Ähnlich

Учёному так ничего и не приснилось, сон пролетел, как пара минут, но Джозеф всё равно чувствовал бодрость и кучу энергии. В спину уже не дул холодный ветер, наоборот, стало очень тепло. Настроение было таким хорошим, что казалось, будто ночные события были лишь сном, кошмаром, который ничего не значит и не имеет никаких последствий. Астроном тихо цокнул языком, зевнул и прижался к тёплому телу напротив, только потом открывая глаза. За пару секунд щеки залились румянцем, в голову пришло осознание, что Пауль обнимает его, а все эти прекрасные пару мгновений с пробуждения, щека учёного нежилась о чужую руку. Джозеф медленно поднял голову к лицу немца. От вида защитной повязки на чужом носу неприятно свело живот, настроение тут же упало. Лосеву снова стало стыдно за это, за то, что Паулю так досталось, за то, что клон отыгрался на нём. Но несмотря на всю вину перед другом, Лосев уткнулся носом в чужую шею, решив немного дольше насладиться этими объятиями, хоть и безбожно краснел. Пауль проснулся от шевеления с чужой стороны. – Джозеф..? Солнце ударило в глаза, от чего немец зажмурился и опустил голову, глядя на лицо друга, который посмотрел на него в ответ, уже легонько улыбаясь. Хотел бы Пауль однажды стать причиной хотя бы такой улыбки, хотел уже давно, даже мечтал об этом. Только никак не мог понять: почему? Почему же так хочется сделать счастливым именно этого рыжего учёного? Почему хочется особенно стараться именно для него, работать не покладая рук, работать до потери сознания, если не пульса? Эти мысли засели в голове так давно, что стали почти привычными, но одновременно ненавистными. Иногда парень просто не может работать, всё отвлекается на любую мелочь и вместо поиска нужной шестерёнки, иногда просто останавливается у окна, ожидая увидеть, как Лосев направляется к его дому. Увы, происходило это не так часто, как хотелось. Пауль ещё ни с кем не обсуждал это, хоть и собирался, он нашёл решение для проблемы получше: работать пока руки не отвалятся. Но даже работа рано или поздно заканчивалась, в последний раз немец опередил свой график дел на неделю вперёд. Именно в моменты, когда не осталось дел, или сил на эти дела или случился очередной провал Пауль изолировался дома от всего мира, снова не зная, что же ему делать. Крушить всё вокруг не оставалось не только сил, не было даже и желания, на душе было просто тяжело и пусто одновременно. Что-то неясное чуть ли не физически давило на лётчика, но при этом он не испытывал ничего. Ни радости, ни печали, ни злости. Куда не посмотри – не было ничего, что могло бы сильно волновать или хоть немного беспокоить, а особенно радовать. Солнечный день за окном – не такая уж это редкость, да и на улице механик никому не нужен; уголок с альбомами фотографий и писем любимого сына – Биби сейчас занят, если что-то случится, он напишет, если вообще вспомнит; стена, завешенная удачными чертежами – рано или поздно всё сломается, а пока работает, Пауль не нужен. Хлам на полу – никто не станет тут задерживаться, если вообще зайдёт, сейчас все друзья, скорее всего, гуляют где-то вместе, или по-отдельности, парами, кто чаи гоняет, кто просто болтает о каких-то вещах, кто играет друг с другом. А Пауль сидит у себя дома, один, в темноте, потому что включать свет нет смысла, смотрит на свою кровать и вспоминает, как успел вернуться в такое состояние и выходил ли он из него. Первыми в голове всплывают относительно недавние встречи с Джозефом, каждый раз его компания заставляет хотя бы в душе улыбнуться и расслабиться, особенно, если речь не идёт о совместной работе. Рядом с Лосевым Пауль всегда чувствует себя нужным, хоть немного, будь иначе, учёный бы его не позвал к себе, хотя, может, если только заманить в игру со всеми жителями