You get so angry Why you always so mad? What you wanna do? How's it gonna be? Come at me
— Ты оглох? Я спрашиваю, какого хрена тут происходит? Лукас упёрся ладонями в столешницу и наклонился так близко, что тело забилось мелкой дрожью. Его закипающий тон вывел из транса, освежил и взбодрил жгучей пощёчиной. В тот момент внутри всё оборвалось, мысли лихорадочно бегали, сталкивались, падали, а затем поднимались вновь и начинали слепо метаться в черепной коробке в поисках выхода. Я в полной мере не мог осознать и постичь того, что будет дальше, сейчас это невозможно было предугадать. — Давай не здесь, люди смотрят, — на удивление прозвучало спокойно, хотя поджилки тряслись от страха, а непослушный язык еле отлип от нёба. На нас действительно обращали внимание немногочисленные посетители и охрана. — В таком случае собирайся и поехали. С удовольствием послушаю детали, — металл в его голосе было невозможно скрыть. Он больно вцепился в моё плечо и рывком заставил встать на ноги. Акеру, не проронивший ни слова за всё это время, вежливо попросил: — Отпустите Габриэля. Милес даже не взглянул на вампира, сделав вид, что тот пустое место. И только когда ликан повернулся к выходу, намереваясь потащить провинившегося за собой, Акеру сделал ход. Словно по щелчку пальцев тело Лукаса выгнулось дугой, голова неестественно откинулась назад, ноги подкосились, и он рухнул, сломленный невидимой силой. Вены на лице и шее вздулись, брат орал так громко, что закладывало уши. В момент падения он так сильно оттолкнул меня, что я не сумел удержаться на ногах и упал, больно приложившись бедром о кафельный пол. Я в ужасе не мог отвести взгляд, впервые в жизни слыша, как он воет от нестерпимой боли, обескураженно наблюдал, как брата ломает и скручивает что-то невидимое и демоническое. Напряжение прошивало мощное тело тысячей кинжалов вплоть до кончиков пальцев. Как во сне я поднялся и огляделся: посетители замерли в анабиозе с остекленевшими глазами под чарами, Лукас продолжал корчиться в агонии, сам Акеру был подобен Богу войны. Беспощадный и необузданный, он неподвижно сидел в той же расслабленной позе, синие миндалевидные глаза превратились в узкие прорези из которых лилась ярость, на губах застыла удовлетворённая хищная улыбка. — Я могу убить одним движением, — его тихий вкрадчивый голос вселял беспредельный страх. Акеру отпил кофе и закинул ногу на ногу, усаживаясь поудобнее. — Крайне невежливо игнорировать, когда к Вам обращаются. — Акеру, не убивай его, прошу, — прошептал я, не смея приблизиться к Лукасу, коснуться его. Смотреть за чужими мучениями было невыносимо. Я знал, что Акеру один из сильнейших, но что он может вот так просто смять ликана словно лист бумаги в руке, поражало и восхищало одновременно. — Он обидел тебя. Посмел открыть свой поганый рот и сделать больно. От этого спокойствия кровь стыла в жилах. Надо было срочно что-то придумать, иначе Лукас может не пережить подобной пытки. Если Акеру упрямился, так просто его было не переубедить. — Обмен, — сказал я, преклоняя колено, тем самым подтверждая его превосходство. Вампир удивлённо поднял брови, а затем самодовольно улыбнулся, поставив белоснежную чашку на столик. — Обме-е-н, — протянул он, поднося указательный палец к губам, делая вид, что раздумывает, настолько похоже копируя меня. — Хорошо, что ты предлагаешь? — Всё, что захочешь, только прошу, отпусти, — лепет, похожий на болезненный бред, всё также стоя на одном колене, показывая, что я полностью в его власти. Лукас уже хрипел, бился в предсмертных конвульсиях, я боялся оглянуться и увидеть, как бешеного пса унизили и сокрушили взмахом ресниц. — Ты знаешь, чего я хочу. Чего мы оба хотим, — с нажимом произнёс он. И я не смел возразить, это было действительно так. Мы оба хотели, но постоянно что-то мешало. — Будет так, как ты пожелаешь, — выжидающе шепнул я, полный надежды, что он согласится. — Любые капризы, только отпусти