***
Выскочив из номера Рихарда, Пауль даже не запомнил, как оказался в своём. Когда дверь за ним закрылась, он молча прислонился к ней затылком и тут же сполз на пол. Ноги не держали, а всё тело била крупная дрожь, будто бы он полчаса простоял на морозе в чём мать родила. Перед глазами темнело, голова кружилась, и в висках появилось то мерзкое ощущение, которое предвещало скорый приступ привычной, но уже позабытой боли. Спрятав лицо в ладонях, Ландерс едва не застонал. Его разрывали эмоции. Он не мог поверить в случившееся. Слова Тилля не укладывались в голове, но… Но это же было правдой! Вот она, истина, которую так хотел узнать! Вот и понял, что не так с его другом… Ага, другом… Что теперь-то делать?! Он хотел вспомнить прошлое и… Тилль всё ему рассказал! Пауль рвано выдохнул: перед глазами возник образ Рихарда: страдальчески искривившиеся брови, растерянность во взгляде и испуг… Он ведь тоже не понимал, что делать! — Ты всё знаешь? — Ландерс вздрогнул, когда в тишине номера прозвучал голос Мадлен. Пауль с усилием оторвал голову от ладоней и посмотрел на сидящую в кресле у окна любимую. Он оставил её там, усадив и дав стакан воды перед тем, как пошёл к Рихарду прояснить ситуацию. Казалось, Мадлен за всё это время даже не сменила позу, только положила руку на живот да поставила опустевший стакан на столик. — Знаю, — глухо отозвался он и снова вздохнул. Хотелось выть и кричать от этой истины. Пауль жаждал узнать прошлое, вспомнить, но не думал, что в его жизни могло быть что-то, что не впишется в действительность его настоящего. Как он мог с мужчиной?! Почему он выбрал Рихарда? Мадлен шумно вздохнула. — Я не думал, что случится что-то подобное… Я даже мысли не допускал, что Рихард… — заговорил Пауль. — Я не представляю, как я мог с ним. Как я теперь с ним… — он замотал головой, чувствуя, как его накрывает отчаяние. — Не нужно, не оправдывайся, — Мадлен выдавила из себя улыбку и глубоко вздохнула, прикрыв глаза. Она чувствовала, как немного кружится голова, что на лбу появилась испарина, а малыш всё настойчивее бьёт её изнутри. Ландерс прикусил нижнюю губу и уставился в потолок. — Я не понимаю… я не могу понять… Как я мог… — сбивчиво заговорил он, не замечая, что на губе выступили-таки капельки крови. Мадлен не знала, что ответить. Страх, который она сейчас испытывала, не давал собраться с мыслями. Уилсон понимала одно: Пауль принадлежит не только ей. Что бы теперь ни случилось, не она одна будет претендовать на место в его сердце. Отныне есть Рихард, глядя которому в глаза, она отчётливо видела любовь. Любовь, напугавшую её — необузданную и больную — и оттого опасную. Женское сердце было не обмануть, Мадлен понимала: любовь Рихарда очень сильна. Круспе действительно любил Пауля, раз согласился столько времени скрывать чувства, раз пришёл в буш. Мадлен не знала, что ей делать, чувствуя, что схватка будет неравной. Да, Пауль сейчас всецело принадлежит ей, по нему видно, что он не понимает и не принимает своё прошлое. Но это же нынешний Пауль. А что потом? Он же вспоминает прошлое, по чуть-чуть, но оно возвращается к нему. Как быть, если однажды память восстановится, а вместе с ней в сердце Пауля ворвётся любовь к Рихарду? Какое тогда место в сердце любимого будет отведено ей? Сможет ли она удержаться в нём вместе с ребёнком? При этой мысли Мадлен ощутила, что шевеление внутри стало чуть настойчивее, и привычно погладила живот, стараясь успокоить малыша, который, словно чувствуя состояние матери, вскоре затих. Но почти тут же Уилсон охнула от того, как напрягся живот и боль, поднявшаяся откуда-то снизу, отразилась в пояснице. Мадлен замерла, пытаясь понять происходящее и прислушиваясь к себе. Она застудила спину? Или это просто нервное напряжение? Может быть, ей показалось? Всё ведь, кажется, прошло, просто… Она вскрикнула, когда поняла, что затихшая было боль появилась снова и стала сильнее, не давая возможности пошевелиться. — Что с тобой? — заметив состояние Мадлен, к ней тут же подбежал Пауль и накрыл её руки своими. Она вздрогнула, ощутив, насколько холодными и дрожащими были пальцы любимого. — Больно… Просто болит всё… — ответила Мадлен, понимая, что её привычный мир начал рушиться. В эту самую секунду.***
— Ты как? — Дум с тревогой посмотрел на Пауля, откинувшегося на спинку дивана в комнате ожидания для родственников госпиталя Святого Винсента в Цамсе. Освещение подчеркнуло неестественную бледность Ландерса и начавшие проявляться синяки под вдруг запавшими глазами, что не могло не взволновать Кристофа. — Нормально, — отозвался Пауль, стараясь не показывать другу, насколько ему паршиво: время от времени у него начинали трястись руки, его знобило, на висках и лбу то и дело проступал пот, который приходилось смахивать бумажным платком, начисто позабыв про бандану и наплевав на уродливый шрам. В ответ Дум скептически покачал головой, что не осталось незамеченным. — Не волнуйся. Я звонил доктору Энгельс. Всё будет хорошо, — Пауль попытался улыбнуться, чтобы хоть как-то доказать, что не врёт. Он прислушался к себе: начавшийся было приступ сильнейшей головной боли каким-то чудом отступил сам по себе, оставив лишь лёгкое головокружение и тошноту. По рекомендации лечащего врача, Ландерсу стоило немедленно поехать в отель, принять двойную дозу лекарств и лечь в постель, но выполнять её он не собирался. Пауль вообще не думал уходить из больницы до тех пор, пока не узнает подробности о состоянии Мадлен и своего ребёнка. Именно поэтому он уже пятый час сидел в комнате ожидания гинекологического