Мой (истинный) лучший друг

Все мы знаем, что утро добрым не бывает. Особенно, когда оно начинается с будильника. А если ещё и предыдущий день был не сахар, то вообще – туши свет.   Вставать с постели не хотелось. Открывать глаза – тем более. Смотреть на себя в зеркало было вообще смерти подобно, а родителям в глаза – ну вы поняли.   Было пиздец как стыдно. Хотелось взять один билет до Усть-Пиздюйска и всю оставшуюся жизнь прожить там под вымышленным именем, притворяясь немым одноглазым бетой, и остаток дней своих сгорать от стыда из-за воспоминаний из юности.   К сожалению, участь Феликса была такова, что ему нужно кровь из носу выйти из своей комнаты, всё же показаться на глаза родителям и с идиотской кляксой на носу от йода (спасибо Хван Хёнджину!) явиться в деканат, чтобы там получить обязательный ушат помоев и узнать, когда у него пересдачи в связи с неявкой на экзамены. Хуже, казалось бы, и не придумаешь. Но Феликс был слишком хорошо научен горьким опытом и решил заранее не зарекаться. Ведь оно всегда так – когда ты думаешь, что хуже уже не будет, жизнь в очередной раз подкладывает свинью и доказывает, что очень даже может.   И как бы сильно Феликсу ни хотелось остаться дома, стрелка на настенных часах быстро и неумолимо стремилась вперед. Омега, уже одетый и причёсанный (с маской на лице), досидел до той самой критичной минуты, после которой сто процентов будет опоздание, шумно выдохнул, похлопал себя по щекам, досчитал до пяти, задержал дыхание и пулей вылетел из комнаты.   Поприветствовав родителей на кухне в ультра быстром режиме («дбр утр я в унвр!»), он прыгнул в угги (главный плюс — нет шнурков!), схватил шапку и куртку и буквально выскочил за дверь, плотно закрыв её за собой. Этап первый (родители) был пройден.   Этап номер два был где-то за дверью соседней квартиры. Феликс переждал секунду, прислушиваясь к звукам в коридоре. А когда удостоверился, что всё чисто, трусливо побежал в сторону лестницы. Пролетев один этаж, он остановился и выдохнул. Второй этап был хоть и с позором, но преодолён.   Этап номер три – выкинуть из головы вчерашнее признание. Что было сделать не так уж и просто. По закону подлости – чем сильнее стараешься заглушить мысли, тем навязчивее они становятся. Феликс так сильно старался не думать об этом, что смог уснуть только под утро, и проснулся просто в отвратительном настроении. А всему виной был один единственный альфа, который, по его же словам, на самом деле останется единственным в жизни Ликса (кроме его отца).   Погруженный в мрачные мысли Феликс спустился на первый этаж. И уже там его обуяло негодование. Не он, а чёртов Хван Хёнджин полез целоваться (а Ликс и не сопротивлялся!). Не он, а именно этот идиотский альфа, называл их истинными (а Ликс и не отрицал!). Не он, а тупица Хван, называл его своим, гладил, ласкал, целовал, пах так охуительно хорошо, что внизу живота было горячо, а между ног...   Феликс агрессивно помотал головой из стороны в сторону. Всему виной Хван Хёнджин! Украл чужой телефон (случайно перепутал), обманул Феликса во время звонка (просто промолчал и не обозначил себя) и в итоге ещё и оказался истинным (природа любит чёрный юмор).   На внутреннем консилиуме, что был проведён в голове у Феликса, было вынесено решение – подняться наверх и высказать всё этому наглому, абсолютно обалдевшему альфе! Время исполнения – немедленно. Дополнение к заключению – допускается дать альфе по роже (рекомендуется).   И кто Феликс такой, чтобы не поддаться тараканам в своей голове? Он на чистом энтузиазме поднялся на несколько этажей, перевел дух (бок прихватило), успел разозлиться на своё ослабшее за время больницы тело и на Хван Хёнджина ещё сильнее, добежал до нужного пролёта и, не раздумывая, агрессивно и очень громко постучал в дверь.   Тут-то весь энтузиазм и закончился. Дверь открылась, на пороге показался тот самый, из-за которого сон не шёл и без которого жизнь была не мила, и слова, что Феликс копил в себе всё утро, вдруг закончились.   В лицо ударил тяжелый, почти сшибающий с ног запах древесины. На пороге стоял ослабший, уставший и будто не спавший всю ночь Хван Хёнджин. Рукава его кофты были закатаны до локтя, обнажая израненные укусами предплечья. Под глазами у него залегли глубокие тени, а цвет лица был мертвецки бледным, а черные волосы, лежавшие в беспорядке, только подчеркивали это. На скуле красовался сине-фиолетового оттенка синяк – знак того, что отец всё же Хвана вчера разочек, но догнал.   – Ты как? – обеспокоенно спросил Феликс. От злости, негодования и смущения не осталось ни следа. Омега сделал шаг вперед и коснулся синяка пальцами. Хёнджин тихо прошипел, но руку не отстранил.   – Без тебя хуево, – прохрипел альфа и накрыл ладонь друга своей, прижимая к лицу сильнее, – останешься? – и посмотрел такими глазами, что хоть стой, хоть падай, а язык отказаться не повернётся.   – Ты же знаешь, что мне в универ надо, – выдохнул Ликс и коснулся другой рукой мокрого лба Хвана, – ты горячий весь.   – Останься, – попросил альфа, а Феликс почувствовал, как вокруг его талии захлопнулся замок из рук.   – Подавители пил?   – Не работают, – покачал головой Хван и уткнулся носом в шею своего омеги, прижимая чужое тело к своему ещё сильнее, – так ты не останешься, да?   – Не могу, – выдохнул Феликс, обнимая друга в ответ. Он поднимался с твёрдыми намерениями разъебать альфу за выходку по телефону, а теперь ему было почти стыдно за свои мысли.   – Поцелуешь меня? – попросил Хван. – Может, тогда мне станет немного легче, – добавил он, – всё тело горит. Так сильно, что почти больно.   – А если отец увидит? – Феликс с опаской оглянулся на свою дверь, из глазка которой отлично просматривался коридор.   – Не увидит, – ответил ему Хван и повернул голову омеги обратно к себе, – Феликс.   – А? – успел только выдохнуть Ли и поднять глаза, как его губ коснулись чужие.   От запаха Хёнджина вмиг стало хорошо плохо. Дыхание спёрло, словно Феликса ударили под дых. Он ухватился за плечи Хвана, чувствуя, что колени начали дрожать. Феромоны альфы и его запах действовали на Ликса обезоруживающе. Лицо омеги пылало, а кончики ушей буквально горели. Всё тело реагировало так же, как и накануне вечером. Оно тянулось к своему истинному: там, где гладил Хёнджин, Феликс неосознанно выгибался, как бы подставляясь под прикосновения.   Альфа целовал его жадно: кусал за губы и не давал перехватить инициативу, словно торопился получить всё и сразу. Его руки с талии вмиг опустились на бедра. Хван сжал его задницу в ладонях, а изо рта у омеги вырвался тихий стон. Альфа довольно хмыкнул, и Феликс почувствовал, как его нагло и без зазрения совести просто лапают в общем коридоре, в каких-то жалких пяти метрах от двери в его квартиру.   Феликс оттолкнул друга от себя за плечи. От короткого поцелуя весь организм пришёл в полную боевую готовность. Между ног было неприятно мокро, а спереди болезненно давило. Лицо ожидаемо горело, а сердце стучало где-то в глотке и не успокаивалось.   На губах Хёнджина же играла довольная улыбка, словно у кота, который залез на стол и стащил пельмени с тарелки. И который ни капли не раскаивается. Он собрал волосы в короткий хвостик на затылке и расправил понурые плечи. С ухмылкой на губах и без чёрных прядей на лице вид у него казался уже не таким болезненным, как раньше.   Феликс почувствовал, как злость и негодования стали возвращаться. Только на этот раз в двойном размере.   – Ты, блядь, чё, – начал заводиться Феликс, – разыграл эту ебучую драму с умирающим лебедем, чтобы полапать меня за зад?   – Ага, – весело хмыкнул Хван, опуская рукава кофты и скрывая укусы, – вышло классно, скажи?   – Отдай мобилу Джисона, – холодно отозвался Ликс, чувствуя, что кулаки зачесались.   – Держи, – Хван выудил из заднего кармана уже разряженный телефон и вручил его в руки омеге, – он мне больше не пригодится, – и гаденько усмехнулся.   Ли почувствовал, как у него дёрнулся глаз. Улыбка на лице у альфы действовала ему на нервы. Да так сильно, что на запрет бить больных Феликсу хотелось насрать с самой высокой колокольни в городе. Но вид у альфы и правда был не очень (максимум на троечку с двумя минусами), и омега внутри Ликса протестовал, что своего альфу надо не бить, а остаться и помочь с гоном.   Феликс одарил Хвана тяжёлым взглядом.   – Ты, нахуй, самый худший альфа на свете, – выпалил Ликс и, не прощаясь, развернулся и пошёл к лестнице.   – Привыкай, у тебя другого не будет! – прилетело веселым тоном в спину.   А в деканат Феликс, кстати, опоздал.  

