Tear me apart to see You gave away The guilt in your eyes It feels like this When you make a wish
Два интеллигентных стука в дверь разнеслись по комнате за долю секунды, заставляя вздрогнуть от неожиданности. — Войдите! — реакция последовала незамедлительно, и не отрываясь от зеркала: я лишь перевёл взгляд чуть левее, чтобы видеть нарушителя тишины. Проклятый галстук никак не поддавался напору непослушных пальцев, терпение было на исходе. — Доброе утро. Хорошо спал? — дверь захлопнулась, и моему взору предстал Микаэль. Медового цвета волосы рассыпались по плечам, контрастируя с темным костюмом, мраморная кожа, сотканная из солнечного света с небольшой примесью молока. Он прислонился к стене, сложив руки на груди, глаза цвета бирюзы смотрели чуть насмешливо, а на губах растянулась игривая улыбка, которая не предвещала ничего хорошего. — Как убитый, — я настороженно улыбался в ответ. — Неужели? — интонация поползла вверх, намекая на чистосердечное признание. — Мне кажется, здесь кое-кто нагло врёт, — сладкоголосый дьявол приближался со спины, а я не мог отвести взгляд, зачарованно наблюдая за его движениями. Тонкие пальцы скользнули по плечам, прошлись по изгибам ключиц, вырисовывая завитки на открытых участках кожи. — И кто бы это мог быть? — я продолжал держать линию обороны. Пальцы перестали мять ткань галстука и секунду спустя прошлись по пуговицам жилета. — Точно не я. Нас тут двое, если, конечно, под кроватью не прячется кто-то ещё, — Микаэль резко развернул меня к себе, фиксируя подбородок рукой. Чуть прикрыв глаза, заставил принять его томный взгляд. Плотная ткань галстука оказалась в плену изящных пальцев, он накрутил её на ладонь и потянул. Теперь мы стояли вплотную друг к другу, и сводный брат выдохнул в мое ухо: — Так и не научился завязывать галстуки. Я отодвинулся от опасного объекта, уперев ладонь в широкую грудь, и задал резонный вопрос: — Ты сюда явился явно не за тем, чтобы учить меня искусству завязывания галстуков. Раскроешь причину визита? — Верно подмечено, — его руки уже свободно порхали возле моей шеи, иногда как бы случайно дотрагиваясь до кадыка. Глаза дулами пистолета целились в лицо, с щепоткой некой извращенной ласки, что обжигало до ускоренного пульса под кожей, а затем тающим воском покрывало щеки, спускаясь ниже по изгибам пуговиц, скользя змеями под брюки, предательски свиваясь кольцами внизу живота. — Привели одного подозрительного ликана, говорят, он может быть замешан в убийстве нашего информатора. — И ты вызвался сопроводить меня на внеочередное собрание, — я не смог сдержать ехидную улыбочку. — Как трогательно, Микаэль, неужели ты начал проявлять нездоровый интерес к моей персоне? Берёшь пример с Лукаса? — Возможно, — самодовольство отразилось на совершенном лице. — В любом случае, тебе следует поберечь свою авантюрную попку, — Мика не удержался и затянул узел туже, лишив меня воздуха. — А то в следующий раз попадёшь в мой капкан, — смех волной прокатился по комнате. — Подлый искуситель? — спросил я, ослабевая узел. — Очень размыто получилось, нужно больше конкретики. Это была наша любимая игра с самого детства: притворяться другими людьми, примеряя разные роли, разыгрывать драматические сцены или же как сейчас, роковые искушения. Самый смак был во внезапности и наличии свидетелей, которые были не в курсе происходящего. Мика был мастером перевоплощения, мне лишь оставалось подхватить брошенную косточку и подыграть. — Почти угадал, — хмыкнул брат. — Но в целом правдоподобно вышло? — Даже слишком, иногда опасаюсь, что могу стать случайной жертвой твоего изнасилования, — я взял с тумбочки очки и водрузил на нос. — Если такое и случится, поверь мне, ты не пожалеешь, — он многообещающе подвигал бровями и отправил воздушный поцелуйчик.***
