Странная рыба в морях далёких планет

      Bowery Electric — Beat

      Черная, блестящая туша с кучей щупалец и массивным плавником, чья кожа из далека напоминало крокодилью, вылезла из глубин ровно на секунду, а потом снова скрылось в нещадных пучинах, оставив за собой огромный всплеск и пену, быстро тающую и снова разрастающуюся под проливным дождём. После чего на просторах ревущего моря С-13D2PGF опять заорала гудящая пустота, прерываемая только далёким мерцанием гуалиновых вышек.       Пери вздрогнула. Она не могла назвать себя трусихой, но каждый раз, при виде чего-то настолько угрожающе масштабного, неизвестного и непонятного, в её тело словно запускали электрический разряд. Сейчас она даже йокнула.       И хотя девушка и находилась на полностью защищённой от внешнего мира платформе, чьи окна могли выдержать ударную волну ядерного взрыва и чьи подпорки продолжали бы стоять даже при 12-балльных землетрясениях, некий первобытный ужас все равно просыпался где-то в под коркой её сознания, напоминая о тех днях, когда человек был всего лишь соринкой под ногами "высших сил". Здесь, ей не могли навредить ни хтонические монстры из глубин, ни громадные волны-убийцы, ни срывающий живьём кожу ливень, но настырная тревога прячущегося от грозы неандертальца была забетонирована глубоко в кишечных имплантах, и ни что её оттуда не могло достать.       —Ну и дрянь эта Лужа...—пробормотала Пери, то ли сама себе под нос, то ли обращаясь к сидящей рядом сотруднице.       Реакции на свои слова она не ждала, но через пять секунд, в которых словно раздумывали, а стоит ли как-то отвечать, послышался тихий, отдающий "не человеком" голос:       —А мне нравится.       Пери хмыкнула. Сложно было угадать эмоции сидящей, опёршись на девентиевую колону под которой заранее были постелены подушки, Ляпис: слишком уж отрешенной она была, слишком размыты и переменчивы были эмоции на её лице, те постоянно лёгкими полутонами, как волны (хотя и не такие бурные и резкие, как за окном), колыхались лёгким дрожанием обоих слоёв век и краями губ, вздыманием жабр. И лишь улыбка-невидимка, заметная только благодаря специальным настройкам чувствительности глаз, помогала предположить: море, даже такое, доставляло ей искреннее наслаждение.       —Рыба рыбе рознь... —хихикнула Пери и сменила позицию с сидячей на лежачую.       Нет, в чем-то Ляпис всё-таки была права. Сидеть здесь, защищённой от всех невзгод и взирать на ужас, на гнев чужой, негостеприимной планеты, что так и жаждет убить, растоптать, разместить, перекомпостировать и просто изничтожать человека, пришельца и их производных, это было что-то. Эффект только усиливался внутренностями помещения, в котором они находились: огромный, подобный пещере зал с высоченным потолком, подпираемым массивными колоннами одиноко ютящимися в пустом пространстве, по всему полукругу которого было громадное, чуть выпуклое стекло, а довершал ансамбль вездесущий девентий, что своей мраморно-металлической текстурой и мертвенным, темно-зелёным цветом укутал все сущее... Маленькие диванчики, разбросанные тут и там, походили на спящие туши каких-то странных животных, а кофейные столики выглядели излишне хрупкими, их ножки казались насекомьими. Все это торжество лужного брутализма заставляло тебя почувствовать себя таким маленьким и слабым, ну просто крохотным, но защищённым крепкой, повелительной рукой людского порядка, который скрывал от тебя кошмары первозданного, неизъяснимого и хтоничного.       Пери устремила свой взгляд дальше в море, словно бы пытаясь найти что-то за дождевой завесой. Блим. Блим. Загорался и пропадал вдалеке красный фонарик. Блим. Блим.       Волны вплотную подходили до стекла, но не доставали до него. Где-то далеко, ещё дальше, чем гуалиновая вышка, их дробил волнорез, хоть немного усмиряя изуверский нрав.       —Да нет, в этой планете правда что-то есть.       Пери отдёрнуло. Голос сотрудницы прозвучал слишком резко в пустоте пространства.       