The day when you were born

Мирабель заметила, что дядя не возвращался как-то подозрительно долго. Из всех присутствующих она была первой, кто заметил исчезновение Бруно, однако не подала родственникам никакого сигнала об этом. По правде говоря, она не видела, куда провидец пошёл и не успела спросить его об этом, когда тот спешно скрылся, но ей оставалось надеяться, что отчуждённый дядя не заперся где-то у себя в комнате. Хотя, если подумать, может, ему это было нужно? Всё-таки, для Бруно подобные мероприятия давно перестали быть привычны – ясное дело, необходимость какое-то время побыть одному давала о себе знать. И если Мирабель действительно желала дядюшке лучшего, она должна была отнестись к этому факту с пониманием... Что, собственно, она и сделала в данном случае. Девушка продолжила слушать рассказы мамы и тётушки об их цветущей молодости и о том, какой лёгкой и беззаботной была их жизнь до рождения "маленьких чертей". Последнее, разумеется, Пепа произнесла в шутку, что как шутка и было воспринято. Однако история не была рассказана до конца, поскольку трёхлетний ребёнок, выбежавший в центр комнаты со слезами, привлёк всеобщее внимание. – Оливер? – Ариада, лучшая подруга мамы и тёти Пепы, с волнением кинулась к мальчику, чей плач заглушал достаточно громкие чужие голоса. Это был её сын. Ребёнок сам прижался к матери, как утопающий за свисающую ветвь дерева. – Оливер, малыш, что с тобой?! Женщина была не на шутку взволнована. По комнате покатились тревожные перешёптывания людей между собой, Джульетта и Пепа подошли к Ариаде и её сыну, дети и мужья так же подтянулись с любопытством и чувством тревоги. – Мама-а! – заливался плачем ребёнок, пряча глаза в юбке собственной матери, словно жуткое зрелище всё ещё было перед его глазами. – Что случилось, мой хороший? – Ариада присела с на колени, нежно обхватила руками опущенную голову сына и принялась утирать его слёзы. Слышались всхлипы, но паренёк начинал успокаиваться. Он шмыгал носом, протирал глаза, пока старшие терпеливо дожидались его ответа. – Там... Там... К-какой-то монстр... – он показал в сторону кухни, остановившись, чтобы вновь громко шмыгнуть. – У него гл-глаза такие... Страшные!.. – Страшные глаза? – переспросила Джульетта, кажется, мысленно уже понимая, что, или, вернее сказать, кого малыш имел ввиду. Её домыслы подтвердились, когда ребёнок произнёс: – Зел-зелёные... Они светились! Как у хищника! И-и он был такой высокий, с т-такими глазами! Ребёнок никак не мог выкинуть из головы это страшное зрелище, эти стоны, эхом повторяющиеся в его голове. Ариада обняла своё чадо, став скоро шептать ему на ухо успокаивающие фразы и быстро поглаживать по спине. Все остальные кинули взгляды в сторону кухни – и увидели виновника. Джульетта поднесла руки к груди, беззвучно ахнув. Мирабель заметила в глазах дяди потерянность и панику. Он выглядел таким разбитым, словно лесной зверь, загнанный в угол хищником или опытным охотником. Не успела она сделать и шагу, как Бруно поспешно ушёл. – Бруно, – тихо произнесла Джульетта, всплеснув руками в ту сторону, где прежде стоял брат, но не двинулась с места. Её голос был тихим, и Бруно очень вряд ли мог что-либо услышать. Мирабель потеряла из виду дядю и увидела его в следующий раз только тогда, когда хлопнула дверь его комнаты. Она повернулась на звук и заметила тревожное лицо бабушки, всё ещё стоящей на лестнице, но не решавшейся пойти за сыном. Никто не решился. Но девушка так это оставить не могла. Она видела, как заметно напряглись мать и тётушка Пепа. Кузены и сёстры, казалось, были сильно удивлены происходящим, и изумление на их лицах вытеснило все прочие эмоции, всю радость, что сопровождала их до этого момента. Мирабель быстро направилась к лестнице и так же быстро поднялась по ней, обходя родственников и встречающихся на пути гостей. К слову, она делала это непривычно