— Не понимаю, зачем ты их носишь. Смешно выглядит и совершенно тебе не идёт, похож на сорокалетнего девственника, — Микаэль шёл чуть впереди, заложив руки за спину, глядя прямо перед собой. Замечание касалось очков, которые я недавно приобрёл. Близорукость не мешает жить, но такие детали, как лица людей, лучше видеть вдалеке чётко. Мика один из тех людей, которым хорошо, когда другим плохо. Красивый подлец, жаждущий ущипнуть заживающий порез и проверить «а на самом ли деле болит?». Я сверлил глазами безмятежно расслабленную спину, и размышлял, какими извращёнными способами я мог бы его задушить. Шелковый шарф отпал сразу же — слишком изысканно. Верёвка или ремень допустимо, однако останутся следы на шее. Можно было не заморачиваться и просто накрутить эти патлы в четыре оборота на ладонь, а затем пройтись прекрасным лицом по не менее прекрасному полу пару-тройку раз. Но всё это останется плодом воображения, мы находимся в разных весовых категориях: брат выше меня почти на голову, шире в плечах и чуть крупнее. Так что, даже успев дорваться до вожделенной шеи, скорее всего не смог бы осуществить задуманное. Мы как раз спускались по лестнице на второй этаж, и я подумал, что мог бы просто столкнуть его. Уже даже прикинул траекторию, по которой светловолосый гад кубарем полетит вниз, как он обернулся. Перехватив мой взгляд, Микаэль ехидно произнёс: — Даже не думай об этом, мой мальчик, ибо после смерти я стану демоном сонного паралича и буду приходить к тебе каждую ночь, творить разного рода непотребства. Клянусь! Самое ужасное, что он действительно мог, и я себе не завидовал при таком раскладе. Особняк семьи Лугару на удивление был скромным жилищем по меркам финансовых возможностей и в масштабах тщеславия отца. Странно, что сразу не отгрохал дворец, это было в его стиле. Воображение сразу рисует этакое помпезное монументальное здание, в золоте и с огромным фонтаном из обнажённых дев на подъездной дорожке. Он любил деньги и власть и не стеснялся их демонстрировать. Три этажа венецианской готики, пожелтевший от времени кирпич, укрытый плотным занавесом плюща, который взбирался до самой крыши. Мне нравился этот дом, он был старым и по-своему родным, возможно потому, что я здесь вырос. На первом этаже располагались кухня, столовая и большая зала, на втором кабинет отца, спальня родителей и гостевые комнаты, третий этаж был полностью отдан в распоряжение детей, а нас на минуточку трое парней. — Ренар ещё что-нибудь сказал про пойманного ликана? — я спросил Микаэля, уже заранее зная ответ. Просто проверить. Уточнить. Брат, не поворачиваясь, отрицательно покачал головой, продолжая идти по длинному коридору второго этажа. Мы остановились у кабинета отца и он, развернувшись на сто восемьдесят градусов, обдал меня волной парфюма и сделал шаг навстречу. — Судя по всему, объявленный строгий режим ты вчера решил проигнорировать. Не рискуй больше, иначе точно прилетит от папаши. Не сказал бы, что это был прямо-таки строгий режим. Запрещалось покидать особняк после полуночи, ходить в одиночку и следовало информировать Ренара о своих передвижениях. Вчерашняя встреча с друзьями была запланирована ещё в прошлом месяце, я не хотел её пропускать, поэтому тайком улизнул из дома и вернулся лишь в пятом часу утра. Однако, даю голову на отсечение, если со мной что-то случится, отец не расстроится. — Твоё благородство поражает до глубины души, — я усмехнулся и толкнул тяжёлую дверь, первым заходя внутрь. Знал бы брат, что глубина моей души не больше лужи после дождя, посчитал бы за оскорбление. Солнечный свет лился водопадом в окна, растекаясь по полу золотом, отчего в кабинете было нестерпимо ярко и слегка душно. За длинным переговорным столом собрались почти все члены совета, не хватало лишь пары человек. Главное, что присутствовал Ренар, секретарь, советник и правая рука отца, а значит, сегодня же остальные члены клана будут уведомлены о принятых