когда умер отец? — Ну да. — Если честно, я плохо помню то время, наверное, я был слишком огорчен его смертью, чтобы переживать о переезде. — А мне сейчас очень страшно, — Хван вдруг поднял на брата полные тоски глаза.       У Минхо сердце сжалось от этого взгляда. — Тяжело было только первое время, пока я заканчивал школу, потому что там все уже были свои, а тут пришёл новенький за несколько месяцев до выпуска. Вот когда я поступил в универ, было уже намного лучше, поскольку все друг с другом только познакомились. Так что тебе будет проще, ты ведь сразу в универ сейчас пойдёшь. — Проще? Ты хотя бы с семьей жил в знакомом городе, а я переезжаю в новое место, где вообще никого и ничего не знаю. — Так вот и узнаешь! Возможно, найдёшь наконец-то друзей, начнёшь новую жизнь.       Минхо как мог пытался его подбодрить, но кажется это сработало ровно наоборот, потому что у Хенджина заблестели слезы на глазах: — Прости, я слишком много от тебя хотел, — вдруг начал лепетать Хван, опустив вниз голову и шмыгнув носом, — в итоге у меня теперь нет ни любовника, ни друга, ни брата.       Запрещенный прием, но Ли был готов, поэтому сдержался: — Я не думаю, что тебе стоит извиняться, но если от этого ты почувствуешь себя лучше, то я тебя прощаю. — Что ж, не буду мешать тебе жить нормальной жизнью, о которой ты так мечтал, надеюсь, ты будешь счастлив. Я… — Хенджин всхлипнул и поднял на брата заплаканные глаза, — я не знаю, когда мы теперь увидимся, хотя возможно, ты бы предпочел вообще больше никогда меня не видеть... — Джинни, прошу… — старший изо всех сил старался не повестись на манипуляцию. — Подожди, дай мне закончить, пожалуйста, — взмолился младший, — я не знаю, когда мы теперь увидимся, но прежде чем я уеду… Хён, хоть ты меня больше и не любишь, но могу я в последний раз тебя поцеловать? Пожалуйста… — Хенджин… — сердце Минхо бешено заколотилось, он ожидал от брата чего-то подобного, но не думал, что так бурно отреагирует. — Пожалуйста, позволь мне… Если не из любви, то хотя бы из сочувствия, мне сейчас так плохо… мне нужна хоть капля тепла, иначе я сломаюсь окончательно… — Прости, но я не могу тебя поцеловать, это будет неправильно с моей стороны, — ах, как же больно было это говорить, но он должен был.       Слезы с новой силой покатились из глаз Хвана, он пытался вытирать их рукавом, но они лились и лились. — Джинни, — вкрадчиво сказал Минхо, ему хотелось хоть как-то поддержать брата, — тебе нужно пойти к психологу, он поможет тебе справиться с этим так же, как помог мне. — Помог тебе? — сквозь рыдания фыркнул Хенджин, — Помог в чем? В том, чтобы стать жестоким и равнодушным? Нет, спасибо, такая помощь мне не нужна! — он горько усмехнулся, размазывая слезы по лицу. — Это не жестокость, я просто отстаиваю свои границы! — пытался парировать Ли, но внутри у него самого уже всё тряслось. — Какие границы, хён? У нас что, война? — сильнее зарыдал младший, закрыв лицо ладонями. — Джинни, я правда считаю, что тебе нужен психолог, нельзя же так убиваться из-за любви, какой бы сильной она не была! — Минхо старался звучать как можно более уверенно, хотя сам того гляди готов был расплакаться. Хенджин сейчас был таким трогательным, красивым и беззащитным, старшему так сильно хотелось его обнять и утешить. — Я сам решу, что достойно моих страданий, а что нет! — вскакивает со своего места Хван и идет к двери. — Я очень надеюсь, что после переезда ты со временем забудешь меня и перестанешь страдать, — Ли встает за ним следом. — Если всем на меня наплевать, я уеду навсегда и больше не буду мозолить вам глаза, — злобно всхлипывает младший, хватаясь за дверную ручку. — Хенджин, пожалуйста, не надо так, — старший ловит брата за руку, ему не хочется расставаться на такой ноте. — Пусти! — вырывается Хван. Но Минхо разворачивает его к себе и осторожно приобнимает: — Джинни, мне правда жаль, что всё так получилось.       