аккуратно, хотя видела перед собой только желанную дверь. Как только Мирабель достигла своей цели и хотела зайти внутрь, она остановилась, услышав бормотания своего дядюшки. Бруно часто что-то про себя говорил, в том числе когда репетировал представления со своими крысами, чем он не перестал увлекаться даже после выхода из стен. Но Мирабель слушала, затаив дыхание, его дрогнувший голос. – Всё в порядке, – она слышит, как хрипло он произносит эти слова, после чего следует тихий всхлип. – Мне просто... Не стоило выходить вообще. Я... Должен был это... Предвидеть, хах? Мирабель не смеётся. Её сердце начинает ныть, когда эти слова обрушиваются на неё градом. Дядя чувствовал себя лишним. Она так и знала. Знала, но ничего не сумела предпринять? Именно так. Она почувствовала себя опустошённой, температура вокруг неё резко понизилась на несколько градусов. Её душа болела за дядю, который говорил такие ужасные, несправедливые вещи о самом себе. Девушка зашла абсолютно неслышно, медленно и мягко ступая по песку. Как и ожидалось, Бруно не слышал её. Он сильно вздрогнул, когда рука племянницы легла на его плечо, и посмотрел на неё со страхом, который только увеличился вдвое, когда мужчина её узнал. Это сделало Мирабель больно. – М-м-мирабель! – он заикался больше обычного, его голос был ужасно хриплым, будто бы он был сильно простужен, хотя становилось очевидно, что это результат слёз. – Т-ты не должна здесь быть! Что ты здесь делаешь? Он быстро вытер глаза, будто Мирабель тогда могла забыть о том, что видела его плачущим ещё буквально несколько секунд назад. Но это оказалось не так. Девушка присела рядом, обняв дядю за плечи, осторожно, словно он мог сломаться от любого резкого движения. То, насколько он сгорбился и от того визуально уменьшился, действительно наталкивало на подобные мысли. – Не говори так. Никогда, – сказала она, крепко прижимая к себе это хрупкое худое тело, которое долгое время не давало совершенно никакой ответной реакции. Дальше следовали аккуратные поглаживания, и Мирабель, не получив от дяди ничего на свою заботу, могла только понадеяться, что для Бруно она казалась приятной. Провидец вновь провёл рукавом руаны по своему лицу, вытирая остатки слёз. Он всё-таки мужчина, и к тому же старше, так что должен был держать под контролем себя и собственные эмоции. Теперь ничего не могло доказать, что он недавно плакал – разве что небольшая припухлость и краснота под уставшими глазами, которых в темноте увидеть было нельзя. – Я напугал того ребёнка, – еле слышно произнёс пророк, но Мирабель сумела различить. – Почему ты убежал? Ты должен был сразу рассказать нам, – мягко, даже с лёгкой печалью в голосе заметила Мирабель, всё ещё поглаживая спину старшего родственника. Повисла пауза. – Я всё испортил. И не пытайся убедить меня в обратном. В этот раз так и получилось, – он попытался прокашляться, чтобы убрать остаточную хрипоту голоса. Он чувствовал, что племянница всё ещё поглаживала его по спине, а также слышал, как она вздохнула. – Дядя, – она начала говорить, но продолжила не сразу, поскольку то, что она собиралась сейчас сказать ему, имело в запасе лишь одну попытку и требовало тщательного продумывания. – Сегодня твой день рождения. И ты нам нужен. Бруно покачал головой. – Я понимаю, что нужен вам, но... Люди... Я действительно... Отвык от всего этого, понимаешь? Я хочу отметить день рождения с вами, правда, очень хочу, но в городе меня, как ты знаешь, не очень любят, и... И я благодарен, что вы подумали обо мне! – быстро, но громко и решительно добавил он, повернувшись к Мирабель, но уже через секунду вновь продолжил смотреть в землю. – Однако... Я всё равно нервничаю... И это иногда провоцирует непроизвольные видения... Я не могу их останавливать. – Тот парень действительно появился не вовремя, правда? Бруно не ответил, только натянул на лицо капюшон, так, что