решениях. — Габриэль, наконец-то ты соблаговолил посетить наше скромное собрание, — знакомый голос отвлёк от раздумий и принудил обратить внимание на обладателя. Рафаэль — глава клана Лугару, член правления концерна и по совместительству отец нашего семейства. Высокий, подтянутый мужчина средних лет. Короткие светлые волосы, слегка тронутые сединой, почти всегда зачёсаны назад. Он уже начинал лысеть, отчего лоб казался огромным. Отдельно стоило отметить глаза: голубые, глубоко посаженные, всегда внимательно смотрящие на собеседника, опущенные уголки придавали ему утомлённый и скучающий вид. Прямой нос, похожий на клюв хищной птицы, в профиль выглядел более внушительно. Тонкие губы почти всегда были плотно сжаты. Образ дополнял глубокий и властный голос. Его нельзя было назвать красивым, но исходящая сила и уверенность, шарм зрелого мужчины заставляли задержать дыхание и внимать. В совокупности он производил неизгладимое впечатление на окружающих, кто-то даже говорил, что это вовсе не ликан, а сам дьявол во плоти. И я был солидарен с таким мнением. Микаэль являлся единственным родным сыном Рафаэля. Забавно, что внешнее сходство отсутствовало напрочь, сколько бы я ни разглядывал, не мог найти ни одной мало-мальски схожей черты. Микаэль — копия своей матери. Она была похожа на ангела, неземное существо, вызывающее удушающее восхищение. Её портрет в стиле картин Винтергальтера до сих пор висел в главной зале, в детстве я частенько любовался им: мягкая улыбка, светлые волосы, собранные в высокую причёску, нежно-голубое платье с оборками и гордо восседающая на коленях Матильда, белая кошка, которую я успел застать. Каждый раз смотря на первую жену Рафаэля, я размышлял, как бы сложилась жизнь Мики, если бы она не умерла? Был бы он лучшей версией себя ради неё или же продолжал пускаться во все тяжкие? Смогла бы она его приструнить? Этого мы никогда не узнаем. Но одно известно точно, если бы первая жена отца не скончалась, он бы не вернулся за моей матерью и не забрал нас сюда. Положа руку на сердце, меня бы такое положение вещей вполне устроило. — Добрый день, — я дежурно поприветствовал собравшихся. — Прошу прощения за опоздание, — опустил глаза и сделал лёгкий поклон, всем видом выражая сожаление. — Что ж, продолжим, — отец соединил указательные пальцы, и меж бровями проступила морщинка. — Ренар? Консильери возобновил монотонное изложение происшествия. На повестке дня было недавнее убийство нашего информатора на территории, принадлежащей клану вампиров Мельхиор. Предстояло выяснить, кто и по какой причине устранил его. Несмотря на перемирие и достаточно тесное сотрудничество с вампирами, главы Лугару и Мельхиор всё равно продолжали копать «под врага». За два десятилетия они успели пройти насыщенный путь от ненависти до принятия факта, что даже худой мир лучше войны. Клан Лугару пустил корни в разные сферы бизнеса, от морских перевозок до нелегального оборота оружия. И если ликаны сфокусировались на материальных благах, то вампиры избрали благородный путь изучения природы существ, поиска лекарств для излечения ликантропии и вампиризма и других побочных факторов. Их исследования уходили глубоко в древность, настолько, что клан Мельхиор последние десять лет открыто финансировал раскопки под руководством моей матери. Эвелин Максвелл была не просто профессором Чикагского университета, но ещё и знаменитым археологом-египтологом и фанатиком своего дела. Её хлебом не корми, дай лопату, укажи направление, и она помимо мумий найдёт ещё и месторождение нефти. Поэтому с Мельхиором у них вполне взаимовыгодный союз: они предоставляют всевозможные ресурсы, она с удовольствием изучает и копает для них. Это бесит Рафаэля, но поделать с этим он ничего не может, потому что сотрудничество предполагает обмен специалистами и помощь в решении некоторых вопросов. Помимо основной