Rotta Rehab

Роб очнулся и открыл глаза. Было темно… Он потерялся в череде нескончаемых кошмаров. Сны, что невозможно отличить от реальности, забывались, оставляя лишь холодную тяжесть в груди. Новые видения приходили внезапно, плавно вплетаясь в канву настоящего. Он уже не пытался никуда рваться, кошмары сами находили его. Тело будто выпотрошили и набили ватой. Закрывать глаза было страшно. Еще страшнее — вглядываться в темноту комнаты. Из углов, казалось, за ним наблюдают. Блеклый свет луны едва пробивался через шторы и наполнял комнату тенями. Они набухали, дышали, двигались. Искали его.       — Ты спишь? — спросил замогильный шепот над ухом, пробирая до самых костей.       «Спишь… Спишь… Спишь…» — пропели эхом тени вокруг. В этот момент тьма в углу сгустилась, поднялась и двинулась к Робу. Он вздрогнул. Попытался пошевелиться. Тело не слушалось. Руки и ноги не принадлежали ему, лежали бесполезным грузом. Роб знал, что это лишь очередной сон, но сердце отчаянно билось в груди. Рвалось наружу, моля о спасении. Сколько еще может выдержать этот неспокойный орган? Чувствовалось, что его лимит совсем близко — еще немного и, разорвавшись, застынет навеки. Тьма, приобретая все более зловещие очертания, медленно подплывала. Попытался крикнуть — тщетно. Рот словно зашит. Хотел отвернуться, чтобы не видеть, но голова была намертво зафиксирована. Оставалось лишь смотреть и ждать. Пружины матраса застонали. Тяжелая угроза опустилась рядом. Парализованному телу стало холодно. Роб не оставлял попыток двинуть хотя бы пальцем, выдавить хоть какой-то звук из сжатого горла. Позвать на помощь… Чернильное щупальце заползло на грудь и смертельной хваткой сдавило ребра. Невозможно вздохнуть. Как же хочется проснуться. Или это уже не сон, а страшная реальность? Неужели сейчас все закончится? А он ведь так ни черта и не сделал. Последняя попытка закричать. Из последних сил. Кто-нибудь… Помогите… Мама… Помоги…       — Берт! — Крик наконец смог вырваться и прогнать кошмар. Роб очнулся и резко открыл глаза. Темно…       — Я здесь. — Тихий шепот совсем рядом. Живой. Обволакивающий душу теплом. Мягкое прикосновение теплой ладони стерло проступившие слезы и смахнуло липкую паутину кошмаров с лица. Матрас тихо скрипнул. Луна осветила знакомые черты.       — Я здесь, — повторил бархатный голос. Руки Берта обхватили лицо Роба. Прохладный лоб прижался к его собственному. Долгожданный отдых для измотанного сердца. Вздох полной грудью. Родной запах. Умиротворение. Что это? Очередной сон, что обернется ужасом? Или правда он? Лишь бы не уходил. С ним спокойнее, чем наедине с собой. Дрожащими руками, что вновь принадлежали ему, Роб потянулся к ночному гостю — провел по шелковистым волосам, по плечам. Внимательно вгляделся в лицо, словно опасаясь, что Берт в любой момент может сам стать тенью. Сжал рубашку на груди. Крепче. Чтобы не исчез, чтобы не обернулся очередным мороком. Сейчас важнее всего было не оказаться снова в одиночестве.       — Не уходи, — хрипло попросил Роб.       — Я всегда буду рядом. — Едва слышный шепот. Всегда рядом в этой бесконечной темноте, в которой они застряли вдвоем. Мир вокруг больше не существовал. Теплое дыхание все ближе. Касание мягких губ. Шорох щетины под пальцами. Прерывистый выдох и такой же вдох. Невысказанные чувства в затянувшемся нежном поцелуе. Обоюдная необходимость. Одна лишь мысль в измотанном кошмарами сознании: «Даже если это сон, пусть он длится вечно». Прохладные ладони Берта ведут ниже. Замирают на шее, на венах. Язык скользит по нижней губе, проникает внутрь. Ускоряющийся пульс бьет в кончики пальцев. Следуя за течением крови, руки спускаются дальше, на ходу расстегивая пуговицы на мешающей рубашке. Роб позволял. В голове не утихало повторяющееся «всегда». Оно эхом разносилось по телу, разогревая, оживляя. Наконец, поверил и отпустил зажатую ткань. Обхватил за плечи, притянул к себе. Почувствовал кожей, что губы Берта растянулись в довольной улыбке. Повторяя проложенный руками путь, Берт медленно опускался ниже, едва