Хенджин весь трясется от слез, он сейчас такой хрупкий в руках Минхо, ужасно хочется крепче прижать его к себе, погладить по волосам, защитить от всех невзгод. За то время, что они были не вместе, он заметно повзрослел, с его лица ушла детская пухлость, оно стало более утонченным, ему невероятно идет новый цвет волос и этот небольшой хвостик на затылке, а еще от него по-прежнему умопомрачительно вкусно пахнет. Ли так скучал по этому запаху, безумно хочется прижаться носом к шее брата и вдохнуть полной грудью: такое чувство, что этот запах сейчас заменил старшему кислород и он просто задохнется без него. Минхо всего скручивает и ломает от внутренней борьбы. Собственное тело словно взбунтовалось, крича ему: “Ты идиот! Дай мне его, дай! Он мне нужен! Я хочу его! Мне плохо без него.”       В этот момент младший поднял на брата большие блестящие глаза, а дальше всё начало происходить, как в тумане. Ли сам не понял, как это случилось, но он прижал Хенджина к себе и принялся отчаянно целовать. Хван весь поплыл в его объятиях, млея от столь долгожданного поцелуя.       Как только их губы соприкоснулись, Минхо окончательно лишился самообладания, он начал страстно и торопливо ласкать младшего, как будто его сейчас отнимут. Он покрыл поцелуями лицо и шею Хенджина, одним рывком стянул с брата футболку и толкнул младшего на кровать. Он стал лихорадочно зацеловывать до боли желанное тело, жадно вдыхая его аромат.       Хван умирал от наслаждения в его руках, он не мог поверить, что это происходит, у него внутри все сжималось от удовольствия и страха. Он безумно боялся, что брат в любую секунду одумается и всё это прекратится.       Но Минхо уже абсолютно потерял голову, он сорвал с младшего штаны вместе с бельем и, просто смочив пальцы слюной, начал растягивать.       Хван задыхался от страсти, которой окатил его Минхо — он как рыбка на берегу хватал воздух широко раскрытым ртом. Хенджин наконец-то осмелился ласкать старшего в ответ, просунул руку ему в штаны и сжал горячий, твердый член, крепко зажмурившись, когда брат ввел в него уже третий палец, ведь как известно, слюна — хреновая смазка. Но он боялся даже намекнуть брату на лубрикант, опасаясь, что тот опомнится и прогонит его. К счастью, Ли сам всё понял, вскочил с кровати, одним махом избавился от одежды, схватил из тумбочки смазку и презерватив, быстро надевая его по дороге к кровати, и вернувшись к Хвану, тут же вошел в брата, только и успев наспех смазать лубрикантом себя и его.       Он закинул ноги младшего себе на плечи и начал яростно вколачиваться в него, практически не дав Хенджину времени, чтобы привыкнуть. Но Хван был счастлив, ему всегда нравилась грубость в сексе, на которую Минхо обычно было очень сложно уговорить, а сейчас он вел себя именно так, как младший всегда мечтал: грубо и властно, уверенно беря то, что ему хотелось. И Хенджин с радостью отдавался весь без остатка, издавая блаженные стоны. Но поскольку родители были дома, Ли пришлось закрыть ему рот ладонью, что только сильнее распаляло Хвана. Он принялся двигать бедрами навстречу старшему, который, согнув его пополам, начал отчаянно зацеловывать шею и грудь, благо растяжка Хенджина это позволяла.       