indestructible

Chase Holfelder - Firework

      Намджуну стоило огромных усилий забрать Юнги от обрыва, куда вылетела машина Чонгука. Можно даже сказать, нереальных. За часы с бумажной работой, которой он занимался большую часть своего времени, он даже забыл, какого это вступать в бой с противником. Даже если его противник омега, а бой это попытки отвести его подальше от опасности. Младший не хотел и шагу ступать от машины, наоборот чуть ли не в пекло рвался. Казалось, если не убедится, если не увидит, то и не поверит. А если всё-таки увидит, то в мгновение же в огонь и бросится, желая выжечь из себя все муки и страдания. Намджун не понимает, зачем такое самоотвержение и зачем так туда рваться, если это погубит ещё сильнее. Ему и без доказательств все понятно, ясная логическая цепь складывается в голове за пару секунд. Но Юнги это другое. Раньше, если бы в машине находился кто-то незнакомый, он бы подобно Киму стоял рядом и разводил руками. Однако теперь его глаза завязаны чувствами, а когда их разом парализует страх, то на помощь ему приходит и паника.       В этой отчаянной битве альфе пару раз заехали локтями по ребрам, поэтому сейчас он даже боится представить, что бы было, если бы они решили драться всерьёз. Тем не менее превозмогая боль, ему всё-таки удалось посадить кричащего Юнги в машину. Мин рвался туда, будто мотылёк на свет, говорил что не может бросить, что не должен, а сам дрожал так, будто по нему ток пускают. Он верит, что пока своими глазами не убедился — все ложь и мираж. Ведь не может такого варианта существовать, где он потеряет Чонгука.       Для Намджуна, который привык видеть младшего собранным, с четким планом действий, трезвым взглядом и держащим чувства под контролем, такое поведение даже пугает. Он видит словно другого человека. Он видит того самого Мин Юнги, который переживает смерть брата. Который позволяет себе лить слезы, биться, если его трогают, кричать, если не хотят слушать. Старший за годы службы видел много переломанных судеб. Матерей, ищущих среди развалин квартир своих детей. Животных, стоящих у дверей когда-то своего дома, где больше никто не живёт. Видел до безумия много несправедливости, чужой боли и в каждом кусочке воздуха витало горе и разруха. Но то, что видит сейчас заставляет его нервно поджать губы и передёрнуться. Как же чудовищно людей меняют чувства.       Когда Юнги заперли в машине на пассажирском сидении и приковали ремнем безопасности, его будто отпустило. Будто туман наваждения и охватившего безумия остался на улице. Но в то же время его словно в секунду лишили всех остальных чувств и жизни. Он откидывает голову на стекло и безэмоциональным взглядом смотрит куда-то вдаль. Загипнотизированный или парализованный. Будто бился в истерике настолько сильно, да с таким вихрем эмоций, что в следующую секунду не осталось ничего. Мин даже не возражает, когда Намджун садится на место водителя, хотя сам пару часов назад готов был за это шею свернуть.       — Я вызвал скорую, полицию и наших, — даже собственный голос в салоне звучит слишком отстраненно, будто говорит кто-то другой. — Они скоро будут. Мы… разберемся со всем и отомстим, — Намджун не умеет поддерживать и к тому же уверен, что Юнги его наверное сейчас и не слышит. Он даже не уверен, кому эти слова на самом деле адресованы больше: омеге или самому себе.       Ким сидит и сам смотрит в одну точку. Старается не замечать свет от пламени на асфальте. Ему не нравился Чонгук. Не сказать, что он ему доверял, но прислушивался к Юнги. Во всяком случае, Чон исправно выполнял свои обязанности, помогал омеге во всех вопросах и заботился о нем, а это вполне достаточно для какого-никакого, но уважения. Чонгук всё-таки был одним из их людей. Он делал очень много для общего дела, поэтому даже если они и не были друзьями, то точно не были врагами. Мин сам быстро расставил приоритеты и фигурки на шахматной доске. Намджуну, к сожалению, досталась не самая лучшая позиция, но и хотя бы не куча отложенных фигур у края. Несмотря на свое отношение к парню, он не может отрицать то, что его самого происходящее тоже гложет и оставляет осадок. Но ещё больше его коробит от вида Юнги. Кто бы это ни был, но он не имеет права трогать его семью. Задевать ее морально и играть на чувствах. Даже если Юнги не похитили, не ранили, не избили, то уничтожили морально. Застрелили в сердце невидимой пулей. А Ким был слишком далек, чтобы собой закрыть.       