*Пытается сказать “официант” по-английски.
– Где он? – Аплодисменты постепенно затихли, и начал раздаваться шепот. Ма Сян прикрыл рот ладонью и похлопал Гао Паньцина: – Бля, капитан Янь же не решил убежать из-под венца? Гао Паньцин даже не осмелился представить выражение лица консультанта Цзяна в этот момент, и услышав эти слова, он чуть не обмочился: – Н-неговори ерунды, единственное, что его остановит, это инфаркт! – Есть ли у меня надежда стать сегодня главной героиней? – тихо спросила Ян Мэй у Хань Сяомэй. Хань Сяомэй: – … Обсуждения становились все более и более отчетливыми, и даже отец Янь не смог усидеть на месте: – Бля, в чем дело? Матушка Янь старалась изо всех сил держаться корректно, продолжая улыбаться, и уголком рта выдавила из себя несколько слов: – Мне ж откуда знать? Быстро отправь кого-нибудь за кулисы… А? Невестка? Позади всех, в конце цветочного ковра, Цзян Тин, одетый в белый костюм, толкнул дверь и, под пристальными взглядами, нерешительно поднял руку, одновременно приветствуя всех и проходя вперед. Его шаги по-прежнему были уверенными, а осанка очень прямой, но по слегка опущенным уголкам рта и напряженной линии нижней челюсти можно было заметить легкое стеснение; казалось, что он не подходил на роль главного действующего лица этой праздничной обстановки. Воздух на полсекунды застыл, и все как-будто что-то поняли. Тут же вслед за этим… БАМ! Со стороны гостевых столов раздался новый взрыв еще более бурных аплодисментов, и от внезапного осознания, все захлопали еще сильнее. По выражению лица Хань Сяомэй было видно, как ее мировоззрение обновилось, лицо Ян Мэй раскраснелось от волнения, а Ма Сян ошеломленно уставился на Цзян Тина, идущего к сцене, и пробормотал, выражая всеобщее негодование: – Внешность действительно бывает обманчива… – Кхм! – Цзян Тин остановился перед начальником Люем, не зная, что сказать, поэтому одарил его легкой улыбкой. Начальник Люй уставился на него так, будто видит впервые. – …Вы… – Цзян Тин сдержанно указал. – Как насчет того, чтобы позвать Янь Се? Ба-бах! Янь Се толкнул дверь, придерживая одной рукой шов своих брюк, и сердито сказал: – Произошло недоразумение! Белокурая менеджер отеля следовала за ним с ножницами, безудержно смеясь, но ее реакция уже не имела значения. Под всеобщими взглядами, смешанными с шоком, вздохами, недоверием и досадой, Янь Се, сквозь смех и слезы, бросился вперед, достигнув сцены в несколько больших шагов, и оттолкнул Цзян Тина назад: – Почему ты вышел?! Вернись назад, начнем сначала! Цзян Тин, как обычно, спокойно объяснил: – Звали жениха, а ты не вышел… – У меня штаны зацепились! Вернись назад, давай повторим сначала! – Нет, я уже пришел… – Сам пойдешь, или мне тебя отнести?! – Нельзя быть таким жестоким… Янь Се поднял Цзян Тина, взвалил его себе на плечи и, словно легендарный дракон, похитивший принцессу, он гордо прошел через зал, поднялся по ступенькам под одобрительные возгласы и смех всех присутствующих, направляясь к двери комнаты ожидания для невесты. Войдя в комнату, он поставил Цзян Тина на землю и, без лишних слов, выбежал. Но перед уходом успел схватить Цзян Тина за задницу, и когда Цзян Тин пришел в себя, то увидел, как дикий осел, с которого сняли поводья… дикий конь побежал обратно к месту проведения свадебной церемонии. Начальник Люй мгновенно среагировал: – Давайте теперь пригласим невесту! Аплодисменты превратились в море радости. Цзян Тин, в смятении чувств, закрыл лицо одной рукой и снова вышел, наступив на цветочный ковер, который был затоптан Янь Се. Издалека он увидел, как Янь Се наклонился вперед и издали объяснил заместителю начальника Вэю, который то краснел, то бледнел от волнения: – У меня правда зацепилась штанина… Я тот, кто сверху! Это правда! Заместитель начальника Вэй: – Наша полиция Цзяньнина никогда не уступала Гунчжоу! Вы, отпустите Лао-цзы и позвольте убить эту позорную тварь… Ма Сян: – Я так больше не могу! Лао Гао, помоги мне! Начальник Люй взял текст свадебной клятвы и сказал с улыбкой: – Янь Се? Янь