Гроза

Жаркий день давно перевалил за полдень. Береговушки деловито сновали туда-сюда, их щебетание разносилось по округе весёлыми «цир-р-ри» и «чр-р-р». Издалека донёсся тихий плеск вёсел. Русалки, которые весело играли в догонялки с сомом в омуте, дёргая чёртова коня за усы и ловко уворачиваясь от огромной пасти, затихли и замерли у берега, с любопытством выглядывали из-под листьев кувшинок и наблюдали за незваными гостями. Байдарки, что бодро взрезали носами водную гладь, проходили мимо одна за другой. – Белка, смотри! Давай нарвём цветов для венков! – Кэйт тормозит ход и указывает веслом на прибрежные заросли нимфей. – Не называй меня Белкой! И скажи Лаки, чтобы сидел спокойно. Что его так заинтересовало в этих зарослях? – притворно возмущается Лена и нагибается вперёд, чтобы придержать Лаки, глухо заворчавшего в сторону растущего на берегу ивняка. – Белка, Стрелка, не заходите туда – там под водокрасом явно омут, сом хвостом ударит – не выплывете! – доносится басовитый окрик из обгоняющей их байдарки. Алексей выгребает на середину реки, аккуратно огибая белую плавучую полянку и кладёт лодку в дрейф. – Катя, венки плетут не из кувшинок, а из полевых цветов. Рядом со стоянкой есть большой луг, там и наберём цветов на вечер, пока мальчики займутся дровами для костра. – Мелина аккуратно стряхивает с весла налипшую надоедливую тину. – И где эти придурки? Может, Земо уже потопил Баки? – ворчит Алексей, лениво пытаясь прихлопнуть шустрых водомерок ладонью, но они оказываются быстрее и успевают увернуться, ловко скользя по воде, как на коньках. – Да не, не будет он этого делать, он же по уши в него влюблён. Они такие смешные, раз думают, что никто не замечает. – Кэйт оборачивается, чтобы почесать и успокоить Лаки. – Знала бы Наташа, к чему в итоге приведёт тот слив базы данных ГИДРА, лопнула бы со смеха от иронии. – Лена тяжело вздыхает, расфокусировано наблюдая за Кэйт и Лаки. – Я тут подсмотрела. Знаете, какой мрамор он заказал? – отвлекает их Кэйт от грустных мыслей. – Настоящий Порт Сен-Лоран! Думаю, Баки будет очень возмущён такой показухой. – Кейт весело хихикает от одной ей понятной шутки. – И что в нём такого особенного? – Алексей оборачивается и с подозрением смотрит на Кэйт. У него всё ещё никак не укладывается в голове информация о Зимнем Солдате и его кураторе-бароне как о паре. Но раз дочка и её подружка-лучница наперебой убеждают его в обратном, что они точно-точно всё узнали и уверены на сто сорок шесть процентов, то почему бы и нет. – О, когда его увидишь, то сразу поймёшь, о чём я, – хитро щурится Кэйт. – Давайте наперегонки, кто быстрее! – с азартом восклицает Лена, и они с Кэйт синхронно врезают весла в воду, сразу беря разгон и обходя замешкавшихся Алексея с Мелиной, и с хохотом скрываются вдали. Когда шум наконец стихает и на реку снова постепенно опускается жужжащая и стрекочущая нега, прерываемая только тихим плеском воды о берег и щебетанием ласточек, из прибрежных зарослей ивняка вальяжно выходит огромный Кот. Русалки радостно смахивают с себя листья, кокетливо поправляя цветы кувшинок в волосах, и плывут к нему. – Эй, пушистый друг-певун, помоги-ка нам подняться наверх, скоро будет гроза, а мы желаем посидеть на ветках под дождём и поболтать с перуновой Древесницей. Баюн лениво щурится на настырных девиц, но не отказывает. Они время от времени притаскивают ему рыбин, балуют его, и он им за это благодарен. Одна из русалок ловко запрыгивает верхом на Кота, и он в несколько прыжков уносит