деятельности, Мельхиор, конечно же, имел и теневую: синтезирование и распространение новых видов наркотиков и владение несколькими фондами сбора крови. Они уже научились создавать искусственную кровь, но кто же из высшего вампирского общества откажется полакомиться настоящей. Люди сдавали кровь добровольно за хорошее вознаграждение, не ведая для каких именно целей. К донорам предъявлялись высокие требования, от их здоровья напрямую зависело качество биоматериала. Поэтому кровь высшего качества была на вес золота и стоила огромных денег. За убийство человека следовала смертная казнь, Фабрис Ренье, глава Мельхиора, жёстко отслеживал подобные нарушения, это касалось всех вампиров в Чикаго. Я размышлял как можно улучшить уже утверждённый план действий. Следовало начать с допроса пойманного ликана и, если подтвердится связь с Мельхиором, назначить встречу с Фабрисом… В дверь коротко постучали, после чего в кабинете материализовался мой самый страшный ночной кошмар. Лукас Ми́лес. Высокий мускулистый блондин, одетый в джинсы и чёрную футболку, за секунду преодолел расстояние от двери до стола, ослепляя присутствующих лучезарной улыбкой, сверкая глазами цвета обсидиана. Он поприветствовал членов совета и уселся в свободное кресло прямо напротив меня. Наверное, в тот миг, когда наши глаза встретились, моё лицо одновременно перекосило от шока, ужаса и микроинсульта. Обстановка кабинета дёрнулась и заплясала, воздух стал густым и тяжёлым, не продохнуть. Я ухватился за край стола, боясь рухнуть в обморок. Мы не виделись около полугода, такое возвращение было не просто внезапным, а крайне неприятным сюрпризом. Я мечтал не видеть его как можно дольше, если не до конца жизни, то хотя бы пару лет. Как ни крути, слухи змеями ползут по особняку, и их не остановить. Все знали, что его отправили в ссылку из-за меня, но мало кто знал, что именно произошло между приёмными сыновьями. Рафаэль, узнав о случившемся, тут же вызвал Лукаса к себе. Они говорили наедине несколько часов, после чего было принято решение отправить старшего сына в Колумбию, налаживать цепь поставок через Картахену. Требовалось не только найти поставщиков качественного товара, договориться с морским перевозчиком о подаче контейнеров под затарку, подкупить таможню, согласовать расписание отгрузок, но и проконтролировать первые отправки. Сначала контейнеры должны были грузиться в Венесуэле, там закупалось сырьё для производства шоколада. Вкусив венесуэльский шоколад, Рафаэль решил слегка отойти от основного направления деятельности и наладить производство в штате Иллинойс. Далее гружёные ящики пересекали границу с Колумбией, заезжали под вторую затарку грузом к основным поставщикам запрещённых веществ, после чего без досмотра и очереди грузились на суда. Все были уверены, что на построение и отладку подобной схемы, даже при идеальных условиях и должном везении, уйдёт минимум год, но Лукас справился за шесть месяцев. Для него не было преград в достижении желаемого, в его понимании цель всегда оправдывала любые средства, не зря ему дали прозвище «бешеный пёс». Он плотоядно ухмылялся и безостановочно сверлил моё лицо пытливым взглядом. Соскучился, ублюдок. Боги, как же я ненавидел его. За его силу, хитроумность и целеустремлённость, за такую животную притягательность на уровне инстинктов. Ненавидел за редкостное упрямство и нежелание воспринимать меня всерьёз и как равного, за непоколебимую уверенность в своей правоте и постоянное нарушение моих границ. Мы словно частицы, которые не могут не притягиваться. Как бы нас не разделяли, как бы не разводила жизнь, он всё равно находил способ вернуться, частенько даже триумфально. Я всё же смог взять себя в руки, замедлить разогнавшийся пульс и теперь усиленно изображал равнодушие, избегая прямого зрительного контакта. Он же напротив, жадно ловил каждое моё