деревни. Сколько бы астроном это не проворачивал, у него всегда получалось. У него одного всегда получалось получить полное доверие и заставить сердце биться громче, чем обычно. Немец резко зажмурился и шумно выдохнул, прижимая астролога к себе. – Друг мой задумчивый, вы в порядке? – Лосев немного забеспокоился, и хотел уже отодвинуться от немца. – Вы так крепко обнимаетесь.. – Извиняйт, Джозеф. – Пауль медленно отпустил друга, чувствуя неприятное покалывание в сердце. – Просто сердце немножечко шалить. – Я вам просто поражаюсь. Вам всего двадцать девять, а со здоровьем у вас похуже, чем у меня. – Лосев сразу отодвинулся, в голосе звучала добрая насмешка. – Извините, друг мой, а давно мы вообще так лежим? – Ты дрожать ночью, поэтому я обнимать тебя, чтобы дать тепло. – Пауль ласково улыбнулся другу, думая, что сделал хороший поступок и тут же улыбка спала с лица. – Всё есть хорошо? Ты хорошо себя чувствовать? – Да, всё прекрасно! Учёный мысленно проклинал и свою природу краснеть и такую заботу со стороны друга, а вот Пауль уже приподнялся на локтях, нависая над другом, намереваясь проверить температуру "надёжным методом". – Не стоит так за меня волноваться, Пауль! – Учёный обеими руками упёрся в ключицы друга, отворачивая голову. – Я чувствую себя просто чудесно и я благодарен за то, что вы согрели меня ночью, но я желаю сохранить хотя бы немного личного пространства! – Я просто волноваться, что ты заболеешь. – Я же говорю, что температуры у меня точно нет, успокойтесь! – Извиняйт. Когда Нойманн сел на край кровати, Джозеф облегчённо выдохнул, опираясь спиной на стену и сразу отстраняясь. На окне всё ещё был чужой пилотный шлем, ещё сырой, а за окном были грязь, слякоть и лужи. Простыми словами – никакого желания выходить из дома. Пока Джозеф всё ленился сползти с кровати, Пауль уже успел найти сантиметровую ленту и снять мерки с разбитого окна, которые записал фломастером на запястье. – Друг мой, который час? И что вы делаете? – Мы проснуться в обед. Я пойду за стекло в свой ангар, ночью опять будет холодно, ты можешь заболеть, если будет дуть холодный ветер. Джозеф сперва посмотрел в окно, потом на кучку одежды Пауля и после встал с кровати. – Друг мой заботливый, может быть я и мёрзну сильно, но болею не так часто! – Учёный звучал даже в какой-то степени оскорблённо. – Лучше скажите, что собрались на осмотр к Клавдии. Немец только вздохнул, а учёный уже понял всё, что сейчас мог сказать Нойманн. – Не упёрствуйте так, я сам не люблю лечиться и я знаю вашу любовь всем помогать. – Тон учёного заметно смягчился. – Но вы же понимаете, что это для вашего же блага? – Ja, ja..¹ – Ну а если не хотите идти сейчас, у меня есть для вас специальное предложение! Немец вскинул брови и проследил взглядом за тем, как Лосев подошёл к шкафу, распахивая правую дверь. Там, как всегда, стоял относительно новый граммофон с парой дисков песен Козетты – кумира обоих гениев. Пауль вздохнул и улыбнулся, когда Джозеф поставил самую любимую песню своего друга, хоть и считал, что последняя песня Козетты самая лучшая. – А на счёт окна лучше у Палладия попросим, не вам же одному всем помогать. – Danke schön², Джозеф. Оба слушали песни Козетты и танцевали под них ещё часа два, в один момент Джозеф даже начал неумело подпевать, а Пауль тихо посмеялся с того, как звучит чужой голос, но вскоре их веселье прервалось громким стуком в дверь. – Пауль, Джозеф, охох, вы там? Уже всю долину обошла! Кому я говорила идти на осмотр сразу после обеда?! На пороге стояла Клавдия, одетая в свой "выходной" костюм, в котором обычно уезжала в город за покупками. – Пауль, а ну выходи! Сейчас тебя осмотрю и поедешь со мной в город, давно уж надо тебе одежду купить! Немец выключил граммофон и подошёл к двери, всё также