её наверх. *** – Гельмут, хватит таращиться по сторонам, греби давай, мы очень отстали от основной группы! – Джеймс, успокойся, стоянку мы не пропустим. Ты лучше посмотри, как красиво! Периодически тревожа густые стрелы камыша, байдарка медленно дрейфует по течению под тихий плеск воды и громкий стрёкот стрекоз. Напуганные резким вторжением красотки мелькают синими и зелеными всполохами над головами. – Смотри, смотри, давай поворачивай! – восклицает Гельмут и начинает грести левым веслом, направляя нос байдарки через ковёр кубышек в заводь, заставляя гревшихся на солнышке лягушек в панике покидать насиженные листья. По водной глади раскинулось белое поле кувшинок. Красотки-стрекозы то присаживаются на них, то резко вспархивают и тревожно наблюдают, как человек аккуратно раздвигает веслом листья, стараясь не задеть нежные белые стреловидные лепестки. Джеймс и не думает сопротивляться чужому желанию остановиться, дабы полюбоваться живописными окрестностями и расслабиться. Сам бы он с удовольствием вальяжно развалился на траве и не двигался трое суток. Гельмут откидывается на спинку и свешивает ноги через борта, окуная ступни в прохладную воду. Отпивает из фляжки, и нутру становится тепло. На колено немедленно садиться стрекоза. Он уже и не помнит, когда чувствовал себя так хорошо. В заводи так спокойно и волшебно, что можно выкинуть из головы все мысли и просто расслабиться. Смотреть на светлое незабудковое небо и думать только о том, что цветом оно как глаза Джеймса. По-июльски жаркое яркое солнце припекает плечи, и Гельмут прикрывает глаза, подставляя лицо под ласку тёплого ветерка, что приносит медвяный запах цветущего разнотравья, сена с лёгкой ноткой тины, и предаётся мечтам. Да, именно такой цвет он видит, когда Джеймс утром открывает глаза и смотрит на него. Смаргивает сон, быстро фокусируется и расслабленно улыбается. Слегка касается его губ пальцами, ведёт по колкой, как луг после покоса, щетине, зарывается в растрёпанные волосы, нерешительно притягивает в поцелуй. Влажный язык проворной змейкой ныряет в рот, пальцы легко скользят по желающему внимания члену. Можно перевернуть Джеймса на спину, как разомлевшего на солнце кота. Медленно выцеловывать линию челюсти, шею, спускаясь к шрамам, прикусывать горошины сосков, жадно прижиматься эрекцией к бедру, наслаждаясь тихими стонами. Чувствовать, как он сонно поглаживает затылок тяжёлыми пальцами. Приятно, аж до бегущих по спине мурашек. Ощущать, как постепенно расслабляется и выгибается под ним сильное тело. Входить – плавно, ловя васильковый взгляд из-под ресниц. – Глубже… Ещё… – на грани шёпота. – Такой узкий и тугой… – Каждый раз, как первый. Гельмуту нравится не обладать, а отдавать себя Джеймсу полностью. Наслаждаться прикосновением его члена к животу, плавиться от жара и тесноты, растерять все мысли. – Джеймс, я не продержусь долго… – Смотри на меня… Ты мой, только мой… Глаза горят двумя сапфирами, пытаясь не упустить ни одной детали, и янтарь во взгляде напротив темнеет. Не выдержать, тяжело навалиться на вздрагивающее под ним тело, заполошно дыша куда-то в шею, краем сознания ловя ощущение тепла и липкости на животе. Гельмут выдыхает. Когда перед глазами калейдоскопом мелькнули яркие картинки, внизу живота сконцентрировался жар, а в шортах стало тесно. Рука плавно ныряет под резинку, медленно оглаживая влажную головку, слегка тянет за крайнюю плоть, скользит ниже по стволу к поджавшимся яичкам. Хочется растянуться на мягкой траве и позволить Джеймсу