***
Гермиона Грейнджер уже почти шесть месяцев живет в Италии, три из которых она провела в поместье Блейза Забини, который теперь стал ее лучшим другом и единственным человеком, которому она доверила саму себя. Гермиона никогда не планировала переезжать из родного Лондона, в котором у нее была буквально вся жизнь, но, видимо, судьба решила распорядиться иначе. Именно благодаря судьбе она сейчас сидит на одной из веранд любимого ресторанчика, который расположился неподалеку от ее квартиры, в компании своего преданного друга — Блейза, охмурителя всех женщин, Забини. Все хорошее, что происходило в последние месяцы в ее жизни, - это заслуга Блейза. Он помог справиться ей с депрессией, помог выбраться из той ямы, в которую она себя сама закопала после того, как ее уволили с работы, а потом и бросили, разбив сердце вдребезги. Когда Забини появился на ее пороге, она лежала без сознания на собственном диване и была больше похожа на скелет. Но она не помнила этого, не помнила сколько дней тогда не питалась и как все происходило. Забини все рассказал. — Ну пожалуйста, скажи, — мулат сидит перед ней попивая бокал белого вина, которое он сам и поставляет в это место. — Ну Гермиона, — он умоляет, а Гермиона только улыбается. — Ну уж нет, Блейз. Вот родится и узнаешь, — она поглаживает правой рукой уже большой живот и слегка смеется. Мулат пытается выяснить имя ребенка уже больше месяца, как только они узнали, что будет девочка. Говорят, со временем боль проходит, но это не так. Она все еще там, периодически вылезает и напоминает о себе. Ты можешь смеяться, радоваться жизни и улыбаться во все тридцать два зуба, но внутри… Внутри пусто. Совершенная пустота и боль. Боль за ребенка, у которого будет любящий дядя и крестный, но не будет отца. Наверное, она к ней привыкла. Сначала было невыносимо, но после двух простых слов "Вы беременны", сказанных врачом, стало проще. Она не хотела жить, нет, но ради этого малыша она сделала и сделает все, что нужно. Ее малышка будет счастливым ребенком. Всегда. — Я все понял! — воскликнул Блейз. — Ты назовёшь ее Блейзина, — кажется, он сам не может сдержать смеха от такой идеи. Поэтому они смеются. — Блейзина? — переспрашивает девушка в порыве громкого смеха и слегка качает головой. — Да, — смешок. — Так и назову. — А что? Блейзина Грейнджер — по-моему звучит отлично, — он смеется, громко, заряжая позитивом всех вокруг. Это его дар. Дар Блейза Забини - заставлять чувствовать себя живым. Забини в один глоток допивает свой бокал вина, и они собираются уходить. Это был прекрасный вечер, проведенный в компании лучшего друга. Они не виделись почти неделю, а кажется, целый год. Молодой парень помогает надеть своей спутнице пальто, и та ему улыбается. Со стороны может показаться, что эти двое влюбленная парочка. По крайней мере им часто такое говорят, на что они всегда громко фыркают, а потом смеются. Он ее спаситель. Она носит его крестницу. За это время двое людей из просто бывших знакомых превратились в лучших друзей, и от этого им хорошо. И сейчас, идя по дороге к ней домой и держа парня под руку, ей легко. Слабый ветер обдувает ее лицо, слегка растрепывая волосы. Квартира, что отдал ей Забини, находится почти в центре Рима, но при этом здесь тихо. У дома есть внутренний парк с детской площадкой, хоть и маленькой, и небольшим фонтаном. Это был его подарок к Новому году, «Новому началу», как он тогда сказал. Наверное, прежняя Гермиона никогда бы в жизни не приняла такой подарок, но не нынешняя. Она изменилась. Это точно. Изменилась из-за него…***
Семь месяцев назад Последнее, что она помнила - это звук взрыва рядом, а потом лишь адская боль и темнота. Такая тягучая, что она была уверена, сама смерть пришла навестить ее и забрать с собой. Последние два года она работала в Аврорате одним из главных специалистов, и вот прилетело же ей попасть в команду бывшего врага, Драко Малфоя. На деле оказалось, все не так плохо, как она сначала ожидала. Не прошло и двух месяцев совместной работы, а они уже успели переспать, а потом… Отношения. Все начиналось просто прекрасно. Ну для них, уж точно. Но потом. Драко все чаще начал проявлять свой характер защитника и собственника. Частые ссоры из-за того, что он не разрешал Гермионе выезжать с группой на опасные вызовы, оставляя ту в здании Аврората «под защитой». В этот раз они работали над одним таким «опасным» делом одной террористической группировки на