Минхо, как голодный зверь, снова и снова вонзался в сочную плоть брата и никак не мог насытиться. Он так сильно сжимал его тело, что оставлял синяки, но сейчас это беспокоило его меньше всего. Ли казалось, что с тех пор, как они последний раз занимались любовью, прошла целая вечность, и всё это время он не жил, а существовал, и вот только сейчас он по-настоящему снова чувствует себя живым.       “Да, родной, любимый, ненаглядный! Боже, как я скучал! Как же я люблю тебя! Ты мое счастье, мое солнышко!” — крутилось в голове у Минхо, но он не позволял этим словам вырваться наружу.       Младший притянул брата за шею, вовлекая в череду жарких поцелуев, в промежутках между которыми страстно шептал: — Любишь… Ты все ещё меня любишь! И всегда будешь любить только меня..       Но до того, как Ли что-то ответил, раздался стук в дверь и в комнату вошёл отец Хвана со словами: ”Минхо, Хенджин не у тебя?”       Братья даже не успели как-то отреагировать, прежде чем отец с яростным криком “Какого черта тут происходит?” накинулся на них. Он моментально оторвал Минхо от Хенджина и со всей силы врезал ему кулаком по лицу.       Ли отлетел на пол, Хенджин пронзительно закричал, когда увидел кровь на губе брата, и вцепился в отца, чтобы не позволить ему снова ударить любимого. На крики прибежала мать и застыла, не понимая, что происходит: старший сын, голый, с окровавленном лицом и ужасом в глазах лежит на полу, младший тоже голый с истеричным криком “Папа, пожалуйста, нет! Я люблю его!”, пытается удержать отца, который рвется в сторону Минхо и, словно подстреленный лев, яростно рычит “Я сейчас его убью!”.       Мать не придумала ничего лучше, как вылить на мужа кувшин воды, который так удачно оказался у нее в руках, поскольку перед этим она поливала цветы.       Крики тут же прекратились, и все уставились на хозяйку дома. — Что тут происходит? — воскликнула она. — Этот ублюдок насиловал моего сына, — начал отец, снова дернувшись в сторону Минхо, но ему помешал Хван, который упал на колени, обхватив отца за ноги и громко рыдая, пытался объяснять: — Он не насиловал! Я люблю его, это я во всём виноват! Он не хотел! Это я! Я во всем виноват… — отчаянно всхлипывал Хенджин.       Родители и брат в шоке смотрели на истерику младшего. Отец присел на пол рядом с сыном, взял его за руки и попытался установить зрительный контакт. — Сынок, — уже спокойнее сказал он, — я же видел, когда вошел, что этот извращенец тебя… — он запнулся, метнув злобный взгляд на Минхо, который, стащив с кровати одеяло, прикрыл им свою наготу и краем пододеяльника вытирал кровь, безостановочно сочившуюся из разбитой губы. — Нет, папа, он не извращенец! А если это и так, то я ничем не лучше! Я сам к нему пришел, это всё я... это моя... — всхлипывал Хван. — Так, — наконец-то пришла в себя мать, — вы двое, быстро одевайтесь, и через 5 минут мы ждем вас в гостиной. А ты, самец, пошли со мной, — она грубо схватила за рукав мужа, с которого капала вода, и утащила из комнаты.       Разговор получился тяжелым: отец опять орал, Хенджин плакал, Минхо, опустив голову, молча сидел с видом побитой собаки, приложив лед к губе, и только мать пыталась во всем разобраться и со всеми договориться. Но прийти к какому-то адекватному решению так и не получилось, единственное, что удалось сделать, это отговорить отца вызывать полицию и писать на старшего заявление об изнасиловании.       Чтобы не обострять ситуацию, Минхо позвонил Чану и договорился какое-то время пожить у него, взяв с друга обещание не задавать лишних вопросов.       Бан молча пропустил Ли в квартиру, хотя скрыть удивление у него не получилось.       