Войны второго поколения

Какие бы остатки надежды ни теплились в душе Страйфа относительно того, что генерал воспримет принесённую им столь безрадостную весть со своей привычной невозмутимостью, какие бы не возникали сомнения относительно реакции наставника, терзавшие его голову весь долгий путь до нужного кабинета, всё это развеялось буквально за несколько мгновений. В отличие от понятия унизительности, сложно было даже сказать, что напугало его больше: несколько секунд тишины или то, что последовало дальше. Хлёсткая пощёчина, обрушившаяся на него самым неожиданным образом, заставила Клауда схватиться за пылающее огнём лицо и отступить от неожиданности назад, из-за чего он, по своей природной неуклюжести умудрился зацепиться за журнальный столик и полететь на пол вместе с ним. Но времени на ориентировку в пространстве и каких-либо других действий не было. Всё, что Страйф смог, так это задрать голову вверх, испуганно и настороженно смотря на своего наставника. Для парня гнев Сефирота был очевиден, однако судя по растерянному взгляду мужчины, для него самого он был чем-то диковинным. Или же это могло касаться пощёчины, поскольку его рот то и дело приоткрывался, брови были нахмурены, а крылья носа слегка вздымались, словно тот хочет что-то сказать, но сдерживает себя по каким-то причинам. Страйф, поджилки которого трепетали от страха и восхищения одновременно, лихорадочно пытался сообразить, что же ему теперь делать. Попытаться сказать что-то в своё оправдание или же продолжать молчать; подняться и встать перед наставником с гордо поднятой головой или хотя бы отвести взгляд от этих удивительных зелёных глаз, от этих алых губ… За своими скоротечными размышлениями Клауд даже не заметил, как тело мужчины вдруг расслабилось. Он прикрыл глаза, глубоко выдохнул и, чуть запрокинув голову, неожиданно ею покачал, словно укорив себя или придя к какому-то решению. Когда же он вновь обратил свой взор на парня, в его взгляде вновь были привычные сдержанность и невозмутимость. Однако от протянутой руки Клауд в первый момент отдёрнулся, словно получил ещё одну пощёчину, но поняв свою ошибку, поняв, что это всего лишь жест доброй воли, накрыл протянутую ладонь своей, покраснев до ушей от смущения. Мужчина поднял его одним рывком, так, словно тот весил не добрых шестьдесят пять килограмм, а был не тяжелее пёрышка. После этого он невозмутимо отряхнул парня со всех сторон и сжав на мгновение плечо, вернулся в своё кресло, отвернувшись к панорамному окну. Но Страйфа куда больше привлёк не этот удивительный факт, а то, что руки у Сефирота очень тёплые и мягкие — и это несмотря на все тренировки с мечом! А также этот спонтанный жест заботы, вызвавший волну возбуждения и толпы мурашек в тех местах, которых касалась ладонь мужчины. Поэтому в те несколько минут, что Сефирот провёл, отвернувшись к окну, Страйф старательно пытался прогнать с лица блаженную улыбку и приготовиться к любому исходу этого вечера. — Иди спать, — наконец произнёс Сефирот, вновь повернувшись к нему и смотря максимально серьёзно. — Поговорим об этом завтра. Бабочки, только-только начавшие порхать в животе Клауда, словно разом все посгорали — ему совсем не хотелось уходить. Несмотря на недавно полученную весьма унизительную пощёчину, последующие действия мужчины перекрыли это. Но он не осмелился перечить своему наставнику, только молча кивнул, боясь выдать своё волнение и нежелание покидать теплый, светлый и уютный кабинет. *** На занятия не выспавшийся Клауд собирался и шёл с большой неохотой. Хотя генерал и отправил его отдыхать, кадет, завалившись на свою койку, понял, что сна нет ни в одном глазу. Поворочавшись так почти два часа и размышляя обо всём том, что произошло, о своих ощущениях и о том, что ещё предстоит впереди и обо всех возможных событиях, он решил, что раз уж уснуть ему не удаётся, то стоит потратить остаток ночи с пользой. Пусть даже он выучит и запомнит не сильно много, это лучше, чем смотреть в потолок и думать не тем местом. Ему и так было постоянно стыдно, что такому наставнику достался столь нерадивый ученик; что он постоянно находится в числе отстающих, несмотря на все усилия Сефирота и помощь лучшего друга. Он замечал шепотки товарищей по койке за спиной, порой косые, порой любопытные взгляды со стороны преподавателей и других СОЛДАТ, но благодаря поддержке Зака и его шутливым комментариям о подобных измышлениях, старался закрывать на это глаза, успокаивая свою совесть тем, что была ведь какая-то причина, по которой генерал выбрал в ученики именно его. Иногда во взгляде Сефирота, когда тот наблюдал за ним, проскальзывало нечто такое, что Клауду не удавалось описать словами. Иногда нечто столь же странное проскальзывало и во взгляде Фэйра, когда тот смотрел на генерала, но стоило к нему обратиться, вновь улыбался и отшучивался, попросту