Imagine Dragons
Одеяло было непривычно тёплым, тяжёлым и совсем чуть-чуть пахло попкорном. Я зарылась в него почти с головой, отчётливо понимая, что добровольно вылезу наружу исключительно в случае какого-нибудь катаклизма. Отчасти окукливанию способствовала дикая усталость, не отступившая даже после сна, а отчасти – тревожное понимание того, что именно со мной вчера произошло. Сценарное клише моей жизни, повторяющееся из раза в раз – квартира, диван и… Негромко хлопнула входная дверь, разом обрывая вялую нить мыслей. Одеяльный кокон в мгновение стал единственным сооружением, способным хоть немного защитить меня от очередной порции проблем. Жизнь научила меня не сомневаться в том, что они последуют. Я вцепилась в одеяло, как в лучшего друга, и замерла, малодушно надеясь, что меня сочтут спящей и не станут даже подходить. «Не станут подходить?» – саркастично недоумевала какая-то часть внутри меня, словно бы между делом напоминая, как бодрили с утреца тяжёлые пинки, если встать вовремя не получалось. По количеству синяков на моей спине от таких пробуждений можно было без проблем сверять время. Что и говорить: на моём прежнем «месте работы» за тайм менеджментом следили с впечатляющим рвением. Шаги протопали от входной двери на кухню, а затем направились прямиком в мою сторону. Что-то тихо шлёпнулось на подлокотник, и, спустя напряжённые пару секунд, шаги двинулись дальше: куда-то в сторону от дивана. Только в этот момент я поняла, что задержала дыхание, и раздражённо выдохнула. Определённо, не стоило рассчитывать на то, что будет возможно постоянно прятаться от Эдди, находясь в его грёбанной квартире. Но и сталкиваться с ним вновь лицом к лицу мне совершенно не хотелось. В какой-то мере я боялась открыть глаза и обнаружить, что за время моего беззаботного сна пол и мебель недвусмысленно покрылись той самой не пропускающей влагу плёнкой. С другой стороны, мне просто не хотелось знать, что он собирался сказать или сделать, как только узнал бы, что его «гостья» вновь в состоянии вести диалог. Ведь в лучшем случае это было бы что-то из разряда «Выметайся из моего города, пока я добрый». Иные варианты отличались куда меньшей доброжелательностью, а от того куда охотнее обсасывались моим ненавистным воображением. Возможно, процесс накручивания утомил меня окончательно, и я вновь отрубилась. Однако и в этот раз никто не попытался меня разбудить. Высунув голову из-под одеяла, я с недоумением обнаружила, что уже вечерело. В комнате больше никого не было, и опасливо сжавшееся сердце забилось в привычном ритме. Несмотря на мои переживания, на полу и мебели не было никакой плёнки, да и меня не потрудились даже связать. В некотором смысле становилось даже немного обидно от того, насколько сильно Эдди с Веномом не брали меня и Снотру в расчёт. Я опустила босые ноги на пол, на мгновение удивленно уставившись на однозначно не по размеру большую мужскую футболку, надетую на меня вместо привычной одежды. Сейчас она больше напоминала ночнушку. Память, спустя короткую заминку, подсказала, как убедившись прошлым вечером, что я ещё в состоянии стоять на ногах, Эдди отправил меня в ванную, сунув в руки что-то из своего гардероба на замену окровавленным тряпкам. Последние, как подсказывала логика, давно отправились в мусорку. На столике перед диваном лежал вырванный блокнотный лист, на котором ручкой было написано: «Еда в холодильнике, одежда на диване. Никуда не уходи». Вопреки резко появившемуся желанию как можно быстрее уйти куда угодно, я обернулась на диван. Незамеченные ранее тряпки на подлокотнике на проверку оказались чистыми, словно только из магазина, футболкой и штанами. Даже с первого взгляда они выглядели куда более подходящими мне по размеру, чем импровизированная ночнушка. Я взяла их без колебаний – просто потому, что упрямиться уже не имело смысла. Если это была какая-то ловушка, она давно захлопнулась за моей спиной. В холодильнике обнаружились уже остывшие нагетсы и жареная картошка. Самое то для уже начавшего изнывать от голода желудка. Пережёвывая свой нехитрый ужин, я почти не чувствовала вкуса, и едва не подавилась куском картошки, когда слуха коснулся звук открывающейся входной двери. Вернувшийся Эдди окинул меня изучающим взглядом и, видимо, удовлетворённый увиденным, уселся