будучи в шортах Джозефа, в то время, как хозяин домика остановился у своего стола и стал спешно соображать, во что бы переодеться, чтобы не получить очередную лекцию, но Пауль уже выглянул за дверь. – Зачем мне новый одежда? – Ещё спроси, зачем тебе запасная обувь! – Клавдия распахнула дверь. – А ну, живо одевайтесь, оба! Пора бы уже отучаться в пижаме весь день ходить, Джозеф! – Ну подруга вы наша заботливая, не начинайте, прошу. – Лосев вздохнул и подошёл к окну, беря в руки пилотный шлем друга. – Я всё равно не собирался выходить сегодня из дома. – Ничего не хочу слышать, быстрее давайте! – Женщина пригрозила учёному пальцем, а потом глянула на немца, который пытался натянуть на себя мокрую футболку так, чтобы она не коснулась носа. – Вы даже одежду перед сном не развесили? Мне что и вас теперь, помимо молодёжи воспитывать?! В итоге и Джозеф и Пауль получили выговор один на двоих, немцу сменили защитную повязку на носу, заставили его же надеть самые длинные штаны астронома и красный вязанный свитер, который оказался большим даже для лётчика. Последним, что надел Пауль был его пилотный шлем, точнее его надел на пилота Лосев, который аккуратно заправил чёрно-белую прядь волос за чужое ухо. Друзья даже попрощаться не успели, лишь переглянулись, как женщина схватила Нойманна за руку и уволокла за собой, не дав сказать ни слова. Расспросы были бесполезны, просто потому что существует слово "надо". В электричке людей было безумно много. Как же давно Пауль не ездил в общественном транспорте, особенно стоя, ещё и ловя на себе косые взгляды то ли за сломанный нос, то ли за странный, как он сам считал вид. – Вот поэтому тебе запасная одежда и нужна, а то так и будешь мокнуть каждый раз, раз уж ночью не спится, а потом в одежде Лосева ходить! – Женщина говорила негромко и слава богу, она сидела возле поручня, за который держался немец. – А лучше вообще, спать по ночам, а с твоим-то сердцем особенно! Нойманн тихо выдохнул и послушно кивнул, даже не собирался возникать. Не хотелось спорить с Клюевой, ещё и среди кучи людей, когда пол под ногами трясётся, а поручень чуть не выскальзывает из рук во время каждой остановки. Поэтому Пауль стоял молча, не садясь даже, если появилось, свободное место, даже когда ноги уже начали уставать. Наверное, Клавдия решила поехать вечером, чтобы на обратном пути вагон был пустым, как было обычно. Нойманн стоял уже час, вроде осталось не так долго, он не знал точно, но этого времени вполне хватило, чтобы снова выпасть из реальности в воспоминания. Парень стоял, закрыв глаза и опустив голову, а перед глазами был пустой салон машины такси, старый чемодан рядом и отражение тощего, истерзанного жизнью юного лётчика, который, по-сути, сбежал от проблем с нехваткой денег в ранее чужую деревеньку. В тот вечер по щекам текли слёзы, как бы стойко он не держался. Дело всей жизни, друзья, куча денег вложенных в обучение, всё это осталось там, в Мегаполисе. Но сейчас немец не жалел об этом, нет, совсем нет. Он обрёл дом, в котором не водятся крысы, не бегают безумные дети соседей, крушащие любую деталь или мелкое изобретение, дом за который не нужно платить половину зарплаты каждый месяц, будучи под страхом выселения. Пауль не стал лучшим лётчиком в глазах других, зато он сам построил самолёт для опыления полей, сам испытал его и доказал сам себе, что годы труда и учёбы не прошли даром. Что на счёт друзей.. Каждый раз, вспоминая про них, Нойманн хотел ударить себя за то, что бросил их без предупреждения и даже не попрощался, просто забрал документы и пропал в один момент на несколько лет. Внезапно лётчик чуть не упал вперёд от хлопка по спине, выпучил глаза и обернулся к тому, кто его хлопнул. У немца отвисла челюсть, брови подскочили вверх, он даже чуть не