Возвращение

Месяц спустя — Чем дольше всё это будет тянуться, тем больше шансов, что нас всё-таки спалят и через два часа тут будет толпа фанатов, — Ландерс поморщился и поднял капюшон тёплой безразмерной куртки, заботливо припасённой для него костюмерами. В ответ на ворчание друга Шнайдер шмыгнул носом и повернулся спиной к летящему в лицо снегу. Ветер, начавший крепчать ещё пару часов назад, теперь вовсю кружил мелкие колючие снежинки, угрожая к ночи накрыть сонный Венс самым настоящим покрывалом зимнего шторма. Приветливая весной и летом альпийская погода поздней осенью показала свой суровый дух, заставляя людей ёжиться и зябко потирать руки, несмотря на перчатки. Всё, что могло пойти наперекосяк в работе над новым клипом Rammstein, пошло чёрт знает как. Кристоф никогда не понимал, что может быть сложного в поисках павильона, где можно было бы сгородить сцену и отснять кадры с выступлением? А оказалось — во всём Берлине не нашлось подходящего помещения. Те, что было реально арендовать, по словам пиротехников, никак не подходили под задумку и огненное шоу в них приравнивалось к самоубийству. Мысль про аренду стадиона Биргит и Скай отмели почти тут же: выходило слишком накладно, да и лишнее внимание было бы обеспечено. А Пауль хотел до поры до времени сохранить съёмки в тайне. В итоге спустя две недели Биргит всё-таки нашла в Альтсландберге огромный ангар, принадлежавший мусороперерабатывающему заводу, где буквально в тот же день появилась первые рабочие, перед которыми встала задача превратить полусгнившее строение в концертную площадку. Однако вскоре стало ясно, что в сроки не уложиться, и Скай, забористо выругавшись и проявив чудеса дипломатии, смог договориться с муниципалитетом Венса о досрочном начале съёмок, чтобы хоть как-то сэкономить время. Но тут уже взбунтовалась погода. Зародившийся где-то в Скандинавии циклон устроил самый настоящий снежный апокалипсис по всему балтийскому побережью, а потом двинулся дальше. Ему показалось мало занесённых снегом в ноябре Германии и Польши, и он, хоть и изрядно ослабев, вывалил едва ли не месячную норму снега на запад Австрии, отчего горнолыжные курорты печально подсчитывали убытки из-за закрытых трасс. — Надеюсь, мы хотя бы завтра сможем что-то отснять, — вздохнул Ландерс, глядя, как техники начали собирать оборудование. — Только приехали и уезжать нужно… За те дни, что они уже были в Венсе, работа над клипом почти не продвинулась. Вчера долго мучились с поиском подходящих ракурсов на облюбованной полянке среди вековых елей. А сегодня, до того, когда метеорадар выдал предупреждение о снежной буре, чудом успели доснять эпизоды с Оливером. Йорну, режиссеру, ничего не оставалось, кроме как с мрачным видом дать команде отмашку сворачиваться. Задержись они ещё на час — точно не выберутся из леса своим ходом. — Не напрягайся по этому поводу. Если вдруг что-то утечёт в сеть, то наймём охрану и всё — ни один фанат не пролезет, — Дум постарался успокоить друга. — Мы же уже снимали тут «Ohne Dich». Тогда никто и не чухнулся. — Одно дело тогда, другое — сейчас. Тогда до нас реально особо дела никому не было, а сейчас… Ты правда веришь, что всем будет плевать, когда станет известно, что Rammstein начали что-то снимать? — нервно отозвался Пауль. Ему не хотелось быть откровенным с другом: он переживал не столько из-за огласки работы над клипом, сколько из-за лишних глаз. Утром, когда начали работать с пиротехникой и на площадке разгорелось пламя, Ландерс ощутил, как по спине стал стекать холодный пот. Как бы он ни настраивался на работу с огнём и взрывами, а всё равно разница между экраном ноутбука и реальностью оказалась слишком велика. И потому Пауль не хотел, чтобы поблизости оказался хоть кто-то посторонний, кто мог увидеть, как он не совладает с собой из-за пиротехники. Если вдруг такое произойдёт… Но тревожные мысли быстро отступили, когда в поле зрения попала Мадлен: явно наслаждавшаяся разыгрывающейся непогодой, она устроилась на огромной поваленной ели и с мечтательным видом смотрела куда-то в небо, не обращая внимания на летящие в лицо снежинки. Глядя на избранницу, Пауль испытывал одновременно и радость от её близости и ненавязчивой заботы, когда она время от времени возникала рядом со стаканчиком горячего кофе для него, и переживания из-за того, что беременной женщине пришлось провести весь день на ногах на холоде. — А разве что-то изменилось? — Дум проследил за взглядом Пауля и улыбнулся, заметив радость друга. — Уверяю тебя: это не пройдёт незамеченным, — со вздохом продолжил Пауль. — Я на своей шкуре убедился, что творилось, когда вернулся. И судебный запрет на приближение ко мне не помешает фанатам расположиться на соседнем холме и наблюдать. Я читал о шуме, который поднялся, когда пошли слухи, что вы пишете прощальный альбом. Шнайдер снова шмыгнул начавшим отмерзать носом и заметил, как Мадлен, стряхнув с капюшона налетевший снег, направилась к ним. — Ты на снеговика уже стал похож. Пойдём в трейлер, все собираются, — сказала она, подойдя к Паулю, и поспешила спрятать руки в длинные рукава натянутой на животе куртки. — Угу… — Пауль вздохнул и поморщился от порыва ветра, бросившего снег в лицо. — Иди, не мёрзни. Я сейчас. — Ты забыл, где я жила и какие там были морозы и метели? — Мадлен смешно убрала от лица пушистую опушку капюшона, которая из-за ветра то и дело прилипала к блеску на губах. — Помню, — ответил с улыбкой Пауль и обнял Мадлен со спины, решив, что ему плевать на любопытствующих из съемной группы. Он предпочёл бы, чтобы Мадлен ушла в тёплый трейлер, а ещё лучше вообще осталась бы в отеле, но, зная её характер, ни на чём не настаивал. Она не та женщина, которая станет во всём слушать своего мужчину. Да и уже не раз и не два Мадлен просила не относиться к ней как к больной. — Я думаю, если ты будешь называть его мамочкой, Кнопка не будет возражать, — решил пошутить Кристоф, смотря на выглядевшую по-настоящему счастливой и влюбленной пару. Дум старательно хранил в тайне секрет их группы относительно Рихарда и во многом сопереживал ему, но, как человек поздно нашедший настоящую любовь и семейный очаг, не мог не порадоваться за Пауля. Глядя в глаза давнего друга, Кристоф видел в них счастье, а значит, не стоило идти против Мадлен и пытаться менять ход событий. С противным скрипом распахнулась дверь трейлера, служившего гримеркой. Спустившийся со скользких ступенек Оливер с пару минут стоял на ветру осматриваясь по сторонам, словно не понимая, куда ему