на соседний стул. Кусок в горло мне больше не лез, так что я лишь усиленно пялилась в противоположную журналисту сторону, надеясь, что он рано или поздно просто встанет и куда-нибудь уйдёт. Конечно, он не собирался делать ничего подобного. –Ну и как самочувствие, детишки? – чернильная харя высунулась из-за спины мужчины и с подозрительно хитрым прищуром уставилась на меня. –Хорошо, спасибо, – глупо промямлила я. –Конечно хорошо, – охотно согласился Веном. – Столько народу за один раз грохнуть. Эдди, у нас появились конкуренты. Я вздрогнула, понимая, что никто ничего не забыл и прощать нам, очевидно, не собирался. Оставался вопрос лишь о том, насколько серьёзной угрозой нас теперь считали. Журналист всё ещё молчал, словно давая мне шанс оправдаться, но я, как назло, не могла выдавить ничего вразумительного. –Мы просто защищались, – раздавшийся у моего плеча спокойный голос был последним, который я, если говорить откровенно, ожидала услышать. – Те люди напали первыми, поэтому у нас не оставалось другого выбора. Снотра появилась как всегда бесшумно и сейчас прямо смотрела на тех, от чьего вида совсем недавно была готова шипеть разъярённой кошкой. Тон её голоса и то, как она держалась, имели мало общего с теми, что появлялись в общении со мной. Почему-то, я впервые действительно поняла, что моя инопланетная соседка по телу – вежливая кроткая балбеска – опасна. И опасна не для меня. Сейчас в резких импульсах, исходящих от неё, я отчётливо чувствовала строгое намерение защититься… или защитить? –Джен человек и ещё ребёнок, поэтому, когда на неё напали, я расценила это как прямую угрозу её жизни. Не думаю, что у нас было время попытаться прийти с теми отбросами к консенсусу, – жёстко закончила Снотра. –Никто вас ни в чём не обвиняет, – наконец, спокойно произнёс Эдди. – Мне просто нужно знать, что там произошло. –Она сказала правду, – я смотрела куда-то в столешницу. – На нас напали. –Значит, на этом и остановимся, – неожиданно легко согласился журналист. – Сейчас вам обеим нужен отдых, а не допрос. А к этой теме вернёмся как-нибудь потом. Я уже открыла рот, чтобы выдать какое-нибудь наспех придуманное оправдание, и тут же его закрыла. Внезапная покладистость Эдди и его слишком (слишком!) спокойная реакция на случившееся начинали пугать. Разве, он уже не должен был увериться в нашей потенциальной угрозе для всего города и них с Веномом в частности? И почему меня не покидало чувство, что в фильме он бы уже давно закатил самую настоящую истерику с вырыванием волос на голове и проклинанием всего живого? Но мужчина передо мной не выказывал ничего, кроме понятного и, признаться, слабозаметного напряжения. Снотра исчезла, удовлетворённая словами журналиста, а я продолжала пялиться в пустоту, стараясь не замечать короткой волны тепла, всколыхнувшейся где-то в районе груди. В этот раз Эдди не позволил мне уйти, а на каждый мой аргумент он находил свой – гораздо более весомый. И это при том, что в его словах, как ни старалась, я так и не смогла почувствовать прямой угрозы. Он просто умел правильно подобрать выражения. В конце концов я сдалась, соглашаясь остаться ещё на одну ночь. Вернее, я думала, что только на одну. Это были странные, полные напряжения несколько дней, когда я ощущала себя идущей по лезвию ножа. Всё проходило как по расписанию: завтрак с коротким, скомканным диалогом в процессе, затем Эдди куда-то уходил и возвращался лишь через несколько часов, чтобы засесть за своим ноутбуком. Всё это время и сидела на диване, изображая статую перед включённым телевизором и делая вид, будто мне есть хоть какое-то дело до происходящего на экране. Затем ужин и, наконец, время сна, когда можно было выдохнуть. Но не заснуть, ведь спать мешала комаром пищащая над ухом паранойя. «А что, если ты сейчас заснёшь, и…». Что «и» почему-то представлялось с каждым разом всё более смутно, но я не давала себе расслабиться. Мне нужно было постоянно быть начеку, постоянно готовиться к неведомой, но ощущавшейся повсюду угрозе, ведь я просто не могла снова позволить себе оказаться чьей-то «помощницей». Поэтому каждую ночь я лежала, как на иголках, прислушиваясь к темноте до тех пор, пока утомлённое сознание не уходило в отключку самостоятельно. Снотра говорила со мной мало, или я просто