стали не видны даже его глаза. – Дядя Бруно? – Мирабель потрясла его за плечо. – Бруно здесь нет, – ответил знакомый голос, на что очкастая ухмыльнулась. – Хорошо-о, – загадочно протянула она, – Эрнандо, не мог ты, пожалуйста, позвать моего дядюшку? Мне нужно с ним кое-что обговорить, это очень срочно. – Он занят, – буркнул "Эрнандо", отвергнув голову в противоположную от его племянницы сторону. Но Мирабель оказалась настойчивей, чем это могло показаться на первый взгляд. – Ох... Придётся мне отдать его подарок кому-то другому, – заявила она с наигранной печалью. Не хватало только трагически прислонить ладонь ко лбу. Однако на Эрнандо фокус подействовал. Он живо стянул с себя капюшон, обнажая лицо никого иного, как Бруно. Он уставился на Мирабель круглыми от удивления глазами. – Подарок? В смысле... Для меня? Мирабель поразило и одновременно позабавило то, с каким искренним недопониманием Бруно задал ей этот вопрос. – Сегодня твой день рождения, – напомнила она, снова слегка улыбнувшись. – Конечно, я приготовила для тебя подарок. Он в моей комнате, так что, если хочешь... Но она не успела договорить, поскольку услышала писк и почувствовала прикосновение чего-то холодного и мокрого к собственной ноге. Опустив глаза, она ожидаемо увидела одну из дядиных крыс, но для неё стало совершенной неожиданностью то, что троица других аккуратно тащила небольшую коробку, обёрнутую в лилового цвета бумагу и перевязанную подарочной лентой. Зрелище заставило Мирабель рассмеяться. – Похоже, твои крысы нас опередили, – хихикнула она, принимая коробку из крошечных лапок зверюшек и пристраивая её на собственных коленях. Бруно с интересом наблюдал за действиями девушки. Мирабель сначала развязала подарочную ленту, затем начала осторожно снимать бумагу. Та протестующих шуршала, словно пыталась сопротивляться. В конечном счёте рукодельница одержала победу: коробка была открыта, и Бруно увидел на её дне небольшой кусок ткани салатного оттенка, по цвету чем-то напоминающая его руану. – Принимай, – торжественно велела Мирабель, на что Бруно неуверенно кивнул. Он не успел даже в мыслях задаться вопросом о том, зачем ему, собственно, ткань, когда в его руках оказалась руана. Точно такая же, как и его, разве что чуть светлее. – Если честно, я хотела вручить тебе подарок после празднования, вместе со всеми, но, думаю, ничего страшного, если мы сделаем небольшое исключение. Я попыталась сделать её похожей на твою, – пояснила Мирабель, и Бруно про себя с гордостью отметил, что у племянницы это действительно получилось. – Но добавила и пару своих узоров, – пальцами она указала на ряды золотистых бабочек, располагающиеся по краям руаны и сбоку, которые вообще-то выделялись на фоне зелёного, но Бруно их всё равно обнаружил не сразу. – Я заметила, что твоя уже поистрепалась, да и порвалась кое-где, вот я и решила... – с задумчивостью добавила она, робко переменая пальцы. Мужчина смотрел, не скрывая своего изумления. Поразили его два факта – то, насколько талантливой оказалась его дорогая племянница, и то, что она сделала это... Для него. Для него сшила эту руану, даже с капюшоном, чтобы Бруно комфортно себя в ней чувствовал, и подарила на его день рождения. На его юбилей. Колкое чувство вновь поселилось в его груди, но на этот раз оно оказалось даже приятным. – Тебе нравится? – затянувшаяся неприлично пауза напрягала Мирабель. Бруно осматривал руану так, словно какой-то критик-дизайнер, который собирался преподнести Мирабель несколько замечаний и полезных советов. Он изучал свой подарок с интересом, но со стороны казалось, будто и с привиредливостью. Всё стало понятно, когда мужчина посмотрел на свою племянницу. Восторг, застывший в его поблёскивающих глазах, говорил ей лучше всяких слов. – Только не говори, что снова собираешься плакать, – усмехнулась она, легонько толкнув дядю в бок локтем, надеясь, что