Фантики

Серёжа просыпается резко, будто его толкнули. По залитой лунным светом комнате плывёт голубоватая дымка, от запаха гари неприятно першит в носу. «Нет!» Серёжа соскакивает на пол и подбегает к двери. Сильно дёргает за ручку — и открывает вход в ад. Багряное пламя устремляется к нему голодным зверем, но Серёжа чудом успевает захлопнуть дверь. Бросается к окну — поздно, рамы уже лижут жадные огненные языки. «Это сон!» Борясь с животной паникой, Серёжа опускает взгляд на свои руки. Картинка двоится, отчего кисти кажутся то обычными, то принадлежащими пятилетнему ребёнку. Как ни странно, это ободряет, пусть и самую малость. С кошмарами Серёжа умеет бороться — надо лишь позвать. — Иг!.. Рот на полуслове запечатывает кляп, а тело внезапно оказывается спутано смирительной рубашкой. «Что?! Почему?» — Потому что ты чрезвычайно предсказуем. Серёжу бросает в пот. То ли от ужаса, то ли от жара — стены и мебель тоже горят. «Убирайся! — кричит он, прилагая отчаянные, но бесполезные усилия, чтобы разорвать путы. — Прочь из моей головы!» — И это после всего, что я для тебя сделал, — в голосе кошмара слышно искреннее сожаление от Серёжиной неблагодарности. — Что ж, значит моё решение верно. Ты сам подтвердил. И огонь, доселе будто сдерживаемый невидимой рукой, спускают с привязи. За годы спокойствия Серёжа полностью забыл, как это больно — гореть заживо. Захлёбываясь криком, он катается по полу в инстинктивной попытке сбить пламя. Однако даже через отключающую сознание боль слышит фальшиво сочувствующее: — Да, смерть личности — всегда мука. Но вини в этом не меня, а своего Игоря. Что ему мешало наконец-то разорвать вашу нелепую привязанность? Такая прекрасная возможность... И ладно бы отдавал себе отчёт в том, что чувствует, так нет! Страдает сам и убивает тебя. Ну, не переживай, я отомщу. Ему предстоит всё, что ты испытываешь сейчас, даже не сомневайся. Пускай от Серёжи ускользает большая часть смысла этой тирады, за последнюю фразу ему удаётся зацепиться. Игорю предстоит всё. Ужас. Отчаяние. Невыносимая боль. Игорь умрёт. «НЕТ!» Частично сгоревшие путы лопаются, как обугливающаяся кожа. С яростью берсерка Серёжа на четвереньках бросается туда, где за огненной стеной чувствует присутствие мучителя. Тараном врезается в чёрную фигуру, опрокидывает, наваливается всем весом. — Ты что делаешь?! Кошмар старается оттолкнуть жертву, сбросить с себя — нелепая попытка! Серёжа цепко обвивает его руками и ногами, и пламя, которому безразлично, кого пожирать перекидывается на своего создателя. — Ах ты-ы-ы! Слова сменяются воем. К запаху горящей плоти примешивается тошнотворная вонь жжёных перьев. «Сдохни. Вместе. Со мной» И происходит невозможное. Боль исчезает. И хотя Серёжа по-прежнему объят огнём, тот водой стекает с вновь ставшей неповреждённой кожи. — Как так? Шокированный Серёжа немного ослабляет захват и тут же пушинкой отлетает в сторону. На четвереньках разворачивается к врагу и широко распахнутыми глазами смотрит на мерзкое подобие феникса, в которое превратился агонизирующий кошмар. Последняя судорога. Пламя с довольным рёвом взлетает до небес, вынуждая закрыть лицо ладонями, и гаснет. Тогда Серёжа медленно опускает руки и почти не удивляется, обнаружив себя на их с Игорем секретной крыше. Неуверенно подходит к тому немногому, что осталось от его многолетнего страха. Зола и пепел. — То есть всё? Налетевший с залива порыв ветра подхватывает останки. Они поднимаются в воздух, на миг приняв форму крупной птицы — и исчезают. Будто их никогда не было. — Всё. Серёжа счастливо улыбается глядящей на него с высоты Луне. Распахивает руки-крылья — лёгкий, свободный. И шагает — туда, где, он твёрдо знает, его ждут.