Се поспешно избавился от несокрушимой железной ладони заместителя начальника Вэя, поправил шов на своих штанах и выпрямился. – Цзян Тин? Цзян Тин кашлянул, сложил руки перед собой и слегка наклонил голову. Начальник Люй, придерживал очки для чтения; огромный брачный обет жениха в его руке был плодом трехмесячной работы отца Яня в качестве (бывшего) школьного учителя китайского языка. Можно смело сказать, что он имеет глубокие познания, и в совершенстве разбирается в древности и современности китайских и западных науках: Библейское христианство, “Павлин летит на юго-восток*”, даже Шу Тин и Ху Ланьчэн** не остались в стороне, в полной мере демонстрируя культурное наследие бывшей богатейшей семьи провинции S. Вот что он написал:*Поэма «Павлин летит на юго-восток» любима китайцами и занимает выдающееся место в национальной классической литературе. В стихотворении Лю Ланьчжи (劉蘭芝) вышла замуж за Цзяо Чжунцин (焦仲卿), но мать Цзяо заставила их развестись, потому что ей не нравился Лю. Лю-гэ заставил ее выйти замуж за другого мужчину после того, как она вернулась. В конце концов, они оба покончили жизнь самоубийством перед второй свадьбой Лю. http://people.wku.edu/haiwang.yuan/China/tales/kongquedongnanfei.htm **1 - поэтесса (псевдоним Гун Пэйюй), 2 - писатель и политик.
– Так будьте же твердой и крепкой скалой, а также гибкой прибрежной травой; она точно шелк: ее не порвать, скалу невозможно с места поднять*. Разделенные холодными волнами, ветром и громом, туманом, дымом и радугой, казалось, будто вас разлучили навсегда, но вы все равно всегда будете вместе. Любовь терпелива, добра, она без зависти и хвалебности, она не горда, не груба, она не ищет себе выгоды, не вспыльчива и не держит зла. Любовь не радуется лжи, но радуется истине…*Стихотворение взято из “Павлин летит на юго-восток”.
Бесчисленные черные линии* появились на лбу начальника Люя, и он, наконец, перелистнул страницу и перешел к следующей части:*黑线 - не находить слов, потеряться в ситуации, быть расстроенным, получить удар (в моральном плане).
– Любовь – это покой времени, любовь – стабильность в этом мире. В радости, в печали, в богатстве и в бедности*…*Читает по-английски: For better for worse, for richer for poorer, in sickness and in health.
Начальник Люй: – … Начальник Люй замолчал, и через несколько секунд, под всеобщим вниманием, положил брачную клятву на середину стола, заложил руки за спину и холодно сказал: – Закон о браке нашей страны предусматривает! Тем временем, отец Янь упивался собственным литературным талантом: – А? – Запрещены браки по расчету, браки по деловым сделкам и другие действия, препятствующие свободе браку; запрещены насилие в семье, а также жестокое обращение между членами семьи! Муж и жена должны быть верны друг другу, относиться уважительно и поддерживать равные, гармоничные и цивилизованные брачные и семейные отношения! Вы способны это сделать? Янь Се: – Да! Цзян Тин удивился, поскольку думал, что он все еще читает Библию, но вдруг решил обратиться к действующему закону о браке страны: – Да. Начальник Люй махнул рукой: – Я объявляю, что вы официально заключили брак! Отец Янь: – Так я ж еще Библию не прочитал! Библия отца Яня больше никого не интересовала. Янь Се глубоко вздохнул и достал из кармана бархатную коробочку для колец, которую бесчисленное количество раз вертел в руках. Когда он ее открыл, то увидел внутри платиновое кольцо… если присмотреться повнимательней, то можно обнаружить, что на внутренней стороне выгравированы курсивом инициалы этих двоих людей. Солнечный свет падал на кольцо, образовывая ореол, и пальцы Янь Се почему-то задрожали. На данный момент над его головой было голубое небо и белые облака, под ногами зеленая лужайка, рядом любящие родители, веселый смех родных и друзей, а также партнер, прошедший с ним через жизнь и смерть… Знакомые лица окружали их, и Цзян Тин стоял рядом в целости и сохранности, и с улыбкой на лице. Все имеющийся мрак и раны растаяли, словно снег, полностью исчезая с порывом ветра. Все