Лукаса. — Что ж, тогда допиваю кофе и едем, — произнёс вампир как ни в чём не бывало и сделал последний глоток. Лукас тут же затих, я был готов рыдать от облегчения. — Надо отвезти его домой… Или в больницу, — я быстро соображал, что дальше делать. — О, не волнуйся, господин Милес оклемается быстрее, чем присутствующие очнутся ото сна. — А если кто-то зайдёт и увидит всё это? И вызовет полицию? — я ошалело смотрел на Акеру, рукой обводя обстановку в кофейне. — Хм… — он на секунду задумался, а затем поднялся и, взяв меня за локоть, направился к выходу. Вампир прикрыл дверь кофейни и перевернул табличку на «закрыто». — Всё, можем ехать. Лукас всё ещё неподвижно лежал на полу, по мере удаления волнение растворялось и исчезало, вместо него приходило спокойствие и даже безразличие. Адреналин в крови улёгся, приводя нервную систему в штатный режим. — Это ты делаешь? — Да, иначе у тебя случится нервный срыв, а нам это не нужно, — шепнул Акеру, приобнимая меня за плечи. Я успел оглянуться, прежде чем мы покинули здание: Лукас лежал на спине, глядя в потолок.***
Дом Акеру располагался на окраине города. Такси не заставило себя долго ждать, светить машину клана не хотелось, а Акеру всё ещё учился водить. Дом оказался небольшим, одноэтажным, я бы даже сказал, непримечательным. — У Фабриса кончились деньги? — съязвил я, когда Акеру отпирал входную дверь. — О, нет, это я попросил без вычурности, — рассмеялся вампир. — Похоже у них с Рафаэлем это общая болезнь. — Вероятнее всего, кто кого переплюнет, кто кого обгонит. Проходи. Он распахнул дверь, галантно пропуская гостя вперёд. Обычный дом, похоже мебель осталась от прошлых хозяев, какого-то особого запаха не наблюдалось, чистенько, даже скорее скромно. Я разулся и прошёл в гостиную, осмотрелся и спросил: — Ты ничего не менял, что ли? Обстановка двадцатилетней давности. — Сменил только кровать, остальное приемлемо. Мне не нужно много, — его взгляд по-особенному обволакивал, неужели так выглядит вожделение. Он ждал и наблюдал, пока я осмотрюсь, привыкну. Словно привёл питомца в его новый дом. — Так и будешь на меня смотреть? — я вопросительно изогнул бровь. — Могу вечность наблюдать за тобой, — прошептал он, приблизившись. Нежно коснувшись ладонью лица, вампир по-свойски притянул меня, уводя в глубокий, чувственный поцелуй. Акеру варварски распечатал губы языком, скользя за преграду зубов, глубоко, втягивая в себя дыхание, высасывая кислород до капли, нежно и глубоко вовлекая мой язык в свой рот. Возбуждение приятным электрическим импульсом отозвалось в паху, выбросило из головы все мысли о Лукасе, оставив только неприкрытую похоть. Мы наощупь добрались до спальни. Одежда словно испарилась сама, оставив нас полностью обнажёнными. Рука вампира жадно, по-звериному схватила мою ногу за икру и закинула на талию. Он целовал исступлённо, до бухающих все громче и отчетливей ударов пульса, напарываясь животом на твёрдый, влажный член, теревшийся о кожу все настойчивей и требовательней, доводя меня почти до обморока, который был бы всего лишь короткой передышкой. Я чувствовал, как барабанно мотает в груди испуганное сердце, прыгает и колотится заведённой игрушкой. Эта близость волновала, будоражила так, что я сам был готов наброситься на него и языком изласкать каждый дюйм смуглой кожи. Акеру одним движением перевернул меня на живот, затем медленно процеловал каждый позвонок на беззащитной спине и развёл половинки ягодиц, явно наслаждаясь зрелищем. После чего коснулся разгорячённым языком подрагивающего кольца мышц, заставляя меня выгнуться и застонать от неожиданного удовольствия. Сначала вампир аккуратно ввел головку и начал медленно трахать, с каждым движением проникая все глубже, пока не вошёл полностью. Голова кружилась, перед глазами темнело от сильных толчков до такой степени, что казалось, я отойду в мир иной, так и не достигнув пика. Желание близости плотно вплеталось в чувство