её не слушала. Возможно, на самом деле, она не собиралась больше мне помогать. В любом случае, размеренное спокойствие происходящего было подобно затянувшейся пытке, которая сводила меня с ума, если я по какой-то причине умудрилась не свихнуться ещё раньше. На третью ночь я вдруг почувствовала себя ужасно одиноко. Впервые это чувство оказалось достаточно сформированным, чтобы свалиться на меня шаром из стали. Мне всегда казалось, что уж такую-то ерунду я просто обязана вынести, но теперь в сытой тишине очередной до страшного безмятежной ночи оно вдруг стало странно тяжёлым. Впервые за долгое время мне захотелось просто по-человечески с кем-то поговорить, просто подумать о чём-то, кроме собственного выживания, просто заснуть без ожидания очередной болезненной подлянки. Несколько месяцев назад меня сломали боль и угрозы, сейчас то же самое делали непрошенная безмятежность и пугающе-обычное человеческое отношение. Как оказалось, я не была готова ни к чему из этого. Не помню, когда в последний раз так плакала. Не яростно ревела, глотая жгучие слёзы, а тихо вздрагивала, зарывшись лицом в подушку. Не от боли, не от страха или злости, а лишь из-за подобного пустяка. Мне должно было быть стыдно за это. И мне было. Но остановиться я не могла, как ни старалась. А затем одеяло вдруг словно стало тяжелее. Оно зашевелилось, медленно обволакивая меня тёплым коконом. Или, вернее, что-то под ним. Это странным образом напомнило мне объятия: словно кто-то большой и невидимый обнял меня, чтобы успокоить. Конечно, имелось не так уж много кандидатур того, кто бы это мог быть. Я ничего не сказала, только сжала пальцами уголок подушки, до смешного быстро успокаиваясь. Почти сразу меня сморила дрёма, сквозь которую где-то на грани сознания пробились негромкие слова: «Глупая, я всегда буду рядом». Шёл очередной день этой пытки спокойствием, когда я, наконец, подумала, что всё вот-вот вернётся на круги своя, достаточно Эдди было произнести за завтраком: –Слушай, я тут хотел попросить тебя кое с чем мне помочь. Я встрепенулась, замерла в охотничьей стойке, предвкушая готовящийся удар. «Просьбы» никогда не подразумевали под собой что-то хорошее, уж мне-то подобное было известно лучше, чем кому бы то ни было. Совсем недавно мне приходилось с чем-то «помогать» на постоянной основе. Это казалось таким ожидаемым. Таким… правильным? Неизбежный, но такой знакомый и привычный поворот событий. Меня вновь хотели использовать. Эдди не оказался исключением. Я должна была бы испугаться, но впервые неизвестность отступила. Я знала, чего ждать и теперь уже точно могла не терзаться вопросом доверия к журналисту. Такой вот простой поворот сюжета – ты снова в дерьме! Эдди вышел из дома и повёл меня куда-то. Я послушно следовала за ним, готовясь в случае чего защищаться до последнего. Путь не был слишком долгим: не пройдя и километр дороги, мы свернули в сторону какого-то переулка. Моё сердце сжалось… Через минуту перед нами оказался самый обыкновенный местечковый супермаркет. «Он издевается?» – с сомнением думала я, неся прижатый к груди бумажный пакет, из которого аппетитно пахло свежим хлебом. Рядом шёл Эдди, легко неся ещё пару больших магазинных пакетов, набитых до отказа едой. Я до последнего отказывалась верить, что единственное, ради чего он меня позвал – это помощь в транспортировке покупок. Лишь, когда перед нами оказалась дверь его квартиры, я не выдержала: –Ты что, действительно хотел, чтобы я просто помогла донести продукты?! –Ну да, – Эдди удивлённо посмотрел на меня. – Страшно спросить: что, ты подумала, я от тебя хотел? –Да что угодно! – Я взорвалась. – Чтобы я купила наркоты или стала подкормкой для Венома. Чтобы использовать меня как живой щит! Не знаю… Да вообще что угодно! Сколько можно ещё изображать из себя пай-мальчика?! Просто убей меня! Хватит этих сраных проверок! Хватит! Глаза щипало, но я только зло закусила губу, от чего во рту появился солоноватый привкус крови. Я не могла больше терпеть. Только не эта треклятая неизвестность! –Если бы мы хотели тебя убить, ты бы уже была мертва, – почти равнодушный голос появившегося вдруг Венома прозвучал жёстко. И, хоть сама фраза не была чем-то оригинальным, для меня она прозвучала, как откровение. –Давно пора было это прояснить, – Веном