и акушерского отделения, глядя на нарисованные на стене мультяшные цветы. — Может быть всё-таки поедем в отель? — предложил расположившийся рядом Флаке, то и дело поглядывавший на экран телефона. — До Венса полчаса езды. Если вдруг что, мы быстро доберёмся назад. — Никуда я не поеду, — отрезал Пауль и наградил друзей колючим взглядом. — Какого хрена вы мне ни слова не сказали? — уточнять, о чём они должны были ему рассказать, никто не стал. Дум и Кристиан переглянулись, словно решая, кто первым пойдёт на амбразуру. — Твой психотерапевт запретил нам это делать, — осторожно ответил Дум. — И что? От этого стало лучше? — спросил Ландерс, с силой стискивая кулаки. Флаке снова переглянулся с Думом. — Врачу было виднее, — продолжил Шнайдер. — Виднее? А меня вы за идиота держали всё это время? Я ведь спрашивал у вас про Рихарда! Какого черта вы молчали? Неужели ничего не хотели рассказать? — Хотели, — вздохнул Лоренц и подтащил стул поближе. — Но только если бы мы что-то такое сделали, то Рихард бы нас просто поубивал. Он согласился с мнением Мильха и решил всё скрыть. Не хотел навредить тебе. Хотя всё это… Это было как-то странно и нелогично. С моей точки зрения. Раз ты вернулся, то должен был всё узнать о прошлой жизни, — высказал своё мнение Флаке и поправил очки. — Это ничего бы не изменило, — Дум вдохнул поглубже, словно собираясь с силами. — Мадлен бы никуда не делась. Что есть, то есть… — А если бы Тилль мне всё не рассказал, а я бы сам не вспомнил, вы бы дальше так молчали? — тихо спросил Пауль, понимая, что теперь боится своего прошлого. Что ещё он не знает о себе? О чём ещё молчат родные и друзья? Дум и Флаке лишь молча переглянулись и пожали плечами. Пауль шумно выдохнул и запустил пальцы в перепутанные волосы. Несколько минут он смотрел в темноту большого окна, за которым только-только начинался хмурый зимний рассвет. — У меня всё было серьёзно с Рихардом? Действительно серьёзно? Так, как сказал Тилль? — спросил Ландерс, понимая, что, как бы тяжело ему сейчас ни было, он должен узнать всё. — Угу, — Флаке кивнул. — Вы были вместе много лет. Сначала просто трахались, а потом почти что жили вдвоём. А на гастролях вам заказывали смежные номера… Ну и всё такое… Пауль кивнул и прикусил уже покрывшуюся корочками нижнюю губу. Вот оно как. Всё-таки всё серьёзно… Дверь в комнату ожидания открылась, и вошла миловидная шатенка лет сорока — доктор Кнауф. Окинув мужчин внимательным и немного удивлённым взглядом, она сообщила, что хочет поговорить с герром Ландерсом. Пока врач усаживалась напротив Пауля, Флаке и Дум поспешили покинуть помещение. — Со мной всё нормально, — Ландерс успокоил доктора Крауф, прочитав в её взгляде профессиональную тревогу за его состояние. Кнауф кивнула и заговорила приятным мягким голосом, которым обычно сообщала новоявленным отцам о рождении ребенка: — Сейчас состояние фрау Уилсон стабилизировалось. Мы сделали всё, что было в наших силах, но отслойка плаценты — очень серьёзное осложнение. Она оказалась небольшой, кровотоки почти не нарушены, плод получает достаточно питания. Сейчас его развитию ничего не угрожает, но сам факт данного процесса — очень тревожный звонок. Повреждённые сосуды уже не восстановятся, поскольку плацента — временный орган и в таких ситуациях не восстанавливается. Сейчас нужно время на подключение компенсаторных функций организма… — Вы можете сказать так, чтобы я всё понял? — устало попросил Пауль, не дав Кнауф договорить. — С моим ребёнком и Мадлен всё будет в порядке? — Я не могу ничего гарантировать. Отслойка плаценты может привести к гибели матери и ребёнка за считанные минуты. Предсказать, как ситуация будет развиваться дальше, я не могу, — доктор позволила себе участливую улыбку, видя, как тут же нахмурился Пауль и помрачнел его взгляд. — Фрау Уилсон находится под постоянным наблюдением. Кровопотеря была минимальной. Мы назначили поддерживающую терапию. При условии соблюдения всех ограничений, велик шанс сохранить беременность до положенного срока. Но при этом фрау Уилсон необходимо оставаться в больнице: могут потребоваться экстренные оперативные меры. Тогда будет шанс спасти и её, и ребенка. — Я всё понял, — тяжело проговорил Пауль. — Я могу увидеть Мадлен? Доктор Кнауф кивнула, встала и направилась к выходу. — Но должна вас предупредить: фрау Уилсон нельзя волноваться. Осложнение её состояния может спровоцировать всё что угодно, даже эмоциональное напряжение, — она открыла дверь, приглашая Пауля проследовать за ней. Несколько десятков шагов по больничному коридору дались Ландерсу с невероятным усилием. Каждый из них отдавался болью где-то в затылке. Он бросил взгляд на своё отражение в одном из окон. В голове тут же мелькнула мысль, что лучше бы Мадлен его сейчас не видеть, но хуже для неё станет неизвестность. Да и для него тоже. Доктор Кнауф открыла нужную дверь, пропуская Пауля. Свет в палате был приглушён, и в открытые жалюзи виднелся бесконечный массив леса на холмах, начинавшийся прямо за больницей. На высокой кровати в безразмерной больничной же рубашке какого-то глупого салатового цвета Мадлен показалась Паулю ещё более хрупкой и миниатюрной, чем была. А может быть, этот эффект дал большой живот женщины, подчёркнутый одеялом и её бледной рукой, покоившейся на нём. На звук открывшейся двери Мадлен повернула голову, и на её лице появилась улыбка, когда она увидела Пауля. — Всё хорошо, я пришёл, — Ландерс поспешил подойти к кровати, заметив, как в уголках глаз любимой заблестели слезы. — Я рядом, — он наклонился и коснулся