влюблённости, а возможно уже и любви, от каждого движения Акеру я готов был кончить и балансировал на грани. Кончая, он навалился сверху, неистово вбиваясь в растраханную дырку, погружая клыки в мою шею, вкушая кровь, словно амброзию. В тот момент я испытал самый сильный оргазм, который выжал досуха и выпил без остатка, оставив после себя блаженную, парящую пустоту. Лежа на смятых и влажных простынях, я так остро ощутил нужду в Акеру, привязанность, желание быть рядом, что немедленно перекатился на бок и ткнулся носом в его плечо. — Всё хорошо? — спросил он, проводя пальцами по щеке, заставляя посмотреть на него. Так близко, но он предусмотрительно не подчинял, отчего я смог рассмотреть насыщенно синюю радужку, а возле зрачка золотой ореол. — Всё прекрасно. Настолько, что я хочу зациклить этот момент и остаться в нём подольше. Думать о том, что будет, когда вернусь домой, совершенно не хочется. Я прижался губами к его горячему рту, ощущая солоноватый вкус собственной крови, запустил пальцы в чёрные тяжёлые волосы, рассыпавшиеся густыми прядями по подушке, бездумно накручивая их на пальцы. — А что будет? — Не о чем волноваться, разберусь, — я картинно отмахнулся мол ерунда, но всё же добавил. — Лукас так просто не оставит меня в покое. — Тогда оставайся здесь, я смогу тебя защитить, — серьёзно предложил Акеру. — Знаю, что сможешь. Твоя сила поражает, в тот момент, когда он оказался на коленях, я не на шутку испугался. Словно там был другой ты, недосягаемый, до которого невозможно докричаться. — Неправда. Я всегда тебя слышу. И вижу, — вампир улыбнулся, целуя мою переносицу, отчего внутри всё затопило нежностью. Оказалось, я не такой бесчувственный, и там, где множество раз проходил Лукас, и теперь идёт Акеру, вечный лёд ломается, покрывается трещинами, открывая мёртвые цветы, которые оживают и распускаются от тепла и света, от любви. Помолчав, я всё же решился сказать вслух то, что мучило столько лет: — Мне бы хотелось вырвать его из своего сердца, выпустить всю отравленную ядом кровь, выгнать вместе с нею из вен и налить новой. Мне бы хотелось забыть всё произошедшее и хорошее, и плохое, потому что я устал от избытка чувств, я устал носить в себе ненависть вперемешку с любовью, словно ребёнка. Акеру задумчиво смотрел на меня. В его взгляде не было жалости или сострадания, скорее грусть. — Можно стереть твою память, по крайней мере попытаться. — И что тогда от меня останется? Двадцать лет — это очень много, Акеру. Для меня это вся жизнь. Кем я стану? Оболочкой без духа? Подобием человека? Это словно проклятье — пытаться избавиться от того, кто так плотно врос корнями. Всё, что формировало меня как личность, страшно стирать, я боюсь стать кем-то другим. — Резонно. Одна моя ошибка и вообще останешься без воспоминаний, — он переплёл наши пальцы. — Не хочу так рисковать, но и оставить тебя на съедение тоже не могу. — Попробую решить проблему сам. Меньше всего хочу, чтобы ты был под ударом. Акеру замолчал, обдумывая сказанное и услышанное, после чего придвинулся ближе и прошептал мне на ухо: — Думаю, я и так под ударом. Кажется, Фабрис имеет на меня иные планы, не совсем чистые и альтруистические. Я отстранился и одними губами произнёс «Почему?» — Он слишком много вкладывает, получая крошечную отдачу, — продолжил шептать Акеру. — Может это расчёт на далёкие перспективы. Вложит сейчас, получит потом с лихвой, не думал об этом? — Думал, — вампир кивнул. — Возможно это пустые подозрения, но интуиция подсказывает, что он хочет усыпить бдительность, чтобы в последствии испить меня до дна и забрать Силу. Я не могу всего тебе объяснить, но есть тонкие, даже незначительные намёки, дающие повод так думать. — Интуицию следует слушать. И если есть какие-то варианты, то спасаться как можно скорее. От Эвелин я знал, что такое явление как «диаблери» имеет место быть, но это самое страшное преступление у вампиров. Если кто-то посмеет убить