всё – ласкать ртом, руками, медленно, с оттяжкой втрахивать себя в теплую землю. Гельмут нехотя разлепляет веки и украдкой оглядывается на Джеймса. Тот млеет на солнце, запрокинув голову и покусывая травинку, вяло разгоняет ей настырных стрекоз. В стрекочущем мареве издалека внезапно доносится слабый рокот грома. – Гельмут, хватит дремать, давай уже догонять остальных. – Джеймс зачёрпывает горстью воду и брызгает тому на затылок. Гельмут смаргивает фантазию, быстро втягивает ноги назад в лодку, слегка морщась, когда браслет с трекером неприятно цепляется за борт. Джеймс несколькими резкими гребками выводит байдарку в основное русло, разворачивает по течению и, несмотря на недовольное бурчание Гельмута, начинает разгоняться. Они явно сильно отстают, и есть шанс не успеть добраться до стоянки до грозы. Гельмут грести не мешает, иногда только подруливает, чтобы обойти корягу или островок. На такой скорости они должны достаточно быстро догнать остальных. Он жалеет, что сидит впереди и ему не видно, как перекатываются мышцы его любовника. «Завтра нужно сесть назад», – думает он, ловко прихлопывая очередного слепня до того, как тот успеет укусить. Доселе ясное небо начинают стремительно заволакивать неизвестно откуда взявшиеся белые облака, быстро собирающиеся в грозовой воротник, ползущий со стороны низкого берега, как будто кто-то медленно натягивал покрывало. Вдали над лесом горизонт наливается густой сливовой чернотой, уже видны редкие всполохи молний, и над заливным лугом раскатисто разносится гром. Слышен резкий окрик, щелчки кнута и протяжное мычание. Видимо, пастух старается загнать стадо под защиту деревьев, пытаясь успеть до ливня. Резко холодает, и потемневшая вода подёргивается рябью под порывами ветра. Березы в рощице по левому борту внезапно громко шелестят листьями и заметно кланяются реке. Гельмут зябко поводит плечами, тянется рукой назад за рубашкой, пытаясь нащупать её, не оборачиваясь. Стрекоза c борта внимательно наблюдает, как тёмные пальцы подхватывают искомое и передают вперёд, аккуратно стискивая ладонь. Гельмута пробивает дрожь – возбуждение ещё не спало, а пальцы такие горячие, ещё не растерявшие тепло недавно скрывшегося солнца, и так хочется чувствовать на себе их скольжение. Река вьётся лентой, по её берегам изредка встречаются песчаные обрывы, испещрённые ровными рядами окошек-норок береговых ласточек. Из-за очередного поворота показался высокий берег, покрытый тёмным лесом, с небольшой отмелью, заросшей ивняком. Воздух густеет и замирает. У неспокойной воды тучками взмывают и опадают вверх-вниз подёнки. Стихают пронзительно стрекотавшие ещё минуту назад кузнечики, замирает листва. Тяжёлые удары грома всё быстрее следуют за всполохами молний. – Нам нужно причалить и где-то переждать грозу. – Джеймс резко опускает весло в воду, распугивая серебристую плотвичку, и байдарка послушно поворачивает в сторону ивняка. С тихим шорохом нос раздвигает рогоз и врезается в высокую прибрежную траву. Гельмут ловко выпрыгивает в прозрачную воду, которая мгновенно мутнеет, и тянет лодку выше, на берег, попутно вспугнув парочку недовольно квакнувших попрыгушек. Джеймс передаёт весла и, придерживаясь за протянутую руку, перешагивает за борт. Вязкий тёплый ил начинает неприятно затягивать, заставляя быстрее перехватить петлю и вытащить лодку на берег одним движением. – Нужно перевернуть, а самим подняться в лес. Крупные капли начинают барабанить по спинам в тот момент, когда они карабкаются по странной, едва