идти. Потом, сориентировавшись и нахлобучив капюшон, зачем-то пошлёпал к группе пиротехников, спешно убиравших горелки. «Что там такое?» — приподняв брови, молча спросил Кристоф, встретившись с Риделем глазами. В ответ тот лишь махнул рукой. Дум поморщился и снова бросил взгляд на Мадлен и Пауля: похоже, их, привыкших к подобной непогоде, капризы циклона совсем не пугали и они, как ни в чём ни бывало, разговаривали о чём-то своём, глядя на колыхающиеся макушки елей. Видимо, вспоминали места, где жили совсем другой жизнью. Скрипучая дверь снова отворилась, выпуская на этот раз в метель Рихарда. На ходу Круспе застегнул куртку и со сноровкой иллюзиониста вытащил из кармана сигарету. Однако прикурить её на ветру оказалось непосильной задачей даже для него. Отбросив сигарету в снег, Рихард зашагал в направлении машин съёмочной группы. — Да постой ты, Свен! — поскользнувшись на обледенелых ступенях, из трейлера едва не вывалился Тилль, в последний момент уцепившийся за дверную ручку. Кое-как вернув равновесие, Линдеманн, не потрудившись даже застегнуть наспех накинутую куртку, направился за другом, демонстративно не услышавшем громогласного оклика. Глядя на происходящее, Шнайдер лишь вздохнул и тут же поймал на себе взволнованный взгляд Пауля. Дум был уверен: не будь сейчас поблизости Мадлен, Ландерс бы подошёл к нему и спросил, что всё-таки происходит. Нужно было быть идиотом, чтобы не понять, что в группе не всё так гладко, как кажется.

***

Пауль прищурился и полной грудью вдохнул прохладный воздух. После метели прояснилось и похолодало ещё на пару градусов и снег, щедро укрывший землю, заискрился в лучах догоравшего солнца. Вдалеке, насколько хватало глаз, простиралось ровное белоснежное покрывало с возвышающимися то тут, то там елями, которые ближе к горизонту покрывали своим массивом подножье ледника Питце. Сам ледник и горы рядом скрывались где-то в морозных сумерках. В какой-то момент Пауль поймал себя на мысли, что чувствует, будто бы снова оказался в глуши. Конечно, горные пейзажи Тироля были далеки от пугающей величавости буша, но тишина, красота и сила природы всё равно ощущались и здесь. Ландерс вдруг понял, что где-то в глубине души хочет поддаться порыву и все бросить, чтобы на какое-то время уйти туда: под лапы елей, в уединённое местечко, где можно будет расслабиться и пожить так, как жил предыдущие два года: одним днём, не думая о том, что ждёт дальше. Громкий чих, раздавшийся сзади, заставил вздрогнуть и обернуться: Кристоф вытирал нос бумажным платком и зябко ёжился, несмотря на тёплую куртку, шапку и поднятый капюшон. Наверное, настало время возвращаться туда, где за спиной друга светились яркими огоньками окна домов Венса. — Извини, я потерял счёт времени, — чуть виновато сказал Ландерс, глядя на продрогшего друга. Кристоф неопределённо пожал плечами. — Ну как, ничего в голове не прояснилось? — спросил он, сам с трудом узнавая в окружавшей их местности ту, где они когда-то снимали клип. Пауль с сожалением вздохнул: — Не-а, ничего. Я думал, может быть, если окажусь тут, то что-нибудь в мозгах да перемкнёт, но ничего… — он ещё раз посмотрел на заснеженную равнину. Мелькнула мысль вообще подняться на ледник, но Ландерс быстро отмел её: слишком большой риск. — Почти два десятка лет прошло. Я и сам-то ничего уже не помню, — решил успокоить друга Шнайдер. — Хотя я память не терял. Ну что, пойдём тот ручей поищем? Я фонарик с собой захватил, — предложил Дум, осматриваясь на местности. — Где-то там кусты должны быть… Наверное, во-о-он те… — Хватит мёрзнуть, бесполезное занятие, — в ответ Ландерс криво усмехнулся и зашагал к машине: он уговорил Кристофа отвезти его на место съёмок «Ohne Dich» в надежде, что занавес на памяти опять немного приподнимется, но нет… Вместо его прошлого в мыслях появилось прошлое Фридриха и буш. В автомобиле было холодно — с выключенным двигателем арендованный внедорожник выстывал за минуты. Плюхнувшись на пассажирское сиденье, Пауль дождался, пока своё место за рулём займёт Кристоф. — Извини, что потащил тебя сюда, — сказал он, видя, как Дум, щёлкая клавишами, включал обогрев салона на полную мощность. — Ничего страшного, — Шнайдер отрулил от обочины. — У тебя же теперь прав нет. Да и не стоит тебе пока садиться за руль. Ландерс досадливо поморщился: когда он умер по решению суда, его права аннулировали, а теперь… Не так-то просто будет их восстановить. Да и он не рискнул бы взять на себя ответственность. Хотя, если верить рассказам, прошлый Пауль любил сесть за руль и прокатиться куда-нибудь в ночи. Пока ехали по узкой заснеженной дороге, в машине царило молчание. Пауль искоса поглядывал на сосредоточенного Шнайдера, на лице которого читалась усталость. Он, как и все они перед съёмками, встал сегодня ни свет ни заря, а накануне полночи просидел онлайн, общаясь с семьёй. Ландерсу было неудобно, что он дёрнул на эту поездку именно Дума, но кого, кроме него, было просить? Рихарда? — Скажи, что происходит с Рихардом? — спросил Пауль, вспомнив сегодняшнюю непонятную разборку на поляне. — О чём ты? — вопросительно приподнял брови Дум, сосредоточенно глядя на дорогу. Пауль не заметил, как тот немного напрягся и сильнее вцепился в руль, надеясь, что ни в чём не проколется. — О том, что с Рихардом творится что-то странное. Он сказал мне, что у него проблемы в личном. Но… Странные это проблемы. Я понимаю, что вы все тут сговорились беречь меня. Но я не инвалид! Я вижу, что ему плохо. Я вижу, что Тилль пытается что-то сделать. Если с моим другом что-то не так, я хочу знать, как я могу ему помочь, — воскликнул Ландерс, не сумев скрыть обиду в голосе. — Не нагнетай, Кнопка, — мягко сказал Шнайдер и продолжил, тщательно подбирая каждое слово. — У Рихарда действительно пиздец на личном фронте. Его накрыло с головой. Нашему Рихе всегда было нужно окопаться в раковине и сидеть там, переживая свои проблемы, — Дум бросил взгляд на Пауля, прикидывая, нормально ли тот воспримет слова, которые, по сути, и не были враньём. — Тилль пытается вытянуть его, но пока не очень получается. Но он хотя бы подпустил его к себе. — А почему он не принимает мою помощь? Я же предлагал ему. Мы говорили на эту тему. До того, как всё это со мной случилось, у меня были с ним проблемы? — Пауль прищурился и сел вполоборота, чтобы лучше видеть Шнайдера. — Нет, не было у вас проблем, — спокойно ответил тот и пожал плечами. — По крайней мере, я не знаю о них. Ландерс кивнул, поняв, что вряд ли сможет что-то вытянуть из Дума.