движение, буквально облизывая взглядом. От этого становилось не по себе всем присутствующим. Я глянул на отца, напряжённо, подавая сигнал о помощи. Но в этих прозрачных, словно талая вода, глазах невозможно было что-либо разглядеть. Рафаэль мог как протянуть спасительную руку, так и отойти в сторону. Он и так отправил своего любимца в долгую ссылку, а теперь должен был вознаградить его за послушание и блестящую исполнительность. На лице Микаэля читалось сочувствие, но и жгучий интерес. Уж он побольше остальных знал о нашей связи с Лукасом, его веселил этот общий «бразильский сериал». Мика одними губами произнёс «накаркал», злорадно улыбаясь и страшно выпучивая глаза. Я усмехнулся и также беззвучно ответил «иди в жопу».***
Когда собрание подошло к концу, нас с Лукасом попросили задержаться. Мы стояли перед главой по стойке смирно, будто два провинившихся школьника, которых оставили после уроков слушать нравоучения строгого учителя. Микаэль до последнего крутился в кабинете, надеясь подслушать детали разговора, и не хотел уходить, пока отец лично не попросил его удалиться. Когда дверь за ним закрылась, на несколько секунд в кабинете воцарилась мёртвая тишина. «Наверняка согнулся в три погибели и прислонил ухо к замочной скважине, бедняга» — улыбнулся я про себя. Не было ничего удивительного в решении Рафаэля поговорить сразу после совещания. Вполне ожидаемо, поэтому следовало быть готовым не только слушать, но и защищать свои интересы. С появлением Лукаса просторный кабинет словно сжался в размерах, как бы далеко я не находился, как бы не метался по углам, всё равно ощущал его присутствие кожей. Милес заполнял собой пространство, давил авторитетом, я не бросал попытки совладать с лицом и смотрел только на главу, выискивая в светлых глазах хотя бы немного сострадания. — Что ж, раз Лукас вернулся, успешно завершив возложенную на него задачу, нам стоит обсудить дальнейшую коммуникацию между вами двумя. Надеюсь, ты осознал, что подобные выходки недопустимы, Лукас? — отец сплёл пальцы и водрузил на них подбородок, выказывая доброжелательность. Он был рад приезду Лукаса, хоть и старался явно этого не демонстрировать. Сам Рафаэль в этом никогда не признавался, однако невооружённым глазом было заметно разное отношение к сыновьям. Лукас был любимцем, гордостью и именно о таком сыне мечтал Лугару-старший: сильном, бесстрашном, породистом. Между ними была особенная связь, этот факт невозможно было отрицать или игнорировать. То, что Рафаэль прощал Лукасу, остальным не сошло бы с рук. Весомый минус все же присутствовал — сын был приёмный. Следом за Лукасом шёл Микаэль. Наследник, первенец, родная кровь. Мика не слишком интересовался деятельностью Рафаэля, частенько выкидывал эпатажные номера и слыл тем ещё смутьяном, портящим репутацию клана. Он обожал доводить отца до белого каления весьма изощрёнными способами, например, одно время он подрабатывал в эскорте. Узнав об этом, отец посадил Мику под домашний арест на три месяца. Он из последних сил мирился с выходками сына, ведь тот был единственным продолжателем рода. «Убить нельзя, но можно покалечить» пошутил как-то Ренар. Последнее место досталось мне. Аппендикс и прицеп любимой женщины. Отец хорошо ко мне относился, старался по крайней мере не выказывать неприязни, но не любил так, как первых двух. Я в свою очередь пытался соответствовать его ожиданиям и не создавать проблем. В целом мы существовали мирно, наверное, ради Эвелин. Но происшествие полугодичной давности так просто и без последствий не могло стереться из памяти. — Конечно, я был не прав и потерял контроль, признаю, — ровный тон, ноль эмоций, с отцом Лукас был лучшей версией себя. — Прошу прощения у Габриэля. Создавалось впечатление, что продолжительный отдых в Венесуэле и Колумбии пошёл Лукасу на пользу, начали пробиваться первые ростки благоразумия. И