Омега сидит, облокотившись виском о холодное стекло машины, и потерянно смотрит в пустоту. Он полностью отворачивает лицо от Кима и позволяет слезам скатиться по щекам. Прикусывает нижнюю губу чуть ли не до крови, чтобы почувствовать отрезвляющую боль. Не чувствует. Она мгновенно пропадает где-то в дыре около грудной клетки, словно та затягивает в себя все окружающее. Она поглощает все чувства, все эмоции и все живое в Мин Юнги.       Он безумно боялся почувствовать эту пустоту снова. Снова потерять кого-то. И видимо настолько сильно боялся, что сам и притянул. А ещё буквально пару часов назад, Юнги очень боялся того, что Чонгук может оказаться врагом, но горько улыбается сам себе. Как ему совести хватило такую мысль допустить? Как мог позволить сомнению заползти к себе в голову, если Чонгук все время всё для него и только для него одного? Он боялся, что Чонгук может предать, а по итогу, Юнги предал его сам.       Предал в ту секунду, когда решил закрыть в библиотеке. Подумал, что так будет безопаснее для него самого, но жестоко ошибся. Его убийца подкрался незаметно с совершенно другой стороны. С той, которую Мин предугадать не смог. Юнги невыносимо. Старший умолял послушать и открыть дверь, но он из-за своей упрямости и самоуверенности не стал его слушать. А теперь жестоко платит за это. Неужели это были последние слова, последние прикосновения и взгляды? Чем больше младший об этом думает, тем сильнее вырастает желание застрелиться прямо посередине дороги. Он продолжает мучить себя догадками, о чем думал Чонгук, когда Мин его оставил? Омега с силой сжимает свое колено, пока на бедро стекают горячие слезы. Наверняка он думал о том, что Юнги никогда его не слушает, что он бесконечно его незаслуженно отвергает и что он в принципе, не выносим. Скорее всего, Чонгук не только об этом думал, но ещё и прекрасно знал — но все равно бесконечно сильно любил его.       От такой преданности Юнги больнее ещё больше. Он сам обрёк его на смерть. Если бы он позвал старшего с собой, доверял ему чуть больше и позволил защитить — сейчас бы омега не ронял слезы, а стоял в руках у самого любимого в мире человека. А ему бы ещё хотя бы один раз в этих теплых объятьях оказаться. Вдохнуть его запах и почувствовать дыхание. Потом и умереть не жалко.       Но сколько не плачь, а слезами человека не вернуть. Юнги отмоет кровью. Теперь, когда личность главы Сопротивления известна, они могут начать действовать. Если раньше он был более лоялен, потому что обрёл то, что боялся потерять, то сейчас, когда этот страх всё-таки сбылся, ему останавливаться не придется. Мин отомстит за все: за брата, за страну, за чужие жизни, за жизнь своего человека. Даже если ради этого придется стереть все в пепел. Даже если кроме выжженных домов ничего не останется. Он эту мерзость с корнем изничтожит. Ему терять нечего, он собой пожертвует ради этого, станет бездушным. Непробиваемой коркой льда покроется, чтобы сохранить внутри этого холодного камня воспоминания о чем-то теплом и живом.       Большего всего на свете младший хочет заснуть и никогда не просыпаться. А может если и проснуться, то где-то в начале лета, когда ещё и не подозревал о существовании Чонгука. Не зная его было гораздо легче. В нем впервые пробуждается мысль, что лучше и вообще не знать, чем потом так от боли, разрывающей тело страдать. Но Мин эту мысль отгоняет, думает что это неправильно, ведь всё-таки Чонгук вдохнул в него жизнь и показал, что стоит открываться чувствам. Чонгук вдохнул в него жизнь, будто свою в нем оставил. Но Юнги это воспринимает как самое страшное проклятье — жить без своей любви.       