мельчайшие детали соответствовали сцене из его сна, за исключением того, что в толпе отсутствовала знакомая фигура. Брат, которого он когда-то считал верным другом, оставил это долгое путешествие и отправился к черту на кулички. Но судьба приносит обильные дары и забирает частичку себе. Независимо от усердной работы, всегда будет существовать сожаление, и человеческая воля не способна этого изменить, поэтому можно только научиться принимать и отпускать. Янь Се вздохнул, неожиданно его потянули за руку, вслед за этим Цзян Тин с серьезным выражением лица надел такое же кольцо на его безымянный палец левой руки, а затем улыбнулся и похлопал по тыльной стороне ладони. – … – Янь Се выдавил из себя одно предложение: – Почему ты снова рвешься быть первым? Цзян Тин рассмеялся, Янь Се схватил его за запястье, злобно надел кольцо ему на палец и пригрозил: – Теперь, когда ты носишь мое кольцо, ты мой! Отныне твоя фамилия будет изменена на Янь! Понял? Цзян Тин сохранял позу, в которой его крепко держали одной рукой, и с улыбкой спросил: – О чем ты думаешь, госпожа Цзян? Высокий и мужественный «госпожа» Цзян, почесывая затылок, с горечью сказал: – Да думал о том, сколько ж эта саранча съест… Так, раз мы освободили их от свадебных подарков, надо будет взимать с них дань из зарплаты в течение полугода. Цзян Тин, прищурившись, посмотрел на него с улыбкой. – ...И человек, который должен отдать больше всего денег, не пришел. – Янь Се, наконец, сказал правду: – К сожалению, согласно правилам о гражданской компенсации, он, по крайней мере, должен компенсировать мне за то, что пустил по миру семью и промотал всё имущество. Фотографы сновали туда-сюда, вспышки фотокамер непрерывно следовали одна за другой, а ветер проносился сквозь толпу, разнося тихий шелест травы. Цзян Тин похлопал Янь Се по плечу, а затем жестом показал ему посмотреть на свою щеку… Рана, которую Цинь Чуань нанес в тот день при помощи трехгранного штыка, уже зажила, и от нее не осталось и следа, но Цзян Тин продолжал настаивать, говоря Янь Се, что шрам все еще есть, и если посмотреть через увеличительное стекло, то можно обнаружить, что эпидермис изуродован. – Я поймаю этого сукиного сына, – сказал он. Янь Се рассмеялся и поднял Цзян Тина. Неподалеку Гоу Ли отчаянно ел, а Ма Сян помогал заместителю начальника Вэю. Несчастная Хань Сяомэй сняла туфли на высоком каблуке и ступила на землю, а Ян Мэй разговаривала с ней; матушка Янь взмахнула шелковым шарфом навстречу ветру, подавая знак отцу Яню, а тот, тем временем, присел на корточки, достал свой мобильный телефон и начал снимать видео в кругу ее друзей, на котором, по ее словам, должны быть видны ее длинные ноги. Янь Се крепко держал Цзян Тина за руку; он хотел что-то сказать, но не решался. Через некоторое время его красивое лицо покраснело: – Цзян Тин. – Да? – Только сегодня я смог осознать, насколько счастлив… Странно об этом говорить, но только спустя 30 лет у меня возникло такое сильное чувство. – Немного помолчав, Янь Се улыбнулся и тихо спросил: – А как насчет тебя? Цзян Тин улыбнулся, не произнося ни слова. – Эй, как насчет тебя? – …Я тоже очень счастлив, – словно не в силах противостоять расспросам Янь Се, Цзян Тин, наконец, сказал с улыбкой, а затем сразу же добавил: – Но в этом нет ничего особенного, просто… повезло чуть больше, чем обычному человеку. Янь Се тут же спросил: – Ты так думал до сегодняшнего дня? Они смотрели друг на друга, и ясные глаза Цзян Тина скользнули по каждому цуню лица Янь Се; в его глазах появился легкий блеск, и он сказал: – Нет. – Я думал так с того самого дня, как снова встретил тебя. Среди толпы, Цзян Тин прижался к Янь Се и запечатлел поцелуй на его губах. Щелчок—— Затвор моргнул, увековечив сцену. На снимке у Янь Се рот изогнулся в улыбке, и одной рукой он обнимал Цзян Тина за спину; черные волосы Цзян Тина развевались на ветру, обнажая лишь белокожую челюсть, и, казалось, что он тоже слабо улыбается. А на солнце отчетливо сверкали обручальные кольца на из безымянных пальцах.