отмахиваясь от наблюдений друга. Во взглядах некоторых других тоже моментами проскальзывала некая подозрительность, местами даже крайне внезапно, посреди какого-то разговора или действия, но здесь Страйф не мог сказать ничего наверняка — было ли это из-за того, что его наставником являлся сам генерал Сефирот или из-за причины, по которой тот решил стать его наставником, судить было трудно. А спросить напрямую парень боялся. Он укорял себя в трусости, не один раз собирался с силами, думая, пусть всё пропадёт пропадом… и по-прежнему продолжал молчать, где-то на подсознательном уровне боясь узнать, что в нём нет никаких скрытых и уникальных талантов, боясь, что его взяли из жалости или настойчивых просьб Зака. Ведь те мысли о каких-то его скрытых особенностях придавали ему немало сил, придавали толику уверенности в себе. Если бы ещё не эта проклятая неземная красота Сефирота! Если бы всё в нем хотя бы не так сильно сводило его с ума, то сейчас не было бы надобности проводить бессонные ночи с книжкой в руках в углу казармы. Клауд корил себя ещё и за свою робость, за то, что не может быть таким же весёлым, открытым и беззаботным как Зак. Клауд никогда не говорил этого другу, но в действительности он даже несколько завидовал его теплым и искренним отношениям с Анджилом. Конечно, ему хотелось, чтобы нечто подобное было между ним и Сефиротом, но понимал, что это невозможно хотя бы потому, что не только он, но и Крессцент не привык выставлять свои чувства напоказ. Да, при друзьях, при подопечном даже, он мог улыбнуться и пошутить, но даже в такие моменты чувствовалась его сдержанность. С другой стороны, увиденное вчера могло объяснить всю ту душевную близость между Заком и Анджилом, но у Клауда были чёткие подозрения о том, что прежде их близость не была настолько буквальной, иначе бы в глазах друга не было бы видно тщательно скрываемой тоски вселенского масштаба, когда ему приходилось расставаться со своим наставником даже на пару дней. Клауда всегда беспокоили подобные перемены в настроении друга, хотя иначе они не проявлялись никоим образом, поэтому говорить о них было бы абсолютно бессмысленно. Но сейчас он уже не мог молчать, особенно с учётом того факта, что койка Фэйра оставалась пустой всю ночь. Ему хотелось обсудить это всё с другом, извиниться за то, что прервали, но он не знал, с чего стоит начинать этот разговор, да и стоит ли выдавать себя? Генезиса-то они наверняка увидели или услышали, а вот его возможно и нет. Со всеми этими размышлениями, со всей этой путаницей в голове Страйф, незаметно для себя закончив со всеми привычными процедурами, такими как подъем, построение, умывание и сбор, а также завтрак, на который он благополучно не пошёл, добрёл-таки до нужного кабинета, где и обнаружил, что Зак уже сидит на своём месте, подперев рукой одну щёку и что-то задумчиво вырисовывая в тетради. В первый момент его охватила паника и дикое смущение, но поделать в моменте было нечего, поэтому, глубоко вдохнув, он направился к своему месту. — Доброе утро, — Клауд приложил все усилия, чтобы его голос звучал максимально ровно, не выдавая его волнения. — Твоя койка, судя по всему, с вечера осталась нетронутой. Не скажешь, почему не пришёл в казарму, чтобы я не беспокоился? — Для кого доброе, для кого не очень, — загадочно отозвался Зак, смачно при этом зевнув, после чего, встряхнувшись для бодрости, наклонился к другу поближе — хотя в классе и без них не было никого. — Ты ведь итак прекрасно знаешь причину, по которой меня не было. Подсматривать нехорошо, дорогой Клауд. Страйф вздрогнул и густо покраснел. — Как ты узнал? — Я тебя видел, — на этих словах Фэйр отодвинулся, поскольку в помещение начали понемногу заползать первые зеваки. Заметив, что его друг так и застыл на месте, он вскочил и схватил его за руку, довольно резко потянув из класса. — Вижу, тебя одолевает серьёзное любопытство. Раз так, то я всё тебе расскажу, но не здесь. Пойдём, на сорок пятом этаже есть неплохая кафешка, и там нам точно никто не помешает в такое время. — Прости, но я не могу, — Клауд стал сопротивляться, попытался вытащить своё запястье из цепкой хватки, но усилия не принесли никакого эффекта. — Зак, я правда не могу, сейчас ведь урок Сефирота, и если я уйду вот так, то он меня убьёт. Ты ведь тоже ничего не знаешь. — Вот и расскажешь заодно, — беззаботно рассмеялся тот, всё ещё продолжая тянуть на себя. — Клауд, — добавил он после этого уже крайне серьёзно и вновь наклонился к другу, — скажешь ему, что я тебя похитил, и он отстанет. — Но… — Никаких «но»! — довольно громко перебил его новую, но слабую попытку воспротивиться Зак, привлекая внимание других, но даже и не подумал понизить голос. — Возражения не принимаются. Клауд обречённо вздохнул и перестал сопротивляться, позволяя другу увести себя под всеобщими изумленными