я бы непременно поверил в эту искренность, если бы не знал, что за двуличный лицемер стоит рядом. Прекрасно понимая, в какое русло эти двое ведут диалог, я решил испортить их хитроумный замысел. Идти на поводу и послушно закрывать глаза на произошедшее я не собирался. — И что это значит? Сделаем вид, что это было лёгкое недоразумение? — иронично спросил я. Рафаэль тяжело вздохнул и поморщился. Конечно, неприятно, когда приходится копаться в чужих ошибках и признавать вину, улаживать, как-то компенсировать… В этом и «есть только моё мнение и неправильное» они с Лукасом были всегда солидарны. — Габриэль, я не оправдываю Лукаса, но ты жив-здоров, а он уже отбыл своё наказание. Может пора перевернуть страницу? — развёл руками отец, в тщетной попытке загасить разгорающееся пламя. — Физически может быть я и оправился, опустим изуродованную спину, а что насчёт морального состояния? Вы правда считаете, что всё будет, как прежде, и мы с Лукасом сможем нормально существовать рядом? Я очень в этом сомневаюсь. Убедительно прошу оградить меня от необходимости взаимодействовать с ним. Рассмотрите варианты сепарации: мой перевод на другую должность или переезд в другую страну. В таком случае Лукас останется здесь и каждый получит желаемое, — пока я говорил эту тираду, голос окреп, добавив уверенности в намерениях и требованиях. Я имел на это полное право. Смена места жительства могла поспособствовать осуществлению плана, который я вынашивал последние два месяца. На секунду Лукас напрягся всем телом, такого тона и слов он точно не ожидал, тем более от меня. Я чувствовал на щеке его тяжёлый, многообещающий взгляд. На удивление он молчал и никак не пытался прервать, давая мне выплеснуть всю накопившуюся обиду и злобу. Когда я очнулся в больнице, он уже паковал шмотки в Южную Америку. Ему запретили как-либо связываться со мной, поэтому сегодня была первая встреча после долгой разлуки, и Лукасу явно было что добавить. Рафаэль тоже слегка завис от подобной тирады, он не привык, что с ним вступали в полемику плюс я ставил его в очень неудобное положение. На одной чаше весов был Лукас, на другой я и, конечно же, старший сын имел бы преимущество при прочих равных, если бы не одно «но». Эвелин. Ведь если мать узнает, что именно произошло, последствия могут быть плачевными и даже необратимыми. Конечно, спустя двадцать лет совместной жизни их страсть поутихла: она месяцами пропадала на раскопках, лишь иногда наведываясь домой, Рафаэль менял молодых любовниц как перчатки, и это устраивало обоих. Но Эвелин единолично владела его сердцем, потерять её во второй раз он не мог. — То есть ты ставишь вопрос ребром и не готов идти на мировую? — уточнил глава. Надо отдать должное, ни один мускул не дрогнул на его лице, мысли вообще невозможно было считать. Ему бы в покер играть с такими навыками, ей-богу. — Так точно, прошу вас вмешаться и оградить меня от присутствия Лукаса Милеса в моей жизни. — Я тебя услышал… Сложную задачку ты мне задал, Габриэль. Что ж, предлагаю вернуться к этому вопросу через пару дней с уже готовыми решениями. На данный момент оперативно найти место у заграничных партнёров вряд ли получится, уточнюсь и приглашу тебя для обсуждения, — глава понял, что сейчас разговаривать бесполезно и решил взять небольшой тайм-аут. — Лучше не принимать скоропалительных решений и все как следует обдумать, — добавил он. Пришлось отступить и признать, что быстро вопрос не решится. Неожиданное согласие обсудить варианты обескуражило, я растерялся и в ответ лишь неуверенно кивнул. — Тогда вы свободны, постарайтесь не убить друг друга, — напоследок сказал отец и пододвинул к себе пухлую папку с документами. Я развернулся на каблуках и вылетел из кабинета со скоростью света. Микаэля и след простыл, осталась лишь дымка его парфюма. Мне хотелось оказаться как можно дальше от Лукаса