Игра в кости

Видеть Феликса таким было непривычно и почти страшно. Впрочем, вряд ли кто-то, кто знал его плохо, заметил бы все эти странности: чуть опущенные уголки губ и нервную складку на щеке, злой, бегающий взгляд — в голове принца роились странные, тревожные мысли и они заставляли его быть растерянным. Рассеянным. Небрежным. Это была не та небрежность, вышколенная, выверенная до мельчайших деталей, к которой Феликс привык и которую создавал намеренно. Нет. Сейчас он из последних сил пытался держать себя в руках, но сам же от себя ускользал. Брошь на шейном платке, к примеру, сидела криво. У Ренара руки чесались поправить ее, а потом провести пальцем по напряженной, нервно дергающейся щеке принца. Поделиться с ним силой. Но за такое Феликс мог руку откусить, конечно, поэтому Ренар поступил иначе. — Нет вернее средства для усугубления меланхолии, ваше высочество, чем пить в одиночестве, — сказал он, подходя ближе. Большие пальцы он зацепил за карманы жилета и вид принял бодрый и сочувственный. Так и надлежало выглядеть тому, кто не то ребенка утешать вздумал, не то лезет в клетку к обиженному и разозленному болью хищнику. Перед Феликсом на низком столе — черный лак, блестящий перламутр, тонкая вязь по краю из нарисованных цветов — стояла бутылка гранатового вина. Уже початая: темно-красная, как густая венозная кровь, жидкость осела на стенках бокала и растеклась по дорогущему лаку. Ренар не удивился бы, обнаружь он липкое красное пятно на идеально-белых манжетах Феликса, но ничего добавлять не стал. Просто сел в кресло напротив. — И ты желаешь составить мне компанию? — спросил Феликс высокомерно. — Как верный вассал, взять на себя часть моих тягостных дум в обмен на право пить из моих рук? Как знать, как знать, чем это все обернется и не будет ли вино отравлено лестью, — он злобно рассмеялся, и будь на месте Ренара кто-то другой, пожалуй, этот кто-то почувствовал бы себя оскорбленным. Смех прозвучал как пощечина. — Ваши тягостные думы оставьте себе, мой принц, — ответил он мягко. — Я претендую лишь на ваше вино. Феликс презрительно сощурился, но не остановил Ренара, когда тот почти шулерским жестом схватил бутылку со стола. — Я лишь пришел скрасить ваш досуг, мой принц. — У меня нет настроения на светские беседы и тем более — на… Феликс замялся, потому что Ренар, отпив прямо из бутылки, протянул ее через стол. — …на дурные советы тех, кто желает их раздавать? Багряная капля все-таки упала на белоснежное кружево. Губы Феликса исказило недовольство. — Сделай одолжение, — почти прошипел он. — Исчезни с глаз моих. Он держал бутылку за горлышко, очень крепко и яростно, словно был готов бросить ее в Ренара — или в окно, или в зеркало, или просто в стену. — Боюсь, мне приказано иное, — Ренар покорно опустил ресницы. — Но прежде, чем вы разобьете что-нибудь в этой комнате, — «мою голову или стекло», подумал он про себя и сам поразился своей смелости. — Позвольте упомянуть, что кроме всего прочего, мне приказано не впускать к вам тех, кого вы не желаете видеть. Они непременно попробуют сюда проникнуть, — он сунул руку в карман. — И отвлечь вас от тяжелых дум. Фелис лениво пронаблюдал, как на столе оказалась россыпь игральных костей — правда, не из кости, а из полупрозрачного фиолетового аметиста, с золотистыми насечками. — Ты предлагаешь мне играть? — возмутился он. — Когда судьба моей страны и моей семьи на грани чего-то… плохого. — Чего? — Ренар наклонил голову набок. — Краха? Катастрофы? Феликс смерил его еще одним презрительным взглядом. Не лезь, дурак. И Ренар прикусил язык и не полез. — Я предлагаю вам скоротать время за чем-то, хм, приятным, мой принц, — почти промурлыкал он. — Потому что ваш брат точно знает, что делает, а вам просто не стоит ему мешать. Но ожидание, — голос Ренара стал серьезнее. — Ожидание — мучительная пытка, если ты в стороне. Если ты не контролируешь то, что привык держать в руках. Поэтому я предлагаю вам игру, в которой нет контроля. Только азарт. — Для азарта нужны ставки, мой дорогой, — усмехнулся Феликс. — А у тебя из ценного только ты сам. Было бы жестоко обыграть тебя. Его взгляд скользнул по Ренару, став вдруг тяжелым и медленным. Феликс подтянул одну ногу к себе, согнул колено и положил на него подбородок. Сидел он теперь как мальчишка, упираясь подошвой в обивку кресла — узкая стопа в туфле из алой кожи была, пожалуй, изящней, чем у некоторых дам. — А играть на пощечины, мой принц, мы не можем по весьма понятным причинам. Ренар снова посмотрел в пол. Потому что смотреть на ноги Феликса, на его лодыжки, обтянутые шелковыми чулками, было невыносимо. — Да, пожалуй, мне будет обидно, если тебя казнят. — Мы могли бы играть на желания, — улыбнулся Ренар, не поднимая взгляда. Уже не только потому, что после слова «желание» смотреть на Феликса стало еще невыносимее. Еще и потому, что он боялся: принц мог прочесть в его взгляде то, чего ему