губами её лба, после чего очень осторожно положил руку ей на живот. — Пауль… Это всё… — хрипло заговорила Мадлен. — Не нужно говорить на ту тему, — Ландерс мягко приложил палец к её губам, прося умолкнуть. — Я разберусь со всем. — Как ты разберешься? Это же твоя жизнь… — произнесла Мадлен, и Пауль ощутил, как под его рукой шевельнулся их ребёнок. — Моя. Но прошлая. Я же теперь другой, — он постарался улыбнуться и поверить в свои слова. Да, он другой. Действительно другой, и сейчас его сын или дочь толкается в его ладонь. — А Рихард? — А что Рихард? — Пауль провёл рукой по спутанным волосам Мадлен и с теплотой посмотрел на неё. — Я ничего не чувствую к нему. Я относился к нему как к другу и переживал, что он сторонится меня, когда не знал причину… А теперь… — Ландерс задумался на несколько секунд. — Как можно полюбить кого-то по щелчку пальцев? Нельзя, — ответил он сам себе. — Я люблю тебя. А не его. Мадлен прикрыла глаза, чувствуя, как на сердце становится легче. Она верила словам Пауля. И не потому, что хотела поверить, а потому, что видела его глаза и знала: он не умеет врать. Любимый сейчас откровенен с ней. Но… В памяти всплыли слова Рихарда и его взгляд разъярённого тигра, готового сражаться за свою жизнь до конца. А если Пауль всё вспомнит? Что он тогда скажет? — Не думай о Рихарде, — Пауль снова поцеловал Мадлен. — Не волнуйся. Для меня сейчас нет никого важнее тебя и нашего ребёнка. Сказав это, он обнял Уилсон, и в палате на несколько минут воцарилась тишина. — Тебе нужно отдохнуть, ты плохо выглядишь, — сказала в итоге Мадлен, чувствуя, как непрошенные слёзы подступают к краешкам век, и, осторожно подняв руку так, чтобы не потревожить катетер с трубкой капельницы, погладила Пауля по голове. Ландерс отстранился и кивнул: пока обнимал любимую, прикрыл на несколько мгновений глаза и едва не провалился в сон. Сил противиться её словам у него просто не было. Выйдя через пару минут из палаты, он тут же встретился с вопросительными взглядами дожидавшихся друзей. — Всё будет хорошо, — сказал Ландерс и тяжело привалился затылком к прохладной больничной стене, чувствуя, что в теле появляется слабость. — Поехали в Венс. Надо ещё на съёмки успеть, — Дум бросил взгляд на больничные часы, стрелки на которых подобрались к восьми утра. — Сегодня у меня и Рихарда съёмочный день. Думал, всё перенесётся, но нет, съёмки будут. Он не стал ничего отменять. При упоминании имени любовника, Пауль вздрогнул. — Поедем, — сказал он. — По пути вы расскажите мне всё, что знаете о моих отношениях с Рихардом, — решительно добавил Ландерс, направляясь к лифту. — Это не самая хорошая идея, — попытался протестовать Дум, оценив состояние друга. — Не самой хорошей идеей было врать мне всё это время, — вспылил тот и тут же поморщился: собственный крик болезненно отозвался в висках.***
Открыв глаза, Пауль не понял: он что, проспал всего час, и рассветные сумерки еще не рассеялись? Однако взгляд, брошенный на телефон, уверил его, что вечер уже вступил в свои права и это он провел в отключке весь день. С трудом Ландерс сел на кровати и несколько минут смотрел в окно, где постепенно в сумерках скрывался видневшийся вдалеке лес. Тело болело так, словно он прошёл три десятка километров, голова противно гудела, и Паулю казалось, что он чувствует, как мысли ворочаются в ней, словно шестеренки. Взяв телефон, Ландерс стал просматривать все оповещения, заметив, как чуть-чуть дрожат руки. Ответив Мадлен, которая рассказала о своём состоянии и интересовалась, как обстоят дела у него, Пауль смахнул сообщение от секретаря доктора Энгельс: та спрашивала, на какое время завтра назначить его визит. Никуда он не поедет. Ни в какой Берлин. До тех пор, пока Мадлен остается в Австрии и пока не будут завершены съёмки. Съёмки… Пауль заставил себя встать и дотащиться до ванной. Тут, подставив голову под холодную воду в надежде, что станет легче, он попытался привести мысли в порядок. Шнайдер кинул ему сообщение, что день отработали без проблем. Значит, завтра нужно будет что-то делать дальше. Его эпизоды ведь так и не были досняты. — Да какого чёрта они тебя волнуют? — спросил сам у себя Пауль, глядя на отражение, которое мало напоминало его самого: запавшие глаза с расплывающимися под ними синяками, как-то резко проступившие морщины, всклокоченные волосы. Даже, казалось, шрам и ожоги стали заметнее. Не работа над клипом должна была быть сейчас на первом месте, а собственная жизнь, с которой Ландерс не знал, что делать. В голове прочно сидел разговор с Кнауф, а руки ещё помнили, как шевелился ребёнок в животе у Мадлен. И хотелось верить, что не от того, что ему плохо, а потому, что малыш чувствовал касание отца. Но теперь ведь был ещё и Рихард! Пауль облокотился на столик у раковины и уставился в зеркало. Он словно снова видел те фото, что по пути в Венс показал ему с телефона Флаке. Какая-то вечеринка по случаю дня рождения группы несколько лет назад. Все счастливые, довольные и… влюблённые. Листая медиа-файлы в смартфоне Лоренца, Пауль не мог поверить, что изображения и видео реальны. Что это не какой-то фотошоп или галлюцинация. Что он действительно так обнимал Рихарда, что тот на самом деле так на него смотрел! Снимки и видео, сделанные на закрытой вечеринке, где были только свои, ничего компрометирующего не содержали: ни поцелуев, ни неуместных откровенных ласк, но… Пауль видел взгляд Рихарда. И этого было достаточно, чтобы понять, что в целомудренном прикосновении к руке или плечу было больше чувств и страсти, чем в откровенной ласке