***

  И пока Феликс (не без помощи своего лучшего друга) познавал, почему ему с другими альфами больше ничего не светит, на другом конце города, в чужой квартире, Джисон думал о том, что у него-то с альфами всё точно покончено.   Только вот один очень напористый, целеустремленный и не принимающий отказов альфа думал по-другому. Но Джисон об этом узнает только лишь через мгновение, когда откроет незваному гостю дверь.   – Пошёл нахуй, – тут же сказал омега и предпринял попытку быстро захлопнуть дверь, но чужая сильная рука, расписанная мелкими цветастыми узорами, не позволила ему это сделать.   – А если так? – спросил Минхо и улыбнулся. В его улыбке не было ничего хорошего для Хана, зато в руке у альфы было нечто ценное.   – Откуда это у тебя? – не своим голосом прошептал Джисон. Эту пачку он узнал бы из тысячи других. Такой препарат можно достать только по рецепту в аптеке при больнице. Подавители, благодаря которым течек не было последние несколько лет.   Минхо, явно довольный реакцией на упаковку, тихо усмехнулся и наклонил голову вбок. Его светло-лиловые волосы сегодня были прямыми и влажными от снега. Из-под бежевого распахнутого пальто у него виднелся белый халат. Он выглядел немного усталым, словно после ночного дежурства, но несмотря на это его глаза горели чем-то нехорошим, а на губах играла легкая улыбка. Джисону даже стало немного жаль его. Ровно до тех пор, пока альфа не раскрыл рот вновь.   – Вопрос неправильный, – хмыкнул Минхо.   У Джисона из-за течки кружилась голова. Хотелось быстрее вернуться в постель и забыться беспокойным сном. Желания играть в глупые игры не было. Особенно с этим альфой.   – Что ты хочешь за таблетки? – спросил Хан, уже заранее зная ответ.   – Тебя, – сказал Хо и криво усмехнулся, уже заранее зная, что Джисон согласится.