***

— Проснулся! Должно быть, сон всё ещё продолжается, потому что Серёжа вдруг оказывается крепко прижат к Игоревой груди. — Как же я испугался! — От жаркого полушёпота по спине бегут табуны мурашек. — Зову, трясу — ноль реакции. Хотел уже в «скорую» звонить... — Не позвонил? — сипло уточняет Серёжа. — Нет. Может, зря? Ты как себя чувствуешь? — Хорошо. — Разве возможно иначе, когда тебя защищает кольцо сильных рук и ты щекой чувствуешь удары любимого сердца? — Точно? Игорь всё-таки разжимает объятие и немного отсаживается. В неярком свете старой лампы внимательно осматривает Серёжу, отчего тот смущённо наклоняет голову, прячась за упавшими на лицо прядями. Однако даже так Игорь видит достаточно, чтобы успокоиться, и в его следующих словах звучит лишь доброжелательное любопытство. — Что с тобой случилось-то? Ты реально как в коме был: холодный весь, дыхание редкое, пульс хрен нащупаешь. Закономерный вопрос пробуждает в Серёже необычайный интерес к абстрактному рисунку обоев. — Просто кошмар приснился. — Вот как, — тон Игоря становится напряжённее. — Давно их не было. А что б с потерей сознания — вообще в первый раз. — И в последний, — торопится закрыть тему Серёжа. — Больше кошмаров не будет, никаких. — Ты уверен? Серёжа молча кивает, впрочем, не рассчитывая остановить расспросы. — Хм. — Теперь Игорь очевидно сомневается, в своё ли дело лезет, но всё равно продолжает: — Расскажешь, что тебе снилось? «...если ты вдруг поймёшь, что можешь это обсуждать...» Слова, сказанные дядей Костей давным-давно, звучат так явственно, что Серёжа невольно вздрагивает. Да, сейчас он может, но стоит ли это делать? Не посчитают ли его, вдобавок ко всему, больным на голову? С другой стороны, портить новой откровенностью уже абсолютно нечего. И пускай Игорь ведёт себя как раньше, это ровно ни о чём не говорит. Скорее всего, он элементарно перенервничал, вот и хочет выяснить подноготную. Так есть ли смысл молчать? — Ты мне не поверишь, — Серёжа не кокетничает, а заранее констатирует факт. — Только в любом случае выслушай до конца, хорошо? — Обещаю, — серьёзно отвечает Игорь. Тогда Серёжа с минуту собирается с мыслями и начинает. — Тебе дядя Костя рассказывал, как со мной познакомился? — Естественно. Он тебя опрашивал, когда расследовал дело о трёх пацанах, сгоревших на берегу Финки. От воспоминания — но больше от понимания того, что собирается сказать — Серёжа стискивает в горсти одеяло. — И я ему соврал, что их не видел. — Соврал? — хмурясь, переспрашивает Игорь. — Да. Они гнались за бродячей собакой, швыряли в неё всяким. Пёс запутался в брошенной рыбацкой сети, и тогда они... Они решили его поджечь. Давая себе передышку, Серёжа прикрывает глаза, и под веками встаёт отчётливая картинка. Серый ветреный день, серая вода залива, грязный песок. Чёрно-белая, жалобно скулящая дворняга. «Эй, оставьте её в покое!» Глумливые рожи мальчишек. Летящий в лицо кулак. Провал. — Я правда не помню, что было дальше, — слова больно царапают горло. — Следующее воспоминание — ужин в детдоме. Меня стошнило прямо за столом, из-за запаха горелого. — Но если ты стал свидетелем, это нормально. — Игорь не хочет верить. — Нет! — А Серёжа не хочет его обманывать. — Ты спрашивал про кошмар, так вот, каждый раз мне снится... Пригород, который Питер только по прописке. Маленькая детская в частном домишке. Таинственная голубоватая дымка, отчего-то пахнет костром. — Мама? Скрип половиц под босыми ногами. Странный гул на самой грани слышимости. Белая дверь. — Мама! Обжигающе-рыжая стена пламени. — А-а-а! И ласково мурлычущий на ухо голос. — Тогда пожарные нашли меня в дальнем конце двора. Без следа ожогов. И я до сих пор боюсь... Серёжа замолкает, не в силах досказать страшное. Впрочем, Игорю и без того всё понятно. — Почему ты думаешь на себя? Деловой тон вопроса отлично переключает с застарелого чувства вины. — Потому что тот не умеет действовать сам, ему нужен посредник, — Серёжа обхватывает колени и едва слышно заканчивает: — То есть я. Наступает мучительная тишина. — Понятно, — наконец говорит Игорь. Очень ровно, будто они обсуждают сюжет какой-нибудь «Кэрри». — Только ты про