за дверьми спальни. Ландерс заглядывал в глаза себя прошлого и видел там подлинное обожание и настоящую страсть. И взгляд Рихарда был точно таким же. Если где-то у Пауля и теплилась надежда, что все рассказы Флаке и Дума окажутся преувеличенными, то, глядя на изображения, он понимал: в словах друзей не было ни слова лжи. Всё действительно так. Они с Рихардом были парой. Не просто теми, кто нашёл потрясающий секс в объятьях друг друга, а теми, кто обрёл своё продолжение. Рассматривая фото, Пауль осознавал: именно так он глядит на свою Мадлен. Именно её образ сейчас заполнил собой всё его сердце, но ведь когда-то… Ландерс рвано выдохнул — когда-то точно так же в его сердце жил Рихард. Когда-то он не мыслил себя без него. А сейчас? Что делать сейчас? Пауль прикрыл глаза, и в памяти стали всплывать все его встречи и разговоры с Рихардом. Теперь, зная, что до сих пор тот испытывал к нему, Ландерс наконец-то понял, почему Рихард так себя вёл. Почему пришёл за ним, почему потом стал держать дистанцию. Он же всё ещё любит его, а он, Пауль… А он не видел рядом с собой никого, кроме Мадлен. Да ещё и умудрялся делиться с Круспе своими переживаниями. Теперь-то он понял, каково было Рихарду выслушивать их. И стало понятно, почему тот не хотел поведать о своём любовном фиаско. Он же тогда сказал, что человек, которого любит, счастлив и без него, что оказался не у дел со своими чувствами. Ландерс запустил пальцы в волосы и с силой потянул их в надежде, что боль немного отрезвит. Каким же идиотом он был! Как наивно полагал, что Рихард переживает неудачу женщиной, а оказалось… Всё оказалось куда сложнее! Не с женщиной и совсем не неудачу, а… Как это назвать-то? Ландерс вышел из ванной, не замечая, как на плечи с волос стекает вода, и плюхнулся на кровать. Вот оно… Руки снова задрожали и в памяти всплыли те самые воспоминания: как он сжимал этими самыми пальцами бёдра, как ласкал влажную от пота спину, как целовал плечи, как двигался в горячем теле… От воспоминаний внутренности скрутило в тугой узел волнения и страха. Как это могло быть? Он же занимался сексом с Рихардом! И тогда всё было легко и хорошо. А сейчас? Ландерс бессильно замотал головой: он понятия не имел, что должно было случиться, чтобы он посмотрел на мужчину как на объект сексуального притяжения. Как же он изменился! Почему он ничего не помнит? Почему ни память, ни интуиция не подсказали ему, что он ещё подростком понял свою настоящую двойственную природу? Что спокойно жил с ней и, по словам Дума и Флаке, был вполне счастлив? Его всё устраивало. Его женщины, как и мужчины, не были на него в обиде. У него даже двое детей появилось! Но… Пауль напряжённо прикусил губы: почему сейчас не было ни единого звоночка, что было что-то не так в его прошлом? Почему память не хотела отдавать воспоминания о нём и Рихарде? Сейчас он ощущал внутри себя волнение и страх, а ещё… Ландерс почувствовал, как во рту пересохло и где-то внизу живота стало шевелиться тепло. Он хорошо помнил то недавнее яркое воспоминание. И в его ушах словно снова прозвучали те приглушённые стоны. Пауль замер: а ведь память ещё раньше подкидывала ему намёки! Он же столько раз винил себя за грубость в постели с Мадлен, а оказывается… Когда утопал в её глазах, точно такого же цвета, как и у Рихарда, он возвращался назад, в свою прошлую жизнь и повторял то, что доставляло удовольствие любовнику! Так, получается? Пауль едва не застонал и замотал головой — вот почему глаза Мадлен и её морщинки казались ему такими родными и знакомыми! Он всё-таки помнил Рихарда, помнил свою любовь! Но не знал, где её искать. Но теперь-то что? Пауль вздохнул и поморщился, ощутив, что снова прикусил-таки губу до крови: во рту разлился противный железный привкус. Что делать-то? Он любил Рихарда в прошлой жизни, а в настоящей как быть? Ландерс прислушался к себе: что он чувствует к Рихарду? Да ничего! Он просто друг, человек, за которого приходилось отчаянно цепляться в те первые дни в Анкоридже. Тот, кто был ему дорог, но дорог, совсем не как любимый. И сознание отчаянно отказывалось видеть в нём кого-то гораздо более близкого. Вчера, не зная, как реагировать и вести себя, он сбежал из номера Круспе, сегодня не хватило духу написать или отправиться к нему с разговором. Но так ведь нельзя! Нужно что-то решить! Нужно как-то работать дальше. У них ведь одно будущее, одна группа…***
Рихард моргнул и снова уставился в потолок, по которому протянулись косые тени от фонаря, чей свет запутался в едва шевелящихся в ночи лапах старой ели. Круспе лёг в кровать часа три назад, но так и не смог сомкнуть глаза. В итоге, отлежав бока, он глядел в потолок в надежде, что каша из мыслей, что крутились в голове, немного устаканится, а на сердце перестанет скрестись огромными когтями большая чёрная кошка. Смотреть на мерную игру света и тени было в какой-то мере занимательно, раз сон ни в какую не хотел приходить, несмотря на насыщенный съёмочный день и почти бессонную ночь накануне: отправившись бродить по ночному Венсу с Оливером, он вернулся в отель лишь под утро. Эта прогулка, навязанная молчаливым Риделем, оказалась верным средством не наделать ошибок. Кутаясь в шарф и загребая носами ботинок свежевыпавший снег, Рихард понял: он должен дать и себе, и Паулю время свыкнуться с новым положением вещей и позволить тому самому принимать решения. В этой ситуации Круспе мог лишь полагаться на любимого. — Ему сейчас не до тебя. С Мадлен большие проблемы. Угроза выкидыша, — Оливер прочитал сообщение от Дума, пришедшее посреди