Rotta Rehab

Грязно. На теле, на душе грязно. Там за дверью был не он. Безумец, что так легко бросился в руки врага. И если бы только руки… Самому от себя тошно. Нерадивый сын, отвратительный детектив, неудавшийся человек. С какой стороны ни посмотри — брак. Как можно было наделать столько ошибок за один день? Его словно опоили, а он и рад был поддаться этому дурману. Забылся так просто. И это уже не исправить. Это воспоминание раскаленным клеймом выжжено в памяти. Выйдя в коридор, Роб еле сдержал первый порыв — бежать прочь, не оглядываясь. Удивился тому, что здесь было неожиданно обычно и спокойно. Где-то вдалеке играла музыка, и шумели пациенты. А в этом крыле главенствовала тишина. Все вокруг ровно такое же, как и было до того, как он зашел в комнату вслед за Бертом. Все, кроме него самого. Роб направился в ванную, чтобы смыть грязь и чужой запах хотя бы с тела. Потому как ехать несколько часов с такими невыносимыми попутчиками до города он точно бы не смог. Не выдержав, сбросил бы их в кювет вместе с машиной. Дневной свет и светлая плитка ярко контрастировали с мрачным настроением. Роб включил воду и наклонился над раковиной. Заглушенный потоком, он позволил себе зарычать и выругаться. Но это едва ли помогло. Снял джемпер. Запахи пота и близости вырвались наружу, забрались в легкие и выжали стон отчаяния. То, что он переспал с Бертом казалось сейчас абсолютно непозволительным и глупым. Почему в тот момент это было так важно? Почему он не ушел, пока была возможность? Берт же сам давал выбор, но тогда Роб был уверен, что сбежав, он упустит что-то необходимое. Почему даже сейчас он легко мог проиграть в памяти каждое прикосновение, и оно жаром проносилось по телу?! Да потому что он сам этого жаждал. И, черт возьми, ему понравилось. Но от этого только хуже. Роб с силой ударил кулаком по стене. Было бы здесь все еще зеркало — разбилось, покрылось паутиной трещин. Но, может, хоть боль от порезов смогла бы его отрезвить и заставить вспомнить о своем расследовании. И о том, что самый родной человек сейчас заперт где-то здесь. Пока он… Холодная вода душа обжигала кожу. Но это то, что он заслужил. Необходимо было стереть с себя ощущение чужого тепла и привести мысли в порядок. Он остервенело тер кожу. Взвыл, когда заметил красный след на своем плече, слишком ярко вспоминая момент укуса, и что за ним последовало. Мыльная пена смывала остатки его безумия, но не этим ли мылом пахла кожа Берта? Роб не мог выкинуть доктора из головы. Он даже не мог злиться на него, он злился на себя и на свою беспомощность. На то, как просто оказалось завести его в ловушку. Те портреты… Выходит, о нем знали и следили за ним еще до того, как он сюда приехал. Слишком просто шло его расследование. Легко пустили в больницу, оставили без оружия, приставили надзирателя… Пока он враньем и своей «гениальной» игрой пытался задержаться, они сами были только рады оставить его здесь. И он ведь — идеальная цель. Его никто не будет искать. Некому. И если это действительно так, то сейчас он снова зря теряет драгоценное время. Очередное иррациональное решение. Надо убираться отсюда. Вероятно, вдали от психиатрической клиники он сможет рассуждать логично. Потому как здесь, в больничной одежде и среди пациентов, он соображает все менее здраво. Уподобляется им в приступах, снах, поступках. Да что уж там? Теперь его действительно есть, за что закрыть. Он и сам уже не уверен, здоров ли он. Нет. Надо вырваться из этого места хотя бы на день, иначе он не только не вытащит мать, но и сам сгинет. Подгоняемый нарастающей