Он старается угомонить поток слез, которые так долго в себе держал, и поднимает глаза к небу, что виднеется через окно машины. Юнги думал, что не выживет, если потеряет ещё кого-то настолько близкого. Что в одно мгновение Солнце в небе лопнет, а у его ног земля разойдется. Что поднимутся могучие ветра, уносящие за собой дома и деревья. Что высокие волны накроют города и смоют неугодных и грешных людей. Он думал, что тогда в странах вечного тепла пойдет снег, а в заснеженных городах он за секунду растает. Что ледники один с одним столкнуться и на весь земной шар разнесётся хруст земных плит.       Но он смотрит в это небо бескрайнее, темное, а ничего не происходит. Где-то вдали светит луна, ветер спокойно и лениво пробегается по верхушкам деревьев, а земля под ногами такая же спокойная, спящая как и всегда. Кажется, что только внутри него произошел взрыв с огромной разрушительной силой. Только внутри Юнги было все сломано до последней кости. Он не знает, как сидит даже сейчас, потому что хочет бесформенно на землю упасть.       Однако вместо этого постепенно приходит в себя и утирает мокрые щеки рукавами рубашки. До тех пор, пока не видит сквозь свои руки возникшие в небе огни и пару секунд спустя — раздаются громкие взрывы. Мир рефлекторно хватается за приборную панель и смотрит во все глаза на происходящее. Кажется, взрывается что-то не только внутри него.       — Какого черта, — несдержанно ругается сидящий рядом Намджун и в это же мгновение принимает входящий вызов. — Что происходит?! — Юнги старается вслушаться в чужой разговор.       Из достаточно слышимого динамика раздаётся голос, который в панике отвечает, что они были атакованы по всем областям. Больше всего пострадали государственные учреждения или объекты промышленности. За это время было выпущено порядка сорока ракет, половину из которых смогли сбить. Но тем не менее, сообщения о угрозе проходят до сих пор и им нет конца. Намджун раздает первичные указания и говорит, что уже едет. Завершив звонок, старший заводит машину и двигается по направлению к военной части. Юнги опускает голову и делает пару выдохов. Он должен прийти в себя. Конечно хотелось начать истерить и вновь говорить, что он не сдвинется с места, пока не дождется врачей, которые должны будут констатировать смерть Чонгука. Но он понимает, что мертвых к жизни не вернуть, а вот спасти другие ещё вполне можно успеть.       Омега, как когда-то давно, закупоривает внутри себя все чувства и эмоции. Отключает их и изгоняет, будто напрочь их лишён и никогда их в себе не замечал. Сейчас он нужен стране, нужен своим людям, которые терпеливо ждут приказов. Сейчас он должен отомстить за смерть любимого человека.       — Чимин понимает, что его раскрыли, — собственный голос звучит непривычно тихо и хрипло из-за криков и минувшей истерики. Будто надломленный в нескольких частях. — Он не видит смысла выжидать дальше, а поэтому решает напасть первым. Скорее всего, он понимал, что его время на исходе и сумел подготовиться, — младший старается переключить все мысли на возникшую угрозу. Остался один рывок. Один — и Юнги сможет наконец залечь на дно и скрыться в своем скорбящем покое.       — Мы готовились тоже, так что как бы он не думал, ему это легко не удастся, — Ким постепенно прибавляет скорость, пользуясь практически пустыми дорогами.       — Все близится к концу, — выдыхает младший, откидывая голову на спинку сиденья.       Они все об этом знают — грядет конец. Но какой именно, как раз и решат их дальнейшие действия. Кто победит, а кто проиграет и чьи люди будут стоять во главе управления. Юнги эта борьба за власть, прилегающие к ней амбиции уже порядком надоела. Он сражается за лучшее будущее, за ценности и свою мораль. Он сражается ради близких людей. Сражается за память о Чонгуке и о своем брате. Делает это, чтобы не видеть разрушенные дома и убитых горем людей, которым не повезло оказаться в статистике. «Верно, статистика» — улыбается сам себе омега. Статистика потерь дорогих людей — ему в ней не повезло оказаться дважды.       