The day when you were born

– С днём рождения, братишка! Паренёк не успевает повернуть головы, когда оказывается заключён в самые крепкие объятия, какие только могут быть. Он неловко смеётся, пока Пепа прижимает его к себе с такой силой, что, казалось, ещё минута – и от хрупкого четырёхлетнего мальчишки ничего не останется. – Тебя тоже, Пепа, – мягко отвечает Бруно на бурные проявления эмоций сестры, чуть улыбнувшись и с осторожностью приобняв её за плечи в ответ. Пепа сама собой похожа на маленький ураган. Эмоциональная, быстрая, звонкая. Если эмоции нахлынули на неё – они нахлынут и на всех окружающих. Зато когда она пребывает в добром расположении духа, её яркая чарующая улыбка и заразительный смех отлично разжигают атмосферу. Настолько отлично, что даже Бруно может улыбнуться. К их объятиям и поздравлениям робко присоединяется Джульетта, встав со стороны брата, но руками нежно ухватив их обоих. Они все родились в один день, однако Джульетта – самая старшая. Пусть разница в их появлении на свет составляет собой ничтожные несколько минут, в характере всех троих она была на удивление заметна. В отличии от гиперактивной Пепы (по совместительству, средней дочери в семействе), Джульетта была спокойна и рассудительна, и переживала всякий раз, когда сестрица плакала, топала ножкой, будучи чем-то недовольной; или когда брат скромно теснился в сторонке, отстранённо глядя куда-то мимо, с ощущением видимой грусти (почему-то сестра часто принимала его задумчивость за печаль). Да, Бруно – самый младший сын, – частенько бывал задумчив, молчалив и немного даже отстранён. Однако это вовсе не значило, что он в печали. Парень очень любит своих сестрёнок, с которыми они каждый день резвятся на улице, в доме – да где угодно; он любит свою дорогую мамочку, заботливую и всегда улыбчивую, которая готовит им вкусную еду, стирает одежду, заботливо укладывает в кровать, а спят они все вчетвером, тепло прижимаясь друг к другу; любит это место, их родную Каситу, этот сад, зелёный и практически всегда залитый золотистым свечением солнца. Бруно нравится наблюдать, так что каждый уголок дома (и почти каждый метр их сада) он уже знает, как свои пять пальцев. Иногда с сёстрами и матерью они отправляются на прогулку по деревенским улицам, чему Бруно несказанно радуется. Ему нравится наблюдать за людьми, молча изучая их привычки, действия, повадки. Он сам по себе очень стеснительный и тихий мальчик, но наедине с сёстрами он позволял себе искренне громко и открыто смеяться столько, сколько ему хотелось. Сегодня тройняшкам исполняется по четыре года. Ровно на один год старше. Будет много народу, поэтому Бруно немного волнуется, однако присутствие родных сестёр обещает приятный интересный вечер, наполненный весельем и семейным теплом. На кухне очень вкусно пахнет: мама печёт праздничный пирог, готовит разные блюда для будущих гостей. Джульетта крутилась подле неё, с наслаждением наблюдая за процессом, а пару раз даже помогая матери замешивать тесто. Было очевидно её пристрастие к готовке. Пепа носилась туда и обратно, то ликуя от предвкушения скорейшего праздника, то начиная панику на пустом месте из-за того, что не может найти любимой куклы, которая её так успокаивает. А что Бруно? Он просто наблюдатель. – С днём рож-де-ния! Под дружные апплодисменты все трое задувают свечи. Мысленно каждый про себя загадывает желание, и Бруно загадывает только самые светлые надежды на своё будущее. Пять лет. Это очень важный день. Мало того, что сама цифра представляла собой круглую дату и первый в его жизни юбилей, так ещё и большая ответственность сегодня уляжется на его плечи. Начиная с сегодня и на всю оставшуюся жизнь. Сегодня Бруно получит дар, но какой – никто не знает. Волнение легонько покалывает сердце, когда на пороге дома появляется всё больше людей. Жители всей деревни смотрят на него и сестёр, словно на искусные каменные статуи, подобные тем, что стоят на главной деревенской площади. Дети с восторгом, а иногда и с завистью таращатся на него, словно на нечто удивительное, логически необъяснимое. Взрослые улыбались, а некоторые могли кинуть пару-тройку комплиментов и различного рода подбадривающих фраз, по типу "удачи