сородича, его немедленно казнят. Но в случае Фабриса, кто мог исполнить приговор? Об Акеру почти никто не знал вне Мельхиора, его исчезновение не станет резонансным, соклановцы точно не станут восставать против влиятельного Фабриса. При таких вводных становилось понятно, почему Ренье искал древних с такой одержимостью. Вполне возможно, то был не просто интерес, а чёткое намерение получить Силу, которая дремала и росла тысячелетиями. Ведь если он обретёт подобную мощь, то перебьёт всех врагов без труда, даже самых сильнейших, а наш клан сотрёт в порошок в первую очередь. Сметёт всех неугодных и возведёт новую Империю. Тогда получается, что Акеру в ещё большей опасности. — Что же делать? — вопрос, заданный скорее от безысходности. Новое знание и ракурс на прошедшие и текущие события меняли картину мира полностью. Это было чертовски хитроумно, достойно главы Мельхиора, и в то же время устрашающе. — Решать наши проблемы и уезжать как можно дальше. Вместе. — Надо обдумать, нужен план… Есть идеи? — Прежде всего нам нужен союзник.***
Я покинул дом Акеру спустя два дня, вечером воскресенья, когда мы вволю напились друг другом перед долгой разлукой. В перерывах между плотскими утехами несколько раз вернулись к разговору о побеге, обсудили возможное развитие событий и принятие того факта, что начинается очень непростой период, который требовал полной отдачи, смелости и решительности идти до конца. Пока такси шустро маневрировало в потоке машин, я испытывал странное спокойствие. Внутри теплилась слабая, наивная надежда, что Лукаса не будет дома, но, зная брата, он будет там и будет ждать столько, сколько потребуется. И одному Богу известно, что будет дальше. После времени, проведённого с Акеру, пришло простое, но чёткое понимание, что быть рядом с Лукасом и дальше я попросту не смогу. Только представив его рядом, испытал прямо-таки отторжение и нежелание находиться подле, быть вместе. Поэтому не стоило откладывать выяснение отношений в долгий ящик и расставить все точки над i как можно скорее. Открыв дверь, я медлил, не решаясь переступить порог, настороженно вслушиваясь в тишину особняка. Отец, как и планировалось, уехал в Италию к главе клана Маннаро, Мика вероятнее всего укатил развлекаться и сорить деньгами, значит, мы с Лукасом будем одни. И это стечение обстоятельств абсолютно не играло на руку. Не успев пройти и нескольких метров холла, я замер, пригвождённый тяжёлым взглядом: испепеляющий, сатанеющий с каждой секундой, наполненный тлеющей злобой. Брат сидел в кресле, держа в руках стакан с виски. — Натрахался? Не похоже, что он был пьян, скорее очень и очень зол, а значит разговаривать с ним в таком настроении было бесполезно, но и сделать вид, что ничего не произошло, я тоже не мог. Как бы я не разыгрывал имеющиеся на руках карты, все равно выходило плохо. — Давай отложим выяснение отношений на завтра. Ни ты, ни я сейчас не в состоянии вести конструктивный диалог. Он встал и неторопливо направился в мою сторону. Хотелось сорваться с места и бежать в комнату, прятаться под кровать или в шкаф, лишь бы не отвечать за свой поступок. Но я продолжал стоять и смотреть, как ко мне приближается сама смерть. Смерть, которая чуть не пала от руки Акеру. Лукас склонился и принюхался, шумно втягивая воздух ноздрями, смакуя запах. — Провонял им насквозь, — пренебрежительно бросил он. — Не думал, что опустишься до подобного, станешь подстилкой у кровососов. — А вот оскорблять не надо, — в моём голосе отчётливо прозвучал металл. — Я тебе жизнь спас, между прочим. — Поэтому в благодарность ублажал его своей дыркой? Великую жертву ты принёс во имя любви, — злобный прищур и губы в полуулыбке обещали бурю, которую я запомню надолго. — О, ублажал не единожды и не только дыркой, — мягко добавил я, оттягивая ворот рубашки, показывая следы от укусов на шее. — И мне чертовски понравилось. — Я тебя убью, — чужим голосом сказал Милес, не угрожая, а