Он целыми днями не спит, работает, заключает договора, держит порядок внутри страны, чтобы ее сохраненные крупицы не развалились. Потому что знает, что будет, если власть смениться. Сохраненные крупицы сотрут в пыль. Мин Юнги никогда даже не рассматривал вариант о том, чтобы сдаться. Лучше сразу умереть, чем так жить. Потому что храня воспоминания о том, как было, чувствуя эту фантомную теплоту прошлых дней без сил к ним прикоснуться — худшая пытка из всех известных.       Но вместе с тем, он чертовски устал. Он устал терять кого-то и чувствовать пустоту. Она практически его заживо сожрала и когда все закончится вне зависимости от результата, поглотит целиком. Когда он закрывает глаза, то все равно видит умерших товарищей, простых людей и разрушенный аэропорт. На какое-то время, эти ужасные картины заменила улыбка Чонгука, но теперь она приносит куда большую боль. Он настолько устал, что ходит с большим трудом, и ещё сильнее требуется усилий на слова. Однако как бы сильно он не устал, а долг дороже. Юнги обещает себе, что умрет завтра, если сегодня закончится война. Обещает себе, что умрет в понедельник, если война закончится в воскресенье. Обещает себе, что покинет этот мир в девять вечера, если последний залп прозвучит в восемь.       Это звучит несправедливо эгоистично. Ведь в такое время наоборот нужно ценить жизнь, каждое мгновение и секунду. Но он не может себя заставить. Потому что каждая секунда имела смысл лишь когда-то в прошлом. А сейчас он готов волосы на себе рвать, потому что не ценил этого рядом с Чоном. Заплатил бы за это ценой своей жизни, лишь бы он вновь пришел к нему с пакетом несчастных мандарин, который теперь терпеть не может. Хуже всего, что куда бы не шел, а их запах все ещё чувствует, ведь он от него самого исходит. Интересно, а если нос себе сломать обоняние пропадет? Юнги от своих мыслей порой сам вздрагивает.       К тому же, на плечи омеги ложится ещё один груз вины — если бы он раньше понял, что это Чимин и не боялся действовать, то не произошло бы самого страшного. В первую встречу после аэропорта, когда Пак зашёл в кабинет, Мин долго на него смотрел и пытался найти в чужих глазах причину примкнуть к им. Ничего не видел кроме азарта, но он думал что это азарт от любопытства и юношеского максимализма, геройства, а оказалось что азарт от самой настоящей кровавой игры. Чимин казался лучиком национальной гвардии, заряжал военных своей улыбкой и помогал с лёгкими неприятностями. А в итоге каждому поочередно нож в спину вонзил. Но больше всего досталось Чонгуку, который доверял ему больше всех, помогал и уговорил Юнги не относится к нему предвзято. Омега же решил что можно не секунду расслабиться и не воспринимать каждого как врага. К сожалению, секунда стала решающей. Сейчас бы младший его собственными руками не задумываясь задушил бы. Не пошел в этот чертов аэропорт, где их предатель разыграл увлекательную постановку спасения. Юнги бы на него не то, что шкаф уронил, а целую бетонную плиту.       Машину Намджун останавливает практически у самого входа в администрацию. Юнги вылетает из нее пулей, лишь кинув напоследок, чтобы Ким ее оставил в дальнем углу парковки. Альфа на это удивлённо изгибает бровь, ведь он всё-таки, на минуту, выше званием, чем младший и тот не может раздавать ему приказы. Однако, старший все равно беспрекословно слушается. Омега твердым и быстрым шагом направляется к себе в кабинет и на ходу включает телефон, который был выключен на момент встречи с Намджуном, чтобы им не мешали. Он сразу саркастичным взглядом смотрит на тридцать пропущенных вызовов, причем в списке множество разных имён. Обыскались всё-таки. Так как под управлением Мин Юнги находится обширный штаб военнослужащих, все они естественно ждали дальнейших команд.       