тебе сегодня, малыш!", "отлично выглядишь!" и что-то тому подобное. Бруно были нужны эти слова. Они в самом деле придавали ему чуть-чуть смелости, а главное – помогали почувствовать себя нужным, полезным, достойным того, что ему предстоит получить. Рука немного дрожит, застыв на миг перед золотистой ручкой двери. Бруно поднимает глаза на мать – та, держа в руках горящую золотом свечу, с теплотой улыбается и слегка кивает, подавая знак детям. Бруно закрывает глаза и глубоко вдыхает. Поворот. Парень задерживает дыхание. Дверь открывается, но перед ним вовсе не ожидаемая комната с обычными стенами, полом, потолком, а целая пещера... Огромная, каменная пещера, пропитанная загадочностью и сыпучим песком. И это кажется ему потрясающим. Осматриваясь по сторонам в нерешительности, но больше в восторге, Бруно делает осторожный шаг и тут же шлёпается лицом в песок, запнувшись о собственные ноги. Поднявшись, он отряхивает коротко постриженные волосы и было думает, что худшее уже позади. – Это моя комната... – тихо, практически беззвучным шёпотом произносит он. – Это моя комната! – теперь Бруно едва ли не кричит, вбегая в пещеру и заливаясь при этом радостным смехом. Настоящая, целая пещера, принадлежащая только ему! Ноги немного увязают, затормаживая бег, прохладный песок приятно рассыпается по коже. Бруно настолько счастлив, что даже забыл об одной малозначительной вещи – сёстры ведь тоже получили дары. Джульетта – готовка, впрочем, об этом и так можно было догадаться. Старшая из тройняшек, самая ответственная и самая уравновешенная. Если сестра научится вкусно готовить (а она точно научится, учитывая её страстные порывы), с помощью её еды можно будет залечивать любые раны. Это очень полезный дар. Пепа... Сейчас над её головой – ясное солнце, но Бруно невольно задумывается о том, что погода отныне далеко не всегда будет столь же благоприятной. Эта девчонка испытывает за день черезчур много эмоций. Наверное, такой дар контролировать будет непросто. Но Бруно точно знает, что Пепа справится. Она сильная. А дар Бруно – способность видеть будущее. Паренёк ещё не до конца осознавал это, но уже ясно чувствовал – в его жилах течёт настоящее волшебство. Счастливая мать, ликующая под звон бокалов толпа гостей и сёстры, крепко его обнимающие, об этом свидетельствуют. Десять лет. Сегодня Бруно исполняется десять, и нельзя сказать, что он не рад этому. С одной стороны, это круглая дата, а значит праздник будет ещё большим и разгульным, чем в предыдущие дни рождения. Но в то же время ясновидящий немного расстроен. Он расстроен, ведь его дар... Оказался на деле не совсем тем, чего он ожидал. Он успел вообразить, как к нему будут приходить за помощью, и как он будет обещать выполнить всё возможное, и как после его будут за эту помощь горячо благодарить... Такие мечтания скромный Бруно мог себе позволить, но они, увы, так и остались всего лишь мечтаниями. Обращались к парню частенько, но... Не всегда результат радовал его посетителя. Бруно далеко не глупый парень, и понимал, когда его работой были недовольны. Вот с Джульеттой и Пепой всё было совершенно иначе. Старшая научилась готовить некоторые виды простой выпечки, и теперь их дом нередко посещали жители: то сосед молотком отбил себе палец, то ребёнок какой подвернёт ногу во время казалось бы безобидных игр в салки, и так далее и тому подобное. Помощь Джульетты требовалась куда чаще и была куда эффективнее. Если раньше постоянно приходилось мириться с ярким-ярким солнцем и сверкающими молниями, то и дело постоянно сменявшими друг друга, то теперь Пепа более-менее научилась держать под контролем настроение и собственный микроклимат. Теперь, если же ярость налетала на неё ураганом, она могла сделать пару-тройку глубокий вдохов и тихим шёпотом произнести: "ясное небо", после чего небо действительно становилось ясным. А вот у Бруно совсем ничего не получалось. Как бы он ни хотел, но он не мог заставить приходящих к нему людей полюбить своё будущее. Бывало, на него смотрели с крайним неодобрением, не говоря ни слова, но глазами высказывая всё, что содержалось в голове. И Бруно это не нравилось. Его это пугало. С таким превосходным даром, который мог бы