ночи и заставшее их на какой-то лавочке в сквере, где они расположились допить пиво, купленное перед самым закрытием в единственном на весь городок баре. Тогда Рихард лишь молча вздохнул. Всё правильно. Паулю сейчас не до человека из прошлого и его чувств. Он живет настоящим, в котором тому места не нашлось. Не нашлось того самого места. Потом весь день Круспе с ужасом ждал приближения вечера и радовался, что вчера всё-таки остановил Олли, не дав отменить съёмки. Словно чувствовал, что работа поможет, пусть и ненадолго. На площадке, сконцентрировавшись на сценарии, Круспе сумел выкинуть из головы лишние мысли, несмотря на то, что время от времени ощущал на себе хмурый взгляд Тилля, кутавшегося в куртку и нахлобучившего капюшон так, что видны были лишь глаза да нос. Повторяя свои дубли, Круспе малодушно радовался, что благодаря им избавлен от общения с другом: он ведь понятия не имел, что теперь делать с Тиллем. Тот влез, куда не просили, причинитель добра, чёрт его еби! За что и получил в челюсть. Вполне обоснованно. Тут совесть Рихарда ни капельки не мучила. Он вообще был бы рад, если бы Линдеманн не тусил поблизости, однако понимал, что это невозможно. Тот не мог пустить съёмки на самотёк, даже зная, что всё расписано по минутам и ни у кого нет шансов наделать ошибок. Всё равно Тиллю требовалось личное присутствие и контроль. Но не столько за происходящим перед камерами, сколько за ним, Рихардом. Оттого Круспе весь день демонстративно не замечал друга. Но если Тилля получалось не замечать и в этом Рихард не видел ничего страшного, то что делать с Паулем? С ним, когда первые эмоции улягутся, не получится уйти в демонстративный игнор. Не та ситуация. Да и сам Рихард не хотел этого. Он понимал: ему предстоит сложный и тяжёлый разговор с любимым. Карты раскрыты, и от него уже ничего не зависит. Или зависит? Когда на площадке прозвучала команда «Стоп», у Круспе мелькнула мысль тут же поехать и поговорить с Паулем, но Дум вовремя остановил, рассказав, что тот вернулся лишь ранним утром и друзья по пути в отель уже все рассказали о его отношениях. — Не всё они ему рассказали. Далеко не всё, — добавил тогда внутренний голос, но Круспе лишь отмахнулся от него: какой сейчас прок от висящих на груди колец? Ничего они не изменят. Так что оставалось лишь набраться терпения и ждать. Рихард чувствовал: хоть любимый и не помнит прошлого, но его характер и привычки остались прежними. А прежнему Паулю перед тем, как принять решение, требовалось побыть какое-то время наедине с самим собой. День, два… Или даже больше. При мысли об ожидании Рихард чувствовал, как заходилось в груди сердце. Круспе было страшно. С одной стороны, он боялся за Пауля, за тот возможный регресс в его состоянии, о котором предупреждал Мильх, а с другой, — за себя. Пауль ведь сейчас решал не только свою судьбу, но и его, Рихарда. Волей-неволей, но придется принять те правила, которые установит Ландерс. Как бы там ни было, но стоило в который раз напомнить себе: он привёл из буша совсем другого человека. Знакомого незнакомца в теле Пауля. И был для него лишь другом. Хорошим другом, но никак не тем, кто мог бы рассчитывать на любовь. Об этом Рихард уже не раз и не два говорил себе. И напомнил снова, не преминув заметить, что не ему тягаться с женщиной, которая вскоре подарит Паулю ребёнка. А дружба… Круспе вздохнул, понимая, что эта идиотская «дружба» приносила ему больше боли, чем счастья. Видеть Ландерса, разговаривать с ним как ни в чём ни бывало… От этого было больно и горько, но сейчас, когда он вдруг понял, что и эта связь может оборваться и они перестанут замечать друг друга… Что же он станет делать?! И без Пауля ему плохо и с Паулем не лучше… Неожиданный стук прорезал сонную тишину номера. Круспе прислушался: может быть, кто-то ошибся дверью? Однако звук повторился. — Рихард! — раздалось за дверью, и он вздрогнул, узнав голос Ландерса. Сердце ухнуло куда-то вниз, во рту мигом пересохло, и Рихард поспешил выпутаться из одеяла. Пауль… Он пришёл к нему! Поговорить? Круспе прикусил губы, понимая, что не знает, как и что будет говорить. Но ведь деваться некуда! Он не может не открыть дверь. Значит… Значит, всё, что ему остается, — быть с любимым предельно откровенным. И надеяться на лучшее. Прошлёпав босиком до двери, Рихард распахнул её, мысленно прикидывая, как начать разговор. Однако с порога его обдало смесью запахов водки и коньяка, а сам Пауль, шагнув в номер, был вынужден почти тут же ухватиться за шкаф, чтобы не потерять равновесие. — Паульхен… — только и смог проговорить Круспе, спешно закрывая дверь и с изумлением глядя на Ландерса. То, что тот был совершенно пьян, не вызывало сомнений. В ответ Пауль криво улыбнулся. — Ты что творишь?! Тебе же нельзя пить! Твои лекарства… — заговорил Рихард, пытаясь сообразить, что ему делать и кому звонить. — Что надо, то и творю, — на удивление чётко проговорил Пауль и, отлепившись от шкафа, сделал шаг к Рихарду. — Какого чёрта?! — Такого! — отозвался Ландерс и вздохнул. — Я вспомнить хочу. Всё вспомнить. Но не могу… — он посмотрел на него тяжёлым затравленным взглядом. — Пауль, это нормально, врач же тебе говорил… — Да на хер мне нужен этот врач! — неожиданно крикнул он и мотнул головой, отчего в тот же миг потерял равновесие. От падения Ландерса спас Рихард, успевший подхватить его в последний момент. — К чёрту этих врачей, — Пауль навалился на Круспе, и тот стиснул зубы, чувствуя такое родное тепло в своих объятьях. — Я хочу всё вспомнить сейчас. Думаешь, мне легко? Ждать все эти