это поможет ему не раскиснуть. – Чего? – послышалось возмущение со стороны. – Конечно нет! Про-просто... Это действительно очень красиво, Мирабель. Я знал, что ты будешь талантливой, но... Это... Спасибо тебе большое. Мне очень нравится. В ответ девушка не ответила ничего – только теснее прижалась к Бруно, положив тому на плечо собственную голову. Поначалу Бруно снова не сообразил, как отреагировать, но к счастью племянница была терпеливой. Он ласково приобнял её, расплывшись в трогательной улыбке. Мирабель восприняла это, как возможный старт. – Ты не хочешь вернуться? Она тут же пожалела о своём внезапном вопросе, когда Бруно снова померк. – Мирабель... Я сделал достаточно... Мне приятно, что вы устроили для нас такой праздник, но, наверное, мне лучше там не показываться, пока не научусь себя контролировать... Да и другие, скорее всего, на меня злятся... – Никто не злится, дядя, – в разговор вступил третий голос, и оба теперь обернулись на Долорес, чьё появление даже не было слышно. – Но мама и тётя волнуются. И бабушка тоже. Последнее шокировало Бруно ещё больше. Если он от кого-то и ожидал негатива, то в первую очередь, конечно, от матери. Но то, что она будет переживать... Он опустил глаза в пол, когда вторая племянница, аккуратно подогнув юбку, присела на песок с противоположной стороны, нежно взяв руку дяди в собственную и попытавшись заглянуть ему в глаза, как делала это всегда во время разговоров. – Всё, что ты говоришь – неправда. Я слышу всё, что ты говоришь, даже наедине с собой, – Бруно залился краской, попытавшись скрыть это низко опущенной головой и спадающими по бокам лица волосами. – И, знаешь... Иногда мне больно слышать то, что ты думаешь о себе. Я знаю, что в этом виноваты мы, но сейчас мы изо всех сил пытаемся это исправить. Мы ошибались, но мы действительно тебя любим. Никто не злится, но все очень переживают. Понимаешь? Единожды посмотрев на Долорес во время её чувственной речи, Бруно заметил детей, робко теснящихся возле прохода. Осознав, что их обнаружили, все как один замерли в робких позах и не смели шевелиться, ожидая реакции хозяина комнаты. Но прогонять их никто не стал. – Да, дядя, это действительно так, – признался Камило, решивший первым завершить игру в "молчанку". Он тоже вышел вперёд, приземлившись рядом с Мирабель. Пока устраивался, он успел немного засыпать двоюродную сестру песком, на что та ничего не сказала, но неприязненно поморщилась и принялась отряхивать юбку. – Боюсь, мама затопит дом, если ты не появишься. Остальные племянники так же притянулись, усаживаясь полукругом рядом с Бруно, делая его центром незамысловатой фигуры. Мужчина мог видеть каждого из них, и каждый из них мог теперь видеть его. – Мы приготовили для тебя подарок, – скромно произнесла Луиза, сидящая прямо напротив. – Да, точно, подарок! – внезапно опомнилась Мирабель. – Но уж его мы точно собирались подарить тебе на общем праздновании. Это был намёк, причём очевидный, даже не пытающийся как-нибудь замаскироваться. Все шестеро вытянули свои шеи, вцепившись в дядю глазами, как будто собирались пытать его, если тот не захочет отвечать "по-хорошему". Бруно не хотел, чтобы Пепа затопила дом, и уж тем более он не хотел расстраивать племянников, которые для него всё это устроили. – Ладно уж, раз это настолько важно, – он усмехнулся, затянув ближе всего сидящих к нему Мирабель, Долорес и Камило во внезапные объятия. Настолько внезапные, что Камило сначала завопил с непривычки, а девочки от этого сразу расстаяли. Всё остальные продвинулись самостоятельно, обняв Бруно и вместе с тем друг дружку. Луиза изо всех сил старалась с этим не переборщить, но вскоре вся компания начала задыхаться в слишком уж крепких обнимашках, из-за чего их пришлось распустить. – В первую очередь, это важно для тебя, дядя Бруно, – справедливо заметила Мирабель и снова поправила очки.