принести кучу пользы, он никак не может толком совладать. Тень этого беспокойства на лице брата замечает Джульетта. – Выше нос, братец. Она приобнимает того за плечи и как бы невзначай суёт ему какую-то коробку, заботливой рукой обмотанную в синюю бумагу и перевязанную жёлтой лентой. – С днём рождения, – шепчет она, целуя Бруно в щёку, пока тот загадочно осматривает свой подарок. – Ты справишься. – её пальцы тесно, но ласково сжимают его ладонь. Бруно растворяется в неловкой улыбке. Может, теперь некоторые ребятишки (но больше даже, наверное, их взрослые родители) смотрели на него открыто неприязненно или даже со страхом, сёстры есть и всегда были теми, кто понимал его беспрекословно. Добрая заботливая Джульетта обнимала его, обещала, что всё обязательно наладится, что Бруно обязательно сумеет. Даже соседские мальчишки-задиры жались в угол, когда над головой Пепы сгущались тучи – а это происходило, если кто-то из них осмеливался поддразнить её дорогого младшего братишку. Поэтому подобное происходило крайне редко. Осматриваясь в поисках рыжеволосой, Бруно не без труда замечает её вьющуюся косу в толпе окружающих. Ему приходится оставить подарок Джульетты на потом. Пепа подбегает к брату и сестре, одновременно ухватив их за руки и потянув за собой, в толпу танцующих. Бруно не очень хочет присоединяться к танцам, но он не против, если сёстры с ним рядом. Благодаря им он верит – он обязательно станет сильнее и сможет принести пользу семье. Пятнадцать лет. Альма ссылается на подростковый возраст, посчитав это вполне разумным объяснением резким переменам в поведении и характере сына. Большую часть времени Бруно проводит в своей комнате, хотя теперь холодная пещера уже не кажется ему настолько величественной и таинственной, как тогда в пять, когда он увидел впервые открыл эту дверь. Просто она лучше. Лучше, чем находиться на улице и ловить на себе противные взгляды прохожих. Бруно больше не десять. Сегодня ему исполняется пятнадцать, и своё старшинство вполне ощутимо прочувствовать он мог не только внутренне, но и физически. К нему больше не относились, как к тому невинному ребёнку, каким он был когда-то. Теперь не стеснялись ему высказывать и более колкие слова и фразы, а некоторые личности не боялись и что-нибудь кинуть – позавчера ему не пойми откуда в голову прилетел камень, и если телесный шрам уже успел затянуться, то моральные раны только продолжали возрастать в их размерах и количестве. Но это ничего. Джульетта научилась печь восхитительные арепы с сыром, от которых затягиваются любые раны. Вот уж у кого лучше всего получалось быть в ладах с собственным даром. – Старайся лучше, Бруно. Отношение матери тоже изменилось. Из той улыбчивой, заботливой мамочки, что прежде так тепло обнимала и с такой нежностью трепала его по волосам, она превратилась в строгую мать, что отныне обращалась к нему исключительно строгим тоном. Так холодно, словно разговаривала не с собственным сыном, а с посторонним. Именно таким Бруно себя и чувствовал. Посторонним. Пепа, раньше готовая обрушить гром на каждого, кто скажет хоть слово плохо о её младшем брате, теперь метала молнии всякий раз, когда Бруно попадался ей на глаза. Дело в том, что провидец не так давно предсказал скорое расставание с её парнем, и как результат – на следующей же неделе лучший-на-свете бросил девушку, хотя прежде и намёков на то не подавал. Пепу это навело на мысль о том, что люди могли быть правы. Может, Бруно и правда насылает проклятия своими предсказаниями? – Я тебя ненавижу! – в слезах сказала она тогда, за что тут же была осуждена Джульеттой. Парень понимал, брал в учёт вспыльчивость его сестры, но ничего не мог поделать. В тот момент внутри него что-то перевернулось. Девушка была так поглощена своей обидой, что даже не задумалась – а зачем Бруно её проклинать? Он никогда никому не желал зла, а тем более своей семье. Но Бруно злился на себя, считая, что старается недостаточно. Он надеялся, что Пепа успокоится, когда немного заживёт её разбитое сердце. Наверняка ей не составит труда найти нового ухажёра. Его сестры прекрасны и нравились многим в деревне – он знал. А вот у Бруно с этим были проблемы. Его все боялись. Парню