По снежной тропе...

      — Агата, ты такая копуша, просто удивительно! — Элиза первая выпорхнула из авто и теперь терпеливо ждала, пока Данте достанет вещи из багажника.       Кузина, к которой она обращалась, наоборот, выходить не спешила. Все это время русоволосая девушка в авто не сводила отрешенного взгляда с огромного туристического комплекса.       Данте, любивший отвлекать внимание с самого детства, также заметил ее заторможенность и трижды напористо постучал по стеклу автомобиля.       — Приехали, сестрица, — усмехнулся он, после чего провел ладонью по ухоженной шевелюре, — вещи сами себя не разберут.       Девушка оглянулась совершенно невидящим взглядом. Ее мысли были очевидно далеко от происходящего здесь.       — Тьфу ты, — выругался двоюродный брат, — Элиза, что это с ней?!       Та сочувственно пожала плечами, пытаясь взвалить на себя небольшую сумку, чему мужчина сразу же помешал, забирая поклажу из ее рук, а после еще и рюкзак Агаты сверху накинул. Больше всего остального он обожал хвастать своей геройской силой.       Глухой звук закрытой двери автомобиля оповестил, что Агата все-таки последовала общему примеру и покинула транспорт.       — Элиза, — окликнула она сразу среагировавшую кузину, — а тетушка скоро приедет, она тебе говорила?       Сестрица пожала плечами, пряча жидковатые светлые волосы под шапку и сильнее застегивая куртку:       — Я думала, ты знаешь, вы ведь с ней куда как ближе, — забавляясь над Данте, она все попыталась взять хоть какую-то вещь из багажа, но мужчина, показательно напрягая мышцы, продолжал взваливать груз на себя.       Заметив, что двоюродная сестра приуныла, Элиза тотчас оставила игру, поспешив успокоить девушку:       — Не переживай так, — она торопливо подошла к ней и взяла ладонь в обе руки, — мы чудесно отметим твой день рождения. А уже завтра тетя будет здесь, вот увидишь!       Агата спокойно кивнула, сдерживая вздох. Нет, не только из-за того, что их тетя Аннет пропустит торжество, хотя это тоже огорчает, стоит признать.       Они посещают горнолыжный курорт уже пятый раз — небольшая традиция к ее дню рождения. Но именно теперь сковывает тревожное, необъяснимое чувство, что все будет не так.       Сегодня ей исполняется двадцать, и эта цифра, словно прямая линия, отрезает все, что было ранее, проставляя пугающую черту: «уже давно взрослая». А опоздание тетушки, это еще один большой намек, что подобные веселья — непозволительная роскошь, на которую у взрослых занятых людей времени быть не должно.       «Вернемся ли мы сюда еще?», — единственная мысль, которая зарождалась, стоило снова взглянуть на живописные снежные шапки гор с раскинувшимися у подножия лесами. Раньше она не обращала такого внимания на этот маленький, обособленный, красочный мир, но сейчас увидела его, словно впервые.       По дороге к жилому комплексу она уже на автомате оглядывалась, просто для интереса выискивая синий костюм. Его костюм.       — Эй, именинница, — как отвлекающий маневр, на плечо опускается ладонь Элизы, — ты заходить собираешься?       Обернувшись, Агата едва ли не обреченно кивнула, в последний раз вернув внимание к прохожим, решившим пораньше покататься на лыжах, сноуборде, либо просто вышедшим выпить утренний кофе с видом на горы и морозом на щеках.       Наконец-то она приметила знакомую фигуру. На расстоянии нескольких метров, также заметив ее саму, остановился высокий мужчина в темно-синем спортивном костюме. Даже учитывая шлем, скрывающий густую каштановую шевелюру, и очки, она точно знала, что это он.       — Агата! — Девушка вздрагивает, только теперь осознав, что чуть не врезалась в дверь, которую все это время придерживал окликнувший ее Данте.       — Извини, уже захожу, — перед тем как войти внутрь, не удержавшись, она еще раз оглянулась назад.       Неизвестно, понял ли знакомый, что она чуть не вписалась в дверной косяк, но виду в любом случае не показал. Просто приветственно и высоко помахал поднятой рукой. Харрис ответила тем же, но сразу, как мышь, пойманная в погребе, юркнула в открытую дверь.       Все остальное казалось туманным и маловажным. Она и не помнила, как Элиза вручила ей в руку ключ от номера, как она поблагодарила Данте, донесшего ее вещи, и как закрылась в комнате, падая на широкую заправленную кровать, пряча лицо в еще прохладных от свежего воздуха ладонях.       