обещания… А я хочу вспомнить, хочу… — Рихард ощутил, как по позвоночнику промаршировали миллионы мурашек: так сильно Ландерс впился в его взгляд своим взглядом. И не было сил разорвать этот контакт. — Ты вспомнишь, всё вспомнишь… — сказал Рихард, понимая, что боится лишний раз моргнуть. — Как же! На хер! — воскликнул Ландерс. — Я сам решу, что мне делать! — он подался вперёд, привстал на цыпочки и поцеловал Рихарда. Жёстко и напористо, прижавшись всем телом и намертво вцепившись в плечи. Круспе замер. Его мир рассыпался на миллионы осколков. Он не понимал, что происходит, чувствуя на губах вкус алкоголя и настойчивый язык, пытавшийся протиснуться сквозь сжатые зубы. Первым порывом было оттолкнуть Пауля, но Рихард тут же остановил себя: оставшись без опоры, тот не удержит равновесие! — Пауль, стой! Что ты творишь?! — после непродолжительной борьбы Круспе всё-таки удалось разлепить их губы и чуть-чуть отстраниться. Сердце билось где-то в горле, воздуха не хватало, а внизу живота начал разгораться самый настоящий огонь. — Трахни меня! Или дай я… — сбивчиво заговорил Ландерс, глядя на Рихарда ошалевшим взглядом. — Ты что несёшь?! — Круспе не понимал, что ему делать. — Хочу тебя вспомнить! Хочу понять! — продолжил Пауль. — Хочу попытаться! — он снова настойчиво подался вперед, переместив весь свой вес на Рихарда, чем вынудил сделать шаг назад. А потом ещё один. Пользуясь замешательством Рихарда, Ландерс на этот раз не полез с поцелуем, а положил руки на его бёдра и притянул к себе, притираясь пахом. Круспе зажмурился. Сердце заходилось в бешеном галопе, в висках шумела кровь. Он не мог поверить в происходящее, чувствуя знакомые сильные руки, скользящие по талии, бёдрам и мнущие ягодицы. Что ему делать? Пауль хочет вспомнить! Пауль пришёл к нему за помощью! Но не за такой же!!! Рихард вздрогнул, когда ощутил, как прохладная шершавая ладонь забралась к нему в трусы и принялась беспорядочно там шарить. — Нет! — почти крикнул он и, как можно мягче оттолкнув Ландерса, торопливо отступил, упершись спиной в стену и поздно осознав, что сам загнал себя в ловушку: слева стена, справа шкаф — Деваться некуда! — Помоги же мне! — произнёс Пауль и снова приблизившись к Круспе, ухватил того за руку и положил её себе на пах, подавшись бёдрами вперёд и прижавшись губами к шее. — Я хочу вспомнить нас! — прошептал он в перерывах между короткими пьяными поцелуями, в попытке забраться губами под ворот растянутой футболки. — Помоги же мне… Круспе ощутил, как с каждым касанием губ Ландерса из лёгких улетает всё больше и больше воздуха и он забывает, как дышать, как тело вспоминает забытые ласки, как перехватывает под ложечкой от ожидания чего-то большего… Его Пауль… Такие знакомые поцелуи, касания, запах… Но одна единственная мысль тут же отрезвила Рихарда: мужчина, чей начавший набухать член он ощущал ладонью сквозь ткань штанов, не Пауль. Не тот Пауль, что любил его! — Отвали к чёрту! — Рихард скрипнул зубами и оттолкнул Ландерса. Пауль попятился, неловко замахал руками и неминуемо упал, если бы не влетел в столик у стены напротив. От удара тот сдвинулся с места и с него свалилось несколько гостиничных буклетов и какая-то канцелярская мелочевка. Пауль вскрикнул от боли и схватился за бедро. Этого времени Круспе хватило, чтобы выскочить из номера. Трясущимися руками он закрыл дверь и едва ли не бегом поспешил скрыться за поворотом. Однако, оказавшись в основном коридоре, остановился и привалился спиной к стене: ноги не держали, в груди продолжало бешено ухать сердце, а в горле застрял солёный ком, который не давал вздохнуть. Мысли перескакивали друг через друга и крутились в голове какой-то дьявольской каруселью. Круспе зажмурился, пытаясь хоть чуть-чуть успокоиться и сообразить, что делать дальше. Кожа, в тех местах, где её касался поцелуями Пауль, буквально горела, и ему до сих пор казалось, что он слышит его тяжёлое дыхание и родной запах под нотами алкоголя. Что будет дальше? Куда идти? Второй раз за два дня перед Рихардом встал этот вопрос! Не к Олли же! Да он вообще не рискнёт приблизиться к своему номеру! А куда деваться? Выскочил же из номера — как спал: босиком, в старой футболке и трусах! И, если простоит тут ещё пару минут, наверняка благодаря камерам наблюдения привлечёт внимание охраны отеля. Что делать-то?! Обведя взглядом пространство, Круспе вдруг сообразил: Тилль! Это же почти напротив его люкса он оказался! Заставив себя отклеиться от стены, Рихард шагнул к нужной двери и постучал, даже не думая, что Линдеманн может оказаться не один и, заявившийся к нему на порог друг, будет совсем некстати. И что весь день игнорировал Тилля. В номере долгое время не раздавалось ни единого шороха, и Рихард уже успел подумать, что Тилль отправился куда-то весело проводить ночь, но вдруг послышалась шаркающая походка и дверь открылась. На пороге появился лохматый, зевающий Тилль в косо завязанном халате. Линдеманн буквально спал на ходу, однако, увидев, кто нарушил его ночной покой, встрепенулся. — Что стряслось? — тут же спросил он, удивившись виду Рихарда, и спешно шагнул вглубь номера, приглашая войти. Круспе молча прошлепал в гостиную и буквально рухнул на диван, уронив голову на руки. Щёлкнул выключатель и комнату залил приглушенный свет бра: Линдеманн решил получше рассмотреть заявившегося к нему друга. То, что случилось что-то из ряда вон выходящее Тилль не сомневался. Рихард был не тем человеком, кто станет разгуливать полуголым по коридорам отеля даже вусмерть пьяным. Кое-как совладав с собой, Круспе