***

Натянув пониже на уши шапку, Рихард огляделся по сторонам: темнота уже окутала Венс, заставив засветиться приятным жёлтым светом окна небольшого отеля. Обычно он притягивал к себе любителей зимних видов спорта, но в этот раз большую часть номеров, как и в двух соседних гостиницах, заняли члены съёмочной группы. Те немногие любители горных лыж и лазанья по ледникам, что всё-таки заселились до приезда киношников и музыкантов, не обращали на них никакого внимания. Мало ли кто и что снимает… Но всё равно Круспе не хотел привлекать к себе лишнее внимание и потому, постояв на деревянном крыльце, выполненном в деревенском стиле, направился вглубь прилегающей территории, туда, где за укрытым на зиму бассейном стояло несколько скамеечек под развесистыми молодыми елями. Находиться в номере у Рихарда уже не было сил. Он подошёл к самой дальней скамеечке, смахнул с неё снег и уселся, подстелив длинный подол куртки. Было холодно, но появилась надежда, что прохлада и ветерок немного прочистят ему мозги. Ни душой, ни умом он не мог принять то, что приходилось видеть — Пауля рядом с Мадлен. Их взгляды и прикосновения друг к другу не получалось не замечать. У Круспе не было сил видеть чужую любовь, когда собственная задыхалась в груди, заставляя стискивать до скрипа зубы. Обида, боль, злость, горечь — эти чувства душили его и тянули в омут. Прокручивая в голове утренние события, Круспе ругал себя последними словами. Какого чёрта он наорал на друга в трейлере? В чём Линдеманн-то виноват? Он и так пытается сделать всё, чтобы избежать фееричного пиздеца. — Тебе не стоит браться за старое, — сказал Тилль, когда Рихард взял в руки притащенную кем-то початую бутылку водки: по другому бы не вышло оторвать взгляд от окна, из которого открывался вид на обнимавшуюся парочку и Шнайдера поблизости. Круспе сам не понял, что именно взбесило его. В один миг раздражение, что копилось внутри, вдруг взяло и выплеснулось. На Тилля. Он сказал другу что-то обидное, в духе — что не ему, Линдеманну, с его-то послужным списком читать нотации, и поспешил свалить куда подальше, понимая, что ещё слово-другое и они, как в молодости, почешут кулаки о физиономии друг друга. Куда подальше оказалось одним из микроавтобусов, на которых они приехали. — Не веди себя как баба с недотрахом, — Тилль всё-таки пошёл за ним и влез в салон, принеся с собой ворох снежинок. — Твои срывы ни к чему хорошему не приведут, — Линдеманн плюхнулся на сиденье напротив, дав понять, что просто так не отцепится. Круспе понимал, что ни алкоголь, ни наркота ему не помогут. Они принесут временное забытье, после которого станет лишь хуже. И не только морально. Но что оставалось? Даже привычные сигареты уже не дарили удовольствие и возможность расслабиться. От них во рту разливалась горечь и першило в горле: так часто он стал курить. Секс? В Дубае Тилль любезно предложил грудастую молчаливую брюнетку, которая со знанием дела уже через два часа оседлала его бедра. Но этот секс лишний раз доказал Рихарду: по-настоящему он испытывал наслаждение только в своих снах, с Паулем. А так… Физиология, после которой он чувствовал себя совершенно обессиленным и тут же засыпал. Дубай… Рихард выудил из пачки сигарету и, бережно прикрывая пламя зажигалки от ветра, закурил. Дым привычно проник в лёгкие, продрал горло. Палящее солнце и обжигающий лёгкие раскалённый ветер: Дубай казался сказочным миражом посреди пустыни. Рихард то и дело ловил себя на том, что окружающая картина кажется ему сюрреалистической. Они же приехали в арабскую страну, где, если он не ошибался, можно было запросто в качестве наказания получить сотню-другую ударов плетьми, а то и вовсе распрощаться с рукой или головой. Где женщины на улицах были закутаны в национальные одежды, но при этом лазурные воды лагуны рассекали белоснежные яхты, на палубах которых в мини-купальниках загорали фигуристые красотки. Первые пару дней, пока Рихард пытался прийти в себя от резкой смены климата и привыкнуть к местному колориту, Тилль вовсю вдарился в развлечения со своей свитой. Круспе знал: если тот решил веселиться, то это затянется на несколько беспробудных дней. Однако каждый вечер Линдеманн исправно приходил в отель, заваливался в номер Рихарда в довольно-таки вменяемом состоянии и проводил с ним время за бутылкой пива и просмотром футбола. Круспе был признателен ему за заботу в ущерб собственному удовольствию. А потом Тилль утащил его в некое подобие морского круиза на арендованной на несколько суток яхте. — Погрейся. Ты же любил поджариться на солнышке, — сказал Линдеманн, и Рихард понял, что друг, развалившийся морской звездой на полотенце на палубе, не спит. Сдвинув на лоб солнцезащитные очки, Тилль приподнялся и внимательно посмотрел на расположившегося с коктейлем в руке на диванчике под навесом Круспе. — Переоденусь и присоединюсь, — ответил он, глядя на виднеющиеся в раскалённом мареве силуэты небоскребов, и подставил лицо морскому ветру. — Ты кого тут стесняешься? — Тилль уселся и откинул со лба ставшие влажными от пота волосы. — Меня? Или капитана? Матросов? У них у всех точно такие же, как у нас с тобой, члены и яйца. Круспе усмехнулся и вспомнил, как во Франции ему уже приходилось нырять в тесную душную каюту, чтобы тайком от друзей снять с шеи шнурок с кольцами. Как-то он не подумал, отправляясь на