отпустил поручень. – Емае, я же говорю, Пауль! Ну я ж его никогда не спутаю ни с кем! – Ну дарова! Перед парнем стояли двое молодых людей, примерно его ровестники, один одет, простыми словами, по моде: чёрная водолазка, белые брюки, белый пиджак, серебрянная цепочка на шее, чёрные туфли, а второй просто в чём попало: фиолетовые брюки, бордовая толстовка, чёрные кроссовки и кепка, козырьком назад. Обоих парней немец помнил прекрасно, даже спустя 5 лет с его уезда. Он прекрасно помнил этого блондина среднего роста с мягкими чертами лица, аккуратным носом, большими, добрыми зелёными глазами и серьгами-колечками в мочках ушей. Также отлично знает черноволосого, коротко стриженного, высокого, спортивного парня. Эти двое буквально были парочкой, известной на всё училище за свои шутки, от которых немец не редко их отговаривал или после вовсе брал на себя часть вины, но вот последнее никогда не работало. Стоило Паулю сказать, что это он пронёс в училище баллончик с краской, все учителя начинали смеяться и не без повода. Слишком уж Нойманн порядочный, послушный и стеснительный, когда дело касается даже мелких пакостей. – Илья? Дима? – Немец быстро проморгался, уже полностью оборачиваясь к старым друзьям. – Что вы тут делать? – Ха, да ты даже акцент не убрал! – Блондин Илья улыбнулся, одной рукой обнимая Диму, чтобы тот не упал, если случайно отпустит поручень. – Я уже думал, не встретимся никогда. – Пауль, ты че так ушёл-то, а? Даже не сказал никому, мы уже подумали, может ты помер там от голода где-то. – Ну, я.. – Немец не сдержал улыбки от радости встречи, но одновременно с этим почесал затылок рукой, поглядев на Клавдию, что всё это время удивлённо смотрела на троих парней. – Просто не мочь оплатить училище, вот решийт уезжать. – Да ну, просто так? – Илья нахмурился. – Просто из-за этого? Мог бы помощи попросить, придумали бы что-нибудь! – Мы твою бабушку еле отговорили приезжать, после того, как ты ей не ответил. – Дима тихо посмеялся с выражения лица старого друга. – Ну, куда едешь хотя бы? – А, да так. Клавдия потащить меня покупайт новый одежда. – Немец немного повернулся, вжимаясь спиной в стену, чтобы парни могли поздороваться со старушкой, что и сделали оба друга. – Мы ехать в Курогорск. – Надо ж, мы буквально перед тобой выйдем. Мы домик один присмотрели, вот едем глянуть, как там – Илья всё время смотрел немцу промеж глаз. – А что с тобой случилось-то? – Это есть долгий история, лучше рассказывайт, как вы? Я так часто думать о вас, когда уехаль! – Ну вот, старый добрый Пауль. – Дима ухмыльнулся. – Про себя никогда не расскажет, зато про других всё выкопает. – Nein³, я просто хотель узнать, как вы поживайт, появилься ли у вас жена.. – Тут Пауль быстро исправился. – Если вы захотели этого. – Да расслабься, мы же знаем, как тебя растили. Неа, ничего не изменилось ещё с училища. – Ага, и у нас всё прекрасно. А у тебя там как? – Оо, у меня есть прекрасный сынок, Биби, он у меня есть такой умный, такой добрый мальчик.. Немец невольно посмотрел наверх, забыв, что звёзд и неба сейчас не увидит, в то время, как его друзья с неким удивлением смотрели на него. – Уже сын? И сколько ему? – Ну сложно говорийть, он появился года три назад, но он уже вырасти и сам летать в космос. – Когда непонимания стало только больше, лётчик наконец-то понял, что не так. – О, nein, nein³,Биби не есть человек, он робот. – Ты.. – Илья восхищённо выпучил глаза, немного приблизившись к другу. – ..