Мин начинает набирать необходимые номера и звонить всем по списку, раздавая указания. Голос строгий и твердый, будто не он час назад связки сорвал посередине дороги. Он чувствует, что если даже на секунду сейчас вновь вспомнит о Чонгуке — сорвётся. Поэтому продолжает инструктировать своих подчинённых. Мимо него проходят солдаты, которые также спешат по своим делам и другие коллеги. Все без исключения при виде омеги удивлённо поднимают брови и задерживают взгляд. Юнги привык появляться на работе либо в военной форме, либо в чем-то удобном и спортивном, но сейчас на нем пальто, рубашка с вырезом и брюки, которые подчёркивают бедра. Поэтому очевидно, что такой внешний вид привлекает внимание. Не то чтобы оно ему не нравилось, но только не на работе. Поэтому здесь Мин всегда одевается строго и множество даже забывает, что среди них находится омега.       Он на такие взгляды никак не реагирует, но про себя думает, что надо скорее переодеться в форму. Тем не менее, первым делом младший залетает в кабинет к Сокджину.       — Доброй ночи, — даже не постучавшись заходит Мин. — Доброй, — Ким откладывает телефон в сторону. Видимо тоже проводил переговоры. По взъерошенным волосам понятно, что старший ехал сюда впопыхах и даже не успел нормально собраться.       — У меня есть просьба, — он подходит к столу мужчины и смотрит прямо в глаза. —      Закрой границы, — но тон такой, что сразу понятно, что это вовсе не просьба, а требование.       — Что? — Джину кажется, что он ослышался. — Юнги, ты понимаешь, что ты просишь? Это практически невозможно!       Юнги прекрасно знает. Во время такого обширного удара многие гражданские вновь кинулись в панике покидать страну через железную дорогу или своим ходом. На дорогах крупные пробки, а в поездах давка из-за обилия людей. Все пытаются успеть спастись, чтобы не рисковать своей жизнью и жизнями своих детей. Все понимают, что война идёт к завершению и сейчас будут самые ожесточенные бои. А оказаться случайной жертвой этих боёв никто не хочет. Закрыть границы означает буквально запереть крыс в тонущем корабле. Обычно правительство наоборот просит покидать территорию боевых действий, чтобы люди не мешали проведению операций, но в этот раз Мин рисковать не хочет. Он знает, что Чимин вряд ли сбежит, но рисковать не намерен.       К тому же, есть другая подноготная. С закрытием границ они не получат оружейную помощь других стран, поэтому для них это огромный риск и урезание в ресурсах. Однако, тогда и Сопротивление тоже ничего не получит. Они останутся один на один в тесной закрытой комнате и будут драться лишь тем, что есть под рукой. Победителя покажет умение вести бой и смекалка. Он не знает, какие запасы есть у них, сколько единиц живой силы и есть ли у них ещё какие-либо козыри. Но уступать он не намерен. Со стороны Юнги это действительно огромные риски и если он ошибается в собственных силах, то возможно жизни людей будут потрачены зря.       — Я знаю, что прошу, но Джин, — младший сжимает руки в кулаки, — это действительно шаг к завершению всего. Без помощи посторонних они не смогут долго сражаться.       — Как и мы, — старший кидает ручку на стол и откидывается на спинку стула. — Мы посеем панику среди людей и на мировой арене это плюса нам не прибавит.       — Я знаю, но люди уже несколько лет в панике, а «мировой арене» нет до нас никакого дела. Пора это закончить.       — Хорошо, но лучше тебе не ошибаться, — Джин окидывает его взволнованным взглядом и вновь берется за телефон.       Юнги благодарно кивает и выходит в коридор. Теперь бы одежду сменить, а то в брюках особо не повоюешь. Внутри себя он допускает мысль, что если бы Чонгук увидел его в этой одежде, то точно бы завалил комплиментами или даже заставил сделать фотографию. Старший никогда не напрягал его насчёт одежды или внешнего вида. Мин появлялся около него и в обычных свободных вещах, и в пижаме. Но теперь он думает, что хотел бы нарядиться для него и почувствовать внутри тот странный трепет предвкушения. А если бы омега увидел Чона в рубашке и костюме, то наверное бы вообще умер на месте.       