Вид на горы

— Извините, сэр, но это последняя машина на ночь. — А… тогда сойдёт. Спасибо. Сердце Анатолия словно застыло в груди, несмотря на вежливую улыбку, которую он натянул на своё лицо. Он бросил взгляд сквозь стекло на затылок Фредди, опасаясь столкнуться с ним лицом к лицу так скоро после ссоры, свидетелем которой он только что был. Флоренс, по-видимому, предпочла спуститься по склону горы пешком, нежели оказаться запертой в металлической машине с, мягко сказать, недовольным Фредди на высоте сотен футов над землёй, и у Анатолия возникло отчётливое желание последовать её примеру. С другой стороны, сейчас он не мог остаться наедине с собой… Анатолий отнюдь не был глупцом или, по крайней мере, был уверен, что не был им. Он знал, что у него не было никакого оправдания, никакого объяснения тому, как он поступил. Что он должен сейчас сказать? Как ему отбиваться от злобных нападок Трампера, если он не может разобраться даже в собственных мыслях? У него была жена. У него было двое детей. И все трое находились в России, не зная, что он сделал и как предал их. Хотел он этого или нет, но Фредди дал ему второй шанс. Он мог забыть обо всём этом. Выиграть свою игру и вернуться домой. Чёрт, да он готов был проиграть и вернуться домой — он просто хотел домой. Как бы то ни было, сейчас он не имел никакого другого выбора, кроме как сесть в машину. Завтра утром он должен быть на игре, и в ином случае Молоков сразу забеспокоится о его местонахождении и отправится на поиски. Женщина улыбнулась ему, словно бы извиняясь, и направила внутрь. Сходя с платформы и делая шаг внутрь вагона, Анатолий явственно почувствовал, что проклинает себя. Ледяные голубые глаза Фредди уставились на него почти сразу, как только он бесшумно опустился на сиденье напротив. Он изо всех сил старался не сомневаться в своём решении не отправляться на прогулку по склону горы, удивляясь, как Фредди удавалось выглядеть устрашающим, при том что из них двоих он был ниже. Ощущалось ли это не в последнюю очередь потому, что Анатолий чувствовал себя виноватым, или Фредди действительно был таким грозным? Дверь вагона закрылась, и дороги назад больше не было. Анатолий не мог вечно избегать этого взгляда… — Пришёл позлорадствовать? — прорычал Трампер, в голосе которого слышалось ещё больше горечи, чем получасом раньше. Анатолию едва удалось сохранить собственный голос ровным и бесстрастным: — Я не пытаюсь создать тебе неприятности, — что было правдой. Он не намеревался ничего затевать, но когда оказываешься в ловушке настолько непрочного, разваливающегося брака, как у него, то немного сходишь с ума. Он поднял раскрытые ладони в знак перемирия. Наверное, было бесполезно пытаться установить видимость примирения с Фредериком Трампером, человеком, известным на весь мир своим абсолютным пренебрежением к этикету, но Анатолий должен был хотя бы попробовать. Это было в его характере, и к тому же по времени поездка могла занять целый час. С каждой секундой вокруг становилось всё более напряжённо, и Анатолий боялся, что вот-вот задохнётся. — Что ж. Может быть, тебе стоило подумать об этом, прежде чем обжиматься с моим секундантом за моей спиной, — тон Фредди был резким и горячим, как добела раскалённое клеймо на коже, и Анатолий не мог не поморщиться от укола. — Я официально приношу извинения за своё неподобающее поведение… — начал он сбивчиво и отстранённо, но, как ни старался, не мог избежать обвиняющего взгляда Фредди. Его оппонент не дал ему времени договорить, оборвав так же грубо, как и всегда. — Засунь извинения себе в задницу, Сергиевский, — выплюнул он с видом полного отвращения. — Слова бессмысленны. Машина дёрнулась и начала спускаться по склону горы. Анатолий надеялся, что поездка пройдёт как можно быстрее. — В любом случае, — продолжал Фредди, прилагая видимые усилия, чтобы казаться невозмутимым, — я намерен взять свой титул завтра, несмотря на это возмутительное проявление неверности и саботажа. В глубине души Анатолий задумался, имел ли Фредди какое-то представление о том, насколько на самом деле был прозрачен. Такой блестящий игрок, как он, не должен был настолько сильно руководствоваться своими эмоциями, но, возможно, именно это делало его таким непредсказуемым в игре — и