Пусть сердцу вечно снишься ты

Валера жмурится от яркого солнца. Под закрытыми глазами плывут волны света, вокруг себя он чувствует запах речной воды, такой свежей и ещё не успевшей зацвести. Шум катера и галдеж ребят отступает куда-то далеко-далеко. Рядом кто-то заваливается на плечо, и чужая тяжесть слегка тянет вниз. Стоит приоткрыть глаза и увидеть голову Хлопова, которого, похоже, слегка укачало. Волосы разметались по рубашке Валеры, мягкие и слегка растрепавшиеся от ветра они нагрелись от солнца. Это было непонятное чувство, когда хочешь спать, тело ленится, чтобы пошевелиться. Наверное, это и называется абсолютное расслабление и спокойствие. — Валер? Ты там не спишь? — раздается с плеча. Лева говорит это, утыкаясь лбом в остроту худого плеча и медленно поднимается. — Нет, ты как? — Да, нормально. Слушай, это так странно, но я так плохо помню прошлогоднюю смену. Ну, ты знаешь, тебя помню, Корзухина, наш футбол. Но мне кажется, что сейчас зайдем на территорию и я даже нашу палату не найду. — Ничего, всё вспомнишь, — Валера отворачивается и смотрит за борт, чуть дальше волны нежно танцуют, сегодня ветер мягкий и слабый. Когда они приходят в лагерь дружным строем и десятки ног маршируют по бетонной дорожке, Лева действительно начинает вспоминать. Он без труда находит их старую палату, пищеблок, а потом несется на маленький стадион. Может и в этом году получится собрать команду, но чтобы теперь было по-другому. Он дает себе слово, что этот год будет лучше прошлого. Линейка — горящее знамя — галстуки. Смена 1981 года начинается.

***

Вообще, в лагерях всегда принято ходить на пляж и плавать, когда вода теплеет. Но не так, как пошли они, в одиночку, во время тихого часа. Если их поймают, то крика не избежать. Но от мыслей о побеге у обоих мурашки по коже. Приходится действовать быстро, чётко, чтобы даже те, кто не спят, не засекли их. На пляже возле лагеря пусто, но если они останутся здесь, то будут прямо как на ладони, приходится пройти вдоль по берегу до места рядом с деревьями и кустами. — Не думал, что буду шкериться по кустам с тобой, — Лева посмеивается, но не отстает ни на шаг. — Мы всё ещё можем вернуться спать, — пожимает плечом Лагунов. — Не хочу, надоело уже, — вздыхает Лева, несмотря на то, что они в лагере всего два дня, — никогда не любил спать днем. Добравшись до закрытого кусочка от чужих глаз территории, они быстро раздеваются и вступают в теплую воду. Ступни приятно вязнут в мокром песке, при гребках пальцы будто разрушают спокойную воду, чувствуется приятное давление на всё тело. Отплыв от берега, они посмеиваются от того, что их план побега сработал, и вздрагивают от поглаживаний водорослей. Они плавают недолго (недолго для подростков, которые вырвались на свободу), а потом разочарованно возвращаются на берег, когда вспоминают, что нужно высохнуть, перед тем как идти обратно. Они ложатся на песок животами и замолкают. Валера прикрывает глаза и вслушивается в шум деревьев. Ветер ласкает верхушки огромных сосен, будто поглаживает по голове. К берегу прибегают небольшие волны, обрушиваются, а вода тихо отступает. Пена шипит и лопается. Лева скучает и затевает игру. Переворачивается на бок и забирает песок прогретый солнцем в кулак. Заносит руку над спиной Валеры и дает медленно стечь. Песчинки, будто теплым дождем просыпаются на острые лопатки. Валера слегка вздрагивает и чувствует, что песок движется, и складывается как будто… в букву? — «Дэ»? Что это значит? — Это значит «дружба», — вздыхает Хлопов и кладет ладонь на чужую спину, мягко скользит создавая трение песчинками. Валера расслабляется и отдается ощущению.

***

Уже когда объявляют отбой, Лева чувствует, что время проведенное днем возле реки во время самого палящего солнца это была не самая лучшая идея. Спина побаливала, скорее всего, кожа уже собиралась сходить, голова была тяжелой от переутомления. Ночью, похоже, придется спать на животе. После жаркого дня палата неприятно душная, даже кровати какие-то противно теплые, когда наоборот, хотелось лечь на прохладные простыни и уткнуться лицом в мягкую подушку. Сейчас пришлось убрать подушки, из-за того, что их с Валерой кровати стояли возле окна под потоком солнечных лучей, и они показались раскаленными. Не в силах уснуть, из-за начинающей облезать спины, Хлопов начинает думать, что в принципе, не спать всю ночь это неплохая идея. — Валер, ты как там? — вопрос он задал, потому что слышал, как рядом также скрипят пружины и тяжело вздыхают. Он находит чужие глаза. — Могло быть и хуже. Знаешь, мне всё равно понравилось, — шёпот кажется громким в звенящей тишине. На улице поднимается ветер и колыхает тюль, создавая между ними преграду, теперь они будто чуть дальше друг от друга. — Слушай, а как ты в речку зашел? Тебе же нельзя. — С чего ты взял? — Валера слегка заволновался. — Я почти забыл, что происходило тогда, но я бы никогда не забыл тебя. — Ну, ты и… — слова куда-то пропали, испарились, кончились. Во всем мире кончились. Тюль возвращается к окну. Они оба не хотят встречаться взглядами, молчат, наверное, целую вечность. Вдруг, дар речи возвращается к Леве, и сам не зная почему, просто говорит: — Пусть сердцу вечно снишься ты. — Там не так было. — Так сейчас и не май.