ОАЗИС. АКТ II. СИМФОНИЯ ПЕЧАЛЬНЫХ ПЕСЕН

ТРАНСФИГУРАЦИЯ

Выставка просто шикарна! «Поразительно, насколько люди убеждены, что жить — это нормальное и даже банальное явление» — гласила вывеска при входе в музей. «Трансфигурация» — название перформанса. В интернете я видела несколько маленьких кусочков видео, на котором человек, покрытый глиной и соломой, превращается в нечто ужасающее. В комментариях писали, насколько это отвратительно, а меня такое искусство поразило с первых же секунд. Кто такой Сагазан? Гений или пациент особой клиники? Никто не знает. Художник никогда не показывал своё лицо и никогда не рассказывал о своих работах: картинах, скульптурах, инсталляциях. Сколько денег заплатил хозяин выставки, чтобы получить разрешение от самого автора? Либо этот человек очень богатый, либо абсолютно сумасшедший. Скульптуры. Искажённые деформированные тела. Они нечеловеческие, они похожи на кукол. Эти люди нереальны. Они несут на себе мысли автора и его чувства. — Нравится? — спросил кто-то у меня за спиной. Я не слышала этот голос шесть лет. Мурашки побежали по всему телу. Я не могла ошибиться. Если сейчас повернусь к незнакомцу, то вновь увижу знакомое лицо. Лицо, которое я не видела вот уже шесть лет. Я повернулась и увидела… голубые тяжёлые глаза и искреннюю улыбку. Это он. На нём дорогой тёмно-синий костюм и белая рубашка в полоску. Волосы на висках поседели. Волосы на челюстной кости сбриты, остались аккуратная бородка и усы. Он больше не рыжий. Веснушки пропали, мужчина перестал носить серьги в ушах. Его голос потерял игривость и приобрёл серьёзность. Это Ноно. Я смотрела на него широко раскрытыми глазами и не верила. Он не постарел ни на год. Его лицо осталось прежним, ни одной новой морщины. — Я так понимаю, что нравится, — мужчина не дождался моего ответа. — Извините, просто задумалась. — Об этом? — он указал на скульптуру. — Вам такое по душе? — Вас это удивляет? — Признаться честно, нет. Ноно знал, что я обожала творчество Сагазана. — А Вы разбираетесь в искусстве? — Я хозяин этой выставки. Я организовал её. — Так значит это Вы? Вам я должна сказать спасибо, потому что Вы осуществили мою мечту? — Я просто выполняю свою работу, — он подошёл ко мне и протянул руку. — Артур Роуч. Это не он. Я ошиблась. Но мужчина слишком похож на Ноно. — Меня зовут Нэнси, — пожала ему руку в ответ. — Очень приятно, Нэн. Его рука мягкая и тёплая. Нет татуировок на пальцах. Я снова взглянула на мужское лицо. Таких совпадений не бывает. Мистер Роуч заметил моё внимание и непонимание к нему. — Что-то не так? М? Вот это «М?» делал всегда Ноно. — Простите, Вы… просто очень похожи на моего друга. Я уже много лет его не видела. Прям какое-то дежавю. Хозяин засмеялся и облизал губы. Губы, которые я целовала шесть лет назад. — В самом деле? Хм. Он тоже увлекался искусством? — Он любил музыку. — Был хорошим человеком? — лицо Артура Роуча стало серьёзным. — Самым необыкновенным человеком в моей жизни. Его любили все. — Что с ним стало? — Он исчез. Поэтому и подумала, что Вы — это он, и я, наконец-то, его нашла. — Я — Артур Роуч. Никем другим не был никогда. — Извините, я напридумывала себе. — Не буду Вас отвлекать от выставки и предстоящего шоу, Нэн, — мистер Роуч подошёл и положил руки мне на плечи, и послышался его бархатный шёпот в правом ухе. — Я же сказал тебе, что мы ещё увидимся. — Ноно? Он подмигнул и с улыбкой отдалился от меня. Хозяин, улыбаясь, уходил и терялся в толпе, и больше я его уже не видела. Это был Ноно. Я нашла его. У него всё хорошо. — Тотемы. Я обернулась и заметила мужчину, стоящего