*****************

Как и было обещано, на Бруно в действительности никто не злился. Сёстры тут же бросились к нему сквозь приставшую к ним толпу гостей, чтобы спросить, всё ли него в порядке (на что провидец, разумеется, ответил утвердительно). Мать не стала на него браниться – только нежно прижала к себе сына, как будто тот снова стал маленьким ребёнком. Но Бруно, впрочем, не возражал. За общим столом, когда дело наконец-то дошло до еды, было много разговоров, но все они внезапно прекратились, когда Альма произносила праздничный тост. Столько еды Бруно, конечно, видел раньше, но давно не имел возможности свободно попробовать хотя бы половину из присутствующих блюд. Только то, что приносили крысы. Джульетта, поймав его голодный взгляд, прикованный к запечённой курице, начала подкладывать ему всё больше и больше еды, не останавливаясь даже тогда, когда Бруно заявил, что ему достаточно. Она, похоже, намеревалась откормить брата за все десять лет его отсутствия. Он съел так много, что ему показалось возможным никогда в жизни больше не притрагиваться к еде. Потом Агустин и Феликс предложили ему выпить, после чего Бруно... Не очень хорошо помнил дальнейшее торжество. Но ему очень хорошо запомнились подарки. Из этого вышла чуть ли не целая церемония. Жители всего города преподносили ему и его сёстрам подарки, сопровождая поздравления добрыми пожеланиями на будущее. Сначала были горожане, и только потом – родственники, так сказать, сладкое напоследок. Бруно с тёплой искренней улыбкой принял подарки от собственных сестёр, зятей, племянников и даже матери, которые собирался открыть уже после празднования, как и было положено. Однако, когда все шестеро вновь вернулись к нему с большой коробкой в руках, они стали настаивать на обратном. – Мы бы хотели, чтобы ты открыл его первым, – заявила Исабела, оставив коробку на столе перед озадаченным дядей. Взрослые обменялись многозначительными взглядами и игривыми улыбками. Что они задумали? Нерешительно, Бруно прикоснулся к ленте, прежде чем развязать её и открыть коробку. Его немного смущало то, что глаза буквально всех родственников сейчас были нацелены на него. К слову, в этот момент все гости вновь были заняты танцами, позволив семейству немного расслабиться в своём кругу. Все с нетерпением ждали, пока он развяжет эту несчастную ленту, которую он мучил на протяжении, наверное, минуты, из-за того, что один из концов бантика вырвался из петли, и в итоге узел завязался только сильнее. Будучи нервным, Бруно всё-таки сумел справиться с сопротивляющейся упаковкой и раскрыть коробку, из которой тут же вырвался сладостный приятный запах. Мужчина удивлённо смотрел на открывшиеся его взору небольшие листки бумаги, которые остилали всё дно подарочной коробки. А на этом дне стояла... Тарелка? Бруно медленно достал посуду и обнаружил, что это в самом деле была тарелка, на дне которой красивым расписным шрифтом было выведено его имя. Бруно. Новый владелец тарелки. Провидцу пришлось сильно постараться, чтобы взять себя в руки и не заплакать вновь. На протяжении десяти лет он питался не только чем попало, но ещё и как попало. У него не было своей тарелки, а рисунок на деревянном столе он аккуратно вывел для того, чтобы создать хотя бы такую иллюзию нахождения в собственной семье. Он придвинул стол поближе к щели в той части дома, где располагалась кухня, и нарисовал тарелку со своим именем на дне (в центре круга), какие были у всех родственников. Это помогало ему быть чуточку ближе к семье – воображением Бруно никогда не хромал. Когда же он возвратился, он ел из обычной белой фарфоровой тарелки, какие обычно предназначались для гостей. Но теперь у него есть своя именная тарелка, которая определяла его, как полноценного члена семьи Мадригаль. Он действительно вернулся обратно. Далее взгляд Бруно упал на лист, который был крупнее всех остальных, что формировали своеобразную подстилку. Бумага лишь