взглядами однокурсников — ещё бы, рискнуть сбежать с урока самого генерала, без какой-либо причины, могли только самоубийцы. Конечно, он понимал, что эта выходка может обойтись ему очень дорогой ценой, но в то же время беспокойство за друга и, чего скрывать, огромное любопытство в моменте оказались гораздо сильнее. Да и как спорить с человеком, у которого такая счастливая и очаровательная улыбка? Уже на выходе из класса Страйф увидел входящего через боковую дверь Сефирота, который выглядел весьма недовольным, но даже это не заставило его вернуться. *** До кафе парни добирались совершенно молча и порознь — как только они переступили порог лекционного зала, Зак выпустил руку друга из своей, понимая, как странно и предосудительно будут смотреться со стороны двое парней в форме, идущих под руки. Клауд, конечно, в первый момент подумал о том, не следует ли повернуть назад, но осознание вероятного унижения из-за прилюдного отчитывания наставником сразу сказало «стоп». Помимо этого, ему совсем не хотелось ставить в такое сложное положение и самого генерала — всё же, с какой стороны ни посмотри, но раз наказания не избежать, то пусть он получит выговор хотя бы не при всех. Кафе представляло собой довольно уютное небольшое помещение в стиле «ретро» - с отштукатуренными стенами, покрытыми персиково-оранжевой краской мягкого оттенка, с плиточным полом, круглыми столиками и плетёными деревянными стульями. На одной стене висели какие-то картинки, на другой механические часы, бывшие самым типичным атрибутом в провинции и раритетом в столице. Напротив входа стояла барная стойка и несколько витрин и холодильников перед и за ней соответственно, а в правом дальнем углу примостился кофейный автомат. В помещении при этом было абсолютно пусто — даже работников не было по какой-то причине. Но Страйф этому только обрадовался — это означало, что никто им не будет мешать, а возможно и подслушивать. Хотя в последнем он сомневался весьма сильно: в этом здании было очень трудно что-то от кого-то скрыть, словно выражение «у стен есть уши» приобретало буквальный смысл. Зака тоже, судя по всему, вполне удовлетворило отсутствие посетителей и персонала. Он махнул рукой в сторону одного из угловых столиков, в то время как сам направился к кофейному автомату. Клауд хотел было сказать, что ничего не хочет, когда понял, что в горле стоит сухой комок, так что кофе был бы весьма кстати. Главное, чтобы для него Зак заказал что-нибудь легкое, а не ту бурду, которую любит пить сам. А назвать это чем-то иным, кроме бурды язык не поворачивался, хотя Фэйр постоянно обижался и говорил, что это всего лишь смесь лучших сортов вутайского кофе. К счастью, в этот раз Зак вернулся с двумя стаканчиками, которые оба благоухали весьма приятно. Сделав пробный глоток, Клауд остался крайне доволен — судя по вкусу, это было какао с добавлением мяты и карамели. От напитка Фэйра шёл иной запах, запах каких-то пряностей, но также вызывающий наслаждение нюхательных рецепторов, поэтому Страйф отметил себе ещё один пунктик в своём списке — обязательно попробовать и этот нектар. Сделав ещё один глоток, Клауд посмотрел на этикетку, на которой вычурным шрифтом было написано «Эбони», и улыбнулся — в Нибельхейме этот кофе тоже продавался, но в магазинах его не было, а кофейные автоматы этой марки стояли лишь в одном магазинчике на заправке, за чертой жилых домов. Да и стоили довольно дорого, поскольку зарплаты у жителей были маленькие, за исключением работников мако-реактора. Мать Клауда работала библиотекарем, поэтому получала копейки, которых едва хватало на прожитие, поэтому какие-то сладости и прочие вкусности он пробовал очень редко, и то больше когда другие дети ими делились. А вот отец Тифы, Брайан, получал вполне приличный гонорар, так что та нередко демонстрировала новую одежду, раздавала конфеты всем подряд и рассказывала, какие ещё вкусности она недавно пробовала. Сейчас же стипендия кадета вполне могла позволить ему покупать себе что-то желанное почти каждый день, но он поступал по совести — отправлял большую сумму своей матери, желая облегчить жизнь и воздать должное за её любовь и заботу. Себе же он оставлял примерно десятую часть, которую, тем не менее, старался так же не тратить, разве что во время каких-то посиделок с Заком. — Эта история началась, когда мне исполнилось пять лет, — наконец подал голос последний, вырывая своего друга из лап детских воспоминаний. Подняв глаза, Клауд увидел, что тот улыбается, но скорее грустно, даже тоскливо. — В ту, поначалу ничем не примечательную, ночь меня разбудили жуткий грохот и землетрясение. Земля тряслась так, что я подпрыгивал на своей кровати, после чего вовсе свалился на пол. Не помню, плакал ли я тогда, кричал ли, потому, что с улицы по-прежнему доносились грохот, крики, какой-то вой, сирена надрывалась, и мой