поэтому его было так легко ненавидеть и пытаться ранить. Однако Анатолий не ненавидел его и не хотел причинить ему боль. Он просто хотел закончить этот матч и продолжить свою жизнь, чем бы она, чёрт возьми, ни являлась. — Хорошо, что это не повлияет на наши профессиональные отношения, — осторожно сказал он, с любопытством наблюдая за реакцией Фредди. Тот напрягся и настороженно глянул на него сквозь тусклое освещение вагона. — Нас не связывают профессиональные отношения, — он сузил глаза. — Чем быстрее я выиграю, тем быстрее смогу забыть, что когда-либо тебя знал. — О, — Анатолий не смог удержаться от полуулыбки, принявшись разглядывать пол. Ему пришло в голову, что слабое покалывание в его затылке было вызвано попыткой Фредди прожечь его одним взглядом, но он утешал себя тем, что каждая секунда приближала его к подножию горы, а следовательно, к его кровати в гостиничном номере. Несколько мгновений прошли в напряжённом молчании, и Фредди уставился в окно позади себя, полуобернувшись. Его пальцы беспокойно постукивали по бёдрам. Чем дольше Анатолий наблюдал за ним, тем больше осознавал, насколько взвинченным тот казался. Анатолий никогда не видел, чтобы Фредди так долго сидел неподвижно, что явно на нём сказывалось. Взгляд Фредди был устремлён к удивительному сумеречному пейзажу за окном, но, похоже, на самом деле он этого не видел. Он прикусил губу, судорожно вздохнул и прерывисто задышал, будто на грани какого-то приступа тревоги. Анатолий гадал, обойдётся ли эта поездка без нервного срыва. Зная Фредди хотя бы немного, можно было ответить, что это довольно маловероятно. Однако Сергиевский, конечно же, промолчал бы, просто оставил бы всё как есть, сохраняя безупречную вежливость, как и всегда, но внезапно вагон резко дёрнулся и остановился, выбрасывая их обоих на пол со своих мест. Пока он продолжал раскачиваться — вперёд-назад, вперёд-назад, — Фредди позволил вырваться изумлённому возгласу, упершись в пол руками и коленями, выгнув спину и выглядя испугавшимся за свою жизнь. Только теперь Анатолий вспомнил слова Флоренс: Фредди боялся канатных дорог. Чёрт… Сочувствие — и ничто другое — заставило его похлопать Фредди по плечу в попытке успокоить. — Всё в порядке? — спросил Сергиевский, отметив свой чрезвычайный успех в том, что его голос не был наполнен такой неуверенностью, какую он чувствовал. Какое-то время казалось, что Фредди не мог говорить, его дыхание было громким, неровным, но, когда он наконец обрёл голос, это была почти истерика. — Я в полном порядке! — на октаву выше, чем следовало, это не убедило бы никого, кроме разве только глухого человека. Анатолий не придал этому значения. Глаза Фредди были совершенно пустыми, ноздри раздувались, и он выглядел так, словно вот-вот сойдёт с ума. Анатолий не хотел говорить ничего, что могло ещё больше вывести его из себя. Он медленно убрал руку и сел. Постепенно раскачивание сошло на нет, и вагон остановился совсем, но Фредди всё ещё выглядел бледным, и, похоже, его тошнило. Что ж, мысленно заключил Анатолий, это просто было его собственное везение. Всё ещё на грани развода, он застрял на полпути с горы в машине, переставшей работать. Прежде чем снова попытаться заговорить с Фредди, Анатолий выждал приличное количество времени, скользя взглядом по его сгорбленной фигуре до тех пор, пока на него не посмотрели в ответ. — Ты выглядишь больным, — тактично сказать это было невозможно. Фредди слабо огрызнулся, что не шло ни в какое сравнение с его обычной язвительностью, но, вероятно, это было вызвано тем, что он всё ещё оставался парализован страхом. — Ты выглядишь как грязный коммунист, но ты не наблюдаешь, чтобы я общался с тобой по этому поводу, — прошипел он в ответ. Если бы Анатолий следил за ним, он мог бы видеть, как быстро вздымается и опускается его грудь, как его руки дрожат. Фредди был далеко не таким враждебным, каким ему хотелось казаться. Если начистоту, Анатолий на самом деле немного беспокоился о психическом здоровье Фредди. Несмотря на всю клевету, которой тот подвергался, и на утверждения о том, что он неуравновешен, не в себе, небезопасен, Фредди обычно был гораздо более сдержанным. Одна только канатная дорога толкнула его к этому состоянию, а то, что они висели так высоко