констатируя факт. Признаю, это было очень глупо и безответственно с моей стороны, но так хотелось его уязвить, уколоть побольнее и наслаждаться возникшим бессилием. Меня отобрал и присвоил кто-то сильнее, и теперь Лукас вновь терпел поражение, понимая, что я ускользаю из его плена, что в мыслях теперь поселился соперник, сбросивший его, Милеса, с пьедестала. Увидев следы от укусов, казалось, брат слетел с катушек, точнее вместо него пробудился и встал у руля meus delirium. Это случилось так резко и неожиданно, что поначалу я в замешательстве вглядывался в непроглядную тьму, которая напоминала морские впадины на дне его глаз. Тяжёлая рука мёртвой хваткой вцепилась в плечо и потащила за собой на цокольный этаж, в одну из камер, где допрашивали неугодных. Я упирался ногами, хватался за стены и косяки, осознавая, что сейчас будет. Меня ведут на убой. От бессилия и ужаса крик сам вырвался из глотки. Я отчаянно звал на помощь, может дворецкий или кто-то из слуг услышали бы, хоть кто-нибудь. — Пусти! Ты хоть понимаешь, какими будут последствия? — тщетные попытки воззвать к голосу разума. — Убьёшь меня, и что дальше? Лукас отворил дверь и толкнул меня внутрь, я еле удержал равновесие. Брат захлопнул дверь и потянулся, дёргая цепь вниз. Он собирался подвесить меня. — Плевать. Ты либо мой, либо ничей. — Не делай этого, — я выставил вперёд руки, но разве можно ждать милосердия от того, чьё самолюбие задето. — Ты предал меня. Предпочёл другого. Что скажешь в своё оправдание? — он давал последний шанс. Между строк звучало «убеди меня, что я единственный, кого ты видишь и кого хочешь. Умоляй на коленях о прощении». Унижаться не в моих правилах, так что остаётся? Можем ли мы разойтись достойно? Думаю, нет. Без шансов на успех, но сдаться было бы слишком просто. — Подходи, — я встал в защитную стойку. Из лёгких ушёл весь воздух, так сильно и неуловимо удар пришёлся в грудь, пока я блокировал другой в лицо. Вокруг запястий намотались кожаные ремни, цепь звонко брякнула и натянулась, а затем поползла вверх, утягивая за собой свежий улов. Через несколько минут руки и плечи начало ломить, пальцами пришлось обхватить толстую цепь и чуть подтянуться, чтобы ослабить давление, стать одним целым с металлом. Милес одним движением порвал рубашку, оголив мою спину, и я смиренно закрыл глаза, готовясь к первому удару. Знать, что пойдёт в ход, не хотелось, я экстренно готовил себя к боли. Это неизбежно, как и всё другое, связанное с ним, нужно просто пережить. Он хлестал сильно и от души, вкладывая в каждый удар всё время, которое прождал в гостиной, каждую секунду, которую я провёл с другим, оставляя рваные раны, перманентные следы, чтобы я помнил, кому принадлежу. «Мне не больно, не больно…» стало уже давно любимой фразой, идеальной ложью, заговором, который я твердил словно грешник молитву. Но больно было, горло охрипло, выдавая слабые вскрики, секунды растягивались, заставляя просить всех Богов прекратить эти пытки. К моменту, когда в ход пошла римская плеть, кожа уже давно превратилась в лоскуты. — У тебя ещё есть шанс всё исправить, Габриэль, заметь, несмотря на произошедшее, я милосерден к тебе. Мне бы промолчать, а еще лучше навсегда заткнуться. Это ведь не самая отвратительная вещь, слетевшая с моих губ. — Добей меня уже… — голова откинулась назад, и слабая попытка всмотреться лицо своего мучителя, однако слёзы как назло застилали глаза, а яркий свет лампы ослеплял. Всё, что виделось в тот момент — лишь тёмный силуэт. Я — вышитый им узор, картина его авторства и пера. Я виноват, мне жаль. Даже если скажу это, он не поверит, ведь в голосе не будет нужной искренности, будет лишь то, что Лукас хочет слышать. И от свистящего удара римской плети, когда холодный зазубренный металл коснулся истерзанной плоти, сознание решило, что с нас хватит, погружая меня во тьму, дав напоследок услышать знакомый голос, больше похожий на галлюцинацию: — Лукас!