посмотрел на Тилля. Даже в полумраке на физиономии того были видны припухлость и добротный красный синяк, захвативший слева челюсть и часть щеки. — Прости… — хрипло выдавил из себя Рихард, понимая, что друг всё-таки не заслужил такого обращения. Смотреть на результат своего удара было неловко. — Простил уже, — Тилль улыбнулся. — Хук у тебя, Шолле, всё ещё что надо. Качественно приложил, — сказал он и сел рядом, смутно догадываясь о причине внезапного визита Рихарда. Тот криво усмехнулся. — Я не могу так, — сказал едва слышно Круспе. — Тилль, я не могу. — Пауль? Вы поговорили? — мягко уточнил Линдеманн. — Он пришёл ко мне. Пьяный. Начал говорить о себе, о том, как ему хреново. — Ну-у-у… Как бы ему сейчас не то чтобы было очень легко, — задумчиво произнёс Тилль. — Я даже прикинуть не могу, что за треш творится у него в голове. Он хотел, чтобы ты ему помог? — Да. Попросил о помощи. — И ты… — Тилль насторожился: если бы Пауль попросил Рихарда о поддержке, разве бы друг сейчас сидел рядом с ним на диване в настолько растрепанных чувствах? Что у них стряслось? — Я сбежал из номера. Взял и сбежал. Оставил его там одного. Линдеманн недоумённо уставился на Рихарда. — Пауль пришёл ко мне и предложил трахнуть его! Нёс что-то про то, что хоть так попытается вспомнить что-то о нас. Обо мне! — выпалил Круспе. — И ты… — Тилль бросил взгляд в сторону мини-бара, понимая, что сегодня тот очень сильно понадобится. Рихард зажмурился и откинулся на спинку дивана. Линдеманн заметил, как выступили вены на его стиснутых в кулаки руках. — Ты себе не представляешь, что это, Тилль… Не можешь знать, каково это — ощущать на себе любимые руки, чувствовать его тепло, запах, вкус поцелуев… И понимать, что это другой человек. Совершенно другой, не отдающий себе отчёта в том, что творит! Но при этом… При этом хотеть его. Тилль, я едва заставил себя уйти. Я хотел его. Но если бы я позволил себе… Линдеманн молча встал и принёс из бара сразу несколько миньонов с водкой. И зачем-то прихватил пиво. Открыв водку, он снова сел рядом с другом и молча протянул ему бутылку. — Ты всё правильно сделал. Ваш трах ничего бы не решил. Вы проебали бы всё, что можно, — мягко произнёс Тилль. — Проебали, поебавшись… — криво усмехнулся Рихард и сделал пару глотков. Поморщившись, он отставил бутылку на стол. — Тилль, я не могу. Больше не могу. Я с ума уже схожу! — воскликнул Рихард. — Он пришёл ко мне, словно и не знает, что я испытываю к нему. Словно ему плевать на мои чувства. А я не робот! Я не знаю, как теперь дальше быть! Как мне с ним видеться? Что говорить? Круспе уронил голову на руки, запустив пальцы в перепутанные волосы. Тилль вздохнул, глядя на сгорбившегося на диване друга, чьё шумное сорванное дыхание сейчас было единственным звуковым фоном в номере. Чем тут поможешь Рихарду? Не пойдёшь и не скажешь Паулю, что он одним своим видом доводит друга до нервного срыва и истерики. Пауль ни в чём не виноват. Нет его вины, что не может вспомнить свои чувства. — Чем мне тебе помочь, Шолле? — спросил Тилль, мягко кладя руку на спину друга и чуть поглаживая его. Вздрогнув от неожиданности, Рихард распрямился и посмотрел на Линдеманна совершенно затравленным взглядом. — Просто помолчи со мной, Тилль. Просто помолчи, — он потянулся к другу, и тот поспешил завернуть его в свои объятья, извернувшись так, чтобы спешно набрать сообщение Кристофу.***
Услышав шорох в номере, Шнайдер с трудом разлепил глаза и заставил себя принять сидячее положение: уснув, он каким-то образом сполз в кресле, отчего теперь всё тело ощущалось деревянным и почти не слушалось. Потерев переносицу, Дум осмотрелся и понял, что причиной пробуждения стал завозившийся на кровати Пауль. Флаке, привалившийся к её спинке и вытянувший длинные ноги, всё ещё спал, нелепо уронив голову на грудь, отчего очки сползли и угрожающе повисли на кончике носа. — Ты живой? — спросил Кристиан, видя, как потирает виски усевшийся Ландерс. — Живой… — прохрипел тот и закашлялся. В голове загрохотал кузнечный молот, а во рту, казалось, растрескались все слизистые, как земля в Сахаре. — Держи, — Дум протянул ему большой стакан с сомнительным пойлом, которое несколько часов назад заготовил из кучи таблеток Флаке. Пауль неуверенно взял стакан обеими руками: у него не было уверенности, что достанет сил удержать его. Питьё отдавало какими-то травами и лимоном и при обычном раскладе должно было снять похмелье, однако после нескольких глотков, от которых во рту стало легче, Ландерса замутило и он, спешно поставив стакан на прикроватный столик и зажав рот рукой, кинулся в дверь, за которой, как он думал, была ванная. Звуки болезненной рвоты и кашель разбудили Флаке, который спросонья ударился затылком о стену. Глупо заморгав, он поправил очки и поковылял следом за Паулем. К моменту, когда Дум всё-таки заставил свои колени сгибаться, Лоренц стоял рядом с другом, опиравшимся руками на края раковины и низко опустившим голову. — Я думаю, тебе нужно к врачу, — сказал осторожно Флаке, глядя на бледного Ландерса. В ответ Пауль тяжело сглотнул: желчная горечь заполнила рот, и от неё начало саднить горло. — Я, конечно, ни хрена не врач и посредственно разбираюсь в медицине, — продолжил Флаке, — но мой тебе совет: поехали в Цамс. Тебе нужен специалист. Всё-таки ты сидишь на серьёзных препаратах и полирнул их лошадиной дозой бухла. — Сидел бы на серьёзных, я бы уже сдох от такого совмещения, — с трудом произнёс Пауль и открыл кран, чтобы плеснуть в лицо немного холодной воды. — Я не дебил. Инструкции читал. Просто