Барин-крестьянин

В одной из отдаленных губерний находилось имение Сергея Петровича Попова. По молодости своей служил он в гвардии, но вскоре вышел в отставку и уехал в свою деревню. Жена его умерла в болезни, совершенно неожиданно оставив мужа и сына одних на свете. Хозяйственные заботы вскоре утешили Сергея Петровича — он утроил доходы и стал почитать себя умнейшим человеком во всем околотке. Соседи, хоть и часто приезжали в гости, предпочитали с ним не спорить, считая его гордым и упрямым. Открыто недолюбливал его один Андрей Иванович Шастун, ближайший сосед его. Промотав в Питере почти все имение своего, уехал он в свою последнюю деревню. На ту пору овдовев, он отвлекался, как мог: развел английский сад, на который тратил почти все остальные доходы, конюхов одевал английскими жокеями. Андрей Иванович ухитрялся и в деревне найти способы войти в долги, однако почитали его человеком не глупым. Все потому, что он одним из первых догадался заложить имение в Опекунский совет: оборот, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым. Из всех людей, осуждавших его, Попов, ненавидящий нововведения, отзывался строже всех. Он поминутно находил случай его критиковать. Показывал ли гостю Сергей Петрович владения, в ответ на похвалы обязательно отвечал: «Да-с! У меня не то, что у соседа Андрея Ивановича. Как нам по-английски разоряться! Мы то и по-русски сыты». Подобные шутки, благодаря соседям, доводились до сведения Андрея Ивановича с дополнениями и преувеличениями. Англоман критику не выносил, и вскоре прозвал своего соседа медведем и провинциалом. Такие были отношения между двумя помещиками на момент, как сын Попова приехал к нему в деревню. Он намеревался вступить в военную службу, но отец на то не соглашался. К статской службе молодой человек чувствовал себя совершенно неспособным. Они друг другу не уступали, и Арсений стал жить покамест барином. На охоте он всегда скакал первым, даже не разбирая дороги, отчего соседи меж собой решили, что путного столоначальника из него не выйдет. Легко вообразить, какое впечатление молодой барин, только прибывший из столицы, произвел в кругу местных барышень. Он первый являлся мрачным и разочарованным, первый говорил им об утраченных радостях и об тягостях бытия, везде носил он необычайное кольцо печатку, казавшееся взращенным на любовных романах девушкам таинственным. Всё это было ново, барышни поглядывали на него и заглядывались, но Арсений почти не обращал на них внимания своего. Причиной нечувствительности его предполагали тайную, темную и страстную любовную связь. Но более всех занят был им сын англомана, Антон (или Тони, как звал его обыкновенно Андрей Иванович). Отцы друг ко другу не ездили, он Арсения ни разу не видел, между тем как все молодые соседки только об нем и говорили. Самолюбие Антона особенно задевали рассказы сестры, как все ее подруги весьма лестно отзывалась о молодом барине. Сестра его, Оксана, была младше всего на пару лет. Она была балованным ребенком, ее резвость и поминутные проказы восхищали отца и приводили в отчаяние ее мадам. За Оксаною ходила Настя, она была ровесница Антона, но столь же ветрена, как и ее барышня. Антон был очень близок с ней и вместе с нею обдумывал свои затеи. — Позвольте мне сегодня пойти в гости, — попросила однажды Настя барышню. — Изволь, куда? — В Попово, к Добровольским. Поварова жена у них именинница и вчера приходила звать нас отобедать. — Вот! — воскликнула Оксана. — Господа в ссоре, а слуги друг друга угощают. — А нам какое дело! — возразила Настя. — К тому же я ваша, а не папенькина. Вы ведь не бранились еще с молодым Поповым, а старики пускай себе дерутся, коли им это весело. — Постарайся, Настя, увидеть Арсения Попова, — из ниоткуда возник Антон. — Да расскажи мне хорошенько, каков он собою и что он за человек. Настя удивилась, но обещалась. Вечером служанка явилась, но на пути к барыне ее перехватил Антон. — Ну что, Настюша, ты видела Арсения? — Да целый день были вместе. — Как это? Расскажи, расскажи по порядку. — Извольте-с: пошли мы, я, Алена Дмитриевна, Люда, Катя… — Хорошо, знаю. А потом? — Позвольте-с, расскажу всё по порядку. Вот пришли мы к самому обеду. Комната полна была народу. Были шеминовские, позовские, приказчица с дочерьми, захарьенские… — Ну! А Попов? — Погодите-с. Вот мы сели за стол, приказчица на первом месте, я подле нее… А дочери такие из себя гордые, да было бы чем гордиться! — Настя, твои вечные подробности как всегда не к месту! — Да как же вы нетерпеливы! Ну вот вышли мы из-за стола… Сидели мы часа два, а то и три. Обед был славный! Тут Антон так глянул на нее, что дальше не решилась тянуть. — Вышли мы из-за стола и пошли в сад играть в горелки, а молодой барин тут и явился. — И хорош ли так собой, как его рисуют? — Поразительно хорош! Красавец, можно сказать. Стройный, высокий, глаза яркие-яркие… — Право, Настя, и ты туда же. Ну хорошо, каков он тебе показался? Надменен? Задумчив? — Что вы? Да этакого бешеного я и сроду не видывала. Вздумал он с нами в горелки бегать. — С крестьянками, да в горелки бегать? Быть того не может! — Очень возможно! Да быстрый такой, задорный! — Воля твоя, Настя, ты врешь. — Воля ваша, не вру. Я насилу от него отделалась. Целый день с нами так и провозился. — Да как же, говорят, он влюблен несчастно и света избегает? — Не знаю-с, не похож на жертву чувств. — Это удивительно! А что в доме про него слышно? — Барин, сказывают, прекрасный: добрый, веселый, щедрый. Одно нехорошо: на девушек особого внимания не обращает. Да, по мне, это еще не беда: со временем остепенится. Тут Антон хотел сказать что-то, но Настя быстро упорхнула к барыне.