касаясь поцелуями и разогревая дыханием кожу. Это отзывалось щекоткой на шее, предвкушением на ключицах, жаром на груди, трепетом на напрягшемся животе. Мучительным удовольствием ниже. Ладони Роба все крепче сжимали острые плечи. Вздохи тяжелее, громче, чаще. Расфокусированным взглядом он смотрел, как лунный свет перекатывается на темных волосах. Ловил его пальцами, хватая черные пряди. В исступлении вжимал Берта в себя. Влажное тепло, сомкнутые губы. Напряженный кончик горячего языка скользил и давил именно там, где нужно. Приглушенные стоны. Прикушенная до крови губа. Отблеск луны в пойманном взгляде черных глаз. Мышцы свело напряжением. Короткий низкий вскрик. Горячая волна накрыла с головой.       «Всегда», — прошептала тень в углу, заглушая тяжелое дыхание. Сознание вновь растворилось в ночной дымке…

***

Роб очнулся и с трудом разлепил веки. Было светло… Слишком светло. Голова будто залита свинцом. Пульсирующая боль расплывалась в затылке. Со стоном Роб сел. Сколько он спал? Обрывки вчерашнего дня со скрипом складывались в общую картину. Он смог задержаться в больнице. На арт-терапии он запаниковал, но у него вышло взять себя в руки — Берт помог. Потом… Он задремал, а этот светловолосый псих напал на него. Затем… Дверь! Точно. Лилит указала ему на железную дверь за шкафом. Но та была закрыта. А дальше… Кровь прилила к лицу, когда сознание услужливо подкинуло ему картины, запахи и ощущения от их с Бертом близости. В животе словно образовалась болезненная дыра. Роб с силой закусил кожу на ладони, чтобы отвлечься и успокоить дыхание. Его портреты. Побег. Точнее, попытка побега, ведь машина так и не завелась. Жозефина и ромашковый чай, и… Череда беспокойных снов, что теперь уже безнадежно смазались в склизкое чувство тревоги и отчаянья. Кроме одного… Роб скинул с себя одеяло. На нем хлопковая пижама, которую он точно надевал не сам. Пуговицы застегнуты все до одной. Он провел рукой по груди и животу, вспоминая ощущения. Было или не было? Ночное воспоминание сейчас почти невозможно было ухватить. Осталась только легкая дрожь от того предвкушения, что он, кажется, испытывал. Прежде, чем вновь уснуть… Чай. Нельзя было пить этот чай. Запах ромашки из детства сбил его с толку. Нельзя было верить старшей медсестре. Никому нельзя верить. Ни здесь, ни где-либо еще. В этом мире каждый сам за себя. Если он выберется отсюда, он впредь не будет об этом забывать. А сейчас нельзя паниковать. Нужно оценить обстановку. Встал с кровати, игнорируя тьму в глазах от резкого подъема. Выданные ему штаны и джемпер были аккуратно сложены на стуле. В шкафу висел плащ. В его карманах — удостоверение, сигареты, носовой платок, а вот флакон пропал. Ожидаемо, но еле сдерживаемая паника сжала пересохшее горло. Роб, как мог, старался не думать и оттягивал тот момент, в который ему все же придется подойти к двери. Больше всего он боялся узнать, что она заперта, а он вновь оказался в плену. Но с каждым мгновением стены давили все сильнее. Воспоминания о днях, проведенных в холодной камере у немцев, болезненной вспышкой проносились в сознании. Он смог выбраться тогда, он сможет и сейчас. Нужно что-то делать. Не ради себя, ради матери. Выдохнул и бросился к выходу. Дернул ручку. Закрыто. Роб взвыл. Забарабанил кулаками по двери. Кричал во все горло. Больше не было смысла сдерживаться. Его маленькое представление подошло к концу. Боль в затылке пульсировала от стресса. Никакого ответа. Попытался выбить дверь плечом — больно. Решетки на окнах пресекали всякую возможность побега — идеальная тюрьма. В ярости стал раскидывать скудную мебель по комнате. Стул отлетел в стену, стол был перевернут, матрас сброшен, прикроватная тумбочка… Сдвинув и повалив ее, Роб заметил на задней стенке надписи. Будто кто-то нацарапал их гвоздем:       «Где Тар?»       «Никому не верь».       «В еде наркотик». Роба словно окатило ледяной водой. Что это? Кто? Когда? Выходит, не он первый, кто пришел сюда и сгинул. Не он последний. Сколько человек поглотила эта больница? Осел на пол. Водя пальцем по шершавым краям вспоротого дерева, размышлял. «В еде наркотик»… С первого же вечера его упорно пытались накормить. И в эти два дня он был сам не свой. Его то клонило в сон, то ему мерещились тени. Музыка буквально вводила его в транс. А еще он стал до омерзения послушным и потерял всякую бдительность. А вкрадчивый голос доктора слишком легко управлял им. Выходит, его травили? А он все скидывал на усталость. Какой глупец…       «Никому не верь». Вот уж точно. Ни Деймону, ни Жозефине, ни… Берту. Что же касается Тара: почему его предшественник выделил его? Ему сказали, что он в командировке. Но так ли это в самом деле? Впрочем, сейчас это абсолютно неважно. Важнее выбраться. Или хотя бы… Если не он, то, может, следующий человек сможет разгадать эту загадку. Роб достал ключи от машины и стал выцарапывать новую надпись: «Дверь за шкафом в…» В этот момент в дверь нетерпеливо постучались. Роб поспешил поставить тумбу на место. Нельзя, чтобы они увидели и отняли надежду.       — Эй, детектив! Ты там живой? — крикнула Лилит со стороны коридора. Удивительно. С каких пор пациентов допускают к пленникам?       — Да. Ты можешь открыть? Послышался шум проворачивающего в замке ключа. Дверь отворилась. Лилит в накинутом на плечи халате медсестры, заглянув внутрь, звонко засмеялась. Ее смех отозвался новой вспышкой в затылке.       — Такой плохой сон приснился? — кивнула она на разбросанную мебель.       — Меня заперли, — не желая общаться с душевнобольной, коротко объяснил Роб. Но через мгновение все же решил уточнить: — Где все? Лилит хищно улыбнулась.       — Отдыхают. А Жозефина в карцере. За то, что опять опоила меня и заставила ЕЕ драить полы.       — Ее?       — Селену. Эту послушную овцу, что готова стелиться перед каждым, лишь бы Деймон заметил ее. Роб решил не упоминать, что «они» делят одно тело. Не хотел копаться в сломанном разуме.       — Что значит «отдыхают»?       — Пока они с тобой вчера возились, я смогла стащить снотворное. А сегодня подлила его в чай. Так что ты в какой-то мере соучастник.       — Берт?       — Не видела. Может, тоже спит.       — Деймон? Лилит скривилась. В зеленых глазах промелькнула ярость.       — Этот козел еще не вернулся. Его никогда нет в… это время. Такая неприязнь. Значит, она в курсе его темных дел?       — Может, ты знаешь, где моя мать? Миссис Штицхен. — Отголосок надежды в голосе. Девушка с интересом посмотрела на него.       — Тебе лучше знать. Ты же здесь из-за нее. Бесполезно. Роб коротко кивнул. Если персонал действительно спит, то нужно спешить. Он попытался выйти, но Лилит преградила ему дорогу. Отпрянул, боясь даже прикоснуться к ней.       — Даже «спасибо» не скажешь?       — Спасибо, — повторил нехотя, лишь бы выйти наружу. — Почему ты вообще помогаешь, раз мне место в «карцере»?       — Ты — наказание. Это их здорово взбесит, — пожала она плечами. Это точно. Разгуливающий пленник явно потреплет им нервы. Но лучше поторопиться, пока есть возможность. Почему Лилит не отпускает? Робу становилось все неуютнее и хотелось скорее уйти. В груди разгоралось негодование.       — Дай пройти.       — Хочешь разгуливать по больнице в пижаме, детектив? Это было бы забавно, — засмеялась она. Роб злобно цыкнул и оглянул себя. Не хотелось признавать, но в этом она была права. Поднял с пола стул и разбросанную одежду.       — Так и будешь смотреть? — спросил с раздражением у Лилит, которая все еще наблюдала за ним, опершись о дверную раму.       — Да нет. Развлекайся, Штицхен. Лилит резко развернулась и ушла. Роб быстро переоделся и поставил на место разбросанную мебель, параллельно пытаясь привести в порядок мысли. Проходя мимо комнаты Берта, остановился. Интересно, он там? Нужно удостовериться, что доктор не помешает. И… обездвижить его, если понадобится. Роб надавил на ручку двери, и, к его удивлению, она поддалась. В комнате было темно — плотные шторы задвинуты. В полутьме на кровати различался силуэт спящего Берта. Роб, аккуратно ступая, подошел ближе. Темные волосы спутаны. Едва прикрытая грудь неспокойно поднималась и опускалась. Даже во сне тот хмурился, словно от кошмара или от боли. На тумбочке белели рассыпанные таблетки и полупустой стакан воды. Похоже, снова мигрень. Удивляясь себе и едва подавляя внезапное сочувствие и желание разгладить хмурые морщины на бледном лбу, Роб поторопился выйти из комнаты прочь. Тихо закрыл за собой дверь. Прислонился спиной к стене коридора и растер лицо ладонями. Хватит. Хватит думать о Берте. Он с ними заодно. Все, что он делал, было лишь для того, чтобы затащить в ловушку. А Роб так легко попался в расставленные сети из-за наркотика, что ему подмешивали, не иначе. Сжав кулаки, побежал вниз. К ужасу Роба, по коридорам первого этажа разбрелись растерянные больные. Похоже, без привычного распорядка и смотрителя они просто не знали, чем себя занять. Где-то сверху слышались женские крики. Может, Жозефина очнулась, или кто-то совсем потерялся в бреду. Одну из стен разрисовывал черным мелком Лиам. К счастью, полностью поглощенный процессом, он даже не заметил Роберта, который пробежал за его спиной. Лицо спящего Паркера было смято поверхностью журнала учета посетителей. Под его громкий храп, Роб снял с крючка связку ключей и по уже знакомому маршруту прошел к кабинету Деймона. Нужно было забрать пистолет, а еще проверить помещение. Без сомнения, заместителю было, что скрывать. Потратив время, чтобы подобрать правильный ключ, Роб зашел внутрь полутемного офиса. Включил скрежещущую лампу. Без проблем открыл сейф. Ощущение наплечной кобуры на себе и тяжесть оружия вернули ощущение опоры. Роб решил воспользоваться телефоном Деймона и сообщить в участок о своем прогрессе. Ожидая, когда телефонистка соединит его с абонентом, Роб осматривал идеально сложенные бумаги и открывал ящики стола, перелистывая содержимое.       — Полицейский участок. Слушаю вас, — произнес искаженный проводами голос его коллеги.       — Привет, Кент. Это детектив Штицхен. Кент закрыл трубку рукой и крикнул: «Эй, ребят! Тут Штицхен на связи!».       — Больница Ротта Рехаб, около трехсот миль на север от города. Персонал похищает и удерживает людей. Срочно нужно подкрепление. Они меня засекли и заперли, но я смог выбраться. Пока Кент записывал информацию, участок на фоне шумел и жил своей жизнью, доносился смех его товарищей. Внутри потеплело. Где-то все идет своим чередом. И скоро он туда вернется.       — Роб, понял тебя. Жди и не лезь в неприятности. Звонок прервался. Наконец, он все делает правильно. В голове прояснилось. Жутко хотелось пить и есть, но это подождет. Не здесь. Не сейчас. Открыв очередной ящик, он увидел старую фотографию, на которой была запечатлена счастливая пара молодоженов. Вглядевшись в их лица, Роб различил Деймона и Лилит. На обратной стороне было подписано: «Деймон и Селена. Долго и счастливо. Октябрь, 1940». В другое время он мог бы и удивиться, но сейчас он лишь положил фото на место и продолжил осматривать содержимое шкафчика. На дне нашелся еще один ключ. Уже через несколько мгновений Роб опрокинул шкаф в коридоре, за которым скрывалась железная дверь. Тот с диким грохотом свалился вниз, а содержимое разлетелось по ковру. Без промедления вставил ключ в скважину, но, гневно простонав, осознал, что ключ был слишком мал. Больше похож на те, что от кабинетов. В конце коридора стали собираться привлеченные шумом пациенты больницы. Они с интересом смотрели на Роба. Стало не по себе. Рука потянулась к пистолету, но Роб вовремя ее отдернул. Нельзя поддаваться панике. Скорее. Ключ от чего мог держать у себя Деймон? А что, если от той единственной комнаты, которую Роб не видел? В которую его не пустили.       «Мистер Тар слишком ревностно относится к своему кабинету и забирает ключи с собой», — говорил Берт недавно. Но, как выяснилось, он вполне мог врать.       «Где Тар?» — накарябал его предшественник на тумбе. Пришла пора выяснить это. Задержав дыхание, Роб прошел мимо собравшихся зрителей. Шум замка оповестил, что ключ был подобран правильно. Дверь офиса главного врача О.Тара медленно отворилась…