с одной стороны являлась белой, в то время как с другой она была аккуратно окрашена разноцветными яркими красками. Текст был выведен так же осторожной заботливой рукой, на необычность для чернил, которыми он был написан. "Хэй, дядя! Как ты уже понял, этот подарок для тебя сделали мы, твои драгоценные племянники. Такого нет ни у Джульетты, ни у Пепы. Мы уже подарили каждому из вас подарки от самих себя, но этот, дядя Бруно, мы готовили все вместе исключительно для ТЕБЯ. Да-да, и этот текст мы тоже пишем вместе>> Бруно улыбнулся, обнаружив, что подчерк действительно немного сменился. <<Мы хотим поздравить тебя с днём рождения! : ) Знаешь, пусть ты и не был с нами все эти годы, мы тебя помнили. Кое-кто даже слышал тебя (и ничего не сказал). Может, тебя не было рядом с нами, но ты всегда был в нашей памяти. Никакой глупый запрет не мог заставить нас позабыть о тебе. >> Бруно предполагает, что эту часть текста писала Исабела или Долорес. Дальше подчерк снова меняется. <<Пожалуйста, не злись на взрослых. Им было сложнее всех позабыть тебя. И мама, и тётя очень переживали за тебя, но пытались это скрывать, чтобы отчаяние не передавалось нам. Мы все лишь хотели надеяться, что у тебя всё хорошо, что ты ушёл и теперь живёшь новой, счастливой жизнью, которую ты заслужил. >> <<Но ты остался с нами. Всё это время ты был рядом, ты пытался защитить нас. Сотни слов не смогут передать всего, что ты сделал для нас, дядя. Сколько бы мы ни писали. И мы очень благодарны тебе за это. >> <<Мы просто хотим, чтобы ты понял, что все рады твоему возвращению. Может, не все мы это помним, но все мы знаем, что ты заботился о нас, когда мы были маленькими, ты всегда о нас думал и всегда пытался сделать как лучше. И ты заслуживаешь лучшего. Надеемся, тебе понравится наш подарок. С возвращением, наш дядя Бруно. Мы любим тебя.>> Ровно когда он дочитал, дети окружили его с обеих сторон и вновь заключили в объятия. Он был так потрясён, что на вопрос о том, действительно ли ему понравилось, сумел только кивнуть и не вымолвил ни слова. Наверное, его лицо выражало то, насколько он был тронут до глубины души, из-за чего детские руки стиснули его только крепче.

******************

В доме стало тихо и даже как-то пусто. Несмотря на то, что вилла принадлежала большой семье, чувствовалась невероятная свобода, когда гости освободили помещение. Стол был убран, в комнате царили тишина, чистота и порядок – собственно, что и ожидалось от позднего времени суток. Наверное, дети уже могли спать, или, в крайнем случае, притворяться спящими перед своими родителями. Бруно осторожно выскользнул на кухню, заранее зная, что будет там один. Он и раньше любил перекусывать в ночное время – не то что любил, он не имел большого выбора. Нельзя было полагаться только на крыс, поэтому иногда он самостоятельно выходил за едой, и чаще всего именно ночью, когда родственники отходили ко сну. Правда, сейчас провидец был не сильно голоден – сёстры откормили его, пожалуй, до следующего дня рождения, – но он, честно говоря, был бы не прочь немного выпить. И что уж там – на это имел полное право. За всё время он разве что хлебнул пару бокалов вина, под натиском уговоров Феликса и Агустина, которые к этому самому времени крепко спали после количества выпитого. Более того, ему совсем не хотелось опозориться на глазах множества людей и в том числе собственной семьи. А сейчас было просто идеальное время для того, чтобы позволить себе расслабиться. Он дотянулся до верхнего ящика над плитой, в качестве поддержки используя стул. Держать равновесие было не так уж просто – два бокала так или иначе сказывались, – однако пророку удалось справиться с этой задачей. И вот он спускается с бутылкой в одной руке, победно усаживаясь на стул, на котором только что стоял. Поставив трофей на стол, он притянул к себе солонку, для того, чтобы исполнить небольшой преждевременный ритуал, и только после этого