Возможно, это было совпадение, а возможно, Чан решил немного отвлечь и развеселить друга, но на следующий день у него дома собралась небольшая, уютная компания. Помимо хозяина квартиры и Минхо были Чанбин и еще один парень по имени Хан Джисон, с которым Бан и Со вместе работали над музыкой. Минхо его никогда раньше не видел, так как он учился в другом вузе на курс младше и жил в совершенно другом конце города. Но за последний год Ли нередко слышал о Хане и, можно сказать, они даже были заочно знакомы, только все никак не выпадало случая пересечься. Видимо, Джисон тоже был наслышан о Минхо, потому что, когда зашел в квартиру, поздоровался с ним, как со старым другом, широко ему улыбаясь, и крепко обнял, из-за чего Ли даже немного смутился, хотя ему понравилось. От Хана приятно пахло свежестью и чистотой, и вообще он производил хорошее впечатление. — Что с твоей губой? — спросил Джисон, как только присмотрелся к лицу Минхо. — Ах это, — Ли дотронулся до слегка поджившей раны, — да так, подрался с хулиганами на улице, — сказал он первое, что пришло в голову. — Нихуя себе, — удивился Чанбин, — что случилось? — Да ничего особенного, им очень понравился мой телефон, а мне он тоже нравится. — Тебя пытались грабануть? Ты заявил в полицию? — не унимался Со. — Во-первых, там было темно, и я никого толком не разглядел, а во-вторых, все обошлось, телефон у меня, а это царапина скоро заживет, — Ли сам обалдел от того, как складно он врал. — Ну ладно... — протянул Чанбин. — В следующий раз будь, пожалуйста, аккуратнее, а лучше сразу убегай — сказал Хан, похлопав Минхо по плечу, — жалко портить такое хорошенькое личико, — добавил он со смешком и сам, кажется, смутился от своей дерзости, потому что тут же покраснел и быстро ушел в комнату.       Ли тоже покраснел, ему не часто вот так делали комплименты. Чан и Чанбин с ехидными улыбками переглянулись у него за спиной.       Чанбин и Джисон принесли с собой кучу бутылок пива, парни как обычно заказали пиццу и решили во что-нибудь поиграть. Выбор пал на Уно, и хоть это была очень простая игра, получилось довольно весело, ребята много шутили и смеялись. Ли понравилось чувство юмора Хана, но еще больше ему понравилось то, как громко Джисон смеялся над шутками самого Минхо. Они вообще как-то довольно быстро нашли общий язык, и Ли даже в какой-то момент стало казаться, что они знакомы уже намного дольше, чем несколько часов. Особенно, когда на очередном раунде игры Хан, который сидел от Минхо через Чанбина, подал Ли едва уловимый знак глазами, и они вдвоем объединились против Со и Бана, в результате чего с легкостью их вынесли и стали сражаться уже друг с другом. Минхо почему-то это все безумно забавляло, он даже на какое-то время забыл о ситуации с братом, и ему действительно удалось отдохнуть. Хорошее настроение не омрачило даже то, что победил в итоге Джисон; Ли было не жалко ему проиграть, в конце-концов, это всего лишь игра.       После Уно парни завели разговор про музыкальные треки, над которыми они сейчас работали, и Джисон, возможно, заметив, что Минхо заскучал, спросил у него, пробовал ли он когда-нибудь записывать песни. — Эммм, нет, никогда, — удивился неожиданному вопросу Ли. — А ты хотел бы? — широко и очень дружелюбно улыбнулся Хан. — Даже не знаю, никогда не думал об этом. — Хочешь попробовать спеть что-нибудь для одного из наших треков? — вдруг спросил Джисон. — Я? — еще больше удивился Ли. — Ну да, у тебя приятный тембр голоса, думаю, он будет хорошо звучать в общем миксе. — Я не уверен, что смогу хорошо спеть, — признался Минхо. — А ты когда-нибудь пробовал? — Ну не то чтобы... — Приходи как-нибудь к нам на студию, сделаем пробную демозапись, заодно проверим, как ты поешь.       