голос просто утонул бы в этом шуме, — договорив, Зак сделал паузу в несколько секунд. — Но моя мать всё равно прибежала. Падая, ударяясь, всё равно первым делом примчалась ко мне. И хотя она понимала и боялась происходящего гораздо больше моего, всё равно старалась унять мой страх, обняв и усевшись возле кровати. Она даже не хотела отпускать меня для того, чтобы закрыть окно, только зажимала уши руками и постоянно шептала какие-то молитвы. Так мы просидели несколько часов, пока шум не стих. — Это то о чём я думаю? — Да, — в глазах друга Зак видел ужас и понимание, хотя сомневался, что тот мог испытать хоть сколько-нибудь подобное. — Это был взрыв мако-реактора. Взрыв который разрушил половину города и унёс большую часть его населения, — после этих слов горло внезапно сдавило сухостью, но Фэйр не спешил промачивать его своим кофе. — В том числе и моих близких. Узнал я об этом уже много позже, правда. В то время мне никто ничего не говорил, конечно же. Страйф смог только беззвучно охнуть. В подсознании вновь вспыхнули старые, нечёткие видения из детства: боль, крепко сжатая девичья рука, земля, уходящая из-под ног, снова боль и ощущение вечной безысходности. — Как только тряска и основной шум стихли, мама снова меня уложила и сказала, что ей надо уйти ненадолго. Я не хотел, чтобы она уходила, но она лишь просила, чтобы я спал. Хотя какое там… конечно, я был слишком мал, чтобы мне что-то объясняли, но я ведь понимал, что случилось нечто ужасное. Поэтому, как только она вышла из дома, я выглянул в окно в гостиной. Окна моей комнатушки выходили на окраину, а из гостиной можно было увидеть город. Только вот города я так и не увидел. Только полыхающий огонь, да черный дым, застилавший всё пространство. Клауд, услышав это, поперхнулся своим какао. А ведь он ещё даже не пытался представить себе это всё наглядно! — Я не мог заснуть. От страха, от трепета. Я только смотрел на этот огонь, смотрел на дорогу перед домом и ждал, когда вернётся мама. Она вернулась лишь на рассвете, лицо белее мела, но вся в саже, в копоти. Измученная, она даже ничего не сказала по поводу того, что я её не послушал, что не был в своей постели. Она лишь обняла меня и зарыдала. Так мы оба и заснули. — Ты узнал, почему она уходила? — тихо спросил Клауд. — Хотела кого-то найти? — Верно, — несколько удивлённо отозвался Зак. — Свою мать, мою бабушку, — после этих слов Клауд снова охнул, но на этот раз уже несколько громче. Снова всплыло воспоминание о том, как Тифа ушла искать свою мать, тоскуя по ней. — И моего деда. Он был механиком, обслуживал мако-реактор. В ту ночь у него была ночная смена. Казалось, бы, ничего необычного, но бабуля весь вечер была беспокойной, не могла найти себе место, а после и вовсе засобиралась к деду. Мама пыталась её отговорить, говорила, что ночью на улице опасно, холодно, просила хотя бы подождать, пока она меня уложит. Но та не послушалась и ушла, пока мама читала мне сказку. Ушла не попрощавшись, чтобы уже никогда не вернуться… Зак умолк, погрузившись в свои мысли. Как раз в этот момент из кухни послышались голоса, и к стойке, смеясь и продолжая что-то говорить, вышла молодая девушка. Её коллега, с которой она перешучивалась, высовываясь из дверей кухни, первая заметила посетителей и кивком головы указала на них. Официантка тут же обратила внимание на молодых людей, потянулась было за своим блокнотом, но Зак отрицательно мотнул головой, давая понять, что они не собираются ничего заказывать. Клауд же, наоборот, задумался над тем, не взять ли ему чего-нибудь — из открытых дверей пошел такой соблазнительный аромат, что желудок сразу свело спазмом. Он ведь вчера пропустил ужин, взяв из столовой лишь бутерброд с сыром, а сегодня ещё и завтрак. И одного лишь кофе было недостаточно, чтобы заполнить желудок и успокоить бунтующий организм. — Мы проснулись уже после обеда. Ну как «мы» — я проснулся раньше, но не стал будить мать. Не мог я говорить о своих прихотях, когда у неё было такое лицо… Только продолжал гладить по волосам, до тех пор, пока и она не проснулась. Не знаю, вроде совсем ещё мелкий был, но было какое-то такое странное предчувствие, что с этой минуты всё уже не будет так, как прежде, — Зак даже засмеялся от собственных слов. — Так и оказалось. Как только мама проснулась, она сразу же засуетилась — и накормить меня, и вещи собрать, и с собой что-то взять. А ещё она постоянно кому-то звонила, но кажется безрезультатно — я не слышал, чтобы она с кем-то говорила. Только в один момент, положив трубку, она снова позвонила, попросила позвать кого-то, но после долгой паузы только напряженно поблагодарила и попрощалась. Затем, посмотрев на часы, сказала «только бы он приехал» и с ещё большей спешкой стала собирать вещи. Зак, прервав свой рассказ, вновь поднялся и направился к кофейному автомату. Клауд тоже