стал открывать вино. Крышка откупорилась с чмокающим звуком, и Бруно с соблазном прислонил горлышко к собственным губам. Один глоток заставил его вздрогнуть. Он почувствовал, как тепло разлилось по всему его телу – естественно, руане пришлось покоиться на спинке стула, несмотря на недовольство её маленьких обитателей. Он понемногу пил, но пока ещё оставался в здравом рассудке. Во всяком случае, для того, чтобы услышать приближающиеся шаги. В кухне появилась Пепа, и, следует отметить, была удивлена. Её брат беспечно откинулся на спинку стула и немного на нём покачивался, глотая вино прямо из горла. Хорошо ещё, что не догадался ноги закинуть на стол. – Неплохо устроился, – язвительно заметила она, скрестив на груди руки. Бруно невозмутимо посмотрел на неё, и женщина не поняла, то ли он так спокоен из-за пришедшего в действие алкоголя, то ли сам по себе. – Хочешь присоединиться? – с ехидством спросил он. Пепа направилась к ящику в качестве ответа. – А ты собирался хлебать в одиночку? – она опустилась на соседний стул и поставила пару бокалов. Бруно немного поморщился, поскольку пить сразу с бутылки было для него комфортней, однако спорить не стал. Пепа аккуратно разлила напиток по бокалам, наполнив их наполовину. К слову, она всё ещё была в своей ночнушке, в отличие от Бруно, на котором оказался надет его привычный бордовый костюм, но саму Пепу это, похоже, не смущало нисколько. Её рыжие волосы были распущены, но выглядели аккуратно, окутывая плечи и спину хозяйки. Женщина выдохнула, взяла в руки бокал и многозначительно посмотрела на брата. – Твоё здоровье? Провидец с улыбкой кивнул, но только они собирались чокнуться, как в комнате показался ещё один член семьи. – И что это вы здесь устроили? – голос Джульетты прозвучал осуждающе, но всё её недовольство выражалось исключительно по поводу того, что брат с сестрой не удосужились её позвать. Третьему бокалу суждено было оказаться на столе. Троица снова собралась вместе, и каждый осторожно потягивал своё вино, не зная, кому первому стоит нарушить молчание. – Давно мы так втроём не собирались, – тихо пробормотала Джульетта, мечтательно запустив глаза к потолку. Она обращалась к собственным воспоминаниям. – Да и вдвоём-то, – заметила Пепа между двумя глотками. К слову, Джульетта в этот момент держала бокал и осторожно покачивала его в одной руке, с элитным видом помешивая свой напиток, а Бруно успел насытиться на эти десять минут и потому оставил бокал покоиться на столе. – Кстсти, как тебе подарок детей? – обратилась к нему Джульетта, утомлённая тишиной. – Очень понравился... Они так старались только ради меня. Даже не верится. – Они тебя любят, идиот, – фыркнула средняя сестра. – Как и все, между прочим, в этом доме. Когда ты это наконец поймёшь? – Я понял! – с недовольством отозвался обиженный. – Просто всё равно немного... Неожиданно. Женщина прищурилась на брата и снова вернулась к своему вину, хотя не было похоже, что она удовлетворена ответом. Что-то Бруно увидел в её глазах и мимике отдалённо тревожное. Пепу определённо что-то тяготило. Она быстро осушила свой бокал и наполнила его вновь, в этот раз только для самой себя. – Тебе не много? – вежливо поинтересовался Бруно, наблюдая, как сестра в очередной раз подливает себе алкоголь. Параллельно он удивлялся тому, как эта бутылка до сих пор не опустела. Пепа активно замотала головой, так, что едва не отхлестала брата с сестрой своими волосами. Её щёки пылали румянцем, ресницы и веки то и дело смыкались друг с другом. – У тебя всё хорошо? – заволновался мужчина, в то время как старшая поспешила отобрать бутылку подальше от неугомонной сестры. – Я должна тебе кое-что сказать, – внезапно заявила Пепа, так резко распахнув глаза и нацелив их на Бруно, что тот даже опешил. – Что... Что именно? Пепа промолчала, вместо ответа сделав последний глоток. Видимо, она набирались смелости. Теперь, когда бокал опустел, а бутылки