скривился, словно объяснял прописную истину крайне тугодумному слушателю. – Ни ваши жизни, ни ваша свобода нам с Эдди даром не сдались. Этот придурок просто пытается помочь в силу своих ограниченных способностей… и мозгов. Поэтому кончай параноить, мелкая, уже сил никаких нет смотреть на твоё подозрительное лицо. –Не хотел признавать, но этот козёл прав, – Эдди неторопливо поставил пакеты на пороге и, присев на корточки, что-то нашарил рукой в одном из них, – вы обе ещё дети. Поднявшись, он повернулся ко мне и протянул шоколадный батончик с орешками в яркой фиолетовой обёртке. –Может, я не лучший вариант, но просто примите как данность, что есть взрослые, которые хотят вам помочь. Возможно, в будущем этот выбор мог сыграть со мной злую шутку. Возможно, когда-нибудь мне предстояло пожалеть о нём. Но сейчас я сделала то, чего глубоко внутри себя хотела больше всего. Приняв протянутую мне шоколадку, я шагнула в квартиру Эдди.* * *
Мужчина выглядел нездорово бледным, на его лице и руках бурели пятна запёкшейся крови. Под глазами давно появились тёмные круги, губы были разбиты. Как и нос. Руки и ноги его были намертво прикованы к холодному металлическому стулу, лишая возможности двигаться. Мужчина был измождён, Курт Коннорс понял бы это даже, если бы не знал, что именно пришлось пережить несчастному в последние несколько дней. В конце концов, методы организации находились на противоположном гуманизму полюсе. Пленник находился в сознании, но не обращал на учёного никакого внимания, упрямо глядя себе под ноги. Коннорс также не смотрел на мужчину: от одного взгляда на измученного человека у него что-то болезненно сжималось внутри. Возможно, это было именно то, что у других людей принято называть муками совести? В любом случае, Курт не сомневался в том, что единственный из всех, кто был причастен к исследованию, испытывал подобное. Дверь в камеру открылась почти бесшумно, но раздавшийся вслед за этим стук каблуков вынудил пленника резко вскинуть голову. Вошедшую Эвелин он узнала моментально – и в глазах его отразился страх. –Как чувствует себя наш дорогой гость? – улыбнулась женщина. Ей никто не ответил, но она ответа и не ждала. Двигаясь с обманчивой лёгкостью, мисс Ховард направилась сразу к заключённому. –Вижу вы в добром здравии, – глаза Эвелин чуть прищурились, скрывая издёвку, – это прекрасно, ведь нам всё ещё о многом надо поговорить. Заключённый мужчина угрюмо глядел на неё исподлобья, но женщина намеренно игнорировала его взгляд. Как и всегда, она начинала своё маленькое представление, наслаждаться которым было позволено лишь ей одной. Размеренно зацокали каблуки, когда Эвелин вдруг начала прохаживаться из стороны в сторону перед пленником, небрежно помахивая зажатой в её руке папкой с какими-то документами. –Должна признать, мистер Гэррис, ваше упорство впечатляет. Вы так настойчиво хранили молчание, что даже я почти поверила, будто Вы не имеете к этому никакого отношения. Эвелин резко остановилась – вновь напротив заключённого, который с каждым её словом становился всё мрачнее. –Какое счастье, что кроме Вас у меня есть и другие источники информации. Повинуясь движению пальцев мисс Ховард, папка открылась, являя всем присутствующим несколько листов, содержащих чьё-то досье. Глаза заключённого расширились, стоило ему прочитать написанное на первом листе имя. Это не укрылось от взоров присутствующих. Курт Коннорс не до конца понимал, о каком человеке идёт речь в досье, но от довольства, выраженного на лице Эвелин, у него по спине пробегали мурашки. И несмотря на то, что женщина обращалась к человеку перед ней, учёному почему-то казалось, что она говорит именно с ним. –Какое счастье, что всё прояснилось, правда? Мне даже немного жаль ваших стараний. И всё же, допустить такую ошибку... Эвелин пренебрежительно фыркнула, и голос её вдруг стал жёстким. –Аплодирую вашей глупости. Чувство непонимания было первоначальным и основным, что испытывали люди, находясь рядом с мисс Ховард. И Коннорс вновь ощутил его в полной мере, пусть самая очевидная догадка уже давно посетила разум учёного. Чувствуя какую-то обречённую отрешённость, Курт наблюдал, как Эвелин склонилась над застывшим пленником и ласково, почти любовно промурлыкала: –Ну же, расскажите мне побольше о Мираджен Нортон.