Первый тест пройден — она как минимум была взволнована меньше, чем того боялась.       Алекс — человек, с которым она обменялась приветствием — не столько знакомый, сколько… Пожалуй, личный тренер или инструктор, назвать можно как угодно.       Все было странно с самой первой поездки. С того самого дня, когда еще в свои шестнадцать она капризно заперлась в номере, поскольку меньше всего остального хотела проводить день рождения среди сугробов, а тетушка настойчиво уговаривала попробовать хотя бы какой-то вид спорта.       «Воздух — это прекрасно, Агата. Запишись на пробное занятие. Если не понравится, обещаю, мы уедем».       И Агата записалась. Из принципа записалась, чтобы доказать, что ей точно не понравится. Неважно, чему будут учить: лыжам, сноуборду или конькам.       Подбоченившись, шестнадцатилетняя Харрис попросила любое занятие с любым свободным сейчас тренером. Но чего именно она хочет, она так и не смогла ответить, пытаясь разобраться в огромной таблице с записями на время занятий. Таблица была путанная и ужасно непонятная.       Администраторы позабавились над ее манерой поведения, учитывая возраст, но тренер все-таки нашелся. Вернее, он как раз вернулся с другого занятия и озадаченно пытался понять, почему маленькая злая девчонка спорит с сотрудниками, которые отчаянно пытаются сохранить самообладание.       — Они ведут себя неправильно, — пожаловалась она, упорно веря, что наверняка умнее этих непонятных администраторов, — я же сказала, что мне все равно. А они будто смеются надо мной! Говорят, надо оттуда выбрать, а там вообще ничего не ясно!       В подтверждение слов она грозно ткнула пальцем в злосчастную электронную доску. Помнится, тогда сотрудники просто пожали плечами, округлив глаза, пока Александр искренне пытался постичь суть конфликта.       — Нет, признайте, признайте же, что они не правы, или я шагу с этого места не сделаю! — Агата даже ногой топнула в подтверждение своей угрозы.       А юноша спокойно подошел ближе, мягко улыбнувшись.       — Да у нас тут самая настоящая суровая леди, — он не сводил с нее спокойного взгляда, но успел добавить, прежде чем девушка окончательно надулась, — они не правы, мисс…       — Харрис! — еще напористо ответила она, но уже чуть-чуть остывая. — Мисс Агата Харрис.       — Александр, — также просто ответил он, — вот и познакомились. Сноуборд вас устроит?       Успокоенная совсем, она кивнула. Новый знакомый и тут смеяться не стал, лишь попросил администраторов записать мисс Харрис на пробное занятие, которое провел сам в тот же день.       В первую же минуту юная сноубордистка бесславно укатилась куда-то в сугробы. Затем отплевывала тающий снег, завалившийся в том числе за шиворот, и ужасно ругалась, как не подобает выражаться утонченным шестнадцатилетним леди.       Алекс же — он сразу предложил называть его проще — не без иронии помог ей выбраться, беззлобно назвав этот позор «очевидным рекордом по падению с доски». Но все оставшееся занятие не сводил с девушки настороженного внимания, придерживал, поднимал из новых сугробов, хотя один раз и сам игриво подтолкнул с небольшой безобидной горки. Крика было, пожалуй, что на весь курортный комплекс.       Войдя в азарт, молодой человек состроил вид, что падает от поразившего его ультразвука на промерзшую землю и никак не хотел «приходить в себя», сколько бы Агата его не раскачивала и не тащила за руки да за ноги, которые для драматизма он раскинул в стороны. Эта театральная постановка продолжалась до тех пор, пока сверху на него не начали сыпать снег, едва совсем в нем не закопав.       Пытался он снять ее очевидное напряжение или просто любил забавляться, девушка так и не поняла. Но с того самого момента занятия полюбила. Снег, горы, доску, на которой так и не научилась кататься — все. А особенно была зачарована тем, как на фоне этой холодной снежной пустыни смотрелись яркие голубые глаза и хитрая улыбка.       Что именно привлекает в уроках, она не старалась понимать и вовсе не думала об этом, пока в ту же поездку Элиза не притащилась к ней в номер с кинолентой «Грязные танцы». Фильм, будто точка в предложении, расставил все на свои места и совершенно точно взволновал душу девушки.       Слишком большим совпадением казалась ситуация, в которой главные герои познакомились, их разница в возрасте и сам сюжет, где он был тренером танцев, а она - его ученицей.       