тревогой, Роб поспешно оделся. Проходя мимо комнаты Берта, бросил на дверь нерешительный взгляд. Он все еще там? Или уже доложил об успешно выполненной цели? И все-таки враг он или…? Для чего было это все? Берт ведь и себя подставляет. А ведь тогда, в ванной с мигренью, и сейчас он выглядел не то, что беззащитным, но искренним. Каждое прикосновение было наполнено неподдельной нежностью, в его взглядах будто скрыт глубокий смысл, а каждый поцелуй… Проклятье! Прочь отсюда. Если его выпустят. Если еще не поздно. Он схватил плащ из шкафа в своей комнате, убедившись, что таблетки матери на месте, побежал вниз по лестнице, на ходу одеваясь. Привычная одежда придала ему уверенности. Он не оборачивался, старался сосредоточиться на ярких лампах, на цвете обоев, на подсчете ступеней, на чем угодно, лишь бы не думать о том, что случилось в комнате Берта. Замедлился на первом этаже. Если его увидят бегущим — возникнут вопросы. За поворотом коридора послышался разговор. Прислушался.       — Тебя уже приручили? — спросил девичий звонкий голос. Громкий всплеск воды.       — Эй, не ходи по мокрому! Наследишь… — Отвечал ему другой, тише, спокойнее. — И нет. Меня никогда не приручат.       — Ты только и делаешь, что прислуживаешь Жозефине. Думала, с тобой будет весело, а ты уже на коленях. Кажется, Лилит. Но с кем? Роб осторожно выглянул и разочарованно выдохнул. Лилит мыла пол. Старательно водила серой тряпкой по плитке, сидя на коленях. Совершенно одна. Маленькая фигура в широком белом коридоре. Русые волосы собраны в хвост, но выбившиеся пряди и дрожащие от усталости руки выдавали, что она здесь уже давно. Без швабры. Это что? Такое наказание за то, что случилось утром?       — Если лев лежит у колен, это не значит, что он покорен. Он может выжидать момента, чтобы напасть, — гордо проговорила она в пустоту, подняв голову.       — Так ты выжидаешь? — спросила она же почти детским голосом, повернувшись в другую сторону. Затем опустила тряпку в ведро и ополоснула.       — Именно так. Я выберусь отсюда, можешь мне поверить. — Мастерски переключилась обратно на привычный тон. Резко выжала тряпку. Грязные капли разлетелись по полу. Роб вышел из укрытия, крепко сжимая альбом под полой плаща. Нельзя терять времени, а это единственный проход.       — Мистер Штицхен, здравствуйте! — радостно поздоровалась она, заметив его.       — Добрый день, Лилит, — удивленный дружелюбным тоном, ответил. Не она ли совсем недавно говорила, что место ему в карцере?       — Селена, — поправила она недоумевающе.       — Простите. Селена. Кстати, — Роб решил воспользоваться ее внезапным благодушием, — откуда вы знаете про шкаф? Почему нарисовали его?        — Какой шкаф? Вы о чем? Похоже, эта ее личность ничего не помнит. А жаль, Селена ему определенно нравилась больше Лилит. Но только говорить с ней бесполезно. Сломанный механизм. На это сейчас нет времени.       — Не берите в голову. Мне нужно идти, — бросил он резко и попытался пройти мимо. Селена подскочила и схватила его руку.       — Роберт, стойте. Возьмите меня с собой. Мне здесь не место. Я даже не помню, как сюда попала, — отчаянно просила она. Роб обернулся и встретился с ней взглядом. За широкими темными зрачками почти не видно было зеленой радужки. Ее чем-то накачали? Это так они добиваются от нее покорности? С омерзением вырвал свою ладонь из холодных и влажных рук. И ускорился, оставив Селену наедине с собой. Кажется, ей есть о чем поговорить.       — Не бросайте меня снова… — Долетел в спину ее тихий голос. Роб быстро дошел до выхода. Коротко кивнул удивленной Амели на ресепшене. Даже не удостоил взглядом охранника и с силой дернул входную дверь. Заперто. Дернул сильнее. Грохот сдерживаемого замком дерева эхом пронесся по холлу. Ладонь моментом вспотела. Роб попятился, тяжело дыша. Неужели это все?       — Эй! — в очередной раз попытался обратить на себя внимание Паркер. — Дверь не ломайте. Не видите, закрыто?       — Выпустите. Мне нужно ехать. — Роб едва сдерживался, чтобы не накричать. Паркер нехотя поднялся со стула и подошел к Робу, доставая из кармана ключ. Молча провернул его и открыл тяжелую дверь. Холодный осенний ветер легко толкнул в грудь. И только сейчас Роб вспомнил, что пистолет остался в кабинете Деймона. Глянул на охранника. Увидев в щелочках глаз почти отвращение, решил, что возвращаться сейчас было бы глупо. В любой момент его могут остановить.       — Ну? — Охранник выжидающе смотрел.       — Спасибо, — пробурчал Роб и сделал шаг наружу. Поток свежего воздуха потушил зародившуюся панику. Конечно же, они закрывают двери… Так и должно быть. Иначе бы психи давно разбредились по округе. Он зря беспокоился. Сейчас он сядет в машину и уже вечером будет дома. Подготовит отчет для полиции. И завтра вернется сюда уже не один. Они вскроют чертову дверь, спасут пленников. Тар и Деймон за все ответят. А Берт… Следствие покажет. Придется ему объяснить эти рисунки.       — Мисс Солсбери! — послышался сзади крик охранника. Роб обернулся. Паркер продолжал смотреть за ним, стоя в проходе. Зачем он ее зовет? Не за тем ли, чтобы его остановить? Скорее… Подбежал к своему черному Крайслеру. Широким взмахом скинул сухую листву с капота и крыши. Достал ключи из кармана и в спешке, с трудом попав в замок, открыл дверцу. Кинул быстрый взгляд на больницу. В одном из окон на втором этаже он заметил знакомую фигуру, изрезанную прутьями решеток. Бледное лицо и темные волосы. Сознание живо дорисовало внимательный взгляд черных глаз и хитрую улыбку. А следующий вздох принес иллюзию знакомого запаха... Роб резко выдохнул и сел на водительское место. Кинул альбом под пассажирское сидение. Вновь взглянул в то окно через ветровое стекло, но там было уже пусто. Может, там вообще никого не было, или просто Берт уже бежит сюда? Зато грузная фигура охранника все еще маячила у входа. Пора. Кожаный руль лег под ладони как влитой. Роб пристегнулся и уверенно повернул ключ зажигания. Двигатель слабо заскрежетал, но не завелся. Попытался снова. Скрежет и ничего. На следующий проворот ключа машина даже не отозвалась. В мертвой тишине салона Роб закричал и изо всех сил несколько раз ударил по рулю, громким звуком клаксона оповестив округу о своей неудаче. Пара воронов, заскучавших на дереве, неодобрительно посмотрели в его сторону. «Черт. Черт. Черт!» Аккумулятор был разряжен. Да как так? Не мог же он оставить свет в салоне? Или мог? Схватился за голову, пытаясь вспомнить. Ремень безопасности слишком сильно сдавил грудь, сковывая участившееся дыхание. Рывком освободился. Поясница напомнила о себе ноющей болью. Салон автомобиля будто стал чужим. Светлые стены давили, отвлекали. Взгляд бегал по пыльной приборной панели, по мутным стеклам. Почему так? Почему вечно все это происходит с ним? Что теперь делать? В боковое стекло постучались.       — Мистер Штицхен, у вас все в порядке? — Голос далекий и глухой. Роб медленно поднял голову и расфокусированно посмотрел сквозь подоспевшую Жозефину. Она куталась в шерстяную шаль и смотрела прямо на него. Ждала ответа.       — Мистер Штицхен?       — Нет. У меня абсолютно все не в порядке, — ответил он раздраженно.       — Я вас не слышу! — Старшая медсестра жестом приказывала опустить стекло. Роб вместо этого резко открыл дверцу. Жозефина отшатнулась.       — Машина не заводится. Аккумулятор сел, — ответил Роб уже спокойнее.       — Поставьте заряжаться в больнице.       — Я тороплюсь. — Вышел из машины и громко хлопнул дверью.       — А еще скоро вернется Деймон. Кажется, аккумулятор можно подзарядить от другой машины? — Ее вопрос звучал так, будто она не спрашивала, но поучала. А вот эта альтернатива была значительно хуже первой. Похоже, ничего не оставалось, кроме как возвращаться в больницу. Пешком он просто не доберется до города. Обратно в ловушку… Но прежде… Роб вытащил сигарету из пачки. Закурил. Это хоть немного, но отвлекало. Горький дым обжигал горло, наполнял легкие и растворялся в воздухе. Жозефина презрительно морщила нос и недовольно следила за тем, как Роб раз за разом затягивался.       — Тут холодно. Вы бы поторопились, — не выдержала она.       — Так идите, я вас не держу, — усмехнулся Роб. Медсестра осталась на месте. Пока он отсоединял батарею, копаясь в проводах, Жозефина все так же не отходила ни на шаг. Становилось все холоднее. В этом году зима явно решила прийти раньше. Плащ не помогал, лишь жалко трепыхался на ветру. Железо мотора холодом обжигало пальцы. Наконец, закончил. А из багажника достал зарядное устройство.       — Готово? Пойдемте уже внутрь. Не хватало еще вам заболеть. Темные окна все так же неотрывно следили за каждым шагом Роба на пути к входной двери. Вороны сзади закаркали, будто смеясь над таким неудачником, как он. В душу лезли подозрения, что кто-то из персонала смог забраться в машину и устроить диверсию. Но он гнал их, из последних сил хватаясь за надежду, что все это лишь странное совпадение. Паркер противно ухмыльнулся, когда Роб прошел мимо. Жозефина довела до подсобки и стояла над ним, выжидая, пока он разберется и подсоединит каждый провод.       — Где Берт? — спросила она вдруг.       — Не видел. Наверное, работает, — ответил Роб сухо, пытаясь не выдать эмоций.       — Вам стоило сказать ему, что вы уезжаете. — Поджала и без того тонкие губы.       — Не уверен, что я должен перед кем-то отчитываться. — Роба выводила из себя ее навязчивость. Но нельзя поддаваться эмоциям.       — И все же… Он сопровождал и помогал вам эти дни. Могли бы хотя бы попрощаться. «Помог, так помог…» — раздраженно подумал Роб, не удостоив Жозефину ответом. В голове встал образ мирно спящего на его груди Берта. Клемма соскользнула и звонко чиркнула по поверхности батареи. Интересно, все доктора здесь могут себе позволить перерыв на дневной сон? Разве сейчас ему не нужно лечить пациентов? Вместо того, чтобы… Черт.       — Мистер Штицхен, вы, кажется, не ели? Время обеда уже прошло, но, думаю, в столовой еще остался суп. Жозефина звучала почти человечной. Будто ее и впрямь заботило его состояние. Но есть Роб абсолютно не хотел. От одной только мысли становилось тошно.       — Спасибо, воздержусь. Я не голоден.       — Тогда как насчет чая? Хотя бы согреемся. — Она изобразила на лице улыбку, которая ей совершенно не шла. Роб проверил, что закрепил все верно, и вздохнул. Аккумулятору теперь нужно хотя бы пару часов, чтобы зарядиться. А ему нужно как-то провести время, не сойдя при этом с ума. Согласился. В сестринскую, куда Роба привела старшая медсестра, скоро принесли горячий чай и яблочный пирог.       — Он не черный. Это ромашка? — уточнил Роб, подозрительно принюхиваясь.       — Да. Вы выглядите обеспокоенным. Она поможет, — объяснила Жозефина. Знакомый травяной вкус, разливаясь по рту и гортани, вызывал приятные воспоминания и тоску. Дома часто пахло ромашкой. Мать тоже считала, что такой чай может снять напряжение и избавить от бессоницы. Так что Роб нередко пил его в детстве вместе с ней за уютными беседами о его школьных буднях, о ее работе. Когда все было просто, и казалось, что так будет всегда. Их потерянный уютный мир. Роб очнулся от воспоминаний, когда потянулся за еще одним куском пирога. Первый уже липкой сладостью осел на языке и зубах. Строгий взгляд Жозефины изучал. Находиться с ней рядом было неловко. Затянувшееся молчание угнетало. Но с ней уж точно не хотелось заводить разговор. Потому он старательно не смотрел на нее, изучая комнату, пирог, позолоченный узор на чашке. Еще глоток чая, чтобы оправдать эту стерильную тишину хоть как-то. Стрелки на часах еле шевелились. Казалось, немного, и они пойдут вспять. Мир вокруг будто затормозил, почти застыл под суровым надзором старшей медсестры. И Роб почувствовал, что и сам начал застывать в этом моменте. Чай согревал и действительно успокаивал. Мысли замедлялись и блекли. Дыхание выравнивалось и углублялось. Свет ламп слепил уставшие глаза. Детали комнаты размывались. Чашка в руке становилась все тяжелее. Роб поставил ее на стол, почти опрокинув. Ему нужно отдохнуть. Как только он доедет до дома и сообщит обо всем в полицию, он обязательно выспится в собственной постели. Там хотя бы не слышно приглушенных стенами криков, и не играет вечно доставучее радио. Даже сейчас отзвуки навязчивой мелодии жужжали в голове и никак не давали сосредоточиться. Джаз усиливался и рваным ритмом мешал ему дышать и думать. По частям, по каплям ему нужно было пронести ток по тонким проводам. Выбрать верный путь. Не растерять частицы в спешке. Иначе он навечно застрянет в темных стенах, под этим тяжелым взглядом, что острой иголкой прибивает к мягким стенам. Но темп постоянно менялся, сбивал. Будто нарочно саксофон вступал именно тогда, когда он доходил до цели. И его ноша вываливалась из рук и распадалась пылью под ногами. Опять все сначала. Он никогда не увидит дом. Никогда… Роб очнулся и открыл глаза. Было темно. Сколько времени прошло? Куда делась Жозефина? Нужно проверить заряд. Вероятно, уже можно ехать. Он чувствовал себя разбитым. Еле нашел в себе силы подняться и выйти из комнаты. В лунном свете мерно плыли частички пыли. Справа и слева коридор уводил в кромешную тьму. Где-то вдалеке все еще звучало радио. Расстояние и стены искажали звук. Голос, певший о любви, был неприятно хриплым, низким, тягучим, пробирающим. Пытаясь игнорировать музыку, Роб шел во тьму. Почему-то никак не удавалось вспомнить путь до подсобки. А ведь она была где-то совсем рядом. Ночью все было иначе. Звуки шагов совсем глухие. Воздух плотнее. Расстояния эфемернее. Но Роб продолжал искать. Очередной поворот завел его в незнакомое место. Череда железных дверей. На каждой маленькое окно, закрытое решеткой. Сквозь частые прутья лился холодный свет луны — единственное освещение этого коридора. Роб заглядывал в каждое помещение. В них были лишь железные кровати с потертыми ремнями. Все камеры были пусты, кроме последней. В ней за решеткой он вновь увидел знакомый силуэт человека у окна. Попытался позвать, но звук просто не смог зародиться в онемевшей гортани. Остервенело стал бить по металлу двери в надежде, что его услышат. Получилось. Человек медленно обернулся. Луна осветила его лицо. В мертвенно бледных чертах Роб узнал себя. Роб очнулся и открыл глаза. Было темно…