яхту, что время от времени придётся ходить без рубашки. — Чего ты там от меня прячешь? — неожиданно спросил Тилль. Рихард выругался, когда сообразил, что подсознательно потянулся рукой к груди, туда, где висели кольца. Спалился! — Да ничего. Мелочи, — он вздохнул, видя, как Линдеманн поднялся. Через минуту друг уселся рядом и его взгляд зацепился за видневшийся в расстегнутом вороте рубашки шнурок. — Не мелочи. Ты частенько касаешься рукой груди. Я поначалу даже испугался, всё ли с тобой в порядке. Покажешь? — мягко поинтересовался Тилль. — Хоть и очевидно, что ты не хочешь, чтобы кто-то ещё видел. Круспе вздохнул, расстегнул пару пуговиц и положил на ладонь своё горькое украшение. — Это то, о чём я подумал, Рихи? — тихо спросил Тилль, пристально глядя на друга. — Да. Я хотел сделать ему предложение. В тот день, когда он уехал. — Всё было действительно настолько серьёзно? Рихард молча кивнул, поняв, что не совладает с голосом и с вновь накрывшими его эмоциями. Да, счастье было так близко… А теперь… Линдеманн не стал ничего говорить, лишь молча вздохнул с грустью во взгляде глядя на Рихарда. Теперь он словно своими глазами увидел, а сердцем ощутил всю бездну тоски, в которой Круспе жил последние годы. Первым порывом было обнять друга, но Тилль вовремя остановил себя: уж кому, как не ему, не знать гордость Рихарда. Этот точно не будет рад, если его станут жалеть. Хоть раз за три десятка лет знакомства Рихард позволил себе раскисать у него на плече? Не было такого. Ни разу. Видя, что Тилль никак не может подобрать подходящие слова, Круспе убрал кольца под рубашку. — Вот с этим я и живу… — Я вряд ли смогу понять, что ты чувствуешь, — с сожалением проговорил Линдеманн. — Что мне сделать для тебя? — Не надо понимать… — Рихард на секунду улыбнулся. — И делать ничего не нужно. С минуту, глядя куда-то вдаль, оба молчали каждый о своём. — Давай по пиву пройдёмся, — предложил Тилль, чуть настороженно глядя на Рихарда. — А потом в марину зарулим, я девочек приглашу. Ты не против? Круспе кивнул: а какой смысл возражать другу? Наверное, стоило на какое-то время попытаться отключить мозги и поплыть туда, куда время от времени несло Линдеманна. Рихард вздрогнул, когда сигарета догорела до фильтра и немного обожгла заледеневшие на морозе пальцы. Совсем некультурно спровадив окурок в сугроб под ёлкой, он потянулся за следующей, когда увидел, как за аккуратным ограждением из можжевельника на служебной парковке остановился внедорожник и из него выбрались Ландерс и Дум. Что-то сказав другу, Шнайдер направился в отель, а Пауль ещё какое-то время стоял на безлюдной парковке и глядел куда-то в ставшее вдруг таким ясным небо. Рихард замер, мысленно молясь всем известным ему божествам, чтобы Ландерс не заметил его. Но молитву Круспе никто услышать не захотел: направившийся было к зданию Пауль, увидев знакомую фигуру на скамейке, свернул с тропинки, решив измерить глубину снега на газоне. — Что-то случилось? — спросил он, подойдя к Рихарду и внимательно глядя на него. — Всё нормально. Вышел проветриться. В отеле курить запрещено. Он деревянный, кругом натыканы датчики дыма. Даже на балконе. — Посижу тут с тобой, — не дожидаясь приглашения, Пауль смел остатки снега с скамейки. — Замерзнёшь, иди в отель. Тебя ждёт Мадлен, — Рихард предпринял робкую попытку избавиться от ненужной компании. — Не замерзну, я привыкший, — фыркнул Ландерс. Рихард кивнул: а что ещё он мог сделать? Сказать, чтобы тот валил на все четыре стороны и лишний раз не колупал рану у него на сердце? Пауль посмотрел, как в свете фонаря ветер кружил сорванные с верхушки елей сверкающие, словно кристаллы, снежинки. Зачем он сейчас подошёл к Рихарду? Ясно же было: тот настроился посидеть в одиночестве. Но ему показалось, что, может быть, друг всё-таки поделится своими бедами. Но только в этот раз он, Пауль, не станет спрашивать о них, а просто подождёт, даст возможность рассказать самому. — Ты как, нормально? — поинтересовался Рихард, когда терпеть гнетущую тишину стало слишком сложно. — Да. А что должно быть не так? — Утром я заметил, что тебе не по себе от пиротехники. — Всё нормально, — Ландерс поёжился и вздохнул. — Мне нужно привыкнуть. Ничего страшного. Я же знаю, что это и почему происходит. Всё хорошо. Круспе пристально посмотрел на Пауля, пытаясь понять, есть ли в словах того ложь или нет. Знал он эту улыбку, когда напрягались уголки рта. Чуть иначе, чем обычно. А значит, любимый всё-таки врал. Он боялся. Но не хотел это показывать. И что делать? У Рихарда не было ответа на этот вопрос. — Если что, ты всегда можешь остановить съёмки, — сказал в итоге Круспе, отправив уже третий окурок следом за первыми двумя. — Огонь не так страшен, как кажется. — Я понимаю, — ответил Пауль и едва не добавил, что его совсем не нужно успокаивать. Он понимает, что вся пиротехника под контролем, всё идёт по заранее намеченному и опробованному плану. Но… Но всё равно вздрагивает, когда срабатывает очередной эффект. — Завтра у меня и Тилля съёмочный день. Интересно, погода даст всё сделать? — сказал чуть погодя Пауль, поняв, что Круспе не торопится продолжить диалог. — Снег обещали только к вечеру. Надеюсь, успеем, — отозвался тот и поднялся со скамейки. — Нам лучше выспаться, опять вставать затемно. Пауль мысленно вздохнул: второй раз за день у него не клеился разговор.