над землёй, не оставляло ему никакой возможности сбежать. И если Фредди казался сумасшедшим и раньше, то сейчас — застряв в воздухе в панике со своим соперником, на которого и без того злился, — сейчас он уж точно не стал более здравомыслящим. — Я могу что-нибудь сделать? — спросил Анатолий, с трудом проигнорировав грубую политическую насмешку. Он попытался улыбнуться, чтобы дать понять, что он искренен, одновременно проклиная того, кто управлял цепью, но Фредди лишь усмехнулся. — Возвращайся в Россию, — сказал он прямо, и дрожь в его теле действительно стала заметна. Анатолий сжалился над ним, скользнул по полу и схватил его за плечи, заставив сесть спиной к скамейке. Фредди казался готовым плеваться огнём, когда случился вынужденный физический контакт, но вместе с тем в его глазах читалась неохотная признательность за поддержку. Он не отстранился, и это обнадёжило. — Ну, похоже, я сейчас в той же ловушке, что и ты, — справедливо заметил Анатолий, а затем обхватил Фредди за плечи и притянул к себе. Теперь он явственно чувствовал чужую дрожь, и это заставило с ещё большей ясностью осознать, как Фредди, должно быть, был напуган не только тем, что его так сильно трясло, но и тем, что вообще позволил прикоснуться к себе. — Ты застрял со мной. Он решил пока не обращать внимания на странное желание касаться Фредди, отодвинув его на задворки сознания вместе со всеми остальными проблемами: Светланой, детьми, своей жизнью в России. Он инстинктивно знал, что это были те вещи, о которых не следовало слишком много думать. Кривая ухмылка на его лице была искренней, и он почувствовал искру надежды, когда Фредди отвернулся в тщетной попытке скрыть собственную улыбку, отражённую в тёмном стекле окна. Возможно, у них двоих ещё был потенциал — хотя Анатолий понятия не имел, на какой потенциал на самом деле надеялся. — Думаю, я в состоянии тебя терпеть, — Фредди колебался, прежде чем повернуться назад и посмотреть на Анатолия настороженно, слегка подозрительно. — Доверие — совсем другой вопрос. — Я не прошу тебя доверять мне, — заверил Анатолий, откинув голову на сиденье позади и закрыв глаза. Он фыркнул до странности легкомысленно. — В чём именно ты меня подозреваешь? В том, что я собираюсь пырнуть тебя ножом, которого у меня нет? Подсыпать яд в вино, которое ты не пьёшь? Фредди долго молчал; его глаза были прикрыты. Наконец он пробормотал самым душераздирающим тоном, которого Анатолий никак не ожидал от него услышать: — Ты уже забрал моего секунданта. У меня больше нечего красть. Моя жизнь? Это ничто. Внезапное чувство вины пронзило Анатолия с такой силой, словно когти дикого зверя впились в его внутренности. Он старался не показывать этого на своём лице, но всем, о чём он сейчас мог думать, были его жена, Флоренс и Фредди, а также то, как он был близок к тому, чтобы уничтожить их всех своими предательскими, разрушительными мыслями. Он ещё мог бы спасти свой брак, может быть, перестать видеться с очаровательной венгеркой — но он был не в силах наладить отношения Фредди с его секундантом. — Мне правда жаль, — сказал он тихим голосом, подавляя болезненное чувство, что сделал что-то непоправимо ужасное, поцеловав Флоренс в трактире. — Если бы я мог переиграть это, поверь мне… — «Если бы», — смех Фредди был очень мрачным, и его плечи под рукой Анатолия задрожали. Когда Анатолий снова взглянул на него, то с ужасом увидел, что Фредди смотрит в окно, словно бы не замечая, что плачет, или не обращая на это никакого внимания. — Похоже, их так много в моей жизни. — Мне жаль, — Анатолий начинал чувствовать себя заевшей пластинкой. Он слегка сжал руку Фредди, предлагая единственное, что мог дать, — своё безмолвное утешение. К его удивлению, Фредди принял его. Фредди склонил голову ему на плечо, помедлив долю секунды, и его волосы защекотали подбородок. Воздух вокруг них всё ещё оставался холодным, но их бока, тесно прижатые друг к другу, были тёплыми, когда Фредди делал глубокие, успокаивающие вдохи. Прошло какое-то время, прежде чем молчание снова нарушилось. Всё было тихо, спокойно, почти неестественно — Анатолий практически забыл, что вагон должен возобновить своё движение. Когда машина тронулась, Фредди прижался лицом к его шее, неожиданно обнимая, и