ПЕРВЫЙ
Весь оставшийся день мы с Эмилем чиним дверь в его квартиру. Точнее, я чиню, а Эмиль готовит ужин матери и мне. Войер позвонил ученику и сказал, что до самого вечера останется с дочерью. Похороны прошли хорошо, без конфузов. — А ты знаешь его дочь? — спрашиваю я повара. — Он паказывал фотки дочери и жены. Дочка у него ничё такая, — здоровяк подмигивает. — Как тебе не стыдно? — Ну, сорян, я падок на эффектных женщин! Мелисса высокая, красивая, статная. Мечта любова мужчины. Она не пахожа на Войера, скорее, копия матери. — А её супруг? — Не знаком с ним. Но вроде… странный человек. — Жена Войера умерла? — Да, профессор давольна поздна женился. Мелисса радилась, когда Войеру было уже сорок лет. Дочка патеряла мать в возрасте десяти годиков, и её васпитание полностью легло на плечи профессора. Отец вырастил прекрасную девочку. — От чего умерла миссис Войер? — Кажется, она забалела. После нескольких лет балезни, профессор принял самое сложное ришение в своей жизни. Я недоумённо смотрю на Эмиля. — Нет, не сматри так на меня! Я тагда ещё не был знаком с профессором. Войер атключил жену от аппарата. Это ришение далось ему с трудом. — Он сам тебе рассказал? — Нет. Это рассказало его сердце. С дверью покончено. Эмиль накормил меня ужином и показал свою коллекцию виниловых пластинок. Помимо книг, страстью инвалида является музыка. 8 вечера. У Эмиля скоро собрание. Я впервые покидаю квартиру здоровяка через дверь. Странно и необычно, потому что окно как-то привычнее было. Оставшееся время я посвящу поискам работы. Отныне я не детектив — удостоверения больше нет. А нужна ли мне работа, если моя жизнь потеряла смысл?***
— Сопли, сопли, сопли. Когда вы уже все, наконец, сдохните?! — Грэг, последние замечание, — предупреждает Мейсон. — Барбара, ты уже трахнулась с кем-то? — Что? — я поднимаю на «героя войны» глаза. — Ты сегодня не проронила ни слезинки. Перестала горевать по дохлому муженьку? — А ты следишь за мной, герой? — Ты не сводишь глаз с Эмиля. Лишила его девственности? Потянуло на экзотику? — Эй, Грэг, завидуй молча! Тебя трахает только твоя убогая жизнь. Герой Афганистана пыхтит от ненависти и очень пафосно встаёт со стула: — Чтоб ты подцепила СПИД и подохла со стыдом! — он уходит в полной тишине. Последнее слово остаётся за Грэгом, но его слова меня не обижают. — Пора вводить разрешение на посещение моих собраний. Таким психам, как Грэг, здесь не место. Мейсон заканчивает собрание, и все бегут к столу с тортом. Сегодня день рождения Рэйчел, бывшей наркоманки, и она всех угощает. — Привет, — я подхожу сзади и дотрагиваюсь до спины Эмиля. — Привет! — радуется мужчина с набитым ртом. Он мило улыбается и смущается. — У тебя сегодня праздник? — Да, я обожаю сладкое! — Эмиль раскрывает в улыбке набитый тортом рот. — Кстати, ты клёво сделала Грэга. Риспект тебе! — Я поняла, что рукоприкладства и оскорбления на него не действуют. — На ниго действует только правда. — Есть у тебя какие-нибудь планы на вечер? Эмиль замирает с вилкой в руке: — А? У миня был сигодня сложный день, я очень устал. Хочу завалиться дамой. К таму же я маму только к вечеру увидел. — Понятно. Я думала, ты ко мне зайдёшь. — Зачем? Апять кран потёк? — Ну, почти, — я подмигиваю ему. — Что мы делали после того, как ты починил кран? — Я… а, я тебя понил. Э-м-м… Давай, как-нить в другой раз, окей? Я проста сигодня не в настраении. — Окей. Как скажешь. Ловлю тебя на слове. — Дагаварились, — он подставляет кулачок, чтобы я по нему стукнула. У Эмиля звонит телефон: — Падажди, пажалуста. Аллё? — говорит мужчина в трубку. — Что?! — у него из рук падает тарелка с тортом. — Ещё раз! Что праизашло? Вы вызвали «скорую»? А палицию? Я щас буду. Эмиль, не попрощавшись, выбегает из арендованного спортивного зала.***