***

Мадлен прошлась по номеру, разминая затёкшие ноги, налившиеся тяжестью, и начавшую побаливать спину. После возвращения она какое-то время подремала на плече Пауля, а когда он отправился с Кристофом на место старых съёмок, переместилась с электронной книгой в кресло у окна. Но сосредоточиться над романом не получилось. Тревога на душе то и дело выпускала острые когти. Мадлен прислушивалась к себе в попытке понять: что же так не нравится её интуиции? Всё ведь хорошо. Лучше в той ситуации, в которой она оказалась с Паулем, быть не может! Но было что-то, что заставляло ждать чего-то плохого. Откуда придёт беда? Ребёнок? Мадлен старалась не настраиваться на плохое. Врач рассказал ей о рисках и возможных проблемах. Да и сама она понимала, как может закончиться эта случайная беременность. Но всё, что было возможно, сделали, и, глядя в результаты обследований, врач мог сказать, что пока с ребёнком всё в порядке. «И будет в порядке», — убеждала себя Мадлен. Но всё равно, когда малыш ворочался в животе, она чувствовала страх. Страх за будущее ещё не рождённой жизни. Что ждёт малыша, когда он появится на свет? И в такие моменты в душу закрадывались сомнения: а правильно ли она вообще поступает? Мадлен обманула бы саму себя, если бы сказала, что её ничего не тревожит. Тревожит и очень многое. Она смотрела на мир, в котором теперь оказалась, и не могла понять: а нравится ли он ей. Выбравшись из буша, Мадлен, пока жила в Анкоридже, успела привыкнуть к цивилизации и познакомиться с переменами в обществе, но город хоть и был столицей штата, но не шёл ни в какое сравнение с Берлином. В Германии Мадлен ощущала себя чужой. Ритм жизни, менталитет и атмосфера столицы заставляли чувствовать себя очень неуютно. К тому же Мадлен оказалась не готова принять тот факт, что теперь она женщина известного музыканта. С одной стороны, была рада, что её Фридрих оказался именно музыкантом, а не плохим парнем с тёмным прошлым, но, с другой… Как ей-то самой жить? Она была наслышана, что устроили фанаты по поводу возвращения Пауля, читала в сети сплетни и новости и понимала, что её ужасает сама мысль, что их роман получит огласку. Мадлен становилось страшно и не только потому, что она лишилась бы тишины и покоя, в которых хотела доносить ребенка, но ещё и из-за того, что всем стало бы известно её прошлое. Почему-то Мадлен была уверена, что неприглядные факты биографии вскрылись бы очень быстро. И что тогда? Тогда пришлось бы стиснуть зубы и кулаки, сказать, что Мадлен Уилсон плевать на мнение фанатов отца её ребёнка. Но для этого были нужны силы, моральные ресурсы, чтобы держать себя в руках. А их было не так уж и много. В какой-то момент её даже посетила мысль, что не стоило вообще приезжать. Можно было бы довольствоваться тихой жизнью вдали от Пауля и редкими встречами с ним в Анкоридже, но… Когда Фридрих ушёл из поселения, Мадлен поняла, что скучает по нему и всеми фибрами души хочет снова оказаться рядом, прикоснуться и увидеть его улыбку. Неповторимую, такую, на которую всегда хотелось ответить. И прошедшие с момента прилёта недели дали понять: теперь она не сможет без него. Сначала чужак Фридрих — а теперь Пауль, — стал той частью жизни, без которой она не мыслила себя. А ещё она понимала: он испытывает то же самое, и вдали от неё ему будет плохо. Значит… Значит, ей нужно привыкать жить жизнью мира Пауля. Глядя на тёмный силуэт елей на горах вдали, так напоминавший пейзаж буша, Мадлен вздохнула и покусала губы. Первые дни в Берлине казались ей сказкой. Влюблённые были предоставлены сами себе, наслаждались друг другом, дремали, завернувшись в уютное одеяло, а потом выбирались выгулять Минни и побродить по тихим скверам и улочкам. Но потом реальность дала себя знать. Поначалу Уилсон не могла уложить в голове, как её Фридрих, сам до конца так и не восстановившись, вдруг решил взяться за работу? Ей стало страшно за него, и внутренний голос упорно твердил, что Фридрих-Пауль запросто может навредить себе своим рвением. Уилсон успела познакомиться с творчеством Rammstein, посмотрела их шоу и не могла найти ответ на вопрос — как Пауль выдержит огненную феерию? Она помнила, как иногда по ночам он кричал и просыпался в холодном поту, бормоча что-то о пламени и боли. А ещё Фридрих-Пауль вздрагивал всякий раз, когда слышал выстрелы. Неужели за то время, что он жил в цивилизации, что-то изменилось? Нет, не изменилось. Пауль всё равно остался Фридрихом, и сегодня Мадлен в этом убедилась. От её внимания не укрылось, как он стискивал зубы и сжимал кулаки, когда пиротехники взялись за своё дело. Пауль скрывал страх, пытался сделать вид, что всё нормально, но только от глаз любящего человека ничего не укрылось. Уилсон видела, какие усилия ему приходилось прилагать, чтобы не дрожать. Потому она и стремилась всё время быть ближе. Ненавязчиво крутилась рядом, принося горячий кофе и перекус. И ждала, когда будет нужно снова подставить плечо и помочь, как уже доводилось, когда Фридрих делал свои первые шаги по домику Дитера. Видели ли это состояние Пауля его друзья? Мадлен была уверена: нет. Они ничего не замечали, иначе бы кто-нибудь да предложил бы отказаться от пиротехники или что-то изменить. Друзья… Уилсон смотрела на музыкантов и пыталась представить тот мир, в котором её Фридрих жил тридцать предыдущих лет. Она знала, что они были семьёй. Размолвки случались, но всё равно в трудные времена раммштайны приходили друг другу на выручку и встречали проблемы плечом к плечу. Кристоф и Флаке проводили с Паулем много времени, забегая в гости, и Мадлен видела, как они непринуждённо болтали о насущном. Эти двое были важной частью жизни Ландерса: знали его почти четыре десятка лет и прошли с ним весь творческий путь. Когда сегодня Пауль решил поехать со Шнайдером к месту съёмок одного из клипов, Мадлен была уверена: Дум расскажет Паулю не только о минувших событиях их творческой жизни, но и наверняка поведает