Ли растерянно посмотрел на Чана и Чанбина. — А что, отличная идея, — подхватил Бан Чан, — пока каникулы, время есть. Пойдем с нами в следующий раз на студию! — Давай, чувак, — присоединился Чанбин, — будет весело! — Ну ладно, — застенчиво улыбнулся Минхо, — только обещайте, что не будете прикалываться, если всё окажется совсем печально. — Да кто рискнет над тобой прикалываться, ты еще в драку полезешь за такое, как с теми хулиганами, — Хан засмеялся, и остальные парни подхватили.       Это было неловко. Наверное, Джисон решил, что Минхо какой-то бэд бой, который чуть что затевает драку. Ему не хотелось бы произвести такое впечатление на этого милого, веселого парня, не хотелось, чтобы Хан считал его опасным, ведь, несмотря на свой острый язык, Ли был очень добродушным и миролюбивым малым.       Когда пиво было допито, а пицца доедена, Чанбин и Джисон попрощались и разъехались по домам. На прощание Хан и Ли обменялись контактами в соцсетях, чтобы оставаться на связи. — Как тебе Джисон? — спросил Чан, когда они с Минхо остались вдвоем. — Он классный! Я был бы рад, если бы мы стали друзьями. — Кажется, ты ему тоже понравился, — подмигнул Чан. — Что за намеки? — Первый раз он кого-то пригласил поработать с нами над треком. — Думаю, он сделал это из вежливости, — состроил рожицу Ли.       Когда Минхо лег спать, он мысленно прокручивал в голове события минувшего вечера, и больше всего впечатлений у него, несомненно, вызвало знакомство с Джисоном. Хана нельзя было назвать красавчиком, но в нем определенно было некое очарование, особенно когда он улыбался своей белоснежной улыбкой в 32 зуба. Ли понравилось, что у Джисона был хорошо подвешен язык, и он всегда находил, что сказать, а еще он так заразительно смеялся, и вообще с ним было легко и комфортно. Минхо подумал, что правда хочет с ним подружиться.       Родители помогли Хенджину перевезти вещи, обустроиться в университетской общаге, и, убедившись, что у сына всё в порядке, вернулись домой.       Соседом Хвана по комнате стал белобрысый веснушчатый парень — с раздражающе лучезарной улыбкой и озорным взглядом — по имени Ли Феликс. Он тоже был первокурсником, и хоть его родители жили в этом городе, он решил переехать в общагу, потому что она была очень близко к универу.       Еще до начала учебного года Феликс успел надоесть Хенджину своей непрошибаемой жизнерадостностью, которая не вязалась с нынешним состоянием Хвана так сильно, что порой хотелось врезать соседу по его счастливому лицу. Но он, конечно же, никогда бы этого не сделал, соблюдая нормы приличия, насколько у него хватало на это сил.       То, что случилось перед отъездом, окончательно выбило Хенджина из колеи. Он не понимал, как должен себя вести и что чувствовать. С одной стороны, его огорчало и пугало, что родители теперь в курсе их отношений с братом. Но с другой стороны, он весь трепетал от мысли, что брат всё ещё его любит, а значит, у него есть шанс вернуть Минхо. Он пока не знал, как это сделать, но твердо решил, что приложит все усилия, чтобы добиться своего.       Как только Хенджин переехал, у его родителей состоялся еще один неприятный разговор. Хван сказал жене, что ее сын извращенец, который растлил его сына. На что женщина ответила, что они оба ее дети и она любит их одинаково.       Муж начал обвинять ее в том, что, потакая сыновьям во всем, она воспитала из них развратников. А жена начала обвинять его, в том, что он сам вообще практически не занимался воспитанием сына, все время торча на работе. Они окончательно разругались. Миссис Хван послала мужа ко всем чертям, после чего тот собрал вещи и съехал, сказав, что он и сам больше ни минуты не намерен оставаться в этом доме.       