Девушка отлипла от стекла, села на подушку и посмотрела на компаньоншу. Ляпис не обращала на неё внимания. Она сидела, устремлённая к морю, словно бы вылитая статуя, символизирующая вековое спокойствие. Только тихое дыхание, при котором её малые жабры открывались и раскрывались, издавая при том еле слышно сопение, выдавало в ней жизнь. Через секунду, Ляпис повернулась к Пери лицом, пустыми черными точками глаз устремившись прямиком в душу, минуя её очки и глазные протезы.       —Ты ходила в город? —непринужденно сказала она. Её голос был певуч, мягок, но странновато вибрировал; ощущалось, словно бы два человека говорили в унисон. Объяснить это было легко: голосовой аппарат Ляпис был предназначен не только для суши.       —Нет.. —Пери снова развернулась к морю. Напряжение от резкой говорливости сотрудницы спал. —После выполнения служебных обязанностей я торчу у себя. Ну знаешь, отдых, звонки, все дела. —Она пожала плечами.       —Зря. —ответила ей Ляпис. —Сходи. Там классно. —Она продолжала смотреть на Пери, на её маленькое тельце, пронизанное желтыми, зелёными и красными биопроводами и амёба-пластиком, на ее черные протезы, хоть и не получала взгляда из механических глаз взамен. —Там бар классный есть. Называется "Лагуна после шторма". Загляни. Там подают хороший планктон.       —Ну и названьице. —Пери мысленно представила себе интерьер этого заведения: в её голове всплыла "доисторическая" рыбацкая забегаловка, перевёрнутая вверх дном морской стихией.       Голоса девушек стихли, и как только комната снова утонула в тишине, аккомпанируем далёким свистом ветра и стуком дождя, сыплющемся из чернейших туч, в голове Пери клацнуло осознанием: последнее уточнение про планктон было шуткой. Момент был безвозвратно опущен, но она не сдержалась и хихикнула.       —Я обязательно туда зайду. —повеселев сказала Пери. После, немного обдумав нетипично дружелюбное поведением компаньонши, решила продолжить беседу и может, попробовать пойти на сближение: —но только если ты сама меня туда отведёшь.       —Ладно. —Ляпис пожала плечами.       Не ожидая такого ответа на откровенно шутливое предложение, она развернулась, но тотчас же остолбенела, наткнувшись на рыбьи глаза.       —Правда?.. —Пери недоверчиво подняла бровь. Сейчас, в её голове бушевало непонимание. Как муха зудел вопрос: а шутит ли её сотрудница, и если да, как это можно определить?       —Ну да. —ответила та совершенно непринужденно. —Даже угостить могу.       —Чем? —сам по себе вырвался из уст Пери глупый, даже нет, идиотский вопрос.       —Как это чем? —наигранно удивилась Ляпис. —Планктоном конечно!       —Аааааааа....—якобы осознав раннее сокрытую истину, протянула Пери. Мысленно, она выдохнула, убедившись в балагане происходящего.—Конечно, планктон... И когда?       —Да хоть завтра. —Ляпис развела руками.       —Ну можно и завтра. —Пери пожала плечами. —Но не сразу после смены. Нужно немного отдохнуть, помыться... А то от меня всегда бензином несёт.       Ляпис полу-прыжком резко сократила между ними расстояние, и, если бы Пери не опиралась на колону, она точно упала от неожиданности. Сделав это, та стала жадно втягивать воздух своим носом (который, как казалось Пери, был рудиментарным, и не нёс в себе никакой, кроме декоративной, функции), вплотную притом пододвигаясь к девушке.       —Тогда тебе стоит лучше мыться. От тебя все ещё исходит бензин. —oна отпрянула, но все ещё была подозрительно близко. —Вообще-то, мне это даже нравится.       Пери замялась.       —Это от одежды, наверное... —пытаясь придумать какое-то отправление, она почесала за головой.       —Нет. —уверенно опровергла её слова Ляпис. —Это от тебя. —Она снова нарушила личное пространство Пери, теперь, почти прильнув к ее шее. —Бензин, масло, амёжик, девентий, соли... Но в первую очередь бензин.       —Ну... гм... —Пери пыталась подыскать какой-то ответ. В голову ни что не приходило, так-как она даже не представляла, какими он должен обладать параметрами и на какую реакцию отвечать. —Если тебе нравится, то пусть.       —Да... —Ляпис продолжала обнюхивать Пери. А та, в свою очередь, задумалась о том, как работает её нос; как он работает в воде, и может, не только от рыбы у неё помесь? —Он как феромоны. Но они запрещены, а этот вполне законен.       Теперь уже, Пери точно вышибли из колеи, поэтому, заглушаемая ревом стихии за окном, она молчала, стараясь не то что не дышать, но и не думать лишнего.       Пустая комната продолжала выполнять роль пещеры, в котором клаустрофобия тонко граничила с ее антиподом, перемешиваясь в довольно стабильную, но странную, удивительно умиротворяющую субстанцию. В её конце, прямо перед окном, между двух колон, Ляпис почти навалилась на Пери.       —Да... —Она наконец отодвинулась девушки, что продолжала сидеть в, не столько тревожном, сколько не понимающем, как себя вести с диким зверем, а посему пытающимся быть максимально осторожным, состоянии. —Это бензин. В этом что-то есть.       Пери теперь и сама решила принюхаться. Бензин на её теле был неуловим, она скорее его дорисовывала в уме, чем реально чуяла. Тоже самое можно было сказать про другие перечисленные ею компоненты, кроме амёжика, но тот давно стал одним целом с запахом её собственной кожи. В её голове даже пронеслась мимолетная мысль: "а не протезировать ли мне нос?", которая не то, что была отвергнута, но перенесена "на потом".       А вот букет из хлорированной и зажутованной воды, рыбы (Пери не хотела показаться генофобом, но отрицать его было невозможно), каких-то солей и ещё тучи неопределяемых запахов был слышен от Ляпис за версту, как и от многих ей подобных. Ощущалось это, словно ты нырял в бассейн где-то на Европе, или, может, погружался в глубины Виселианских Дон. Запах, что будоражил те воспоминания, высеченные глубоко в сознании, может, даже никогда не существовавшие, оттого их так трудно достать из закоулок мозговых процессов, ощутить заново.       Ляпис заметила, как та принюхивается, и подставила ей свою шею. Прямо там располагались её жабры. Пери почти уткнулась в них носом, чуть проникая под жаберные дуги и вдыхая запах изнутри Ляпис. Прямо сейчас, в её голове, искусственно усовершенствованном шоковыми терапиями, все импульсы прервали осмыслительную деятельность, перебросив токи в эмоциональный экстаз, окутавший её тело. Пери пробило лёгкую дрожь, её дыхание было прерывистым, тяжелым: она пыталась вдохнуть Ляпис всю.       Сложно сказать, сколько они провели в такой позе: мысли Пери бегали в разные стороны, не готовые давать ей ответа: прошло пару секунд, минут, а может, её мозги окончательно испортились, и она не смогла заметить часа? За мыслями бегали её глаза, скользили на разных объектах комнаты, плыли по морю за её пределами, бились о... Ляпис.       Это был наверное первый раз, когда эмоции той можно было ощутить, можно было увидеть. Понять? Нет уж, теперь точно нет. Но теплая улыбка, которая не могла устоять в одном положении, то расползаясь в гримасе идиота, то сворачиваясь до легкой дрожи, внушала что-то очень приятное, очень близкое, обволакивающее и опьяняющее.       Ляпис встала со своего места, на её лице принялись бегать те же множественные интонации, что и раньше, только теперь их сила была подобна реву стихии за окном. Каждая была яркой, каждая была густой и всепоглощающей. Она пыталась их задавить, привести к общему знаменателю (к какому конкретно, Пери понять не могла), но у неё не получалось: видимо, что-то в её перемешанных генах конфликтовало друг с другом, что-то мешало ей остановить эмоциональную бурю. Еле схватившись за стабильный промежуток, она пролепетала:       —Я зайду за тобой в 9.       Последние слова у неё вырвались то ли криком, то ли рёвом, а закончились то ли плачем, то ли хрипом, словно все интонации ожесточенного спора нескольких человек всунули в секунду и заставили проговорить опять.       Ляпис поспешила удалится. А Пери сидела, охваченная дрожью, и пыталась восстановить свои мыслительные процессы, дабы наконец-то создать картину: а что же только что произошло?