создал робота?! Сам? Разумного? – Ну капец, во даёшь! Изобретатель начал рассказывать о сыне много разного, о его путешествиях, о том, как часто ему пишет Биби, о том, как часто он навещает отца, как много всего умеет, как много всего знает и как никогда не заставляет отца волноваться за себя. А Клавдия молча сидела, да слушала это всё, ей даже пару раз хотелось возразить, но она не решилась попортить этот момент. С какой радостью и нежностью он каждый раз говорил про Биби и как часто врал почти обо всём. Если эти двое теперь увидят хоть отрывок того дня, когда немец приходит за таблетками для сердца только потому что снова поволновался за сына, они, наверное, и не поняли бы, что это тот сын, про которого говорит Пауль. – Ладно, ладно, мы поняли, какой у тебя прекрасный Биби. – Дима переглянулся с Ильёй. – Но ты что, серьёзно никого не нашёл? Нойманн лишь тихо вздохнул и отрицательно покачал головой. – Мда.. Как на такого, как ты ещё, никто не повёлся? – А может он просто не рассказывает, а? – Дима слабо пихнул Илью локтём, а после глянул на немца. – Помнишь, как к тебе при всей группе подошла "фройлян"⁴, а ты всё с тем же каменным лицом чуть в окно не выпрыгнул, лишь бы уйти? – Я говориль ей, что был занят.. – Немец, конечно, посмеялся с друзьями, но немного постыдился этой истории. – Зато больше ко мне не подходить знакомиться. – Это, конечно, да.. – Илья еле сдерживал смех. – Но знал бы ты, какие шутки потом по всему училищу ещё месяц плыли. – Были шутки? Я не слышаль ничего такого. – Если бы ты не сидел каждую свободную минуту за книгой или железками, уже прибил бы Кузьму к стенке. – А, ну Кузьма это есть другой дело.. Парни ещё полчаса поездки вспоминали жизнь в училище, Кузьму – главного балбеса группы, который однажды осмелился стащить у лётчика шлем, а потом ещё неделю ходил с шишкой на голове из-за тяжелого гаечного ключа, который прилетел в затылок. Пауля в группе все очень даже приветствовали, хоть и не особо общались, некоторые сперва думали, что он просто "паинька-трусишка", но быстро меняли своё мнение на "работягу-экстремиста". И не потому что немец однажды покрыл немецким матом Кузьму, который попытался стащить его чертежи, прямо в момент, когда декан находился в аудитории, а за его любовь брать самые сложные задачи на себя, изобретать что-либо прямо в училище и стоять на своём в споре с учителями. К слову, иногда он даже был прав, а иногда садился на место краснея и извиняясь, после чего сидел нахмурив брови и покусывая губы. Клавдия узнала немало нового про механика, например: Пауль, оказывается, умеет неплохо готовить, по словам его друзей, также может зашить свою одежду сам и может первым прийти в норму после самых жестких "верчений", как это назвал Илья. Женщина, конечно, не раз видела, как кружил в воздухе самолёт, как Пауль делал "бочку" или что-то подобное, да что там, она раза два минимум лично лечила немца после аварии, но всё равно удивлялась словам друзей механика, а из-за того, что часто смотрела на него, словила на себе какой-то обеспокоенный взгляд. Но вскоре Илья и Дима вышли, обняв друга напоследок и сунув ему что-то в руку. Пауль, улыбаясь, прощался с ними, почти также, как прощался с Биби. За этой поездкой последовало долгое хождение по магазинам, примерка примерно одинаковой одежды, хоть Клавдия и уговорила немца разнообразить свой гардероб красной футболкой и красными кроссовками, от других цветов он отказывался, как отказался и от нового головного убора, а вместо него купил две пары перчаток: одни зимние, другие рабочие. Впрочем, после покупки ещё и пижамы, Клюева была довольна, а Нойманн был уставшим, но всё равно нёс пакеты, в том числе и с едой. Повезло, что не пришлось ждать электричку и ещё больше повезло, что вагон, в который они сели был полностью пустым. Пауль рухнул на сиденье первый, поставил пакеты на пол, после чего откинул голову назад, шумно выдыхая. – Ну ничего, ничего, зато купили тебе много вещей, да и ляжешь сегодня пораньше, тебе с твоим сердцем режим важен - ого-го! – Клавдия села возле немца и достала из