На самом деле, их отношения давно уже больше походили на деловые и соседские. Если бы не младший сын, который и так редко видел отца, миссис Хван уже много лет назад развелась бы со вторым мужем.       Сразу же, как только съехал муж, мать позвонила Минхо и попросила его вернуться, сообщив, что отчим тут отныне не живет.       Ли зашел домой с видом преступника, приговоренного к смертной казни, и чуть ли не с порога кинулся к матери с извинениями: — Мама, прости! Мне очень жаль, что я расстроил тебя. — Давай присядем, — мать взяла сына за руки и усадила рядом с собой на диван, — Вообще, я давно догадывалась, что между вами происходит что-то неправильное… — Что? Как давно? — опешил Минхо. — С того самого дня, когда застала Джинни у тебя в кровати, а его вещи на полу твоей спальни. — Так ты заметила? Почему ничего не сказала? — Боялась услышать правду, наверное. — Мам, прости, я пытался, честное слово! Я пару лет душил в себе эти чувства, и я бы справился с ними, если бы… — он запнулся. — Что? Если бы Джинни сам к тебе не пришел? — Мама, он... Я... Это моя вина! Я старший, и я не должен был этого допустить!       Минхо положил голову на колени матери, обнимая их, уткнувшись в них лицом: — Прости меня! Я так тебя подвел. Но я правда боролся, как мог, я даже пошел к психологу, чтобы справиться с этим. — Ах, сынок… Я тебе верю, — мать стала гладить Ли по голове, — я знаю, что ты у меня умный мальчик, и что ты все правильно сделаешь, что я могу на тебя положиться. — Да! Мама, больше я не поддамся этому, обещаю! Я чувствую, что работа с психологом идет мне на пользу, теперь у меня намного больше сил, чтобы сопротивляться этим чувствам. — Хорошо, я рада это слышать! — Но мам... — он замялся. — Что, дорогой? — Я думаю, что Джинни тоже нужна помощь психолога, я боюсь, что он не справится сам. Я очень за него переживаю. — Хорошо, я поговорю с ним об этом. — Спасибо! — Минхо горячо обнял мать. — А что теперь будет с фирмой? — робко спросил он. — Думаю, что на этом твою стажировку можно считать успешно оконченной, — улыбнулась мать, — Но я по-прежнему рассчитываю на тебя в вопросах, касающихся компании. А с мужем я как-нибудь договорюсь, не переживай. — Прости, что из-за меня ты поругалась с ним. — Об этом тоже можешь не волноваться. Этот брак давно уже перестал быть союзом двух любящих людей, нам просто было удобно жить вместе. — Что? Но зачем тогда?.. — Основной причиной, почему мы не расстались раньше, был Хенджин, но теперь, когда он будет жить и учиться в другом городе, я не вижу смысла поддерживать видимость брака. И я никому не позволю бить моих детей, — она погладила Минхо по лицу. — Как твоя губа? — Уже почти не болит… Мам, раз уж ты теперь в курсе про мою ориентацию, могу я больше не скрывать ее? Если я правильно понял, тебя это не сильно огорчило? — Ну как тебе сказать… Не то чтобы я в восторге, что оба моих сына оказались геями, видимо внуков мне теперь не видать, но что поделать... Вы мои дети, и я люблю вас, какими бы вы... — Погоди, — торопливо перебил ее Ли, — то есть, я хотел сказать, спасибо, но я говорю сейчас только за себя, я не в праве делать каминг-аут за Хенджина. — Ой, Минхо, я тебя умоляю, Джинни рос у меня на глазах, думаешь, я не знаю про его ориентацию?       Старший удивленно уставился на мать. — Я это поняла, еще когда он в садик ходил, и на вопрос “есть ли у тебя в группе невеста?” отвечал, что у него есть жених, — развела руками мать, — и потом я за 18 лет ни разу не видела его ни с одной девчонкой, зато видела, как он смотрит на парней.       Ли изумленно хлопал глазами, мать неожиданно оказалась гораздо более проницательным человеком, чем он полагал.