Адская канцелярия

Джеральд Волф чувствует себя странно и неуютно. Профессорам древнекитайской истории со специализацией на юридическом кодексе эпохи Тан крайне редко достаются восхищенные взгляды. Особенно профессорам в почти пенсионном возрасте и — будем честны — с изрядным лишним весом. Уж точно не от красивых молодых людей — полицейских консультантов. Джеральду так хочется помочь и консультанту, и очень деловой и решительной женщине-детективу, но знает он об убийстве в своей аудитории прискорбно мало. В тот день у него занятий не было, он сидел в библиотеке, писал статью, — публикации сами себя не сделают — и видела его там уйма народу. Ну… и все. Ничего он, в общем, не знает. Увы. — У меня не самый популярный предмет… Да и еще я неправильного происхождения, не в струе современных веяний, так что… — Но как же так! — консультант всплескивает руками. — У вас же прекрасные книги! И то, что вы не в автохтонной традиции, это же замечательно! — Э-э-э, — изумляется Джеральд. — Вы правда так думаете? Вы что, читали мои книги, хочет он спросить, но все же удерживается. Это прозвучало бы как-то… жалко. Но… неужели читал? Вот этот вот очень молодой и энергичный человек в очень дорогом и прекрасно сидящем костюме? Да нет, не может быть. Он наверняка перепутал. — Ну конечно! Ведь ваши ученики тоже не в традиции, кому как не вам им объяснять так, чтобы стало понятно! Кстати, — консультант выуживает из внутреннего кармана пиджака записную книжку и Паркер. — Вы же не откажете в автографе, правда? Я бы попросил подписать «Аспекты кодекса», но, увы, с собой не захватил! Джеральд таращится на протянутую бумагу и Паркер так, будто это киноварная пилюля бессмертия. Просят автограф? У него? Это, простите, как? Это шутка такая? Но юноша не походит на шутника и смотрит искренне. — Люцифер, — детектив вздыхает, — мы отнимаем у профессора время. Это, разумеется, означает: ничего не знающий профессор отнимает время у нас. — Но детектив! — восклицает названный Люцифером. Какое… сложное имя. Бедный мальчик. — Ничего страшного, — улыбается им Джеральд. Выводит «На добрую память светоносному» на вэньяне и расписывается. Возвращает блокнот. — О, спасибо! — сияет Люцифер. — Какой прекрасный вариант моего имени! И Джеральд с изумлением понимает, что тот прочитал надпись. Прочитал. Фразу, написанную древним языком и старыми знаками. …Неужели и в самом деле прочел книги? Поразительно. — О, кстати. — Люцифер останавливается у самой двери и оборачивается, проигнорировав яростный шепот детектива. — Вы, совершенно случайно, не даете частных лекций? Я заплачу любую сумму! Профессор промаргивается, но улыбающийся юноша никуда не исчезает. — …Вам лично? — Мне и моим… как бы это сказать… сотрудникам. Кого очень интересует Кодекс и его влияние на представление о должном и недолжном в китайском обществе, от древности до современности. Джеральд был уверен, что готов услышать что угодно, настолько ситуация начала отдавать абсурдом, но тема собственной диссертации становится для него полной неожиданностью. — Вы ведь по-прежнему разрабатываете эту тему? — спрашивает Люцифер. — Я… да. Да, конечно, — профессор прочищает горло. — Давайте созвонимся ближе к концу недели, и я посмотрю, что можно сделать для вас? — Замечательно! Они обмениваются телефонами, и дверь за нежданными посетителями закрывается. Джеральд совершенно убежден, что Люцифер забудет о нем, как только завернет за угол и, разумеется, не позвонит. Ни к концу недели, ни вообще когда бы то ни было. Но ошибается.