становится несколько даже противно (за что он тут же мысленно себя и корит), когда Джульетта смотрит на него с... Жалостью. Бруно хмурит брови, чтобы не выглядеть жалким. – Бруно, идём, там... – Нет, – он понял, что это прозвучало слишком резко, и поднял на сестру глаза, сидя в углу и поджимая к себе колени, – потом, – добавляет он уже мягче, чтобы Джульетта ни в коем случае не подумала, будто Бруно желает нагрубить ей, – я сам приду... Джульетта, кажется, желает ещё что-то сказать. Однако не произносит ни слова. Бруно слышит, как скрипит дверь, и вновь утыкается лицом в колени. На глазах, и без того красных, ужасно измученных бессонницами (в последнее время кошмары и внезапные видения мучили его настолько часто, что порой ночью было особенно страшно закрывать глаза), предательски выступают слёзы. Солёная жидкость неприятно щиплет, стекает по щекам и мочит тёмно-зелёное пончо. Бруно чувствует себя ужасно слабым, беспомощным, одиноким. Бесполезным. Однако эта слабость минутная. Он вынужден натянуть хоть какую-никакую улыбку, стереть слёзы и показаться матери. Всё-таки, праздник. Страдания можно оставить на потом. Тридцать лет. Бруно уже начинает терять всякую надежду на то, что что-то вообще может измениться. Ему тридцать. Джульетте тоже тридцать; она выросла прекрасной сильной женщиной, её стряпню обожают во всей деревне, и не только за целебные свойства. Мастерица на все руки и голову – Бруно, честно говоря, немного удивлялся тому, почему она выбрала себе в мужья именно... Кхм, Августина. Он добрый малый, это бесспорно, но всё же они слишком разные. Её муж больше походил на старшего ребёнка. К слову о детях – у Джульетты родилась прекрасная доченька, и Бруно уверен, что это ещё не конец. По забавному совпадению у Пепы тоже дочка – надо же было забеременеть в один год! А муж Пепы, Феликс, казался ему немного удивительным, ведь ему удавалось сделать то, чего ему не удавалось практически никому за все тридцать лет – совладать с Пепой. Они просто идеальная пара. Следуя логике сестры, та должна быть благодарна Бруно за то, что он избавил её от отношений с тем мальчишкой и помог сойтись с Феликсом – мужчина усмехается с собственной нелепой мысли. Но вот ещё одно несчастье: свадьба Феликса и Пепы прошла отнюдь не лучшим образом. И знаете, кого обвинили в том урагане? Нет, не Пепу, которая, так на минуточку, управляет погодой. Бруно порой считал себя неудачником в приступах нахлынувшей депрессии, но он никогда не думал, что одна идиотская шутка окончательно разрушит его жизнь. С тех пор Пепа в конец перестала общаться с ним. Джульетта смотрела всё так же сочувственно, но тоже с опаской. Ясно. Все видят в нём монстра. Его печально поздравляет Джульетта, без особого удовольствия поздравляет Пепа, строго и холодно словно отрезает поздравления мать, неловко поздравляют Феликс и Августин. Племянницы ещё слишком маленькие, чтобы осознать суть происходящего. Когда приходят люди, Бруно уходит к себе и запирается там. Сорок лет. Бруно давно перестал считать свой день рождения праздником, ведь окружающие ясно дали ему понять о том, что его рождение – ошибка. Однако маленькие племянники неслись к нему со всех ног, радостно крича и толкая друг дружку по пути. – С днём рождения, дядя Бруно! – малышка Мирабель, младшая дочь Джульетты, первой кидается к нему на шею. Бруно едва успевает подхватить девочку на руки, после чего улыбается в ответ на её улыбку. Следом за ней Камило, Долорес (дети Пепы), Исабела и Луиза (тоже дети Джульетты) спешат поздравить любимого старшего родственника. – Это тебе, дядя! Мирабель вручает ему маленький немного помятый листочек. Бруно принимает его с вежливой улыбкой, а когда переворачивает – улыбается искренне. Маленькая племянница нарисовала его и себя, держащих друг друга за руки, и с праздничными жёлтыми колпачками на головах. Надо отметить, что для своего юного возраста малышка Мирабель замечательно рисует. Даже узнать можно. Очевидно, у неё большие творческие потенциалы, и Бруно не удивится, если её даром окажется какое-нибудь оживление рисунков или что-то тому подобное. Кстати, у неё тоже скоро день рождения. Пока что она единственная без дара. – Я тоже хочу тебе