какую-нибудь историю из молодости, про ту, первую группу, в которой они играли и название которой всё время вылетало из головы. Пауль цеплялся за Кристофа, как за карту памяти, надеясь, что его рассказы помогут собраться пазлам воспоминаний. Что до остальных… Мадлен настороженно относилась к Оливеру: за их короткие встречи она так и не смогла определить для себя, что он за человек. Молчаливый, любящий уединение и живущий на своей волне. Уилсон не знала, как он может повлиять на Пауля. Но не только Ридель волновал её. Были ведь ещё двое: Тилль и Рихард. При ней Линдеманн с Паулем почти не общался, всё время был где-то за границей со своими приятелями — и Рихард с ним. Но ведь так было не всегда! За прошедшие на съёмках дни Мадлен не раз ловила безмолвные диалоги между Круспе и Линдеманном. О чём говорили их взгляды? Сердце подсказывало, что не всё так просто и они не два закадычных друга, по прихоти судьбы оказавшихся ещё и родственниками. Была между ними какая-то тайна. Мадлен воспринимала Тилля словно опасного хищника, готового в любой момент кинуться на защиту своей территории и потомства и лишь внешне кажущегося расслабленным. А территорией и потомством был Рихард. Всякий раз размышляя о Круспе, Мадлен хмурилась. Когда он только появился в их поселении, больной и совершенно обессилевший, она испугалась его, ещё даже не зная, зачем он пришёл. Уилсон слышала, как интуиция буквально кричала: будущее обязательно изменится, оно не будет таким, каким она его представляла. И чутьё не подвело. Рихард выдернул её Фридриха в другой мир. И что дальше? Мадлен пыталась разгадать его, но ничего не выходило. Она никак не могла понять: какая сила двигала Круспе, раз он отважился на полное опасностей приключение в буше, словно безумец, последовав за проводником. Но одно было ясно: Рихард играл в жизни Пауля огромную роль. Какую? Если они были близкими друзьями и почти братьями, то почему Рихард, по словам Пауля, нечасто появлялся у него в гостях и вообще общение происходило не по его инициативе? Почему с момента, как Мадлен прилетела в Берлин, Рихард даже ни разу не позвонил Паулю? Уилсон понимала: Пауля и Рихарда в прошлом связывало что-то очень серьёзное. И это было тайной, которую тщательно скрывали. Но почему? О чём пятёрка музыкантов упорно молчала? Мадлен перебирала возможные ответы на мучивший её вопрос, но ни один из них не казался верным. В поисках истины она даже обратилась к Интернету. Фанатские сплетни и фото с концертов натолкнули на самое очевидное: внезапно вспыхнувший роман между гитаристами. Мадлен пришла в ужас от этой мысли, но вскоре убедилась, что для подозрений нет оснований. — Я как-то не спрашивал, как мы дошли до поцелуев на концертах, — произнёс как-то Пауль в ответ на её осторожный вопрос. — Наверняка ради пиара. Это ведь сейчас модно в Германии. Как я понял, мы много чего делали исключительно из-за эпатажа и пиара. Так что и поцелуи в ту же копилку, — он улыбнулся и обнял её, а Мадлен, ощутив тепло его тела и силу рук, поняла: он любит её. Тогда её сердце успокоилось. Действительно, они хоть и музыканты, но в какой-то мере актёры. В их профессии без этого никуда. Публика ведь хочет зрелищ, и задача любого артиста накормить её. Да и Пауль… Неужели за два года рядом с ним она бы не заметила странности? Уилсон ведь не была неопытной девушкой, чтобы пропустить тревожный звоночек. Разве было у неё хоть одно сомнение, что он может обратить внимание не только на женщин? Нет, не было. Мадлен бы точно это поняла. Но всё равно она хотела понять: что связывало Рихарда и Пауля. А как это сделать? Мадлен сразу же отмела мысль отправиться поговорить с Круспе. По нему же видно: не тот человек. Не станет откровенничать с кем попало. Кто тогда? Другие музыканты? Тилль? Нет, они тоже ничего не скажут. Видно же, что ещё не готовы принять её. Тогда кто остается? Семья. Семья Пауля. Мадлен вздохнула, глядя на то, как в свете фонаря ветер поднял снежинки и закружил их драгоценным облаком. Семья… Мадлен настороженно относилась к родственникам Пауля. Она познакомилась с приятным улыбчивым парнем — Эмилем. Вроде бы не было у неё оснований не любить его, но интуитивно Уилсон ощущала напряжение, исходившее от него. Понятно, что Эмиль относится к ней с опаской, и Мадлен знала из-за чего. Она даже хотела поговорить об этом с Рейнке, но пока не было возможности остаться с парнем с глазу на глаз. А что до Лилли… Мадлен снова вздохнула: дочь Пауля даже не потрудилась скрыть своё неприятие. На протяжении вечера, что пару недель назад они провели за семейным ужином, Лилли сидела с кислой миной, всем своим видом показывая, что пришла только ради отца и его любовница её ничуть не волнует, как и факт появления младшего брата или сестры. Лилли тоже не нравилось прошлое Уилсон? Или она лелеяла мысль, что отец и мать снова будут вместе? — Что не спишь? Уже поздно, — Мадлен вздрогнула, когда её обняли прохладные руки, а щеки коснулись обветренные губы. Пауль. Пришёл со своей прогулки и принёс холод на волосах. — Тебя ждала, — отозвалась Мадлен и улыбнулась. — Как всё прошло? — она прижалась к любимому спиной и полуприкрыла глаза, глядя на отражение их силуэтов в тёмном стекле. — Ничего не вспомнил, — Ландерс вздохнул и чуть сильнее обнял Мадлен, снова коснувшись губами виска. — Я надеялся… Но… — Не спеши. Просто не спеши. Не думай ни о чём, — отозвалась она и погладила кисти его рук, ощущая проступившие на них вены. — Всё вспомнится, когда придёт время. А до того момента — просто живи. Пауль что-то хмыкнул себе под нос и пристроил подбородок на плече Мадлен, глядя вместе с ней в темноту альпийской ночи. Сейчас он снова ощутил, что всё-таки скучает по тишине и покою. Два года в буше в отрыве от цивилизации… Тогда его жизнь была куда проще и понятнее, несмотря на то, что он ничего не знал о своём прошлом. И сейчас он опять хотел испытать тот бездонный покой, что окружал его на Аляске. Глядя на тёмные горы и белоснежное покрывало, Пауль чувствовал, насколько устал. Когда задумал вернуться к работе в надежде помочь себе, а заодно и Рихарду, не предполагал, что будет так сложно и физически, и морально. Мадлен, ощущая спиной тепло Пауля, постаралась расслабиться. Когда он был рядом и так обнимал её, все переживания отступали на второй план. Уилсон понимала: вот он, её любимый, рядом. Он любит её, она любит его, и у них родится ребенок. И впереди всё будет хорошо. Только вот… Мадлен подавила вздох: она ощутила исходивший от Пауля запах: тот весь пропах табаком. Нетрудно было догадаться, что в какой-то момент к Кристофу и Паулю присоединился Рихард…