территории Великобритании. Операция была засекречена. Он не добавил ее в отряд. Она сама напросилась в последний момент. Она знала, что потом он рассердится и будет ссора, но она не могла по-другому. Все пошло не по плану… Открывать глаза было очень трудно. Казалось, что веки слиплись и больше никогда не разомкнутся. Она издала непонятное мычание. Это все, на что она была способна в данный момент. Все тело ей не подчинялось. Неужели все настолько плохо, что им пришлось меня приковать к чертовой койке. Дело дрянь. В палате послышалось какое-то движение и, даже не видя, она знала, что это он. Наверняка, он провел здесь все время, пока она лежала без сознания. Интересно, а сколько я была в отключке? Он всегда так делал. И так уж вышло, что до недавнего времени просыпаться в палате Святого Мунго чуть не вошло у нее в привычку. Наконец веки, не без огромных усилий, смогли открыться. Яркий свет ударил ей в глаза, но буквально через пару морганий стало лучше. Голова начала немного побаливать, но это нормально. Она давно это поняла. Ей удалось лишь слегка повернуть голову вправо. Дальше она не шла. Ее взгляд сразу уловил эти серые, как небо перед дождем, глаза. Он молчал. В его глазах было столько боли, что Гермионе хотелось просто заплакать, но она не могла. Она была причиной его состояния. — Ты жива, — его голос был мертвым, и он слегка откашлялся. Драко облокотился о свои колени локтями и закрыл ладонями свое лицо. Держа свои ладони на лице, он слегка повернул голову, чтобы встретиться с ней глазами. Его пальцы сложились в такой жест, как делают порой маглы, что верят в Бога. Они прикрывали его губы и аристократичный нос. Гермиона попыталась ему улыбнуться, но улыбка вышла слишком измученной, и он отвернулся, опять спрятавшись в своих руках. Гермиона понимала, что напугала его и теперь он рассержен. Он ведь говорил. Но она жива и это главное. Они все выяснят и будут опять жить дальше, правда, до того момента, пока она в очередной раз не сорвется с цепи. Но…они же будут вместе и это то, что важно… Да ведь? — Я так больше не могу, Гермиона, — тихо начал он даже не смотря на нее. Девушка слегка нахмурилась. Почему он не кричит на меня? — Я устал от этого. Устал видеть тебя здесь. Ты хоть понимаешь, что шансы на то, что ты выживешь были равны почти нулю. — когда он наконец посмотрел на нее, Гермиона заметила, что он плачет. Влага скопилась в уголках его прекрасных глаз и скатилась по щеке. Девушка прикусила щеку изнутри, пока ее сердце разрывалось на части. Ей уже не нравился этот разговор. Ну же! Кричи! Скажи, что я дура. Малфой! Что происходит?! — Мы же говорили об этом. Столько раз говорили, — он начал качать головой из стороны в сторону. Ему было больно это говорить. — Дра-ако… — ее голос хрипел и почти не слушался. — Я люблю тебя, Гермиона. Но я больше так не могу. Не. Могу. Мы не можем быть вместе, Грейнджер, — он лишь печально усмехнулся. Гермиона чувствовала, как ее глаза наполняются слезами. — Ты чертова спасительница, которая лезет всегда на рожон. А я… Я больше не могу смотреть как ты каждый раз пытаешься умереть на моих руках. — Я…Я, — она пыталась совладать со своим голосом, но выходило плохо. — Я тоже т-теб-б-бя лю.люблю. — Нет, Гермиона. Не любишь. Если бы ты любила, то не подвергала бы себя такой опасности. Да, как он смеет говорить, что я его не люблю? Драко посмотрел на нее и, видимо что-то решив, встал со стула направившись в сторону двери, как Гермиона заговорила: — Если…если бы ты, лю.любил меня, то не ограни, — ей пришлось сглотнуть, — не ограничивал меня. — Вот так. Она тоже хотела сделать ему больно, как он сделал ей. И что в итоге? Кажется, она лишь снова разбила себя. Дура! Дура! Дура… Какая же ты дура, Гермиона… Он даже не повернулся к ней. Не посмотрел в глаза. Драко лишь слегка наклонил голову вправо и усмехнулся. — Видимо, мы оба друг друга не любили. Будет лучше, если мы больше не увидимся. — Он почти вылетел из палаты, и лишь тогда Гермиона заплакала. Вот так просто. Нет, конечно, не просто. Гермиона просто не была к этому готова. Ко всему, что угодно, но не этому. Она плакала, пока слезы не перестали литься из глаз. И даже потом она всхлипывала хоть, и щеки оставались сухими. Он оставил ее. Она сама была виновата. Она предала его. Предала его доверие. А потом ее отправили в принудительный отпуск почти на год. Считайте, уволили. У нее ничего не осталось. Лишь новые шрамы, ее тело почти разорвало на части в той операции, бутылки алкоголя и пачка сигарет.***