Алекс тоже старше лет на пять — это она узнала еще на втором занятии. Поначалу разница в возрасте показалась ей едва ли не пропастью для общения, но в фильме… Двое в фильме вели себя так непринужденно и были так увлечены друг другом, что на следующем уроке она никак не могла выкинуть это все из головы, отчего впервые была ужасно смущена, а смущение объяснить не могла.       С того дня она заслушивала «The Time of My Life» и «Love Is Strange», это единственное, что хоть как-то поднимало настроение, но вызвало щемящую тоску, стоило неделе их отпуска закончиться, а семье вернуться обратно в Лондон.       За тысячу миль от курорта все видится проще. Харрис ударилась в книги и фильмы, попыталась проводить больше времени с друзьями, забыть неделю каникул, как легкий приятный сон. Только по вечерам перед сном снова играла «Love Is Strange». А в мыслях двое молодых людей, бунтующих против целого мира ради того, чтобы можно было рассказать о своих чувствах.       Постепенно становилось легче. Она ведь почти выкинула его из головы — этого любителя лежать на снегу и толкать порядочных леди с горок. Но только, когда ближе к ее дню рождения тетушка спросила, чего ей хочется, она, не раздумывая, ответила: «Горнолыжный курорт».       И все повторилось вновь, как огромный, неизбежный снежный ком. Снова неуклюжие падения, чужие ладони на талии, помогающие удержать равновесие, ощутимые даже через плотную, ничего не пропускающую экипировку. Опять его громкие шутки на непонятном шведском языке, игры в сугробах, после которых за воротом куртки можно было хоть лопатой снег грести, и почему-то белые ангелы с видом на бескрайнее чистое небо, скованное свежим морозом.       А еще в этом же году у Александра появилась девушка. Он не говорил об этом. Агата сама видела по вечерам из окна или на улице, как эти двое неспешно гуляют по комплексу, смеясь и иногда толкая друг друга в плечо.       Она сидела в своем номере или общей гостиной часами, высматривая, поджидая, зная, что ей будет больно, стоит их увидеть, но ничего не могла с собой поделать. Та девушка была ужасно хороша собой: густые темные локоны, пушистые длинные ресницы, изящные тонкие пальцы, которыми она зарывалась в его шевелюру, а главное — завидная фигура. А еще, в отличие от Агаты, она наверняка была ровесницей самого Алекса.       Сложно сказать, насколько серьезны были их отношения. Лишь один раз, накануне отъезда всей семьи, Агата увидела, что обычный вечерний кофе закончился страстным поцелуем парочки прямо на улице. Двое улыбались, были сильно увлечены друг другом, и простодушная семнадцатилетняя Харрис готова была поклясться, что никогда Александр не смотрел на нее саму таким взглядом. Да и куда там?       Расстроенная, она около двух часов смотрела в зеркало на свое отражение, понимая, что даже рядом не стоит той красоткой. Несмотря на то, что и ей до совершеннолетия оставался всего год, она по-прежнему была настолько несформированной, что хотелось плакать. Нет, не плоской… Именно не сформированной, юной, почти даже с детским лицом. Будто она и не поменялась со своих пятнадцати, хотя прошло уже два года, и тело в темпе черепахи начинало приобретать формы, которыми ей так хотелось… хотелось хотя бы начать гордиться.       «Это все неправильно, Агата. Хватит, ты уже какая-то одержимая», — больно ущипнула она саму себя в день отъезда, твердо приняв решение, что красивого инструктора-шведа пора бы уже и позабыть.       И снова весь следующий год ушел на познание эмоций, долгие размышления, попытку списать все на гормональный всплеск… Все чаще она начала ходить в тренажерный зал, стараясь сделать тело идеальным, более взрослым. Нет, не для него. Совершенно точно не для него. А просто потому, что ей так хочется. И кататься на сноуборде она больше никогда не будет. Хватит с нее этого спорта…       Только вот, когда тетушка спросила, как она хочет встретить свое совершеннолетие… Из уст сам собой вырвался этот чертов курорт.       Она чуть не умерла от волнения, когда на просьбу записать непременно к Александру, администраторы — уже совсем другие сотрудники — ответили вежливым: «больше не проводит уроков».       