заметной тропинке, которую, кажется, проложил не человек, а сказочный зверь: просто примятая трава, как будто там проползла большая змея. Лес над ними шумит и скрипуче стонет, верхушки сосен и елей пригибаются под порывами ветра. – Джеймс, тут же не водятся крупные хищники? – Гельмут замирает на середине подъёма. – Ага, а ещё это Чёрный Лес, и в нём водятся Пауки! – Джеймс весело смеётся и звонко шлёпает Гельмута по заднице, чтобы лез побыстрее. Гельмута передёргивает, он не любит пауков и даже немного боится их длинных быстрых ног. Мысли о пауках окончательно гасят возбуждение. С искривлённых ветвей деревьев свисает лишайник, словно бороды леших. В чёрной воде внизу плавно покачиваются кувшинки под редкими ударами крупных капель, и они разительно отличаются от тех, которые он разглядывал в заводи ранее. Ему кажется, что в этом омуте таится что-то зловещее, от чего холодок по спине ползёт, и намокшая рубашка тут совсем ни при чём. Краем глаза замечает, как в заводи мелькнул в отсвете молнии крупный хвост. «Сом или щука», – думает Гельмут и отгоняет от себя липкие мысли о чудовищах. Молнии полыхают всё чаще, разрывая плотную тьму облаков. Ливень обрушивается внезапно, без предупреждения, наполняя округу грохотом тяжёлых капель, отгораживая белёсой стеной реку от яра . Пахнет озоном, влажной лесной подстилкой и терпкой хвоей. Они заходят глубже в чащу, прячась от дождя, и их поглощает лесной сумрак. Смешанный старый лес, в котором ели отвоёвывают всё больше и больше жизненного пространства у вязов, дубов, клёнов, медленно душа их и потихоньку вытесняя, пугает и завораживает своей первобытной и жестокой красотой. Мягкая подстилка пружинит под ногами и глушит шаги. Гниющие остовы поваленных деревьев, поросшие мягким мхом, приносят Джеймсу внезапное острое понимание, что смерть одного даёт жизнь другому. От грустных мыслей о Наташе его отвлекает белка – рыжей стрелой она срывается с бузины на дуб, осыпая корой пробирающихся внизу людей, и яростно стрекочет. Откуда-то сверху слышится как будто звон колокольчика. Шуршит листва и скрипят ветки. Джеймс резко смотрит наверх, тянет терпкий воздух, пытаясь уловить в огромной дубовой кроне источник звука, но всполохи, озаряющие лес, так коротки, а яростные переливы грома перекрывают всё, что разглядеть или услышать что-либо не представляется возможным. Джеймс списывает странные звуки на шум леса в грозу. Огромный чёрный Кот, удобно устроившись в развилке дубовых ветвей и свесив заднюю лапу, томно щурится на людей внизу. Древесница ласково перебирает его шерсть, почёсывая за ухом. На соседних ветвях хитро переглядываются две русалки и тихонечко пересмеиваются колокольчиками. Цветы в их волосах того и гляди выпадут, но их вовремя поправляют. – Смотри, – шепчет рыженькая, – это, наверно, те, о ком говорил бородач. Чур мой тот, что помоложе, с чёрной рукой. – Хитренькая лисичка, всегда тебе должно доставаться лучшее? Кот неодобрительно поворачивает в их сторону голову. – Эй, пушистый, даже не думай начинать петь, мы первые про них узнали, так что они наши. – Один из них не так уж и молод, ему за сотню, – замечает шелестом дубовых листьев Древесница. – Может быть, вы передумаете их есть? Я не чувствую от них зла. – Тебе не кажется, что за нами кто-то наблюдает? – Гельмут оборачивается, осматриваясь вокруг, и лукаво улыбается. Огромные дубовые ветви словно раздвигают столпившийся вокруг него мрачный ельник останавливающим жестом и не дают подойти ближе, обнять колючими