и побыстрее. Однако, тот настиг меня в холле и остановил, взяв за локоть: — Куда так спешишь, кот? Я отдёрнул руку, как от огня, злобно зыркнув на преследователя. Губы Лукаса тронула усмешка, он пребывал в прекрасном настроении. Загорелый, отдохнувший, стоял расслабленно и так буднично, будто ничего не случилось, будто не было этих месяцев. — Не смей заговаривать со мной, — процедил я, направляясь к лестнице. — Так не пойдёт. Нужно поговорить, — брат перегородил путь рукой, делая акцент на слове «нужно». Я метнулся вправо-влево, но реакция у него была отменная, поэтому я быстро бросил затею прорваться к выходу и недовольно скрестил руки на груди. Каждый раз выводило из себя, когда Лукас устанавливал свои правила и частенько использовал запрещённые приемы, такие как превосходящая грубая сила. И мне приходилось почти всегда подчиняться. Однажды я имел неосторожность пошутить над Милесом при его людях. Он тогда был капитаном одного из отрядов. Вылетело что-то про его привычку пороть провинившихся вместо конструктивного диалога. Кто ж знал, что он безмятежно улыбнется и схватит меня за руку так, что выбьет плечо из сустава. — Слушаю, — буркнул я, всем видом демонстрируя неудовольствие от его компании. — Посмотри на меня, — тон изменился, проступили нотки нежности. Я поморщился. «Ну не надо, только не так». — Можно побыстрее сказать уже, что ты там хотел? Мне ещё ехать в офис, помогать Ренару с документами, ты меня задерживаешь. — Какой ты холодный, кот. Думал, обрадуешься мне хоть немного, — наигранно обиделся Лукас, выпятив нижнюю губу. — Так, с меня хватит, — я знал эти дешёвые приёмчики на потянуть время, поэтому развернулся и быстро зашагал в противоположную сторону, ко второй лестнице. Брат в несколько шагов настиг меня у первой ступеньки и силой развернул к себе, взяв за плечи. — И снова пытаешься сбежать. Неужели я настолько тебе противен? — Ты чуть не забил меня до смерти, Лукас, сам как думаешь? Я проклинал каждый божий день, проведённый в больничке под обезболивающими. Ненавижу тебя всеми фибрами души, поехавший садист, благодари родственничков, что быстро заткнули мне рот. Было бы неприятно разочаровывать Эвелин, учитывая сколько она для тебя сделала, — я наслаждался каждой грёбанной секундой, слова хлестали Лукаса звонкими пощёчинами, а он их молча принимал. Только в обсидиановых глазах разворачивалась буря, выдающая подлинные чувства. Я поступал подло и надеялся, что провокация сработает, он сорвётся, и Рафаэль воочию узрит монстра, которого взрастил. Но Лукас лишь сделал глубокий вдох, сжал сильнее мои плечи и произнёс: — Моя вина, признаю. Мне жаль. Прости, за причинённую боль и ещё авансом за это, — он резко взял моё лицо в свои ладони и потянул на себя, слегка встряхнув, после чего впился поцелуем в мои губы. Очки чуть не слетели, я не успел среагировать, всё произошло за долю секунды. Лукас наслаждался моментом, его горячий язык ласкал и дразнился, проникая глубже. Я схватил его запястья и попытался освободиться из капкана, убрать руки от своего лица, но это было бесполезно, брат был сильнее. Всегда. Стало невыносимо жарко, страстный поцелуй затягивал. Я на мгновение закрыл глаза и поддался напору, закружился в безумном сплетении языков, забывая как дышать. Мне стоило неимоверных усилий собрать остатки воли воедино и укусить Лукаса за нижнюю губу. Он отшатнулся от резкой боли и отпустил меня, провёл пальцами по губам и растёр кровь между подушечками. Снова усмешка, в глазах разворачивались чёрные дыры, Лукас не насытился, но вкусно перекусил. — Больно же! Кусака. Никогда не сдашься, да? — рассмеялся брат. Его ничуть не разозлил мой поступок, наоборот, это сопротивление только сильнее манило и раззадоривало. — Когда-нибудь ты всё же убьёшь меня, — колко произнёс я. — Жаль, когда это произойдёт, последним, что я увижу, будет твоё лицо.