читать не следовало. И тогда умело расставленная ловушка теряла бы весь смысл. Феликс промолчал. Он еще раз отпил вино — прямо из горла бутылки, и вернул ее на стол. — Придумывать желания и исполнять их — слишком утомительно, — сказал принц тихо. — А я устал за сегодня. Но ценю твое стремление развлечь меня и не сомневаюсь в его искренности. Это был не упрек — такая же искренняя благодарность. «Форжо бы так не смог, ему не хватит сочувствия», — подумал Ренар. — «А Райнэ постеснялся бы, испугавшись слабости того, на кого привык смотреть с подобострастием. А Барт просто не захотел бы». Он достаточно долго наблюдал за свитой Феликса, чтобы выучить их повадки не хуже, чем сам принц. — Но, — Феликс налил вино в бокал и подтолкнул его в сторону Ренара. — Мы можем играть на, хм, предметы одежды. На раздевание, — уточнил он, и губы Ренара растянулись в улыбке. Попался. Удача всегда любила Ренара — больше, пожалуй, чем любая из женщин этого мира. Ему и здесь повезло: после первого же броска брошь, украшавшая шейный платок Феликса, еще одна из целого роя драгоценных золотых пчел, была снята и легла на черную поверхность стола. Тонкие пальцы Феликса поправили узел на платке — а потом в них снова оказались кости. И рядом с пчелой легли запонки с изумрудами. — Кольца же считаются каждое за один предмет? — невинно поинтересовался принц, и Ренар лишь кивнул. Так даже лучше. Острее. А главное — Феликс опять похож на самого себя. На смену тревоге пришел наигранно-ленивый интерес. В глазах появился блеск — острый и почти злой, искрящийся предвкушением. Феликс улыбнулся, когда Ренар, наклонившись, стянул с ног туфли и отпихнул их в сторону. — Пожалуй, даже тут ты рискуешь большим, — пробормотал принц. Одежды на Ренаре правда было меньше. Куда ему до принца и его шелковых чулок. А потом тому пришлось расстаться с атласным жилетом. Пуговицы на нем Феликс расстегивал медленно — то ли туго шли, то ли вино уже ударило в голову принца, то ли он просто дразнил. Жилет закрыл верх спинки кресла и после очередного броска Феликс беззастенчиво откинулся назад — бледно-золотые кудри едва ли не сияли на фоне изумрудной ткани, украшенной вышивкой в цветах павлиньих перьев. Ренар подумал, что в наблюдении, конечно, есть своя прелесть, но с куда большим удовольствием он бы сам расстегнул пуговицы, развязал узлы, потянул нежную ткань рубашки вверх, чтобы вытащить ее из-за пояса узких бархатных бриджей. От Феликса пахло вином и соблазном, и самую чуточку — злостью. Но без этой злости он вряд ли был собой. Ренар бросил кости небрежно — все эти мысли отвлекали от игры — и один аметистовый кубик, проскользив по лакированному столу, упал со стороны Феликса на пол. Бесшумно утонул в густом ворсе ковра. Феликс проследил за ним взглядом и покачал головой: — Вот незадача, — сказал он, изображая огорчение. — Придется кому-то его поднять. Конечно же, его высочество делать это не собирался. Он устроился в кресле удобнее, расслабленно положив руки на подлокотники, и это тоже было игрой. Ренар поднялся, отметив, что даже не слишком пьян — голова была достаточно ясной. Ковер приятно пружинил под босыми ступнями. Проклятый кубик закатился под стол, и чтобы достать его, пришлось встать на колени — прямо напротив Феликса, так, что уже никуда было не деться ни от чулок, ни от коленей, обтянутых бирюзовым бархатом, ни от длинных пальцев, постукивающих по подлокотнику. Ренар перебросил кости прямо здесь, сидя у ног Феликса — и выиграл. — Что ж, — сказал принц обреченно — эта обреченность тоже была наигранной, а вот лукавство в глазах плескалось совершенно настоящее. — Ставки повышаются. Его рука потянулась к узлу на шейном платке, но Ренар ловко перехватил ее, осторожно сжав запястье. — Позвольте, я помогу вам, мой принц. Он позволил — и даже снисходительно подался вперед, так что процесс развязывания узла перетек в поцелуй. Шея Феликса была тонкой, кожа — теплой, губы — жадными. Гранатовое вино оставило на них след — Ренар, отстранившись, ласково стер красное пятнышко в уголке, и тут же был укушен за палец. — Мы не закончили, — напомнил Феликс. Таким тоном, словно только что ничего не произошло, и бросание кубиков из аметиста было куда важнее и поцелуев, и прочего. Это тоже было в его духе — контроль над собой и холодность, подчас издевательская, похожая на искреннее равнодушие. Оно ранило, пока Ренар не узнал и не понял, что это — притворство, капризное желание сохранить за собой власть. Или спрятать уязвимость. — Вы уверены, ваше высочество? Ладонь Ренара скользнула вниз. Тонкий батист, сквозь который хорошо чувствовался жар кожи, сменился плотным бархатом, холодными серебряными пуговицами на нем, но дыхание Феликса не сбилось ни капли: — Я более чем уверен, — сказал он с отстраненной холодностью — и это тоже было частью игры, потому что взгляд говорил совсем не то же, что голос. — Но, пожалуй, мне нравится смена правил.