Растерянная, едва передвигая ноги, она покинула тренировочный пункт. «Что, если он больше тут не работает? А я-то зачем пришла?» — мысли терзали, как стая голодных пираний. Весь первый день отпуска девушка была безутешна, праздник в честь дня рождения шел пресно. Ничто не радовало, если утро не началось с задорной шутки тренера, которой сопровождалось каждое ее падение.       Пускай иногда эти шутки выводили из себя, но… Но когда еще в самую первую поездку, тогда, в шестнадцать, она в отместку толкнула его в преогромный сугроб, закидывая снежками, поняла, что нет ни одного человека во всей планете, кто также легко стерпел бы ее мстительную натуру.       В тот день Александр лишь рассмеялся в ответ и притянул ее за руку в рыхлый снег, поэтому небольшая битва продолжилась уже в сугробе. По приезду на следующий день домой Агата ожидаемо слегла с температурой, но совершенно ни о чем не жалела.       И какого же было ее удивление сейчас, когда спустя несколько дней она все-таки увидела его! Алекс стоял у катка и преспокойно наблюдал за другими гостями. В руках мужчина держал бумажный стаканчик, от которого поднимался ароматный фруктовый пар.       Не помня себя, она уже шла к вперед, совершенно не понимая, что хочет сказать.       — Привет, проказница, — Александр тепло улыбнулся, а на душе оттаял целый ледяной айсберг, — вы что же, уже приехали?       Агата оторопела. Неужели… Он не мог забыть о том, что позавчера должен был быть ее день рождения. Нет, не мог!       Заметив ее внутреннюю борьбу, швед едва удержался от насмешки, потрепав девушку по голове, на что сама она, надувшись, как ребенок, отошла аж на целый шаг.       — Не бурчи, — мужчина потянулся в карман и достал небольшую подвеску в виде кошачьей лапки. — Вот. Специально для капризной леди.       Теперь ее прошибло в шок совсем. Раньше Алекс никогда не дарил ей подарков. Никаких и никогда, а тут…       Онемевшими руками она приняла подвеску, подняв на него взгляд. Спокоен, как обычно.       — Они сказали, ты больше не проводишь уроков, — вместо должного «спасибо», только и пробормотала, совсем растерявшись в эмоциях.       На минуту на лице Алекса отобразилась задумчивость. Он хмуро посмотрел в сторону, потом зачем-то на свои часы, а потом вернулся к ней.       — Знаешь, я сейчас действительно уже другой работой занимаюсь, — не утешительно подтвердил, — но, думаю, смогу выкроить пару дней. Как тебе?       Девушка закивала, уже готовясь как следует отблагодарить молодого человека, как в одну секунду настроение испортилось максимально. Только теперь стало понятно, почему Александр вообще находился здесь все это время.       Со стороны катающихся к ним грациозно подъехала на коньках та самая девица и сразу же, без всякого предупреждения, приникла к губам Александра долгим, вычурно глубоким поцелуем. Было видно, что ему неловко перед своей «ученицей», но отталкивать девушку не стал.       — Ты почему кататься не идешь, м? — незнакомка на коньках игриво принялась накручивать на палец прядь его волос, а после нежно провела ладонью за ухом.       — Предпочитаю смотреть, — спокойно, но достаточно мягко, даже немного заинтриговано ответил он ей.       В одну секунду Агата почувствовала себя максимально лишней. А еще, почему-то эти двое предстали в ее воображении не только в поцелуе… Именно сейчас ей отчетливо и едва ли не укоризненно вспомнилось, что Александр — взрослый мужчина, который старше ее на пять лет. Эти двое уж точно не просто гуляют…       Она стыдливо вспыхнула, сжимая в ладони подарок, и не нашла ничего лучше, чем бросив короткое: «Увидимся завтра», немедленно убежать.       В номере долго принимала душ, стараясь смыть с себя смущение от неприличных мыслей. Несмотря на недавно наступившее совершеннолетие Агата еще не думала всерьез об интимной жизни. Прятала тайные помыслы за учебниками, книгами, спортом до изнеможения… А сейчас, в своих домыслах, она увидела себя вместо этой красотки. Во всем. Не только в поцелуях.       После душа девушка закуталась в одеяло, пытаясь прийти в себя и угомонить все еще бьющееся сердце. Первый раз. Какой он? А хотела бы она, чтобы он был именно с… Ох, боже, какие дурные мысли! Откуда в них опять этот инструктор?!       