кое-что подарить! – маленький Камило выступает вперёд, но ему преграждает путь старшая кузина Исабела, запульнув в того несколько бутонов. – Эй! – Я первая подарю подарок дяде! – Почему это, интересно, ты первая?! – Потому что я старше! – Так нечестно! – возмутился паренёк, подобно хомяку надув свои щёчки. Но внезапно на месте, где раньше стоял Камило, появляется Пепа. – Вот, видишь – теперь я старше! – гордо усмехается лицедей, принявший облик родной матери и не видевший, что она позади, пока не услышал раскаты грома за собственной стеной. Бруно усмехается. Эти маленькие чертята в самом деле улучшают ему настроение неизвестно каким способом. Порой Бруно начинает казаться, что это его собственные дети. До тех пор, пока Пепа, например, как сейчас, не напоминает ему о том, что это неправда. Она берёт за руку Долорес и Камило, отводя их от Бруно; Исабела и Луиза машинально поддаются следом. Бруно отпускает Мирабель – та устремляется к тёте, начав поздравлять властительницу погоды. Женщина с улыбкой обнимает детей и племянников. Бруно желает присоединиться к поздравлениям, когда грозный взгляд Пепы его останавливает – она смотрит на него, будто кошка, собирающаяся в порыве злости зашипеть и выпустить когти, а взгляд её словно бы говорит – "Не подходи". Пепа всё ещё злится на него. Бруно застывает в нерешительности. В какой-то момент он делает шаг, но тут же останавливается. Нет, он не пойдёт. Не стоит. Пусть этот праздник обойдётся без грозовых туч. Без злодея Бруно, насылающего на всех подряд проклятия. Свой сорок пятый день рождения Бруно проводит в полном одиночестве, только теперь уже буквально. Сквозь щели в стене (вообще-то мужчина старательно их замазывал, дабы не рухнул дом, но одну оставил специально для того, чтобы поддерживать с семьёй контакт хотя бы зрительно). На большом столе в ряд расставленно множество тарелок, бокалов, столовых приборов; в гостиной веселятся родственники, их смех и дружное пение доносится до его ушей. Вскоре они высыпают в гостиную; Бруно каждый раз невольно удивляется тому, как же быстро растут и меняются его племянники. Пепа и Джульетта выглядят невероятно счастливыми. Сильные, взрослые и состоявшиеся женщины. Бруно искренне рад за любимых сестёр, но в душе было и другое чувство; частичка эгоизма, из-за которой ныло сердце, в груди становилось пусто и невыносимо больно. – Мы не говорим о Бруно! – фраза, которую произносит Пепа, слегка шикнув на собственную дочь. В этот раз её не останавливает даже Джульетта. Бруно чувствует, словно ему в грудную клетку всадили нож – он, слава Богу, не испытывал этого в реальности, но на ум мгновенно приходила именно такая ассоциация. Резкая, сильная боль. И так каждый год. Следующий. После следующего. Сёстры с годами, казалось, становятся только краше; их дети растут, крепнут, умнеют. Жизнь так быстро проносится буквально перед глазами, но проносится куда-то мимо Бруно. Его место – здесь, за стеной, где время либо же остановилось навсегда, либо двигалось безумно медленно. Он чувствует, что становится старше, когда замечает у себя седину в волосах и частую сонливость, хотя последнее могло быть обусловлено и частыми недосыпами. Кошмары мучили его ещё чаще. Видения приходят внезапно, заставляя голову раскалываться на части. Разумеется, если бы не еда сестры, он бы давно уже умер в этих стенах, но и той бывало... Недостаточно, чтобы вылечить его недосып. Но она в любом случае не смогла бы вылечить его прогрессирующие психические расстройства. Когда живёшь в стене, а твоими собеседниками являются одни только крысы да ты сам (с ведром на голове или в капюшоне), тебя ожидают и не такие сюрпризы. Бруно навсегда застрял здесь. И какой бы год сейчас не шёл, он до сих пор не может сдерживать слёз, когда видит, как припеваючи живут его сёстры. Когда видит, как семья счастлива без него. Когда понимает, насколько он ужасен, раз его все так люто ненавидят. Бруно не до конца понимает, за что его ненавидят, но уже ненавидит сам себя. – Лучше бы я не рождался... Его голос омерзительно дрожит, из-за слёз и частых вздохов он начинает задыхаться. Он понимает, что случившегося уже не изменить... Точнее, изменить-то можно, вот только