После кладбища были поминки, но Мелисса не захотела ехать на них. Мы вдвоём отправились в ресторан и просидели там до самого вечера. Я позвонил Эмилю и предупредил, что буду поздно. Открываю дверь в квартиру, которую наконец-то починили, и зову ученика. Никто не отвечает — Эмиль ещё на собрании. В комнате лежит мой свитер. Я быстро переодеваюсь и оставляю сложенную чёрную рубашку, одолженную у инвалида. Эмиль просил меня не стирать её, он сам разберётся со своими вещами. Выйдя в коридор, я поворачиваюсь налево — на кухне горит свет, работает телевизор, дверь закрыта. Мать ждёт сына. — Мисс Бакланд, это Войер! Добрый вечер! Я пришёл вернуть вещь Эмилю, я оставил на диване его рубашку! Передайте, что у меня всё хорошо! Ответа нет. Она никогда не отвечает, общается только с сыном. Телевизор орёт на полную. А вдруг с ней что-то случилось? Я аккуратно открываю дверь на кухню. Мисс Бакланд лежит на кресле-кровати и смотрит телевизор. С ней всё в порядке. Если действительно так можно сказать про неё. На первом же автобусе я мчусь домой. Уже темно и холодно. Полная луна. Отличное время, чтобы забрать жизнь у человека. Я захожу к себе домой, переступая порог. Что-то не так. Не хочу включать свет. Луна проникает в коридор через комнату, и я вижу тень. В моей спальне стоит круглый стол и два стула. Спиной к выходу сидит человек. Он пришёл. Я буду первым. Снимаю куртку и вешаю её на крючок. Прохожу в комнату. Обхожу незваного гостя, не поворачивая на него головы, и сажусь на пустой стул: — Как удивителен мир. Никогда не знаешь, кто к тебе придёт. Он смотрит на меня. Он успел переодеться. Он даёт мне время, чтобы высказаться. — Значит, первым буду я? — Первым и не единственным. Металлический голос. Голос Бога Снов. Я немного дёргаюсь от неожиданности, что его голос звучит настолько глубоко и спокойно. — Это честь для меня быть первым. — Ты не удивлён, что это я? — Ты первый раз обращаешься ко мне на «ты». Он крутит головой, и его шея хрустит. Вижу татуировки. Это змеи. — Я гораздо старше тебя, Стивен. Это ты должен обращаться ко мне на «Вы», но не заставляю. Прокручиваю в голове последние несколько дней. Господи, как они всё подстроили… Это самая невероятная шахматная партия. Пифон пришёл ко мне, чтобы поставить шах и мат. — Тебе нужен «Кофар»? — Я его уже забрал. Почитаю на досуге. — Ты не загадывал желание. У тебя всегда была физическая оболочка. — Я существую в двух измерениях. В человеческом обличии и в обличии тьмы. — Значит, то, что рассказывают на Оазисе — сказки? Ты не убиваешь тех, кому снишься? — Я сам создаю сны, Стивен. Он встаёт со своего места и направляется ко мне. — Последняя просьба. Прошу, — взираю на Бога с высоты своего положения. Слёзы, увы, не могу стереть с лица. — Я тебя слушаю. — Убей меня быстро, пожалуйста. — Как пожелаешь. Он подносит руку к моему горлу, и татуировка змеи на тыльной стороне ладони оживает. Пресмыкающееся обвивает шею. Бог Снов отходит и смотрит, как я умираю. Воздух больше не поступает в мозг. Человеческий силуэт начинает чернеть перед глазами. Змея ломает мне шею, и я падаю на пол.