И тут она снова вспомнила шестнадцать. Вспомнила, как они смотрели с Элизой «Грязные танцы». Были и другие фильмы, но почему-то с того самого дня этот не желал отпускать. Она как сейчас видела все те трепетные, почти невесомые прикосновения друг другу главных героев, которым раньше не придала должного значения. «Это же просто фильм», — думалось тогда. А сейчас воспоминания о картине открылись в совершенно другом свете. Еще ярче она видела в них себя и Алекса, особенно наедине.       Агата почувствовала, как внизу отдает пульсирующей тяжестью. Она закрыла глаза. Словно наяву привиделось, что Алекс здесь, в этой комнате. Что его дыхание прямо у ее шеи, а сам он вот-вот дотронется до талии ладонью.       Дальше — все как по наитию: осторожное касание ладони под нижним бельем. Внутри отдает мурашками от холодных после душа пальцев. Легкое проглаживание — низ живота сводит дразнящим узлом. Воображение подкидывает еще более реалистичную картину. Ей видится, будто мужчина подле нее и сам направляет ее руку.       Свободная ладонь сжимает край легкой ткани простыни. Дыхание чаще, губы пересыхают, приходится их то и дело прикусывать.       «А что если бы он увидел это?»       Сердце бьется с бешеной непрекращающейся скоростью. Даже больно. Лицо абсолютно красное, точно красное. Ко лбу прилипла челка. Внизу волнами, словно от эпицентра, проходит такое чувство… Тянущее? Нет, не совсем… Размеренных поверхностных движений пальцами уже мало, словно вся ее суть хочет больше. Пьяно раскрыв губы, она ускорила движение, иногда переходя уже всей ладонью, после возвращала пальцы, концентрируя на самой чувствительной точке выше. Ощущения путаются. Буквально одна секунда, и она теряет нить, к которой только что почти уже пришла.       Бедра сами по себе подаются чуть-чуть вперед, чтобы было удобнее, девушка стыдливо разводит их шире, но от этого действительно становится легче и приятнее. Дыхание сбивается, кисть понемногу начинает болеть, она ее почти не чувствует, потому что вот сейчас, теперь… Сейчас она понимает, что что-то случится… Тело сводит новыми, не испытанными ранее ощущениями. Она бесконтрольно зажмурилась, не прекращая движения, но замедлив их, словно если сейчас отнимет ладонь от себя, то это сладостное чувство уйдет совсем.       А после, раскинув ладони, она так и лежала еще добрые полчаса, смотря лишь в потолок.       «Да что я такое делаю? Боже, Агата, очнись! Повзрослей уже!»       И сразу стало стыдно и неловко, и совестно, а больше всего обидно. До горечи обидно, что она уже совсем взрослая девушка, а этот… Этот Александр будто всегда будет в ней видеть ту глупую шестнадцатилетнюю девицу. Завернувшись в одеяло, девушка позволила эмоциям наконец-то выйти наружу. Ей не хотелось думать, отчего она рыдает, словно ей десять лет. Не хотелось ничего анализировать. Чувства, накопленные за два года, требовали излияния, да и просто хотелось по-человечески пожалеть саму себя. Все надоело, все безразлично…       На следующий же день она нашла в себе силы, чтобы легко улыбаться на очередном занятии. Чтобы беззаботно смотреть Алексу в глаза, старательно выкидывая из головы произошедшее вчера с ней и с ее телом. И чтобы окончательно поставить для самой себя точку в этой истории.       Она преисполнилась этим настроем настолько, что сам Александр заметил перемены в ее поведении. Он трижды спросил, все ли с девушкой в порядке, на что она отвечала что-то глупое о хорошем подарке на день рождения, о предстоящей поездке в Италию и о друзьях, которых скоро увидит. Поэтому у нее просто хорошее настроение, ничегошеньки странного тут нет.       А затем они уехали. Смотря из окна самолета на верхушки облаков, она поклялась себе, что больше никогда не вернется. Что больше нет той юной, скромной, вечно стесняющейся девицы, которая пытается за капризами спрятать настоящие чувства. Пообещала, что вступит наконец на тропу взрослой жизни.       «Он просто приключение. Красивая сказка. Я была юна и глупа. Я должна забыть».       И она сдержала данное самой себе слово. Увлеклась французским, еще сильнее ударилась в спорт, как одержимая, принялась изучать криптографию. Ей и раньше нравились всякие логические «замки», поиски ключей… Но тут буквально погрузилась. А больше остального окунулась в те самые старые детективные фильмы: в стиле нуар, с изящно курящими девушками и симпатичными сыщиками в жилетах.       В университете наконец-то все изменилось. Впервые она почувствовала себя взрослее, увереннее. Долгие тренировки дали о себе знать, и теперь Агата все чаще ловила заинтересованные взгляды. Появились первые компании, вечеринки и… и первые отношения.       