решил воспользоваться предоставленной возможностью и подошёл к стойке. Выбрав несколько пирожков и булочек с витрины, он оплатил счёт, после чего вернулся за столик, за которым уже сидел Зак. — К закату всё было готово. Я тоже помогал, хотя и не понимал зачем — мне просто хотелось быть полезным, хотелось показать, что я уже взрослый, — парень мотнул головой, когда Страйф, вгрызаясь в свежую булочку с сосиской, кивком предложил присоединиться. — А как стемнело мы оделись и пошли куда-то в лес. Шли долго, уж не знаю сколько по времени, но я успел устать. Даже хотел уже попросить вернуться, когда мы вышли на полянку. Я тут же развалился на траве — мама сказала, что теперь остаётся только ждать. — Кого? — Вертолёт корпорации, — услышав этот ответ, Клауд поперхнулся и поспешил сделать глоток из только что принесённого стаканчика. Горячий напиток слегка обжёг горло, но зато здорово прочистил сознание. — Как это? — Разумеется я этого не знал, — Фэйр вновь расхохотался. — Разумеется, она мне ничего такого не сказала. Просто сказала, что нужно ждать, а на вопрос о том, как долго, не ответила. Впрочем, сколько бы мы там ни проторчали, это длилось не больше пары часов — я задремал, но не думаю, что спал долго. Разбудил меня странный шум с неба и возня матери, которая стала собираться. А всего через несколько минут перед нами опустился вертолёт. — Круто, — восхищённо присвистнул Клауд. — Круто-то оно круто, но вместе с тем и страшно. Хотя я рвался поближе к нему, это верно, — признался Зак. — Но мама держала меня до тех пор, пока вертолёт не приземлился. Я тут же кинулся к нему поближе, однако сам далеко пройти не смог — ветер от лопастей был такой, что просто сбивал с ног. Глаза слезились, плохо получалось рассмотреть что-либо, и это уже не говоря по шум. Клауд пожал плечами, всё же оставаясь при своём мнении. Отчасти ему было завидно — еще в таком маленьком возрасте, Зак, если действительно говорил правду, был любознательным и смелым. Сам Клауд ничем подобным похвастаться не смел. Наоборот, он был очень трусливым, поэтому, когда другие дети бегали на поиски приключений к старому особняку Шин-Ра, находящемуся за городом, он либо отказывался, либо доходил только до ворот. Другие дети смеялись над ним, взахлёб рассказывали про привидения, которых видели, желая напугать, обзывали трусом и маменькиным сынком, но даже это всё вместе взятое не помогало ему преодолеть свой страх. — Из вертолёта вышли двое. Одним из них был мой отец. Ты будешь смеяться, — Зак резко смутился. — Но я даже не понял этого. Я не понял этого и после, и не понял бы, наверное, вообще, если бы не спросил, кто он. Когда я услышал его вкрадчивое и лаконичное «твой отец», я, наверное, выглядел очень глупо. Дома ведь были его фотографии, и в альбомах, и парочку мама всегда держала в рамках на комоде. Да и рассказывала про него, про его заслуги часто, поскольку я любил эти истории и мечтал с ним увидеться. Потому что, когда я видел его в последний раз, мне ещё и двух лет не было. Слова друга заставили Страйфа задуматься и о своём отце. Его мать не так много про него рассказывала, но она и не так много знала о его столичной жизни. А может, ей было тяжело говорить о нём. Пожалуй, можно даже сказать, что парень знал и помнил об отце только то, что тот погиб, когда он был маленьким, лет пяти, не больше. Если говорить про внешность — несмотря на то, что Клауд частенько рассматривал единственную оставшуюся в доме фотографию отца, он не мог толком вспомнить, как тот выглядел. В сознании вспыхивали только смутные ассоциации, что у него светлые, вьющиеся волосы. — Ну почему же. Я вполне могу тебя понять, — он улыбнулся, подбадривая друга. — Я тоже не знал своего отца. Я знал только то, что он был СОЛДАТом и то, что он очень рано погиб. — Правда? А как его звали? Просто я что-то не помню СОЛДАТ с фамилией Страйф. Разве что он не был первого класса, — в первый момент очень оживился Зак, но как-то быстро утих. — Впрочем, ладно, об этом поговорим в другой раз. А не то проторчим тут весь день, потом хлопот не оберёшься. Напоминание об уходящем времени заставило Страйфа несколько приуныть. Фэйр, сам того не подозревая, надавил на самое болезненное место на текущий момент. — В общем, отец сказал тому пехотинцу, который вышел вместе с ним, чтобы он взял наши вещи, в то время как сам подхватил меня. Что-то мне не понравилось в первый момент такое фамильярство, и я запротестовал, но мама взяла меня за руку и стала успокаивать, говорить, что всё хорошо, что теперь я в надежных руках. Так мы и дошли до вертолёта, втроём, — взгляд Зака наполнился неимоверной тоской. — Отец усадил меня в кресло, пристегнул, а я всё ждал, когда же и мама поднимется — но она продолжала стоять снаружи. Отец тогда бросил короткое «не волнуйся» и не поленился, вылез к ней. Уж не знаю, что она ему