— Уверен, что не останешься на чай? — они стояли у открытой двери ее квартиры, из которой доносилось легкое свечение и аромат леса после дождя. Мерлин храни маглов и освежители воздуха. Почему-то это был тот запах, что расслаблял ее. Как только она почувствовала его тогда в магазине, она не смогла устоять и купила с запасом чуть ли не на полгода вперед. У нее было одно рациональное объяснение — это все беременность. Даже продавщица как-то по-заговорщицки улыбалась, пробивая товар на кассе. Блейз широко улыбнулся. Его темно-карие глаза слегка поблескивали в свете висевшей на стене лампы. — Нет. Как-нибудь в другой раз, — он притягивает ее к себе за шею и нежно целует в лоб. — Будь аккуратной, — шепчет парень, и Гермиона улыбается. Отстранившись, мулат опускается на одно колено, и теперь его лицо прямо напротив ее живота. — Будь спокойной, принцесса. И давай мамочке спать, — Блейз целует ее в живот, и она чувствует, как малышка слегка пинается в ответ. Эти их отношения поначалу казались Гермионе чертовски странными, но потом, в один момент, все поменялось. Она не могла точно сказать, когда Забини стал для нее старшим братом, которого у нее никогда не было, но ей безумно это нравилось. — Кажется, твоя принцесса с тобой не согласна. Парень фыркает и поднимается. — Это мы еще посмотрим. Подмигнув ей, он мигом растворяется в аппарации. Глубоко вздохнув, Гермиона проходит в освещенный настольной лампой коридор и с помощью палочки закрывает дверь. Она устала. Сняв пальто, девушка вешает его на белый крючок для одежды и стягивает сапожки на небольшом каблуке. Она облегченно вздыхает и слабо улыбается. — Ну вот, малышка, мы снова остались вдвоем, — шепчет она, поглаживая свой живот, направляясь на кухню. Белая кухня в классическом стиле и с дубовым столом перед двумя витражными окнами встречает ее полумраком. Лишь небольшая подсветка освещает деревянную поверхность кухонных шкафчиков. Подойдя к одному из них, она берет в руки графин с водой и наливает себе немного в граненый стакан. Холодная вода остужает и, проходясь все дальше по пищеводу, придает наслаждение. Так. Сначала ванна. Потом книга и диван. Она направлялась в ванную комнату, когда послышался стук в дверь. Негромкий, всего пару ударов. Она хмурится, стоя на выходе у белых створок дверей, ведущих в спальню. Странно. Может, Блейз что-то забыл? Она уже почти дошла до двери, когда стук повторился. Взяв палочку с обувницы, она сделала еще три шага и оказалась возле двери. Острое желание не открывать дверь боролось с непомерным любопытством. Нервно сглотнув, она направляет палочку на замок, и тот с небольшим скрежетом отходит в сторону. Девушка берется за ручку и ей только и остается, что надавить да толкнуть дверь вперед, но человек за дверью делает все сам, и Гермиона слегка дергается вперед, а из ее рта вырывается легкий крик. Это было неожиданно. — Быстро же ты, — произносит голос, и Гермиона может поклясться, что земля только что ушла у нее из-под ног. Тело покрылось мурашками, а во рту стало сухо. С трудом, но она все же поднимает глаза. И, видит Мерлин, лучше бы она этого не делала. В них было столько злобы и обиды, что казалось сам Тихий океан взбунтовался в этих глазах. Малфой? Какого черта он тут забыл? Что? — М-м-малфой? — ее голос дрожит, а рука инстинктивно прикрывает живот. Его взгляд там, на ее животе, и когда он холодно усмехается, что-то внутри нее дергается, и она делает три шага назад. От такого взгляда ее тошнит. — Вот это скорость, Грейнджер, — его голос пропитан язвительностью. Малфой делает шаг вперед, переступая порог ее квартиры, и Грейнджер делает еще два назад, отступая. Что он хочет? Ее взгляд бегает по коридору, но тут ничего нет. У нее есть палочка в руке, но что с нее. Такое ощущение, что она вообще забыла, как ей пользоваться. Малфой скалится. — Как же твое, я пока не хочу детей. Или что ты не собираешься заводить детей лет так, — он подпирает подбородок рукой, будто обдумывает что-то, и Гермионе становится страшно. — Точно, тридцати. Ведь так ты мне говорила. А оказывается, вот оно что… — он делает еще шаг вперед, а Гермиона два назад. — Слушай, Грейнджер, а ты с ним спала еще будучи в отношениях со мной? Или просто так быстро променяла одного слизеринца на другого? — его голос шипел, словно он на самом деле был салазаровской змеей. Нет! Нет! Он же… Он не