Бруно ни за что не станет. Он ещё нужен здесь, без него этот дом развалится, а он совсем не хочет, чтобы его близкие пострадали. Он любит эту семью. Так что готов провести остаток дней здесь, в темноте и пыли (а также надеяться, что этот остаток будет длиться недолго). Если же это самопожертвование – его выбор, так почему, чёрт возьми, он ревёт прямо сейчас? Бруно тоже человек и тоже хочет нормальной жизни. Нормального праздника. Нормального дня рождения. От безысходности Бруно несколько раз бьётся головой о стену. На лбу выступают капли крови, но вовсе не это смущает его; он затихает, когда понимает, что все уставились в замешательстве на стену. Прекращает дышать на несколько секунд, чтоб его не услышала даже Долорес. Секунд десять. Бруно сейчас задохнётся, но на его везение (или на невезение) родственники вновь начинают общаться, смеяться, плясать. – С днём рождения, девочки. Он улыбается, сквозь щель глядя, как им подносят огромный торт, как дети обнимают своих мам и тёть, свою бабушку, как улыбки не сползают с их лиц. Бруно чувствует, что по щекам снова текут слёзы, а сердце вновь сжимает что-то неизвестное. ************************** – Ещё мы планируем украсить дом и провести пару конкурсов... Мирабель шла впереди, оживлённо растолковывая желаемое и вводя дядю в суть задуманного, хотя со стороны казалось, будто она говорит сама с собой: Бруно шёл чуть позади и смотрел явно мимо неё. – Дядя, ты меня вообще слушаешь? – А? Мужчина вздрагивает, когда нотки в голосе Мирабель становятся выше. Выше и звучат теперь осуждающе. Бруно виновато смотрит на племянницу. – Ну конечно же слушаю, – неловко хихикнув, отвечает он, потирая вспотевшую шею. – Что-то непохоже, – замечает она, недоверчиво изогнув брови. – Дядя, ну это ведь и твой день рождения тоже! Прояви участие! Бруно не хочет проявлять участия. День рождения – великий праздник, а в особенности в их семье. Как правило, они устраивают большие вечеринки, праздничные ужины и много-много всяких развлечений с музыкой и танцами. И подарки – от каждого из родственников, в совокупности составляли собой приличное количество. Но дни рождения Бруно проходили несколько иначе. Он давно уже отвык от этой суеты, если, конечно, не говорить о наблюдении со стороны. – Видишь ли, я не очень люблю свой день рождения. Он нервно усмехается, надеясь, что это умерит пыл рассуждающей девушки, однако та лишь напротив становится в разы оживлённей. Бруно ускоряет шаг и направляется дальше, когда Мирабель останавливается, ясно давая понять, что разговор окончен, однако племянница, демонстративно махнув кудрями, настойчиво направляется следом. – Как же... Почему? Дядя Бруно, ты не можешь не праздновать! – Могу. Вообще, если хочешь знать моё скромное мнение – я не считаю день рождения таким, эм, великим праздником. Это просто день, когда я родился, не более чем. – Но ведь это же юбилей! Бруно замолкает. Двигается вперёд абсолютно молча, будто бы слова племянницы вовлекли его в глубокую задумчивость. Пятьдесят лет. Юбилей. Как чёртово напоминание о том, что прожив столько лет бесцельно и безрезультатно он не добился абсолютно ничего, и вряд ли уже когда-нибудь добьётся. Сравнить жизнь его сестёр и его ужасную жизнь. Вспомнить о том, что старость и смерть уже не за горами. Нет, он не должен плакать на глазах Мирабель. Он не станет плакать. – Мирабель, – мягко начинает он, – послушай, я просто не очень хочу отмечать свой день рождения, вот и всё. – Но хотя бы скажи почему! Я же хочу знать, чтобы помочь и... – Мирабель, хватит! Он сам удивляется тому, что столь резко повысил тон. Изумлённая Мирабель смотрит на него в полном шоке и с круглыми глазами, немного горбится. Бруно тут же подходит к ней, извиняется и гладит по голове, надеясь тем самым загладить и свою вину. – Прости, не хотел кричать. Но давай просто... Забудем об этом разговоре? Пусть это будет праздник твоих мамы и тёти, ладно? Мирабель неуверенно смотрит на дядю, но спустя минуту нерешительно кивает. Она уходит, а Бруно так и остаётся стоять в коридоре, тяжело вздыхая и в очередной раз погрузившись в собственный мир депрессивных мыслей. Неделя будет непростой. Он чувствует, что этот день будет тяжёлым.