сказала, но он выглядел весьма недовольным. Из-за шума лопастей было не слышно о чём они там разговаривают, может, они даже на повышенных тонах говорили, я помню только то, как мама упрямо замотала головой, отказываясь следовать требованиям отца. Уж не знаю, чем бы это всё закончилось, если бы на поляну не вышла ещё какая-то пожилая женщина. Тот пехотинец аж взвизгнул, когда увидел её и сразу кинулся обнимать. Это несколько отвлекло и успокоило моих родных, они даже заулыбались. Мама тогда что-то снова сказала отцу и тот наконец-то сдался. Помню, я всё пытался расстегнуть эти дурацкие ремни, потому, что не хотел расставаться с мамой. Но эту затею пришлось быстро оставить, потому, как началась новая волна суматохи и эту женщину усадили рядом со мной. Я расплакался, смотря как мама уходит, и никакие утешения и доводы не помогали. Я даже не мог насладиться первым полётом и потрясающим видом из окна, мне всё было не в радость без неё. — Думаю, так было бы с любым, — попытался подбодрить друга Клауд. — Мне её, например, и сейчас очень не хватает. — Мне тоже. Но тогда было совсем другое дело. Я впал в депрессию на те несколько дней, которые мы провели с Витой вдвоём в квартире отца. Хотя, спасибо ей за то, что терпела мои истерики и выкрутасы, кормила и развлекала меня, как могла. Но ещё больше ей спасибо за те слова, которые она произнесла перед своим уходом — что я маленький, но мужчина, и должен вести себя подобающим образом. Сказала, чтобы я не волновался, потому, что моя мать — сильная женщина, что с ней всё будет в порядке и скоро мы снова будем вместе. Благодаря этим словам я наконец-то смог прийти в себя и окунуться в тот мир, в котором оказался. — Вот так просто? — усомнился в искренности друга Клауд. — Всего пара фраз и всё прошло? — Ну, как просто, — усмехнулся Зак. — Я просто перестал капризничать. Ну, как перестал — отца я попросту боялся, а больше, собственно, и не перед кем было. Не при толпе курсантов или военными же — я ведь восхищался ими и мечтал однажды стать таким же. Но и не могу сказать, что хандра оставила меня насовсем — скорее я просто смирился с таким положением. Тем более что в скором времени мне показали новый, огромный и очень удивительный мир. Сердце Клауда вновь кольнула зависть — он, даже будучи взрослым, по-прежнему несколько побаивался не только Мидгара, но и самого офиса Шин-Ра. Он был здесь уже полгода, но за исключением тех двух этажей, на которых они обитали и занимались, на других появлялся крайне редко, да и то исключительно в сопровождении друга — если не считать нескольких визитов в кабинет Сефирота, конечно. — Я влюбился в Мидгар с первой же секунды, — блаженно улыбнулся Фэйр, явно всё ещё чувствуя те детские ассоциации. — Столько всего, столько ярких витрин, столько интересных мест, зоны отдыха, огромный парк аттракционов. На каждой улице есть магазины, на каждом углу продают самые разные вкусности. Всё вокруг такое яркое, живое, бурлящее… В сравнении с Гонгагой, с её тишиной и размеренностью, это было просто невероятно, — Фэйр взбудоражено встряхнул головой. — Конечно, мне хотелось побывать везде и сразу, хотелось облазить и изучить всё вокруг. Но увы, такой возможности мгновенно не было. Отец проводил очень много времени на работе, а меня отправили в детский сад. Одна соседка утром отводила меня в садик вместе со своим малышом, вечером забирала и в зависимости от ситуации отвозила меня или домой, или к отцу в офис. Нередко бывало так, что он не приходил домой ночевать, проводя на работе целые сутки. Погружаясь в свои бесконечные отчёты, он даже не замечал толком, чем я занят и рядом ли я вообще. Так что я иногда тихонько выскальзывал из кабинета и шёл искать себе занятие поинтереснее, чем времяпровождение в душном кабинете. У меня никогда не было проблем с тем, чтобы найти себе занятие — я мог просто бегать по коридорам, мог лазать где-то, мог просто кататься на лифтах, мог спрятаться в лифте и ждать, пока кто-нибудь не вызовет его, чтобы напугать. Сейчас понимаю, что этим иногда задерживал сотрудников, но тогда подобное и в голову не приходило. Однажды, кстати, это сыграло со мной злую шутку — решив от скуки снова кого-то попугать, я наткнулся на одного из Турков на свою голову. Понятное дело, что тот нисколько не испугался, зато ему удалось напугать меня одним своим взглядом. Правда, на этом он решил не останавливаться — притащил меня за шкирку к отцу и сделал выговор, рассказав, чем я тут занимаюсь. Отец, сурово глянув на меня, сказал, что разберётся с этим, но, когда Турок ушёл, рассмеялся, мол, какой же любознательный бесёнок у него растёт, чем очень меня удивил. Тогда-то ему и пришла в голову идея приобщить меня к делу — он давал мне какие-то мелкие поручения, то сходить отнести документы, то передать кому-то что-то, если связь не работала, найти кого-то из