Его звали Джордж, и он был хороший парень. Добрый, заботливый… Словом, уютный. С ним было спокойно, но… не так. Совсем не так. Наскучило быстро, даже слишком.       Горячая кровь тянула девушку на поиск приключений, на шумные вечеринки, где можно было бы пить на спор, совершать всякие безумства, запереться в чужом чулане и целоваться до умопомрачения, а может, и не только… Ей хотелось страсти, как в кино, как… Как в тех долбанных фантазиях с этим чертовым инструктором. Чтоб прям дыхание перехватывало, а кожа шеи и плеч болела от укусов и поцелуев.       Джордж же… Джордж дарил цветы, водил в кинотеатры, в кафе, рестораны, баловал красивыми, но пустыми подарками. А когда очередное свидание закончилось совместной ночевкой, все, что девушка ощутила — разочарование. Она не почувствовала ничего. Совсем.       «Если это и есть интимная жизнь, то, пожалуй, ничего привлекательного в ней нет», — стало еще более безразлично, еще более скучно. Значит, и все ее фантазии об Александре были лишь приукрашенной надеждой? Кто ж его теперь знает?       Вторая ночь лучше не стала, да и третья тоже… С каждым разом разочарование, противно-горькое, как докторская пилюля, ощущалось в горле едва ли не настоящим комом. В конце-концов закончилось тем, что если девушка и хотела получить удовольствие, то делала это сама. Отношения перестали привлекать совсем.       Здесь же раскрылась и «уютная сущность» ухажера: после нескольких отказов подряд остаться на ночь он цинично назвал девушку «привередливой асексуалкой» и перестал выходить на связь. На том встречи закончились.       Но это не страшно. Пары месяцев хватило, чтобы она «окаменела» окончательно. Тусовки утомляли, подкаты раздражали, друзья… Друзья ожидаемо исчезли.       К девятнадцатилетию тетя уже поставила вопрос по другому: «Едем, как обычно?». Агата лишь рукой махнула, на минуту вспомнив шведа, но сразу же спокойно выдохнув. Внутри ничего не екнуло. Совсем ничего.       Да, в этот раз она держалась. Не до чувств было и не до мечтаний. Грузное, тяжеловесное разочарование жгло ее и без них. При всем при этом оставаться хмурой перед Алексом совесть не позволяла. Когда же тот спросил, хочет ли она продолжить в этом году их занятия, девушка кивнула, но совсем выдержано, словно в качестве дани. Мужчина хмыкнул, однако уточнять не стал.       Впервые неделя прошла совсем спокойно. Как будто и не было ничего: ни неясного влечения, ни зависти к его подружке, ни навязчивых сцен из киноленты в голове. К слову, самой подружки тоже уже не было, а вот тут не стала уточнять сама Агата. Нет и нет, что поделаешь?       В последний день, перед ее отъездом Алекс позвал посидеть в баре. Харрис согласилась, не раздумывая. Согласилась, так как знала, что огромная молодец и теперь прекрасно держится, если совсем не позабыла свои чувства. Но, скорее всего, позабыла. Была уверена, что позабыла.       Девушка заказала виски с колой. Выбор глупый, потому что пить крепкие напитки не умела совершенно, даже разбавленные. Больше двух бокалов вина за ужином еще не превышали ее норму. Однако она заметила, что сам Алекс тоже не лучшие времена переживает. Даже размениваться не стал, а взял всю бутылку, из которой понемногу подливала себе и Агата.       — Наглая ты, мисс, — устало произнес он, когда она, не спрашивая, в очередной раз схватила эту самую бутылку.       — Не наглая, а даль... льда... дальновидная. Во.       Александр с насмешкой отодвинул от нее напиток, с легким прищуром наблюдая, как она полулежит на барной стойке.       — Льда вам, маленькая мисс, не помешает, а вот виски, пожалуй, что и хватит.       Девушка разочарованно цокнула, закатив глаза.       — У меня, может, горе! — категорично заявила она, силясь не уснуть прямо здесь.       — Это какое же? — в помещении душно, поэтому Алекс слегка расслабил пуговицы на рубашке, не отвлекаясь от ее «горевания».       — Золотая рыбка легла брюхом к верху… — Агата и сама не поняла, зачем сказала про какую-то рыбку, ведь рыбки-то у нее никогда никакой и не было.       Мужчина улыбнулся, заметно поддерживая ее в этот непростой период.       — А если честно, — теперь девушка совсем перестала себя контролировать и разговорилась окончательно, — у тебя когда-нибудь бывало… что все кажется пресным? Вот знаешь… Прям, как сухой апельсин. Он с виду весь такой яркий, красивый… А внутри шелуха…       — Это ж кто такой тебе попался? — как всегда, негодник видит насквозь.       Агата равнодушно махнула рукой, пытаясь сосредоточиться. Сосредоточиться не удается. Не очень-то и хотелось.       — Так было или нет? — настойчиво повторяет она вопрос.       Александр задумчиво поднес к губам напиток. Кивнул.       — У всех бывало, маленькая Харрис, — и, взвесив ответ, добавил, — еще устроится.       Теперь кивнула она. Не поняла, если честно, но кивнула. А потом, к собственному позже стыду, так и уснула за столом.       Опомнилась Агата только тогда, когда ее осторожно уложили на кровать и так и накрыли одеялом в верхней одежде. Мол, «проснешься — разберешься».       Девушка не подала знака, что пришла в сознание, хоть и пьяненькое такое сознание. Не хотелось видеть разочарования от ее поведения и того бессвязного бреда, который наговорила.       Позднее, правда, не раз думала о том, что может и стоило, так как произошло то, что напрочь стерло все ее старания за последний год: ладонь Алекса мягко коснулась ее виска, осторожно поправив упавшую прядь волос. А спустя минуту за ним закрылась дверь. В комнате стало пусто и тихо.       Сердце сильно и больно ударило. Она пропала. Пропала насовсем. Зачем он так сделал?       В ту же самую минуту, опьяненная, она провалилась куда-то очень-очень глубоко. Темнота раскрыла ей широкие объятья, не желая выпускать из рыхлых мягких лап. Бороться уже не хотелось.       «Потом, потом подумаю», — твердо решила она.       И хоть на это у нее был целый очередной мучительный год, все перемешалось окончательно. Агата понимала только то, что она совершенно устала.       Воспоминания последнего вечера настойчиво крутились в голове. Расстегнутые пуговицы светлой рубашки, спокойный ясный взгляд, аккуратно зачесанные каштановые волосы, крепковатый манящий парфюм…       Порой эта картина начинала сниться. Такого не было даже в подростковых фантазиях. Но почти весь год она едва ли не каждую ночь видела один и тот же сон: Александр расстегивает верхние пуговицы рубашки, подходя к ней все ближе, а потом… Потом он усаживает ее на стол и сильно сжимает руками ягодицы. Она же пошло раздвигает бедра, приглашая теснее прижаться, а после выгибается, позволяя прикусить собственные ключицы. Швед сильно возбужден, держится из последних сил, поэтому ей очень нравится дразнить его, немного скользя вперед и назад на гладкой поверхности. Но и этого кажется мало, стараясь свести партнера с ума окончательно, она специально дышит часто, томно, с полустоном. Движения учащаются, дыхание усиливается, и…       И она просыпается под собственные нескромные вздохи. Со стыдом, смущением и всем прилагающимся.       «А может, все и кончится, как только я выясню, что он… Что он тоже сухой апельсин?», — к этой мысли она подходила иногда едва ли не со стратегическим энтузиазмом.       Только вот стратегически думать это одно, а столкнуться в реальной жизни — совсем другое. Это именно тот итог, к которому Харрис пришла сейчас, лежа в номере на широкой кровати.       «Лучше бы подумала о том, что разговаривать самой с собой тянет на клинику», — она перевернулась на бок, сжимая подушку, — «А все занятия мы закончим… Завтра, например. Завтра…».       А вечером Элиза настойчиво притащила невесть откуда взявшийся торт. Ну и Данте тоже прихватила. Рядом с хрупкой светлой девушкой кузен иногда казался не меньшим аксессуаром, чем ходячий шкаф-телохранитель. Агате каждый раз виделось, что оба они чего-то не договаривают, судя по вечным переглядкам, но что именно, не уточняла.       — Ты постоянно такая напряженная, сестрица, — понемногу покачиваясь с бокалом белого вина в руке, проговорила Элиза после трех часов их небольшого празднества, — ты хоть иногда расслабляешься?       Виновница торжества, которая даже не притронулась к напитку, от вопроса слегка смутилась.       «Еще как расслабляюсь», — само собой пришло в голову, из-за чего она невзначай отвела взгляд в сторону. Способ снять напряжение всегда был один и уже дошел до какой-то совершенно ненормальной стадии, когда любые, скопленные за день или за неделю негативные эмоции девушка «снимала» с себя в душе.       