лапами. – Кажется. А ещё мне кажется, что деревья как будто перешёптываются, но я ничего не чую. Пахнет рыбой, тиной и мокрым мехом, но людей тут нет, расслабься. – Джеймс ещё раз сильно втягивает воздух, раздув ноздри и внимательно всматривается в сумрак вокруг, но ничего подозрительного не замечает. Ливень бьет барабанной дробью по верхушкам деревьев в тщетных попытках к ним пробиться. Гельмут резко притягивает к себе Джеймса за талию, вжимает в себя и прислоняется к стволу старого дуба. Медленно ведёт пальцами по левой руке, очерчивая причудливый золотой узор. Его безумно заводит ощущение прохладного металла под подушечками пальцев, то, как от прикосновений он теплеет. Джеймс не перестаёт удивляться тем взглядам, которые ловит во время таких прикосновений. Что в них? Он не знает. Обожание, восхищение, желание? Он не может описать тот спектр эмоций, который подмечает в глазах Гельмута, но ему нравится утягивать того в глубокий поцелуй, резво нырять рукой вниз, касаться утреннего стояка, вызывая длинный стон, чувствовать, как податливо и доверчиво Гельмут ластится к нему, приглашающе раскрывается, предлагая себя. Новый отблеск молнии отражается в карих глазах, которые вспыхивают медовым, и он чувствует, что падает в пропасть, но не как в своих кошмарах, а по-другому. Такое падение дарит только прилив эйфории. Джеймса захлёстывает возбуждение, и он прижимает Гельмута к мшистому шершавому стволу, попутно раздвигая его ноги коленом, не заботясь, что кора трещит и осыпается, жестко целует, вылизывает рот, прикусывает губу. Гельмут резко охает в поцелуй, зарывается Джеймсу пальцами в волосы, отвечает также жадно, вжимается пахом в бедро. Джеймс притирается к нему членом и начинает двигать бедрами навстречу, даже через два слоя ткани ощущая чужое возбуждение. Ему уже всё равно, у него стоит ещё с момента посадки в байдарку, когда Гельмут снял рубашку и его веснушчатая спина маячила перед ним всю дорогу. Тянет Гельмута за волосы, заставляя запрокинуть голову и открыть шею. Гельмуту жарко, тесно, мокро, кора попала за шиворот и больно впивается где-то в районе лопатки, пояснице щекотно от ползущего по ней муравья. – Ты ласкал себя, там, в за́води! – выдыхает Джеймс в шею, больно прикусывая и оставляя отметину. – Ты думал, я не почую твоё возбуждение? – Ох, я… я думал о тебе, загляделся на небо. – Припухшие губы обезоруживающе сложились в кошачью улыбку. Джеймс нехотя отрывается от покрасневшей шеи и медленно убирает со лба пряди с застрявшими в них хвоинками, мягко касается губами брови, века, родинки под ухом. Ему хочется пробовать на вкус каждую. Аккуратно расстёгивая пуговицы и откинув полы в стороны, пробирается руками под рубашку, вскользь оглаживает мягкий живот, щекотно гладит по рёбрам. Обводит ареол соска, волоски вокруг покалывают пальцы. Гельмут дышит глубоко, подрагивая от прикосновений. Нерешительно скользит руками от затылка по шее, плечам, груди к поясу, замирает на мгновение и тянет майку вверх, жадно прикасаясь к разгорячённому телу. – Пожалуйста, Джеймс, я весь твой. – Заводит руки за голову, обхватывая ствол дуба, скребёт ногтями по коре. Взгляд шальной и как будто пьяный. Непослушная влажная прядь вновь липнет ко лбу, можно уже не пытаться заправлять её за ухо. Член наливается сильнее, тяжелеет, нестерпимо хочется освободить его из плена шорт, по которым уже расползается влажное тёмное пятно. Ливень напористо хлещет упругими струями и всё-таки начинает пробивать плотный защитный купол из листвы, доселе