***

Это, пожалуй, самое странное соглашение о неразглашении, которое Джеральд когда-либо видел. Во-первых, зачем оно вообще понадобилось? Зачем запрещать разглашать состав частной учебной группы, что за абсурд? Ну если только Люцифер вместо лекций о юридической системе Китая эпохи Тан на самом деле имеет в виду оргию с элементами садо-мазо, но уж такой-то намек Джеральд бы точно не пропустил. Наверное, хм. Да… Ну и во-вторых, первой фразой соглашения стоит: «Данный документ никаким образом не является, не может и не будет являться контрактом о продаже души». — Вы можете отказаться и уйти. В любой момент, — говорит Люцифер. Они сидят у него в пентхаусе, над самым популярным ночным клубом Лос-Анджелеса. Суббота, три часа пополудни. Лекция должна начаться полчаса спустя, этажом ниже. За лекцию, за цикл из десяти лекций, Джеральду заплатили — авансом! — двадцать тысяч долларов. Контракт на десять лекций тоже содержал фразу «Этот документ не является продажей души», но тогда Джеральд, ошеломленный суммой, не обратил на это внимания. Он всматривается в лицо нанимателя — такое невозможно молодое, — мысленно хмыкает и ставит подпись под соглашением. — Душу вообще возможно продать? — интересуется он, смотря, как наниматель складывает бумаги в папку. Очень аккуратно. В папку с пентаграммами по углам — вспыхнувшими при закрытии. И можно, наверное, решить, что показалось — вот только в библиотеке этого юноши он видел древнее издание Кодекса, а также свитки, книги, стопки бумаги и пергамента на языках древнего мира. И если там завалялась рукопись «Карденио» он не слишком удивится, на самом деле. — Я не куплю, — отвечают ему совершенно серьезно. — Я, профессор, с теми, которые у меня уже на руках, не знаю, что делать. За тем вы здесь, собственно, и находитесь. Пойдемте, я вас познакомлю с вашими учениками. — Мне следует, э… Подготовиться? К необычному? Люцифер — о, Боже, ведь правда же Люцифер, о, о, о…. — смотрит на него и хмыкает. — Выглядеть они будут как люди, не волнуйтесь. Но вопросы задавать станут… Как бы вам описать ситуацию… К нам попадают из-за сильнейшего чувства вины на момент смерти. Идиотская система, но изменить ее я не в силах. И как следствие, у нас миллионы и миллионы душ, которые страдают и винят себя в проступках, с нашей точки зрения — в смысле преступлений против чужой личности, души, свободы воли, — не имеющих никакого значения. Он задумывается на мгновение. И продолжает: — Ну вот, например, благородный Ли, Китай, Сиань, примерно середина эры Кайюань, сложно сказать точнее, тогда у нас компьютеров не было и в регистрации был полный хаос. Серийный убийца, двадцать три жертвы. Почему он угодил в нашу юрисдикцию? Он истово сожалел о том, что забросил семейный храм. Больше он не сожалел ни о чем вовсе. И рядом с ним его же современник, сожалеющий о том, что не оставил наследника и род его прервался, и это — его единственное прегрешение. Оба попали во второй круг по первичному распределению. Люцифер вздыхает. — И только после долгой работы судьи круга, который заподозрил неладное, благородный Ли был перераспределен в круг седьмой. Судье, в общем-то, просто повезло и это неприемлемо. Нам необходимо системно отличать один случай от другого. Нам необходимо знать, какие вопросы задавать и как понимать ответы. Посмертие людей зависит от того, насколько хорошо мы поймем их вину и как пробудить в них раскаяние — если это вообще окажется необходимо. — О, — выдыхает Джеральд. Они входят в лифт. Джеральд вытирает вспотевшие ладони о брюки. — У вас же… опыт куда больше моего. Разве нет? Чему он, теоретик о давно минувших временах, может научить тех, кто те времена видел? Общался с жившими в них? Если даже они ошибаются, то как он может им помочь? — Мы, во-первых, не люди, — вздыхает Люцифер. — Человеческая психика очень сложна, а уж когда смотришь на нее снаружи… И во-вторых, профессор, мы — не ученые. Увы. И методам анализа нас никто особо не обучал. Они выходят в коридор этажом ниже. — …Научный метод — прекрасная вещь, но мы миллионы лет действовали в основном методом не очень научного тыка. Так что любой шанс систематизации — это дар судьбы, честное слово. Ну и в-третьих… Этот этаж кажется обычным, средней руки офисом. Светлые стены, растения, стеллажи с папками в большом кабинете за стеклянной стеной. Вот только папки подписаны иероглифами, которые Джеральд не может опознать. — Это мой офис, — поясняет Люцифер, заметив его интерес. — От, скажем так, постоянной работы. Текущие досье, требующие личного внимания, и это только не оцифрованные… Так вот, в-третьих. Он морщится и проводит ладонью по лицу. Джеральд почти ожидает, что он снимет человеческую личину как маску, и даже почти разочарован, когда этого не случается. — Если бы у нас был только Китай! — восклицает Люцифер. — Вот что мне делать с грешниками древних культур Сахары, а? Я не понимаю, почему одного из представителей сломанная швейная игла привела к самоубийству. Душа объяснить не может, потому что погружена в страдание, прекратить страдание я не могу, потому что она меня не слышит, и я не знаю, в чем именно была проблема, не могу найти ключа от ее двери, а спросить не у кого. А ведь подобных изолированных исчезнувших культур — тысячи. Они минуют кабинет, проходят мимо пары закрытых дверей. — Нас хоть и много, но тех, кто умен и способен учиться, среди демонов, сами понимаете, не миллиарды. И даже не миллионы. А тех, кто способен на научно-исследовательскую работу и того меньше. Так что… Они останавливаются напротив двери в конференц-зал. На ней даже табличка висит. На английском. — ...Помогите нам, профессор, вы наша единственная надежда. Хотя бы с Китаем! Профессор, у которого кружится голова, смеется помимо воли, кивает и входит в аудиторию. Вполне стандартный средней руки конференц-зал, только почти без мебели, наличествуют проектор, стол и стул для лектора и эспрессо-машина. Там, где должны находиться прочие столы и стулья, на голом полу сидят полтора десятка с виду обычных людей разного возраста и разных рас, — вот только сидят они в сияющих пентаграммах. Стоит Люциферу с профессором войти, все они немедленно встают на колени и кланяются Люциферу, коснувшись лбом земли. — Вольно, — приказывает Люцифер. — Профессор, перед вами судьи второго и третьего кругов, сектор китайской империи. Судьи, перед вами уважаемый учитель Джеральд Волф. «Приветствуем учителя», — раздается в зале. — Вопросы задавать на английском и мандарине и по делу. Время ограничено, сами понимаете. Прошу вас, начинайте. Люцифер делает приглашающий жест, берет со стола ноутбук и сам садится на пол у стены, скрестив ноги. Джеральд сглатывает, оглядывает аудиторию. Демоны смотрят на него с жадным интересом, давно студенты не смотрели на него так. Ну что ж… Ну что ж. Приступим.

***

Это, пожалуй, лучшая учебная группа, которую ему когда-либо приходилось вести. И десятью лекциями они, разумеется, не ограничиваются. …Наверное, он все-таки продал дьяволу душу. Не за деньги, за интереснейшую работу. Но он не жалеет.