1. Перчатки
Сина, распуская золотистые волосы, случайно сорвала с шеи жемчужное ожерелье — блестящие бусинки беззвучно посыпались с неба, а Мария лукаво побежала к югу, застилая белым шлейфом поля. Жемчуг, брошенный на деревья, дома и дороги, закатился под копыта лошадей, колёса кэбов и подошвы сапог, и уже не мерцал так чисто матовым белым. Сказал бы в притче монах не про жемчуг, а, допустим, про хрусталь — суть бы не изменилась. Всё прекрасное гибнет в суете и только девственные поля, укрытые плащом младшей хозяйки, дремлют под снегом до конца зимы. Но тогда, спрашивается, где обещанный свет, Сина? Иначе зачем ты распустила свои «златы власы»? Небо засалено серыми тучами; полдень, а дорогу Леви освещают только окна трактиров и квартир. Из-за столпотворения, знакомого ему ещё с первых лет службы в столице, с трудом шлось быстро. И пока Леви пытался обогнуть толпу зевак, собравшихся около дамской кареты, он развлекал себя обдумыванием проповеди, что услышал ещё вначале улицы, и прочими мыслями. То, что на зиму почти весь Легион перебрался в старый столичный штаб из-за проблем с отоплением (а вернее его финансированием), очень радовало молодых и раздражало старших, в особенности Леви. К удовольствию первых кабаки всегда стояли с раскрытыми дверьми, впуская всех желающих гульнуть на скудное жалованье, потому что всякий, кто сбегал из штаба Разведкорпуса, здраво смыслил — снега растают, а там и следующая экспедиция. А там не до кабака. На то у них и младших чин, смягчался Леви, и мозги у них не запудрены такими вещами как перевоз лошадей, закуп сена, круп (уже для людей), утеплённых плащей взамен старых, погрызенных молью, пересчёт оставшихся солдат «на летней даче» (так в народе окрестили штаб в Гермине) и документация вышеперечисленного в письменной форме. Сверху ещё терпи охамевших в край торгашей на столичных рынках, которые ломят за сено, крупы и овощи чуть ли не тройную цену; а также фыркающих господ, их ломающиеся на каждой яме кареты… Леви, конечно, не жаловался. Он немного заебался, стоя полдня в очереди на штампик для стопки бумаг, но то же было нововведением Хистории, королевы, которую он лично несколько лет назад за грудки тряс, призывая вступить на трон. Не ему жаловаться. Но он вправе старчески сетовать на излишние порывы какого-то болезненного перфекционизма нового правительства, что расчертило людей по линейкам и на каждую рисинку требовало юридически заверенную расписку. Сетовал Леви тоже, конечно, про себя. Потому что мужчины в военных камзолах на другой стороне дороги уж слишком странно стали на него смотреть. И Леви наконец пробрался через толпу, охающую над сломанным колесом дамской кареты. Он дошёл до штаба без потрясений. Бумаги, уложенные в почтовую сумку, не намокли под мелким снегом, вопреки опасениям. С этой сумкой капрал выглядел совсем как курсант, особенно в сером плаще из циновки. Леви кивнул дежурному, и идя по дорожке, которую чистил с утра Эрен, цокнул языком. Он даже не старался. Леви дёрнул за ручку двери, как заметил на парапете чёрные женские перчатки. В их униформу входили разве что белые парадные, а на зиму карманы в плаще. Ревизорские? Он сразу подхватил их, не впуская больше холода в штаб, и направился к Эрвину; теперь, разве что, вместе с документами положит на стол дорогую находку — перчатки казались его замёрзшим пальцам нежнейшими. Лайковыми.***
В коридоре командования всегда стояла тишина. Леви и не мог вспомнить, когда она нарушалась, потому зашагал медленнее, только расслышал приглушённый смех. Как и думал — он раздавался из-за двери кабинета Эрвина. Леви постучал и его сразу пригласили. — …А то им не знать!.. — звонкий женский голос оборвался таким же заливистым смехом, как и мгновением ранее, только теперь обладательница одёрнулась к раскрывшейся двери. Эрвин даже не встал со своего царского места. Он оставался расслаблен, как и до прихода Леви, но ещё и необычайно великодушен, потому как сразу сбавил неловкость сцены. Во время той Леви во влажном плаще остался у двери, придерживая почтальонскую сумку, что явно тянула своим весом его плечо. Он смотрел на нежданную гостью