может это говорить всерьез. Но она смотрит в эти темные глаза, которые ей казались центром вселенной, и понимает. Он говорит всерьез. Он действительно… — Ч-что? — этот вопрос единственное, на что у нее хватает сил. — Кстати, а где твой кавалер? Забини?! — кричит он и смотрит куда-то ей за спину. Видимо, ничего не найдя, он возвращает свой взгляд к ней, а она под ним будто съеживается. Сейчас будет больно. Она знает. Не знает правда на сколько. Драко холодно улыбается. — Подожди, так он что, обрюхатил тебя и теперь содержит. Приходит трахаться по вечерам? Как он смеет так говорить? О нем. Забини спас меня… Он. — Каково это, а, Грейнджер? Быть шлюхой с бастардом. Его слова словно пощечина. Такая сильная, что сердце падает, а в голове лишь пустота. Но вот глаза горят. И этот огонь самостоятельно теперь пожирает все вокруг. Это был конец. Все. Точка. Последняя капля. — Да пошел ты, Малфой, — выплевывает Гермиона и делает шаг назад, но врезается спиной в комод, на котором всегда стоит ее любимая ваза с цветами. Кажется, Малфой вообще не обращает на ее слова никакого внимания. — Надо будет передать ему свои поздравления. — Убирайся! — выкрикивает она, и крик отдается где-то в животе резкой болью, но та почти тут же затихает. — Как ты можешь врываться ко мне в квартиру и говорить это! — Ну все. Она будет драться. Она будет защищать себя, Блейза и принцессу. Правая рука сильнее обхватывает живот. — Ты. Не. Имеешь. Никакого права мне что-то говорить, Малфой! Мы никто друг другу. Забыл? — кажется, в его взгляде что-то меняется, но через секунду тот снова покрывается льдинкой. — Какого черта ты пришел сюда? А? Ты сам не хотел меня больше видеть! Наверно, сейчас она похожа на ночную фурию или ту злую ведьму из детских сказок. Но ей плевать. — Почему я здесь? Дай-ка подумать. Может, потому что я увидел своего лучшего друга и любимую девушку, которая теперь беременна. Как ты могла, Гермиона? – заканчивает он тихим голосом. Он, блять что, разочарован. Я убью его. Видит Мерлин и все святые этого чертова города, я убью его. — Ты ничего не знаешь! Понятно тебе! А теперь убирайся, Малфой, — он мотает головой в разочаровании, и Гермиона вспыхивает, как спичка. Резким движением она хватает стоящую сбоку вазу и заносит ее над головой. Сегодня там нет цветов. Сегодня нет. — Убирайся! — в последний раз кричит она, и резкая боль пронзает ее позвоночник. Из ее рта вырывается крик, а ваза падает на пол и разбивается. Ее любимая… Больно. Как же ей больно. — Гермиона? — она слегка щурит глаза на собственное имя, произнесенное из его уст тревожным голосом. Малфой делает шаг вперед, но Гермиона вскидывает руку, и тот останавливается. Очередной приступ боли пронизывает нижнюю часть тела, и она сгибается пополам, прикладывая обе руки к животу. Она чувствует, как что-то липкое стекает по внутренней части бедра, и осознание проходит по ней, словно она приняла ледяной душ. Нет! Нет… Нет. Не сейчас. Рано. Рано. Еще рано… Она даже не замечает, как последние слова вырываются тихим лепетом из ее рта. — Что мне сделать? Гермиона, пожалуйста.***
Малфой смотрит на миниатюрную девушку, которая корчится от боли перед ним, и его сердце больно сжимается. Вся злость мигом куда-то улетучивается. Ей больно, а он ничего не может сделать. Его взгляд опускается ниже, и он замечает тонкую струйку темной жидкости, которая стекает по ее коленке. Кровь? — Салазар, Гермиона. У тебя кровотечение, — его голос звучит беспокойно, и он бросается к ней, помогая сесть на пол. Она сопротивляется. Львица, она всегда львица. Гермиона пытается оттолкнуть его, но ему все равно. Он чувствует, что виноват в том, что сейчас происходит. Он смотрит, как ее накрывает очередная волна боли и она сжимает зубы, но болезненный крик все равно прорывается. — Скажи, что мне сделать, Гермиона. Пожалуйста. Дай мне помочь, — умоляет он, и она наконец смотрит на него. В ее глазах лишь ужас, от медового оттенка нет и следа, лишь чернота. Жилка на ее шее бьется так заметно, что становится страшно. Он нервно сглатывает. — Блейз, — сквозь боль шипит она. Ревность на секунду поглощает его, напоминая про гордость. Но он справляется. — Expecto Patronum, — произносит он, и из его палочки вырывается светло-синее сияние превращаясь в прекрасного дракона. — Забини, Гермиона рожает. Малфой даже не знает так ли это, он вообще ничего не понимает, но Блейз поймет. Он обязательно будет скоро здесь. Дерьмо.