От таких размышлений руки снова в кулаки сжимаются, а губы предательски дрожат. Юнги за минуту запихивает эти чувства где-то глубоко в себя, устраивает кладбище надежд на дне души. Нельзя им позволять прорасти, не сейчас по крайней мере. Хотя до невозможного хочется просто сесть на пол и разрыдаться. Он слишком долго был сильным.       Младший равномерно шагает по коридору, как неожиданно слух режет вой сирены, а освещение сменяется с теплого жёлтого на ярко-красный. «Угроза ракетного удара» — предложение повторяется раз за разом и не умолкает.       Омега вздрагивает и словно замирает на месте от услышанного. Находящихся неподалёку солдаты реагируют мгновенно как на учениях и пробегают мимо него в убежище. Ему тоже надо бы, но почему-то тело пробирает крупная дрожь, похожая скорее на судороги. Неожиданно для самого себя Юнги теряется. Всегда собранный и уверенный в себе, он не слышит кажется ничего кроме частых ударов собственного сердца. В ушах звенит и где-то будто из-под воды звучит неумолкающая сирена. Его голову разрывают мысли, что надо сдвинуться с места и помочь остальным добраться до укрытия, вернуться к Джину, да хотя бы самому спастись, как и прописано в тех инструктажах, что он сам и подписывает. Но Юнги не может сделать и шагу из-за дрожи в теле. Кажется, если сделает, тело обмякнет и на пол упадет. А вместе с тем не хочется даже двигаться. Знает, что смерть близкого человека не повод для пренебрежения собственной жизнью. Уже это проходил. Но почему-то понимает, если сейчас сюда прилетит ракета и разорвет на части — страшно не будет. Самый сильный страх уже сбылся. Лишь бы других не задело.       — Какого хрена ты тут стоишь? — Сокджин грубо хватает омегу за локоть и бежит с ним к лестнице, ведущей на нижние этажи базы, где расположены парковка и укрытие. — Если ты умрешь, не думай, что не придется получать за закрытие границ.       Внезапно появившейся Ким словно одним рывком вытягивает младшего из глубины воды, в которой он решился добровольно утонуть. Он будто вихрем сдувает все эти обрушившиеся мысли и на секунду юноша чувствует облегчение, когда сменяется собранностью. По подсчётам между воздушной тревогой и самим ударом есть интервал в минут пятнадцать-десять, за который эвакуироваться должен успеть весь служебный состав. Помимо сирены везде слышны звуки беготни или чьи-то крики. Несмотря на то, что в здании много лестниц, которые ведут вниз, они все равно забиты людьми. Хорошо хоть давки нет благодаря не раз отрепетированной ситуации подобного. Тем не менее, Сокджин выставляет омегу впереди себя, чтобы того никто не задел и придерживает за предплечье.       Спустя пару минут как они спускаются вниз и проходят через толстую металлическую дверь бомбоубежища, старший позволяет себе наконец выдохнуть и отпустить Юнги. Солдаты спокойно занимают свои места, кто-то даже шутит и среди этой толпы омега замечает Тэхена и Хосока. Первый держит Чона за руку, лежащую на коленях, а второй завидев Мина, резко встаёт и подходит к ним.       — Извините, господин Мин, но я не могу найти Чонгука. Он обычно с вами ходит. Где он? — спрашивает альфа, несмотря на стоящего рядом Джина. В чужих глазах Юнги отчётливо разглядывает искреннее волнение за друга.       — Потом, — севшим голосом говорит омега и идёт дальше.       Он не знает даже, как смог это одно единственное слово вымолвить, потому что то, что он видел в глазах Хосока, кажется разрушило ещё один мост внутри Мин Юнги. Его будто заново холодной водой облили. Он, укутанный в своем горе, забыл о том, что есть те, кто как и он от подобных разрывающих чувств захлебнется. Что рано или поздно ему придется сообщить об этом Тэхену и Хосоку. Потерять друга детства это то же самое, что потерять себя. Даже если не всего, то огромную часть. К тому же, Чонгук им был скорее братом, чем другом. Даже оставаясь наедине с Юнги, старший не раз заводил разговор о своих друзьях. Обещал, что надо будет им всем вместе куда-то сходить и отдохнуть, а Чон повод придумает. И правда, придумал.       