курсантов и привести к нему — у большинства из них и вовсе не было телефонов. Так у меня появилась возможность быть полезным и изучать всё здание в свободной манере. Знаю, были те, кому это очень не нравилось, — Зак на мгновение сдвинул брови вместе. — Но сделать ничего не могли. К тому моменту меня уже чуть ли не к штату причислили, и много кто мимоходом обращался с мелкими просьбами, за сладости или какие-то другие бонусы. Сделав глубокий выдох и беря паузу после такого длинного монолога, Зак с удовольствием сделал несколько глубоких глотков из уже почти пустого стаканчика. Клауд же, наоборот, после всего услышанного потерял весь аппетит и наслаждение. В сравнении с хоть и трагичной, отчасти, но яркой жизнью друга, его собственная жизнь была такой серой и скучной, что любой нормальный человек впал бы в глубокую депрессию. Страйфу даже казалось, что его жизнь останется такой до самого конца, даже если он сумеет каким-то образом окончить учёбу и стать СОЛДАТом. Мысли об учёбе заставили его поникнуть ещё больше прежнего, хотя он и надеялся, что это никак не проявилось внешне. — Но самое главное и интересное происходило тогда, когда отец отправлялся на задания, уезжал в командировки. Тогда я оставался дома один под «присмотром» соседки. В кавычках потому, что у неё ведь была своя семья, поэтому, накормив меня ужином и позаботившись о том, чтобы у меня было что-нибудь перекусить, если очень захочется, она возвращалась к своим. И я оказывался предоставлен сам себе. И в это время я мог делать всё, что захочу — поэтому я тихо уходил и бродил по городу. Сначала по округе, потому, что дальше было несколько боязно. Через время я несколько осмелел и стал гулять по соседним районам, даже по другим секторам, — рассказ Фэйра звучал столь обыденно, словно речь не шла о проделках пяти-шестилетнего ребёнка. — А однажды я заснул в поезде и проспал не только свою остановку, но и всю дорогу вообще. Меня разбудил один из пассажиров, сказав, что мы приехали на конечную. Я даже не взволновался в первый момент, подумал, что сейчас сяду на другой поезд и вернусь куда надо, ну или пешком пройдусь, в крайнем случае… Но меня ждал невероятный сюрприз. Место, в которое я попал, определённо не было Мидгаром. Так, по крайней мере, я тогда подумал. — Трущобы, — прошептал Страйф. — Да, они самые. Легендарные трущобы Мидгара. Ты даже представить себе не можешь, что это за место, — следуя классике жанра, Зак сделал короткую, но многозначительную паузу. — Оно настолько отличается от того, что находится поверх плиты, что долго ещё не получается осознать, как люди могут там жить. Как люди могут жить так — кто за счёт воровства и разбоя, кто за счёт попытки продавать хоть что-то, а кто за счёт разворота самого настоящего бизнеса. Ты не можешь понять, как люди живут вот так, не в домах, а в постройках, слепленных изо всего подряд. Настоящие дома и здания там можно встретить крайне редко. Но всё же люди там живут, создают свои общины, создают торговые зоны, детские площадки, храмы, разные увеселительные заведения… Люди стараются не просто выжить, но и жить в радость, — Зак рассказывал о своих впечатлениях взахлёб, и Клауд изо всех сил пытался себе представить эту картину хотя бы приблизительно. — Ты когда-нибудь представлял себе жизнь на свалке? Среди тонн мусора, как обычного, так и строительного, оставшегося после постройки города и того, что продолжают сбрасывать и по сей день? Пытался представить, что всё это можно так или иначе приспособить для жизни? — наводящие вопросы Зака, тем не менее, были исключительно риторическими. — А те люди живут за счёт этого. И это вызывает невероятное восхищение. Монолог парня прервала официантка, закончившая протирать бокалы и вновь покинувшая помещение, явно устав от скуки. — Но это всё приходит не сразу. Первое, что ты чувствуешь — это страх. Первое, что я почувствовал, оказавшись на кладбище поездов, это очень сильный страх. Еще при строительстве Мидгара, Шин-Ра, вместо того, чтобы отправлять старые и повреждённые поезда на апгрейд или металлопереработку, стали свозить их в трущобы и сваливать в районе железнодорожной станции сектора семь. Случайно или нет, но со временем эти сломанные поезда образовали гигантский лабиринт со стенами из проржавевшего металла. Собственно, так это место и получило своё название, — увидев смешинку во взгляде друга, Зак решил пояснить ему чуть получше про то место, о котором говорил. Конечно, со стороны словосочетание «кладбище поездов» действительно звучало несколько увеселительно — разумеется, кроме тех, кому довелось побывать в этом гиблом месте. — Из-за сильных ветров вагоны скрипят и трещат, и эти звуки разносятся по окрестностям. Даже взрослым, что живут в округе всю жизнь, часто бывает там неуютно, что уж говорить обо мне, шестилетнем шкете. Я заблудился там