какого-то кармана спицы и пряжу, приступив за любимое дело. Парень ничего не ответил, лишь вздохнул и отвернул голову в сторону, сложив руки на своих бёдрах. Он правда был готов уснуть хоть сейчас, но сперва было бы неплохо поесть, а ещё навестить Джозефа.. Интересно, чем был занят всё это время Лосев? Может опять расчётами? А может гостил у кого-нибудь весь день или создавал новые чертежи? Пауль обязательно это выяснит, а пока вновь подумает, почему он черт возьми так хочет это выяснить.. – Пауль, голубчик, можешь достать пакет с пирожками? Нам не помешает перекусить. – Клавдия замолчала на пол минуты, потому что немец и не двинулся. – Уснул что ли? Не успела женщина встать или толкнуть парня, чтобы проверить, спит ли он, как немец шустро выполнил просьбу и достал пакет, сразу развязав его и протянув старушке вишнёвый пирожок. – Пауль, что-то случилось? – Женщина даже ничего не сказала про немытые руки, а спокойно взяла выпечку и откусила немного. – Nein³, ну, то-есть.. Не совсем. – Нойманн откусил от своего пирожка кусок и быстро прожевал, сглатывая. – Я просто уже давно думать о кое-что. – И ты хочешь об этом поговорить? За окном уже заходило солнце, небо приобрело яркий оранжевый окрас, появлялись первые звёзды, а в самом вагоне был тусклый свет от редких ламп в потолке электрички, редких, потому что не все из них работали. Такое освещение создавало комфортный полумрак, который почему-то хорошо сочетался с тихим грохотом езды. Немец глубоко вдохнул и выдохнул, промолчав примерно минуту. – Jа.¹ Женщина выжидающе смотрела на парня, даже в какой-то мере беспокойно. Кто не любит откровенничать, так это Пауль, а тут сам решил начать разговор о чём-то явно важном. – Я уже давно думать про.. Я не понимать.. – Немец снял шлем с головы и сжал его в руке, второй держа пирожок. – Я не понимаю, что я чувствовать. Я очень хотеть делать его счастливым, стараться для него, мне нравится его улыбка и его глаза, щёки тоже есть очень красивые и эти точечки на его плечах, мне нравится его смех, мне нравится в нём всё, я хотеть проводить с ним очень много время, мне легче с ним, но я не понимать, почему? Немец посмотрел Клавдии в глаза, будто искал ответ хотя бы в них, посмотрел с такой надеждой, что женщина сразу встрепенулась. – Подожди, подожди. Ты говоришь про.. – на секунду старушка задумалась, у кого могут быть веснушки на плечах. – ..Лосева? – Ja, ja¹, про Джозеф! – И давно ты такое к нему чувствуешь, милый? Клювия заметила, как немец покраснел и положила ладонь на его плечо, как бы успокаивая. – Ну.. Наверное года три, я не знать точно. Это быть плохо? – Нет, нет, Пауль, это не плохо. – Женщина уже поняла к чему ведут "симптомы". – Наоборот, даже хорошо, в какой-то степени. – Но почему я чувствовать это только к нему? Клавдия тихо похихикала, поняв, что Нойманн даже не догадывается о своей влюблённости, ох уж эти парни, особенно в молодости такие молодые и наивные. – Потому что ты его любишь, вот и всё, голубчик! Женщина спокойно относилась к подобным отношениям, да и Анфиса уже кучу раз подозревала этих двоих, а потому она лишь спокойно села, как до этого и откусила ещё кусок от пирожка. Пауль же покраснел сильнее и уставился на старушку, прижимая свой шлем к груди. Он и подумать не мог, что такой вариант существует, а так как другого объяснения он уже давно не мог найти, этот вариант был единственным. Проблема стала только хуже, а вопросы только сложнее. – Но что мне с этим делать?? – Попробуй сказать ему и всё. – Женщина пожала плечами, доедая свой пирожок. – Так.. Просто? Просто подойти и сказать? – Ну можешь, как раньше делали с огорода пару роз украсть и бежать, пока тебя не засёк Палладий. Конечно же старушка говорила это в шутку. Но вот правильно ли, это воспринял Пауль..