Но ещё больше Мина кроет, когда он представляет, как ему придется позвонить папе альфы и сообщить о смерти сына. Родители не должны хоронить детей. Это против природы. Особенно с учётом того, что у него был единственный ребенок. Казалось, что так как омега Чон разбирается в медицине, то поэтому должен относиться к вопросу жизни-смерти более собрано. Но все это рушится, когда дело касается своей семьи. Самым огромным страхом было увидеть Чонгука в черном пакете. А теперь Юнги думает что то, что осталось после такого пожара, лучше вообще не видеть. Он эгоистично забывает, что уход альфы огромная болевая рана не только для него. Однако вместе с тем уверен, что каждый вдох без него причиняет боль. До сих пор не знает, как дышать продолжает и что держит.       Младший проходит с Джином в отдельную комнату, которая была сделана для главного административного состава. Там на стуле уже сидит ждущий их Намджун. Ким закрывает за собой дверь и помогает омеге сесть, после чего переводит взгляд на генерала.       — Закрытие границ, значит, — проговаривает альфа. — Неплохо.       — Вынужденная мера и очень рискованная, — поживает плечами Сокджин. — Юнги придумал.       — Они знают, где мы находимся, — подаёт голос омега. — Думаю, знали и раньше, но не действовали. А теперь решили не мелочиться. Ещё один признак того, что все идёт к завершению.       — У нас хорошая система ПВО, поэтому мы собьём ракеты до того, как они сюда прилетят. Волноваться не стоит, — Намджун постукивает пальцами по столу.       — Однако, прятаться не выход, — решительно произносит младший. — мы используем все ресурсы, которые тут находятся.       — Тогда у нас практически ничего не останется, — Сокджин смотрит то на омегу, то на Кима.       — Если мы будем тянуть и жалеть, то они уничтожат все по очереди без усилий. А если кинуть все разом, то есть хотя бы какой-то шанс. Единственное, что и кидать нужно будет с умом.       — Юнги прав, — соглашается генерал. — В случае такой безысходности, терять нам особо нечего.       Воздушная тревога длится несколько часов. Сверху слышны взрывы и трясётся земля, но все без исключения знают, что это работает система противоракетного удара, поэтому особо и внимания не обращают. К взрывам и тряске уже привыкли. Обычные военнослужащие в это время играют в карты, разговаривают, рассказывают истории. А Юнги, Джин и Намджун обсуждают план по противостоянию и отвоевыванию территории. Разбирают до мелочей, стараясь экономить ресурсы, людей и чтобы не пострадали гражданские. В купе со всеми этими факторами, это очень тяжело. Однако выхода нет.       Под утро уже пухнет голова от мыслей. Слишком много всего произошло за этот день. Юнги еле ходит, поднимаясь по лестнице наверх, когда тревога полностью исчезает. Все ракеты, что направлялись сюда были сбиты. Коих в сумме двадцать штук. Разве что одну пропустили, но та к счастью, упала в области полигона. Осколки от ракет задели лишь некоторые окна и крышу.       — Иди поспи, — Намджун аккуратно сжимает плечо младшего, подразумевая лишь теплые дружеские чувства.       Омега кивает и поднимается к себе в кабинет. Поспать пару часов было бы действительно неплохо. Вот бы только получилось, потому что кажется, будто как только он переступит порог комнаты, где все пропитано Чонгуком — на молекулы распадётся. Он долго стоит у двери и всё-таки дёргает за ручку. В нос тут же бьет приятный древесный запах старшего, от которого у парня глаза слезяться — слишком родное. Но тем не менее, он вдыхает как можно больше, не сразу замечая, что телефон вибрирует от приходящего сообщения.       