нежелательно… И вчера я забыл про приём таблеток. Дум и Флаке молча переглянулись: когда Тилль среди ночи написал Кристофу сообщение с просьбой немедленно пойти в номер Рихарда, чтобы забрать оттуда Пауля и не выпускать его из виду, у обоих закрались сомнения в умственных способностях друга. И это подтвердилось после, когда Лоренц спустился в апартаменты Пауля и изучил количество опустевших бутылок в мини-баре. — Ты зачем это сделал? На кой было так нажираться? — спросил Кристоф, встав у Ландерса за спиной и глядя на него в зеркало. — Ты всегда задаешь дебильные вопросы? Напомни, а то я забыл… — огрызнулся тот. — Я вообще-то волнуюсь за тебя! — воскликнул Дум. — Вчера ты был в чёрт знает каком состоянии! Пауль криво усмехнулся, вспомнив, как после того, как Рихард сбежал из номера, он тупо сполз на пол у столика в коридоре, не в силах справиться с проступившими слезами и нервным смехом. И сидел так, пока за ним не пришел Дум. А потом откуда-то взялся Флаке. Он-то и предложил дотащить Пауля до номера Кристофа, расположенного этажом выше. А потом Ландерс ничего не помнил. В голове только отложилось, как его стошнило где-то в коридоре по пути к другу. — Был. А сейчас мне лучше, — ответил-таки он, сообразив, что не стоит ругаться с Думом. Тот ведь действительно переживает за него. — Ага, лучше… Как же, — ухмыльнулся Кристоф и достал пискнувший телефон. — Ты как в таком виде собрался показаться Мадлен? Она уже пишет мне, спрашивает, где ты и что с тобой. Ты на её звонки не отвечаешь. При упоминании имени Мадлен, Ландерс вздрогнул и уставился на своё отражение. Что он сделал? Зачем? А главное — в голове снова прозвучали слова доктора Кнауф, что Мадлен не стоило волновать. А он… Да один его вид чего стоит! Что любимая подумает-то? — Я телефон, кажется, у себя в номере забыл, — он заставил себя отлепиться от раковины. — Сейчас схожу, возьму его. Приму душ, и кто-нибудь из вас отвезет меня в Цамс. Стиснув зубы от того, что каждый шаг по-прежнему отдавался болью в затылке, Пауль вышел из ванной, а потом и из номера. Чувствуя, что сил спускаться всего один этаж по лестнице у него нет, он решил дождаться лифта. Чёртов лифт, радостно мигнув кнопкой, известил, что вызов принят и скоро он будет на нужном этаже. Почувствовав, что его начинает немного трясти, а голова кружиться, Пауль опёрся рукой о стену и прикрыл глаза. Стало немного лучше, и на нервы больше не действовал яркий свет теплого утра: настроение было настолько паршивым, что даже отличная погода раздражала. Какого чёрта всё вокруг так хорошо, когда у него всё так плохо? Наверное, он вообще упал бы прямо тут, но мысль, что сейчас за него волнуется Мадлен, заставила собрать остатки сил. Он должен её успокоить, должен быть рядом, а не творить… Творить то, что вчера. Смутно припоминая обрывки случившегося ночью, он пытался уговорить себя не провалиться сквозь землю от стыда. Да если бы только от стыда! Чёрт бы с ним, пережил бы это. Но было ещё чувство абсолютной безнадежности и боли, что он увидел вчера во взгляде Рихарда… И ему самому вдруг стало больно. Словно он сам ощутил все эмоции, что накрыли Круспе. Вчера он ничего не чувствовал из-за лошадиной дозы алкоголя, а сегодня они оклемались и подняли голову. Вечером решение прийти к Рихарду с идиотской просьбой показалось ему самым правильным, а сейчас… Ландерс понятия не имел, что станет делать дальше. Но он должен вспомнить прошлое! Должен! Без него просто не получится жить дальше. Но как это сделать?! Без прошлого он же почти мёртв. Загрузившись в лифт, Пауль продолжил размышлять о случившемся, пытаясь пока что на время прогнать мысль о неизбежном разговоре с Рихардом. Он понятия не имел, что скажет ему. Как быть-то с чувствами Круспе? Какой скотиной нужно оказаться, чтобы сделать вид, будто бы ничего нет? Есть! И обязательно было бы, не забудь он свою настоящую жизнь! Лифт тихо тренькнул, известив о прибытии на нужный этаж, распахнул двери, и Пауль шагнул в коридор. — Всё точно нормально? — Ландерс уже собирался вывернуть из-за угла, когда услышал бархатный баритон Тилля. Пауль замер: что-то подсказало ему, что не стоит делать следующий шаг. — Да, спасибо. Я в норме, — прозвучал ответ Рихарда. Ландерс тяжело сглотнул и почувствовал, как сердце сделало кульбит в груди: он не был готов к встрече с Рихардом! Только не сейчас! Осторожно выглянув из-за угла, Пауль увидел, что дверь в номер Тилля открыта. Хозяин люкса стоял на пороге, а Круспе уже вышел в коридор. Судя по его помятому виду, джинсам, которые явно были велики и гостиничным тапочкам, ночевал он у Линдеманна. Логично — они ведь друзья. Куда ещё мог податься Рихард? Тилль вышел из номера и неожиданно для Пауля положил обе руки на плечи Круспе. Притянув к себе, он с заботой вгляделся ему в глаза. — Я не против повторить, — тихо сказал Линдеманн. — Приходи в любое время. — Приду обязательно, — ответил Рихард, неожиданно обнял Тилля, что-то шепнул ему на ухо и тут же рассмеялся. — Кто бы говорил, Шолле! — полупридушённо воскликнул рассмеявшийся в ответ Тилль. — Мой храп тебе мешает! Я вообще-то молчу: ты всю ночь пытался закинуть на меня ногу и сопел мне в ухо. Иди уже к себе, я выспаться хочу. А с тобой это бесполезно. Рихард высвободился из объятий, что-то ещё чуть слышно сказал Тиллю, после чего тот ушёл к себе, плотно прикрыв дверь. Ландерс тяжело сглотнул, провожая взглядом удаляющуюся по коридору фигуру Рихарда. В голове не было ни одной мысли, кроме вдруг возникшего желания вернуться в номер и продолжить опустошать мини-бар.