продолжал цепляться за бок Анатолия, пока раскачивание окончательно не прекратилось, возвращая их к тому плавному скольжению вниз, которое было прежде. — Ты прощён, — наконец пробормотал он. Анатолий ощутил всплеск эмоций, когда губы Фредди скользнули по его шее и горячее дыхание пробудило не совсем нежелательные реакции в его теле, но он выбросил эту мысль из головы и заставил себя думать о том, что Фредди Трампер только что практически принял его приглашение к дружбе. Он ничего не ответил; ему было достаточно трудно удержаться от того, чтобы поднять руку и провести по волосам Фредди. До сих пор всё это сходило ему с рук, но сейчас это было бы слишком интимно. Он не мог рисковать. Наконец Фредди отстранился и запрыгнул обратно на сиденье. Он вытер глаза и шумно вдохнул, неуверенно улыбаясь, избегая взгляда Анатолия — тот, в свою очередь, встал и отряхнулся, садясь рядом. Не сдержавшись, не в силах противиться очередному странному побуждению, он положил руку на обтянутое белым колено Фредди. — Итак. Матч продолжится? — услышал он собственный вопрос. — Как я уже говорил, — согласился Фредди, кивнув, приходя в себя. У Анатолия не хватило духу сказать ему, что он недостаточно хорошо вытер следы слёз со своих щёк. — Одной только Флоренс недостаточно, чтобы сбить меня с пути. Шахматы были моей страстью столько лет. — И моей тоже, — начав наслаждаться их улучшившимися отношениями, Анатолий неохотно разорвал затянувшееся прикосновение, когда Фредди вопросительно посмотрел на него. — Может быть… — он сделал паузу, размышляя, не является ли это какой-то запретной территорией, на которую ему не следует заходить, но решил в кои-то веки быть импульсивным. Не исключено, что на него повлияло присутствие Фредди. — Может быть, как-нибудь нам стоит сыграть снова. После турнира. Фредди изогнул одну бровь, улыбнувшись, — опять эти будто бы ободряющие улыбки, которые вгоняли Анатолия в ступор, и он понятия не имел, почему. Была ли конкретно эта улыбка Фредди недвусмысленной? И был ли он, Анатолий, сумасшедшим и извращенцем, потому что в принципе об этом задумался? Боже, одного присутствия рядом с Фредди было достаточно, чтобы послать его к чёрту. — Может быть, нам действительно стоит это сделать, — проговорил он, слегка подавшись навстречу, и Сергиевский был бессилен не наклониться в ответ, пока их лица не оказались совсем близко. Он должен был отодвинуться, отодвинуться, отодвинуться, но вдруг его глаза закрылись, и губы Фредди прильнули к его губам, удивительно мягкие, со вкусом ChapStick, и, ох… Это было неправильно… Он должен был остановиться… Фредди издал тихий гортанный звук, практически усевшись на колени Анатолия, когда тот провёл языком по его нижней губе. Нет. Он не собирался останавливаться. Но затем вагон дёрнулся в последний раз, и они оба, слишком удивлённые, чтобы продолжить поцелуй, подняли глаза, только чтобы увидеть, что уже добрались до подножия горы. Фредди отшатнулся от него, вскочил на ноги и, спотыкаясь, направился к двери. Даже не глядя на него, Анатолий мог сказать, что его лицо приобрело ярко-красный оттенок, — чёрт, он практически чувствовал жар, исходящий от его щёк, по всей машине. — Подожди… — рука Анатолия без его ведома потянулась вслед за ускользнувшим Фредди, но тот не обернулся. Другая улыбающаяся женщина открыла дверь и жестом пригласила его выйти, и Фредди громко сказал: — У меня был… я имею в виду… хороший вид, да? — он нервно усмехнулся, пространным жестом указывая на живописный горный пейзаж, и Анатолий во второй раз почувствовал, словно сердце застыло, но на этот раз совсем по другой причине. — Да… Хороший вид, — Анатолий полушутя улыбнулся, выходя следом за ним. Фредди уже на несколько метров опережал его на пешеходной дорожке, ведущей обратно к отелям, и Сергиевский знал, что не сможет его догнать, даже если попытается. Мало того что Фредди был довольно быстр, так вдобавок и паника подгоняла его, будто ветер, толкающий в спину. А вообще… Улыбка Анатолия сделалась шире, когда его осенило. Он мог залезть под кожу Фредди Трампера. Это было бы очень полезно в завтрашней игре… И, возможно, хотелось надеяться, он также смог бы использовать это во многих гораздо менее официальных партиях с Фредди, которые ещё впереди.