Неизвестно: «Восточный аэропорт. Восемь часов вечера

»

***

      «Холодно» — первая мысль, посетившая Чонгука после пробуждения. Эта мысль вспыхнула в сознании, будто яркая звезда помеж кромешной тьмы. К счастью, ей удалось пробудить и другие звёзды к жизни. Стоило открыть глаза, как все тело резко прошибла сильная боль. Спина и голова болели невообразимо. Казалось, что по голове несколько часов били чем-то тяжёлым, а позвоночник вовсе сломан. Однако, как только он попытался слегка пошевелиться, понял что это так только кажется. Ноги и руки онемели из-за холода. Чон, если честно, не понимает, как ему удалось выжить от такого падения. А потом как удалось не замёрзнуть насмерть. Видимо, что-то в этой жизни его очень любит и не отпускает.       Постепенно в голове просыпаются и воспоминания о происходящем. Он помнит все до последних мелочей. Не особо хочет верить, но выбора нет. Своими глазами видел предательство, которое безжалостно вонзило нож в спину. Кто знает, возможно сейчас она болит не из-за неудачного приземления, а из-за разочарования в человеке? Звучит драматично, но точно.       Когда Чимин приковал его к сидению, а сам смог выбраться, старший думал что наверное это конец. В голове было слишком много мыслей, но одну он помнит отчётливо — выжить и спасти Юнги. Она была выше всех других. Будто вопрос о способе выживания даже не рассматривался. Альфа знал, что умереть не может. Только не после того, как собственноручно показал ему, что мир не так уж и плох. Не после того, как попросил о доверии. Ведь доверие Мин Юнги дорогого стоит. Не после того, как обещал, что всю жизнь будет находиться рядом и чистить эти чёртовы мандарины. Чонгук привык брать ответственность за своих людей и за свои слова — и ничто в мире не сможет это нарушить. Ровно как и тот факт, что он точно и безоговорочно любит свою причину жить, имеющую скверный характер, но самую красивую улыбку.       Поэтому он не знает как, но в самый последний момент ему удалось вырвать ремень и спрыгнуть с машины, когда та уже летела к оврагу. Падение было не из приятных, учитывая что скатывался он с приличной высоты. Если бы не преграда в виде дерева, возможно приземление было бы легче. Но он больно ударился спиной и погрузился во тьму. Когда Чонгук отключился была ночь, а когда открыл глаза наступило утро. Сколько всего успело произойти за это время? Во всяком случае, теряться в догадках смысла нет и уж тем более тратить на это свое время. Так что Чон осторожно встаёт, держась за дерево. По телу вместе с кровью циркулирует боль, но она ничто по сравнению с тем, что может произойти, если он не поторопится. Руки и ноги постепенно согреваются от маломальских движений. Боль в спине вряд ли пройдет быстро, но зацикливаться на ней не стоит. Поэтому альфа осматривает местность, вдыхая свежий запах леса. Пахнет морозом, а рассвет ярко-розовый. Снег пойдет что ли?       Чонгук неожиданно слышит где-то вдали странные звуки, похожие на взрывы. Он хмурит брови, разглядывая деревья. Они где-то далеко, но само их наличие уже очень напрягает. Хоть бы не опоздал. Старший переводит взгляд себе под ноги и понимает, что это то самое место, где его задержали военные. То самое место, где его догнали собаки, а после этого заковали в наручники и привезли в военную часть. Он опускается на колени и яростно раскапывает руками листья, которые накрывали корни дерева. Там под корнями в небольшой ямке, спрятанной под листвой, все ещё лежит сигнальный пистолет с несколькими патронами. Облегчённо выдохнув, он забирает его из небольшого укрытия. К счастью, благодаря листьям, камням и мху, он не намок и все ещё должен исправно работать.       Чон поднимается на ноги и упрямо идёт вперёд к дороге. К рукам и ногам возвращается тепло, а боль в спине постепенно притупляется. Не к месту приходит головокружение, но это все ерунда. Он и представить не может, что сейчас наверное чувствует его омега. Где он сейчас? В безопасности ли? Зная Юнги Чонгук может твердо ответить, что этот человек бесконечно ищет себе проблем. Поэтому надо спешить его из них вытаскивать.       Выходя к дороге он находит следы шин, помятое дерево и много сожженных кустов и травы, а в центре экспозиции стоит почерневшая от огня машина. На секунду его передёргивает от осознания, что могло бы произойти, если бы он не выбрался. Также он замечает на дороге еще одни следы шин, но те устремились в направлении города. Здесь кто-то был? На душе очень неспокойно, но думать об этом некогда. Главное, что все ещё дышит, остальное можно исправить. Чонгук заряжает пистолет красным патроном и стреляет в воздух. Хлопок и бордовый дым мгновенно распространяется где-то высоко в чистом небе. Следом за ним в небе загорается синий и снова красный.

Война началась.