надёжно их прятавший. Сверкает почти непрерывно и так ярко, что хочется зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Гулко гремит, не утихая, небесная канонада, почти оглушая. – Как ты хочешь? – Пальцы танцуют по молниеносно намокающей коже, прерывая и перенаправляя ручейки воды. – Ты знаешь... – Очередная вспышка озаряет стремительно заливающегося багряным румянцем Гельмута. Джеймс хмыкает, ещё раз прикусывает шею и медленно скользит рукой вниз, пластинки цепляются за растительность на груди и животе. Плавно приспускает шорты Гельмута, освобождая текущий член, проводит большим пальцем по уздечке, размазывает выступившую смазку. Гельмут дёргается от прохладных прикосновений, но не отрывает от дерева руки. – Я так тебя хочу, Джеймс, пожалуйста… Rodnoj… – Шепчет Гельмут с усиливающимся акцентом и переводит голодный умоляющий взгляд вниз, следя за аккуратными движениями тяжёлых пальцев, которые сжимаются на члене. Нетерпеливо дёргает бёдрами вперёд, вбиваясь в кулак. – Боже, Джеймс, да, сильнее, жёстче. – Отрывает руки от дерева и тянется к его шортам, пытаясь справиться с намокшей тканью. Потоки воды стекают с волос, бегут ручьями по плечам, животам, смывая древесную труху. Кот тихо мурлычет недовольную песню в пышные усы, а Древесница гладит его по пушистым щекам и не даёт прыгнуть и сожрать людей. Он упускает такой подходящий момент, ведь те двое так увлечены друг другом, что не замечают ничего вокруг. Древесница успокаивающе перебирает его быстро намокающую шерсть и шуршит листвой на любопытных русалок, что опасно свесились с веток, грозясь рухнуть вниз на ничего не подозревающих мужчин. Цветок из рыжих волос, качнувшись, всё-таки выпадает и приземляется на дубовый опад недалеко от пары. Гельмут цепляется за плечи Джеймса в попытке удержаться на ногах, колени подгибаются, но тот вдруг ловко перехватывает подмышкой, давая дополнительную опору. Яркий всполох молнии озаряет потерянный карий взгляд из-под прикрытых век. Припухшие губы приоткрыты в стоне. Он тяжело дышит. Руки безотчётно скользят по волосам, груди, судорожно сжимают плечи Джеймса, как утопающий – спасательный круг. – Давай, Гельмут, посмотри на меня, я хочу видеть, как ты кончаешь, – хрипло выдыхает Джеймс. Коснуться себя хочется нестерпимо. – Джеймс, да, умоляю, da… – Голос срывается, выстанывая его имя. Тело дёргается в оргазменной судороге и пытается стечь к узловатым корням. Джеймс притягивает Гельмута к себе, обнимает за спину. Гельмут тяжело дышит, прижимаясь лбом к твёрдому плечу, дрожащими руками хаотично оглаживая лопатки. Джеймс перехватывает свой изнемогающий член влажными от спермы пальцами и в несколько быстрых движений догоняет Гельмута. И ему неясно, молния это или оргазм отражается белыми вспышками на веках. Джеймс наваливается на него и вжимает в дерево. Оба загнано дышат, в ушах грохочет не то кровь, не то удаляющийся гром. Джеймс собирает сперму с животов и начинает демонстративно облизывать пальцы, один за другим. Но Гельмут тут же перехватывает руку, и чужой проворный язык медленно заканчивает начатое. Джеймс тянется за поцелуем, ему отвечают энергично, тягуче смакуя их вкусы и тихо постанывая. В лесу заметно светлеет, гроза уходит также быстро, как налетела, оставляя после себя свежесть. С листьев весёлой капелью скатываются водяные бусины, птицы снова начинают нерешительно переговариваться. Солнце быстро выпутывается из плена туч и принимается устранять беспорядок, который натворил ливень. – Пошли, мы и так