***

Сменившая гнев на милость погода подарила Венсу замечательное солнечное утро. Столбик термометра пополз наверх, а там, где припекало, с крыш закапала по-весеннему шустрая капель. Снова заработал подъёмник, заполнив склон монотонным гулом и металлическим пощелкиванием, а по снегу зашуршали лыжи и сноуборды туристов, обрадовавшихся погожему дню. До лесистого склона, ставшего съёмочной площадкой, эти звуки не долетали. Там по-прежнему царила тишина зимнего леса, в которой было слышно, как время от времени с лап елей с глухим звуком падали огромные шапки снега, а где-то в верхушках переговаривались любопытные сойки, наблюдавшие за людьми, что с самого утра озабоченно сновали по поляне. Наглая альпийская галка, улучив момент, подобралась к столику с перекусами и, как ни в чём ни бывало, стырила печенье буквально из-под носа Тилля. Тот хотел было возмутиться, но махнул рукой: а толку-то? Местные пернатые привыкли крутиться у мусорных контейнеров отелей в поисках лёгкого пропитания и не боялись людей. Пауль, завернувшись в куртку, вертел в руках пустой бумажный стаканчик от кофе. Несмотря на пригревающие солнечные лучи, ветер по-прежнему оставался прохладным, отчего пальцы Ландерса покраснели и немного потеряли чувствительность. Но он этого не замечал: внимание было приковано к происходящему на площадке, где Йорн о чём-то напряжённо спорил с оператором, пока пиротехники в пятый раз проверяли крепления огненных пушек на платформе, которую приходилось постоянно присыпать снегом. — Может быть, не стоит делать это? — спросила Мадлен, расположившаяся рядом с Паулем. Мысленно Ландерс выругался: всё-таки она заметила напряжение, которое он так старался скрыть. Ему пришлось признать, что любимая озвучила его мысли. Чем дольше он смотрел на тесты пиротехников и то, как отработал свои дубли Тилль, тем чаще в груди колотилось сердце, тем сильнее скручивало от страха внутренности. Со стороны огонь не казался таким уж жутким, приходилось же ему иметь дело с кострами в буше, но… Но сейчас, когда предстояло оказаться внутри пламени, Паулю становилось не по себе. Ландерс смотрел на свои покрасневшие пальцы и старался не думать о снах, в которых оказывался в огне и едва не задыхался в дыму. Дым оказался тем, о чём он не подумал: на видео ведь он не так бросался в глаза. Но сегодня, когда ветер подул со стороны площадки, Пауль ощутил, как по спине пробежал холодок: дым был едким, не таким, какой бывает от горящих дров. И Ландерсу стало страшно потому, что точно такой же вонючий химический дым он уже вдыхал, когда пытался выбраться из тёмного нутра рухнувшего самолёта. И это одновременно радовало и огорчало: новые кусочки головоломки начинали всплывать в памяти. Но только не такие, какие он хотел! Доктор Мильх ведь оказался прав: память и правда заблокировала травмирующие воспоминания. — Я всё сделаю, — отозвался Пауль. — Я сам утвердил сценарий клипа. — Может быть, можно как-то перенести огонь чуть дальше? — Мадлен с тревогой посмотрела на горелки. — Не обязательно же ставить их так близко. — Она помнила рассказы Фридриха, как тот в своих кошмарах пытался выбраться из горящего тесного помещения. — Это безопасно. Он не пострадает, — вклинился в разговор Тилль, залипавший в телефон. Эпизод со своим участием Линдеманн уже отработал и мог бы поехать в отель к отдыхающим сегодня Думу, Олли и Флаке, но из-за напряжённой атмосферы и опасений, что что-то может пойти не так, остался на площадке. — Не очень-то в это верится, — скривилась Мадлен, бросив красноречивый взгляд на кисти Тилля — на левой красовалась свежая повязка: отказавшийся от услуг каскадёра, Линдеманн обжёгся на холодном огне, проворонив момент, когда реагенты испарились и загорелся сам спирт. Травма оказалась несерьёзной, и Тилль даже обрадовался небольшому происшествию: оно позволило окончательно убедиться, что группа всё-таки вернулась и они на самом деле взялись за творчество. — Говорю как пиротехник: тут нет ничего опасного, — буркнул Тилль и мысленно приказал себе сохранять спокойствие. Мадлен с её желанием оградить Пауля от возможной опасности можно было понять, но факт присутствия лишней женщины на площадке основательно подбешивал. Линдеманн не привык работать, когда на съёмках был кто-то чужой, тем более тот, кого Рихард точно не хотел бы видеть лишний раз. Всё утро Тилль мысленно молился, чтобы Круспе, который должен был сниматься завтра, но всё равно увязавшийся с киношниками на склон, не сорвал своё отвратительное настроение на ком-нибудь и съёмки прошли бы по плану. Уилсон хотела что-то ответить, но команда старшего пиротехника известила о финальной проверке, и в воздух взметнулась пара десятков столбов пламени. Пауль вздрогнул, в который раз мысленно приказав себе успокоиться. Всё под контролем. Всё пойдёт так, как задумано. Когда Йорн подошёл сказать, что пора готовиться к дублям, Пауль тяжело поднялся со стула и отправил измятый стаканчик в мусорку. Идти к огню не хотелось, но отступать было поздно. Он же хочет вернуться. Он должен со всем справиться, чтобы клип получился таким, каким виделся в мечтах. — Ты помнишь последовательность действий? — Йорн внимательно посмотрел на Пауля, словно сомневался в удачности затеи. Ландерс молча