сегодняшний сон так и не рассказал. — Да, точно, — Серёжа набирает побольше воздуха и сжато излагает, как и чем закончился его многолетний кошмар. Игорь слушает, не перебивая, и в конце задумчиво комментирует: — Да уж, история. Тогда Серёжа впервые с начала разговора смотрит ему в лицо — и уверяется, что всё-таки до сих пор спит. — Ты мне веришь. — Н-ну, — Игорь старательно разглаживает сбившуюся простынь. — Просто я тоже кое-что видел. Когда в комнату вошёл. Видел? Заинтригованный Серёжа подаётся вперёд. — Что? — Тень. Думал, приглючило, а выходит, оно на самом деле было. Вот же хрень. От звучащей в последней фразе тоски Серёже становится не по себе. — Почему хрень? — Да потому! — Спокойно лежавшая поверх одеяла рука Игоря сжимается в кулак. — Ты столько лет жил с этим дерьмом, а я ни сном ни духом! Типа, подумаешь, кошмары, ночник включим! А надо было... — Что? В церковь меня сводить? Или к бабке какой-нибудь? Я ведь до сих пор понятия не имею, кто это был и почему ко мне прицепился! — Не знаю, — сердито отвечает Игорь. — Что-нибудь. Но не оставлять тебя с этой дрянью один на один. — Так ты и не оставлял, — забывшись, Серёжа благодарно накрывает ладонью его побелевшие костяшки. — Если бы не ты да не дядя Костя, меня бы уже давно не было. То есть оболочка бы была, но внутри... — Серёжа содрогается. — Ты бы справился. — Игорь на миг переплетает их пальцы. — Ты сильный. Удовольствие от похвалы растекается по венам шипучей волной, и даже разомкнутое пожатие не способно его приглушить. — Спасибо. — За что? Это же правда. В последнем Серёжа сомневается, однако не спорит. На комнату вновь опускается тишина — теперь вполне умиротворённая. Серёже чрезвычайно жаль её нарушать, однако кое-что выяснить по-прежнему необходимо. — Скажи, а зачем ты вообще сюда зашёл? — Услышал, как ты зовёшь, — Игорь и не думает лукавить. — Я? — Серёжины брови удивлённо приподнимаются. — Ну да. А ты не звал? — Звал. Во сне. И меня сразу же заткнули. Игорь недоуменно морщит лоб. — Я точно слышал. Если бы не это, я бы, наверное, до утра... Он замолкает и отворачивается. — А что утром? — сейчас, когда тайн больше нет, Серёжа абсолютно бесстрашен. — Утром... — Игорю непросто, но прятаться от прямых вопросов в кусты он не приучен. — Утром не знаю. — Ясно. Пускай чего-то подобного Серёжа и ждал, боль разочарования слишком сильна, чтобы её можно было скрыть. Тем более от Игоря, знающего его как облупленного. — Серёж, пожалуйста, поверь. — Такое страдание нельзя подделать. — Ты мне друг, брат, даже больше... — ...но ты любишь Юлю, — быстро заканчивает за него Серёжа, которому каждое слово — игла в сердце. — Нет! — искренне отрицает Игорь и спешно поправляется: — То есть да, то есть это другое, вас нельзя сравнивать! — Почему? — Серёжины нервы накручены на колки так туго, что вот-вот порвутся. А Игорь молчит, и каждая секунда оборачивается пыткой похлеще аутодафе. — Потому что без неё я, наверное, смогу, — наконец отвечает он. — А без тебя — точно нет. И тогда на Серёжу вдруг снисходит воспоминание о словах кошмара про «отдавал себе отчёт» и вместе с ним — удивительная расслабленность. И он очень спокойно, с достоинством говорит то, что до этого момента боялся произносить даже мысленно. — Я тебя люблю. Игорь жгуче краснеет, однако взгляд выдерживает. — Я тебя тоже. Только не знаю, как. — Что ж, — Серёжа чувствует, как уголки губ приподнимаются в довольной улыбке. — Когда узнаешь, скажи, ладно? — Ладно. — Игорь насторожен, такого окончания он явно не ожидал. А Серёжа неожиданно для себя широко зевает, даже не успев прикрыть ладонью рот. «Вот засада-то», — и под веки будто самосвал песка выгрузили. Только бы Игорь не решил будто... Однако Игорь решает. — Всё, заканчиваем болтовню. — Он поднимается с кровати и помогает Серёже расправить одеяло. — У тебя ночь — не бей лежачего, так что давай, отдыхай. — А ты? — невнятно спрашивает Серёжа, покорно сползая на подушку. — Я попозже. Посторожу на всякий случай. — Не надо, он правда не... Кажется, Серёжу вырубает прямо на середине фразы. А всё остальное — ворчливое «Надо, надо» и ласковое прикосновение к волосам — ему только снится.