мгновенно, я долго бродил между этими железными махинами, шарахаясь от каждого шороха и скрипа. А потом, когда передо мной высунулся какой-то бледный старик в рваной форме и кондукторской фуражке, я просто заорал и дал дёру. Я бежал, не переставая орать как резаный, не видя дороги, поворот за поворотом, пока были силы. Остановился я лишь тогда, когда споткнулся от усталости и упал на землю. Вставать сил не было совершенно, поэтому я так и остался лежать на земле, свернувшись в калачик и рыдая в голос. И лежал так до тех пор, пока меня не нашел смотритель местной станции. Ты будешь смеяться. Закончив говорить, Зак загадочно улыбнулся и сделал ещё один глоток, допивая уже далеко не горячий напиток. — Ну? — нетерпеливо поторопил друга Страйф. — Это был тот самый старик, которого я изначально принял за призрак умершего кондуктора, — Фэйр сдержанно улыбался, пока Страйф хохотал от души. Его смех оказался таким громким, что официантка даже выглянула из дверей кухни, проверить, не её ли зовут — но, убедившись, что громкие возгласы не имеют никакого отношения к ней, с чистой совестью вернулась к своей подружке. — Я бы посмотрел на тебя в такой ситуации, — немного обиженно протянул он, когда минута юмора несколько затянулась. Удивительным образом это подействовало — смех оборвался буквально на ровном месте. — Сначала я испугался, но, когда услышал, как же я его напугал, мне сразу стало уже не так страшно. Старичок оказался весьма добродушным, сказал, что видел, как я приехал, как пошёл в ту сторону, как забеспокоился через некоторое время, ведь по мне сразу было видно, что я не местный. Да, порой в трущобы спускаются и люди сверху, и не будь я ребёнком, он бы и не задумался о том, как я тут оказался. Хоть он и спрашивал, как родители меня сюда отпустили, я не стал отвечать, только показал, насколько сильно устал. Старик с сожалением сказал, что ближайший поезд будет только ранним утром, поэтому, напоив меня чаем с бутербродами, оставил спать в своей будке, а на рассвете лично усадил в поезд. — Прямо какое-то фантастическое кино, — присвистнул Клауд. — Или книга. — Ну да, как-то так, — флегматично пожал плечами Зак. — Я только-только переступил порог квартиры, как вошла соседка. Я притворился, будто чувствую себя не очень хорошо, и сумел каким-то образом убедить её не вести меня в садик и вызывать врача. Я даже сумел убедить её оставить меня совсем одного — тем более, что отец должен был вернуться со дня на день. Может быть всё получилось потому, что в большей степени меня воспринимали как не по годам умного и взрослого ребёнка, — Зак вновь пожал плечами. — Самое главное то, что я смог-таки остаться один, наедине со своими мыслями. Важно то, что я смог осмыслить всё то, что пережил. И, скажу честно, хоть всё и закончилось благополучно, это надолго отбило у меня охоту искать себе приключения по ночам. Не только в трущобах, но и в самом Мидгаре. Я вдруг стал замечать, что жизнь на плите тоже не такая уж безопасная. — Я бы вообще навсегда, наверное, обзавёлся фобией, — поделился своими впечатлениями Клауд. — Но у тебя есть потрясающая способность забывать всё плохое, всё негативное, что было в твоей жизни. — Это точно, — ухмыльнулся Зак. — Ведь не прошло и года, когда меня снова потянуло на исследования. Это было уже после того, как я пошёл в школу — что, наверное, и повлияло сильнее всего. Кто-то из ребят в нашем классе рассказывал, как провёл лето — кто ездил в Коста-дель-Соль, загорать на пляже и купаться в море, кто в Золотое блюдце, где находятся самые разные и невероятные аттракционы, кто на ферму чокобо… У кого здесь нашлось место для приключений. Зак как-то очень тяжело вздохнул. — Отец как раз был в очередной командировке, надзор соседки стал ещё слабее, так что у меня были все карты на руках, так сказать. Правда, в этот раз я решил действовать осторожнее. Я снова спустился в трущобы, но на этот раз не так далеко, я начал с пятого сектора. Там рядом со станцией находится небольшой рынок, на котором всегда есть люди. Чуть дальше детская площадка, за которой находится проход в шестой сектор. Я изучал всё это постепенно. Делал пометки в тетради, запоминал приметы, составлял карты. Самое забавное, что пользоваться ими я не пользовался — это было, скорее, как хобби, как страховка. У меня даже была примерная карта кладбища поездов, — после этих слов Зак ностальгически улыбнулся. — Я иногда навещал старика-смотрителя, привозил ему что-нибудь интересное с плиты. А он рассказывал мне самые разные истории, происходившие на его станции. Однажды, заслушавшись его историй, я вынужден был возвращаться наверх самым последним поездом. Там-то я и встретил их. — Их? — испытывая недоумение от торжествующих ноток в голосе друга, переспросил Страйф. — Ага, их. Странную парочку неформалов, — Фэйр прямо оскалился, вспомнив тот момент.