кивнул и снял куртку, шагнув под брезентовый навес, где расположились пиротехники: теперь предстояло натянуть на себя заранее подготовленный костюм. — Может быть, стоит всё-таки позвать дублера? — уточнил Йорн, видя, как начали дрожать пальцы Пауля, и понимая, что с большой долей вероятности съёмки сорвутся. — Нет, мы всегда всё делали сами, — отозвался тот и принялся натягивать на термобельё плотный безразмерный свитер, пропитанный защитным составом, а затем и штаны. — Помни: ничего опасного нет, если не выходить за определенные границы. Ветер по-прежнему благоприятный. Тебе будет нужно только пройти по коридору из огня, — продолжил Йорн, надеясь хоть немного снять напряжение Ландерса. — Самое сложное — перейти через стену пламени в конце. Но это считанные секунды, тебе ничего не грозит. Один шаг и всё. Само горение мы будем снимать завтра. — Я всё это знаю, — отозвался с долей раздражения Пауль. — Николай мне всё объяснил. С той защитой, которая у нас, всё безопасно. Йорн кивнул, решив умолкнуть и больше не действовать на нервы Ландерсу, вокруг которого уже вовсю суетились пиротехники. Защитный костюм, сделанный под грубые холщовые штаны и домотканый шерстяной свитер, покрыли ещё одним слоем огнеупорной пропитки, после чего повелители огня принялись обмазывать открытые участки кожи Пауля защитным гелем, от запаха которого у того начали слезиться глаза и защекотало в носу. Оказавшись наконец-то на поляне, Ландерс пару раз глубоко вдохнул и посмотрел на верхушки елей и в бездонное ясное небо. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Сегодня он сделает очередной шаг на пути к своему полноценному возвращению. Сосредоточившись на последних приготовлениях и очередном инструктаже от Николая, Пауль не услышал, как распахнулась скрипучая дверь трейлера и на улицу выбрался Рихард. Круспе не мог оставаться вдали не только от работы группы, но и от Пауля. Но быть рядом в прямом смысле не мог: не хотел смотреть на Мадлен и разговаривать с ней. Сидя в трейлере и обсуждая в чате с дизайнером принты для футболок из новой партии мерча, Рихард дождался, когда начнутся дубли с Паулем, и вышел. Внутренний голос твердил ему, что нужно быть как можно ближе к любимому. Ведь только он, не считая Мадлен, был свидетелем кошмаров Пауля и видел его растерянность, страх и испуг. Но, в отличие от Мадлен, лишь ему было известно, с чем придётся столкнуться Ландерсу и как тяжело ему будет. Чтобы понять масштаб этой катастрофы нужно было самому не раз и не два оказаться внутри мира бушующей пиротехники. После команды Йорна площадка ожила, а Рихард напряжённо застыл, видя, как Пауль замер у начала дорожки. Он подождал пока пламя поднимется до нужной высоты и сделал шаг в огненный коридор. Потом чуть помедлил, словно давая себе привыкнуть к свету пламени и его мерному гулу. Затем прошёл ещё несколько шагов, метр за метром приближаясь к стене, которую должен был бесстрашно пересечь. Не отрывая взгляда от Пауля, Круспе следил за ним, чтобы… Чтобы, оттолкнув кого-то из помощников, бросится к любимому. Рихард не слышал, как Йорн что-то закричал в мегафон, не обратил внимания, что пиротехники почти моментально погасили горелки. Наверное, его не остановила бы даже стена огня, потому что среди языков пламени он увидел беспомощно завертевшегося на месте Пауля, не понимавшего, куда ему идти и что делать. — Всё хорошо, хорошо… Я с тобой. С тобой… — сбивчиво заговорил Рихард, с силой прижимая трясущегося Ландерса к себе и замарывая одежду защитным гелем. Куртка на плечах и груди натянулась: Пауль ухватился за неё мертвой хваткой, и Рихард услышал его тяжёлое сорванное дыхание. — Всё прошло, всё позади! — продолжил говорить Рихард, чувствуя, как защипало губы и во рту разлилась горечь; не удержавшись, он поцеловал Пауля сначала в макушку, а потом в висок, задержал губы на его покрытых защитным гелем волосах… — Что с ним? Он в порядке? Пауль! — к ним подбежала перепуганная Мадлен, попытавшаяся тут же вцепиться в Пауля, всё ещё хватавшегося за Рихарда. Мысленно Круспе закричал от боли и досады: зачем эта женщина здесь? Кто просил Мадлен мешать им? В его руках Паулю будет лучше! Он ведь знает, как ему помочь, он может ему помочь, но… — Герр Ландерс, как вы? — раздался рядом голос дежурного врача со скорой. Круспе ощутил, как от мужчины пахло какими-то лекарствами. Но Пауль не спешил отвечать и реагировать: он всё-так же цеплялся за Рихарда, хотя его дыхание стало выравниваться. — Всё хорошо, Паульхен, всё хорошо… Ты здесь, со мной, — тихо заговорил Круспе, наплевав, что его слышат посторонние. Да пошли они к чёрту! Пусть слышат. Рвано вздохнув, Пауль открыл плотно сжатые до этого веки и немного ошалелым взглядом посмотрел сначала на Рихарда, а потом на остальных. Он словно не мог понять, что произошло. — Ты испугался огня, — мягко пояснил Круспе, легонько погладив Пауля по спине и позволяя врачу коснуться его руки. — Всё прошло. Всё хорошо. Позволь докторам осмотреть тебя. — Я всё запорол, да? — тихо спросил он. — Ничего ты не запорол, всё в порядке, — улыбнулся Рихард, чувствуя, как Пауль всё-таки ослабил хватку. Животный страх стал уходить из его взгляда, уступая место смятению и растерянности. В ответ Ландерс лишь покачал головой, позволяя врачу увести себя. С минуту Рихард смотрел ему вслед, не замечая на себе тяжёлый взгляд Мадлен. Женщина напряжённо прикусила нижнюю губу и сильно побледнела. Она словно хотела что-то сказать Круспе, но в последний момент к ней подошёл фельдшер поинтересоваться самочувствием. — Иди к нему, — сказал ей Рихард и сам удивился тому, как хрипло прозвучал его голос. Уилсон кивнула в ответ и пошла в направлении скорой. — Всё было слишком очевидно. Но вряд ли он что-то понял, — Рихард вздрогнул от прозвучавшего рядом голоса Тилля. — Пойдём, сегодня уже точно ничего не снимем. Мы все перепугались. Выпить надо, — продолжил он, взяв друга за рукав перепачканной куртки.