задержались. – Гельмут неохотно разрывает поцелуй, оправляется и пытается вытряхнуть из-под мокрой рубашки прилипшую к спине древесную труху. Они не успевают отойти и пары шагов, как натыкаются на лежащий на прошлогоднем опаде цветок. – Смотри-ка. – Гельмут поднимает кувшинку, непонятно как оказавшуюся под деревом. – И ствол! Тут и там на коре обнаруживаются явные отметины от крупных когтей. Джеймс тянется за ножом, но понимает, что тот остался в лодке. – Откуда в лесу кувшинка?! – Джеймс задирает голову, но видит только пустые ветки. – Да кто знает? Гроза уходит, пойдём, не нравится мне это место. В какой стороне был спуск? Я бы хотел ещё смыть с себя кору и хвою. Они аккуратно, стараясь не задевать мокрые ветви, возвращаются обратно к реке, не переставая ощущать спинами внимательные взгляды. *** – И как мне это смывать? Джеймс, не нужно, ты мне кожу до кости снимешь! Твоя рука прекрасна, но не в данный момент! – сердито сообщает Гельмут, пытаясь увернуться, но тёплые пальцы крепко держат его за челюсть. – Я как-то свёл знакомство с одним занятным… кхм… енотом, который тоже был охоч до моей руки. Вы бы, наверное, смогли подружиться. – Джеймс широко улыбается шутке, пытаясь оттереть от чужой щетины невесть как попавшую туда смолу, но терпит неудачу. Зато ему хотя бы удаётся незаметно стряхнуть с воротника паука. – Это вряд ли, этот енот уже мне не нравится. – Гельмут выворачивается и пытается смыть липкий темный ил с икры, попутно понимая, что слепни всё-таки смогли до него добраться. И, судя по тому, как жжёт поясницу, муравей тоже не терял времени даром. *** – В следующий раз развлечения на выходные выбираю я! – ультимативно заявляет Гельмут, оттолкнувшись ото дна и подняв веслом подводный песчаный вихрь. – И что это будет? – Джеймс начинает ставить нос по течению. – Пойдем в Эрмитаж, потом поужинаем, посмотрим на мосты. – Гельмут вытаскивает мелкие веточки из волос. – Поселимся в Четырёх сезонах или Европе. Будем спать на мягком матрасе, а не на кротовинах и сосновых шишках! И никто не подкинет мне лягушку. Я уверен, что это была Лена. – Гельмут напряженно гребёт, как будто вымещая злость на ни в чём не повинной воде. – Ты сам выбирал место и ставил палатку, так что не переваливай. А насчёт Лены – давай запустим ей ежа в отместку? Главное – не попасться. У Джеймса в голове потихоньку формируется план, и он недобро ухмыляется. – У меня всё болит и чешется. Это на тебе всё заживает мгновенно… – Не начинай. Ты боевой офицер или штабной нытик? И помогай грести, Лена нас убьёт, если мы не поможем ей с костром и венками. – В Латвии есть похожий праздник, называется Лиго, но его празднуют раньше, – ни с того ни с сего заявляет Гельмут, налегая на весло. – Интересно, Стрелка не потеряла своего пёселя в эту грозу? Белка расстроится… Голоса затихают вдали. Спуск из странного леса скрывается за поворотом реки, и даже суперслух солдата не может уловить, как с весёлым звонким смехом скатываются с травяной горки и плюхаются в воду две русалки. Кот неодобрительно фыркает их забавам. Древесница очень гордится собой, что не дала загубить этих двоих. Лягушки снова радостно квакают в камышах, кузнечики стрекочут в подсыхающей траве, солнце припекает, быстро высушивая промокшую одежду, вода плещется о борта лодки. Джеймсу однозначно очень нравится их поход. Он благодарен Лене и строит коварные планы на ночь – хотелось прыгать через костёр, пускать венки, встречать рассвет в обнимку с Гельмутом и, главное, запускать ежа Лене в палатку.