поблизости не оказалось, она наконец сумела заговорить. – Извини меня, – эти слова, что она произнесла шёпотом, Бруно сначала не расслышал и попросил повторить. – Извини, я говорю! – сказала она уже громче, но тут же смягчилась, когда брат слегка вздрогнул напротив неё. – Я не должна была обижаться из-за всяких глупостей. – Всё в порядке, Пепа, – но та не была согласна и продолжила. – Знаешь, когда ты исчез и твоя дверь погасла... Мы подумали, что ты совершил самоубийство, – Бруно стыдливо опустил голову. Он никогда не думал об этом. – Всё было слишком на то похоже, понимаешь? Твоя дверь потухла, а до этого ты закрылся от нас. – Мне очень жаль, – тихо сказал провидец. – Нет, Бруно, это нам очень жаль, – вступилась Джульетта, протянувшись через сидящую посередине Пепу и взяв его за руку. – Да, извиняться должны мы перед тобой. Может, твои шутки действительно бывают ни к месту, но ты не заслужил... Всего этого. С моей стороны было глупо и эгоистично обижаться. А потом, когда мы подумали, что... Что ты... Я просто не могла это принять, понял?! Каждый раз, когда я вспоминала тебя, начиналось это! – она указала на громоздкую тучу над собственной головой, которая гремела и грозила обрушиться ливнем. – Поэтому я, ну... Запретила им говорить о тебе. Эгоистично, я понимаю. – Всё правда в порядке, Пепа. Я рад, что мы друг друга поняли, – он обнял родную сестру, почувствовав себя невероятно счастливым после того, как на его объятия последовала ответная реакция. Эти слова были всем, что он когда-либо хотел услышать. Дальнейший час тройняшки провели за воспоминаниями о собственном прошлом, а также рассказами о том, что Бруно успел пропустить. Примерно через часа полтора Пепа уснула прямо на Бруно, устроив на его плече свою рыжую голову. Мужчина не смел будить её, несмотря на то, что пышные волосы немного щекотали кожу. Джульетта пересела на оставшееся соседнее место рядом с ним, и они продолжили вести беседу практически шёпотом. Вскоре силы старшей тоже иссякли, и она уснула на брате точно так же. Сам Бруно был крайне умилён этим, и, как бы ни пытался сопротивляться сну, в конечном счёте был вынужден последовать за сёстрами.

********************

К утру Альма обнаружит их на кухне. Вряд ли это можно было бы назвать везением. Разумеется, она следила за тем, чтобы её дети не выпивали много и часто, когда они достигли зрелого возраста. Она бы не позволила своим детям напиться до беспамятства, да и сами они, к счастью, к этому не стремились вовсе. Но, как бы шокирующе это ни звучало, сейчас она совсем не была зла. Её дети спали, тепло прижимаясь друг к другу. Точно так же, как когда они были маленькими детьми, что умещались на её руках. Три крохи, завёрнутые в разного цвета одеяльца. Альма буквально видела их, когда смотрела дочерей и сына, несмотря на то, что те уже давно изменились. Они стали такими взрослыми. В раннем детстве эти непоседы постоянно держались вместе, что иногда было и проблематично, но в то же время заставляло материнское сердце испытывать радость за то, что все трое её малышей так чудно друг с другом ладят. Она боялась, что больше никогда не увидит их вместе, так что увиденное сейчас по-настоящему её затронуло. И просто не могло разозлить. Когда она подошла, она вглядывалась в них так внимательно, словно в незнакомцев, хотя зрением на радость лет ещё не страдала. Трудно было даже представить, что пятьдесят лет назад эти взрослые люди появились на свет такими малышами, какими их помнила мать. Что она держала их на руках, пока они мирно спали. Альма в очередной раз убеждается в том, что все её дети выросли замечательными, сильными и стойкими. И Джульетта, и Пепа, и Бруно. Шаль перемещается с её плеч на плечи троих спящих. Альма не может удержаться и каждого из них целует в лоб, начиная с самой старшей и заканчивая самым младшим своим сыном. Её дети навсегда останутся её детьми, независимо от того, который сейчас год.