После этого становилось как-то… Проще, что ли? Да и сны снились меньше. Ненамного, но все же.       Кузина, не дождавшись ответа, упала на плечо Данте, наконец, поставив бокал. Мужчина отнесся к этому спокойно, но явно чувствовал себя неловко.       — Может, уложить ее баиньки? — мягко улыбаясь, предложила Агата.       Данте, неловко кашлянув, слегка дотронулся до плеча Элизы. Безрезультатно. Чмокнув губами, девушка обняла мужчину крепче, потихоньку начиная посапывать.       — Она хотела вручить тебе какой-то там подарок, — пожав плечами, раскрыл он в итоге план спящей.       Фраза оказалась более действенной, поскольку Элиза с завидной реактивностью открыла глаза именно после нее. Она вскочила, как безумная, шаря по полу, где они втроем и устроили небольшой пикник, ожидаемо, ничего не обнаружив.       — Жди! — Она подскочила, едва удерживаясь на ногах, и едва ли не пулей выскочила из комнаты.       Кузен лишь беспомощно поднял вверх обе ладони, мол, «я ничего не знаю, меня не спрашивай». Однако долго ждать не пришлось: Элиза вернулась спустя не более пяти минут с небольшим подарочным пакетом в руках.       — Вот, — произнесла, гордясь сама собой и буквально вдавливая пакет в Агату, а затем падая обратно на Данте, — тут все, что тебе нужно!       Опасливо оглянувшись на родственничков, Харрис заглянула в пакет. На первый взгляд ничего, что могло бы показаться неожиданным. Парфюм, косметика… Интереснее стало, когда на дне пакета обнаружилось дорогое белье из тончайшей кружевной ткани.       Агата оглянулась на сестру, которая, хитро улыбаясь краем губ, кивнула, намекая, что в пакете еще что-то есть. Озадаченно и послушно одновременно девушка вернулась к подарку, приподняв ткань белья. Лицо тут же приобрело пунцовый оттенок, поскольку по всему дну были красиво разложены презервативы.       — Элиза! — Стараясь не смотреть на Данте, который вообще, судя по всему, был не в курсе о содержании подарка, она укоризненно возвела взгляд на кузину, которая равнодушно пожала плечами.       — Ничего сверхъестественного, обычный отпускной набор, — Элиза невинно наматывала прядь волос на палец, объясняя предназначение подарка.       — Куда мне, по-твоему, с ним идти?       — В курортный роман в кои-то веки, — сестра никак не успокаивалась в своих попытках устроить чужое счастье, — сама сказала, что длительные отношения не для тебя.       Агата иронично развела ладони.       — Тогда не затруднишься объяснить, в чем столь превратное толкование моих слов?       Кузина утомленно округлила глаза и поднялась с пола, заодно поднимая за собой Данте, который как раз, наоборот, увлекся наблюдением за их разборками.       — Агата, боже, тебе уже двадцать лет, хватит вести затворнический образ жизни! — голос Элизы стал почти возмущенным. — Нормальные одинокие девушки ездят на курорты за приключениями, а не на лыжах кататься.       — Это сноуборд.       — Да хоть санки! Тут столько интересных парней приезжает… Поимей уже кого-нибудь, честное слово. О чем еще потом на старости лет нам вспоминать?       — А ты не подумала, как это будет выглядеть? — саркастично ответила Агата, скорее, недоуменно, чем со злостью. — Здравствуйте, мне нужен парень на ночь. О, не переживайте, это просто курортный роман! Белье разнашиваю… — Опомнившись, она оглянулась на кузена: — прости, Данте.       Тот беззлобно махнул рукой в стиле: «да ничего, продолжайте».       Элиза цокнула, несдержанно выдохнув. Она сняла с себя небольшое аккуратное кольцо и, без спроса схватив левую руку сестры, надела уже на ее палец.       — Вот! Теперь все будут думать, что ты помолвлена. Поэтому, если сама… дашь... зеленый свет, — пытаясь построить предложение, она зевнула, облокачиваясь на плечо Данте, — подумают, что просто развлекаешься.       Речь девушки становилась слегка бессвязной, ей было трудно держаться на ногах, и она уже полностью опиралась на чужое плечо. Кузен, в свою очередь, придерживал девушку за талию.       — Кажется, ты была права, — обратился он к Агате, — кто-то переборщил. Не обращай внимания, выспится и извинится.       Элиза не слушала, пытаясь еще хоть что-то добавить вслед, но по итогу равнодушно отмахнулась, позволяя увести себя.       В комнате осталась одна Агата, которая продолжала смотреть им вслед, сжимая пакет в руках.       — Полный улет, — только и нашла она, что сказать.