несколько секунд — только и заметил её бордовое платье и блестящую заколку в светлых волосах — и немо обратился к Эрвину. — Ещё раз здравствуй, Леви. Это приглашённый юрист из Утопии, Римма Вердитер. Юристка опомнилась и подорвалась со стула, будто и не сидела, вальяжно раскинувшись на нём. — Доброго дня вам, господин!.. — на её лице вновь заиграла улыбка и у уголков губ проступили мягкие морщины. Она протянула свою руку. Леви тоже сделал к ней шаг, правда позабыв, что руки у него заняты. — Господин Леви, так? Мы знакомы. Римма ему так быстро поклонилась, что Леви и не заметил, когда она оценила его положение и смогла вообще узнать. Всё-таки на известного в газетах капрала он не похож. И он её точно видит впервые. Пока Леви подходил к софе, Римма добавила: — Прошу вас, господин Леви, снимите этот мокрый плащ!.. У нас открыто окно, не то простудитесь ещё… Извините, там лежат мои вещи. Леви глянул за плечо на Эрвина: как он реагирует на командования гостьи? Но Эрвин только кивнул ему и отпил из кружки. А на софе лежало пальто с отложным меховым воротником и беретом. — Ничего, — сказал Леви и протянул Римме руку. — Я не задержу вас. Он всё ещё держал перчатки и вовсе забыв про них. Римма с неприкрытым удовольствием пожала ему руку. — Я, конечно, не настаиваю, но и ни в коем случае вас не прогоняю. Ох… — Римма вдруг оглянулась на Эрвина и, разжав свои тёплые пальцы, почтительно склонила голову. — Прошу простить мою фамильярность. Я у вас, в самом деле, засиделась и немного переволновалась перед таким приятным знакомством. — Она посмотрела на Леви и особенно ласково улыбнулась. Эрвин радушно рассмеялся. — Ничего-ничего, Римма, вам эта детскость к лицу. Она немного холодней ему кивнула и вновь обратилась к Леви. Тот первым заговорил, протягивая перчатки, на которые уже, впрочем, Римма обратила внимание. — Это ваши? — Да! Точно, как я их могла забыть?.. Вы их нашли на парапете? — Да. — Благодарю вас, господин Леви, — она подхватила их и положила к своим вещам. Эрвин злорадно молчал, наблюдая в первых рядах за манерной светской женщиной и стоящим, точно кол в поле, капралом. Леви в спектаклях отроду не играл, даже на празднествах, даже когда штаны ещё не носил, потому решил оборвать забаву Смита. Но Римма его опередила. — Как вам погода? Наверное, скажите, что холодно, да? Поверьте, это ещё не холод — из Утопии приезжают в столицу, чтобы погреться, — она обошла Леви, осматривая его мокрый плащ. — Это точно, — согласился Эрвин. — Не представляю, как вы ещё там живёте. — Привыкаешь! — Римма чуть сдвинула брови к переносице. На её щеках играл яркий румянец. Лицо показалось Леви очень выразительным, но он не мог назвать это притворным кривлянием, свойственным дамам её… полёта. — Вам, может быть, стоит раздеться? — Нет, я уже ухожу, — и Леви стал отходить к двери. Но остановился. — Только если у командора нет для меня поручений. — Есть, — мягко сказал Эрвин, довольный его учтивостью. — Но это на будущее: госпоже Вердитер потребуется доступ к архиву, а также чернила и клячки. В сценарии чин капрала тождественен служке? Слишком хорошее настроение у Эрвина, раз он устраивает такие шутки. Но Римма никак не отреагировала, верно посчитав это приличным, и вновь села на своё место — строго сложив ноги под стул, а ладони на бордовом бархате, покрывающем колени. — Ключи к архиву я дам, — спокойно ответил Леви. Ей-богу, если бы Эрвин упомянул клячки… — Отлично. Если у вас возникнут какие-либо вопросы, госпожа Вердитер, обращайтесь к Леви. Как я уже говорил, он человек неболтливый, но уживчивый. Не обижайтесь на него по пустякам. Служка или кусок баранины на рынке? Вопрос современных нравов в высшем обществе, заселившемся в кабинете командора. — Не наговаривайте, мой сердечный друг, — посмеялась Римма. Леви строжайше посмотрел на «её сердечного друга», когда та отвернулась. — Я мало знакома с военными, но и не так болтлива, как вы подумали — и, впрочем, что мне всё говорить о себе? Мне по душе говорить честно: господин Леви, прошу простить, мы выпили весь кагор. Римма, незаметно для смеющегося Эрвина, заправила выпавшую из причёски золотистую прядь.