напротив скульптуры. — Что Вы сказали? — переспросила его. — Эти скульптуры похожи на африканские тотемы, — у незнакомца в чёрном костюме и в очках очень сильный акцент. — Они лишь подобие людей. Эти скульптуры вызывают смутные ассоциации с тёмными магическими ритуалами, древними глиняными идолами диких племён. — Вы в этом разбираетесь? — Мне близко такое искусство. Я уже бывал на выставке Сагазана в Европе. — Вы его поклонник? — Скорее, я его понимаю. — И как же Вы его понимаете? — Он показывает, как на смену современного человека приходит древнее нечто. С течением грязных вод времени маски наши делаются всё толще и ужасней, отвратительней. И нашему настоящему «Я» становится тяжелее дышать, оно начинает задыхаться, бить в конвульсиях по стеклянным стенкам наших душ, безропотных и глухих, бить и мычать, как глухонемой ребёнок, бить, бить, бить… пока окончательно не угаснет биение, бить пока не умрёт… И никто не заметит — пустой сосуд также будет пить кофе на завтрак, ехать на работу и… любить. — Вы видели «Трансфигурацию»? — Она производит неоднозначное впечатление. Однако такие перформансы нужны людям. — Для чего? — Чтобы увидеть своих внутренних демонов. Иностранец пошёл дальше смотреть скульптуры. — Вы искусствовед? — Скорее, философ. Я пыталась не отставать от него. Он разделяет мои предпочтения, нельзя его отпускать просто так. — Сагазан популярен за рубежом? — Он может быть непопулярным, и всё же чья-нибудь душа откликнется на его посыл, — незнакомец отвернулся от скульптуры и посмотрел на меня. — Меня зовут Алекс, а Вас? — Нэнси. — Очень приятно. Чем Вы занимаетесь в жизни? — Я работаю гримёром. — Дайте догадаюсь, Вы бы хотели работать с гримом, подобному работам Сагазана? — Мечты-мечты. Возможно, меня когда-нибудь позовут в хоррор-фильм. — Вы знакомы с Артуром, Нэнси? Он постарался на славу, организовав такую выставку. — Я только сейчас с ним познакомилась. А Вы давно знакомы с ним? — Мы друзья уже несколько лет. Насколько я знаю, он уже три года обдумывал идею этой выставки, но Сагазан никак не соглашался. — Почему же? А Вы видели Сагазана? Алекс улыбнулся. У него очень худое и жилистое лицо. — Сагазан — это тайна, к которой мы сегодня прикоснёмся. — У Вас странный акцент, откуда Вы? — Бельгия. Чтобы Вы знали, Сагазан, на самом деле, родился в Конго, отсюда и африканские мотивы в его творчестве. В другом конце зала уже была подготовлена сцена с полотном. Статисты поставили вёдра с глиной, соломой и прочей утварью, которую использует скульптур в «Преображении». — Сейчас начнётся шоу, — сказал Алекс, — пойдёмте поближе к сцене, только не слишком близко, чтобы не запачкаться каплями глины. Алекс взял меня за руку и повёл вперёд. Мы потерялись в толпе среди ценителей искусства. Все вокруг шептались и спорили о том, откуда появится скульптур. — Откуда он выйдет? Куда смотреть? — спросила я. — Возможно, откуда-то из-за сцены. Его выходки не предугадаешь. Артур Роуч появился на сцене с микрофоном в руках. Шесть лет назад вот так стоял Ноно. — J'invite monsiuer Sagazan sur cette scène pour la Transfiguration , — обьявил по-французски хозяин выставки. Алекс снял очки и протянул мне: — Можете их подержать? Я боюсь испачкать. — Да, конечно. Я забрала очки, а Алекс пошёл к сцене. Что?… Артур Роуч смотрел на меня. Алекс сел на корточки спиной к полотну: с одной стороны у него ведро с глиной, с другой — ведро с соломой. Мистер Роуч щёлкнул пальцами, и свет во всём музее погас, остался гореть прожектор, который освещал человека перед полотном. Алекс опустил руку в глину и намазал ею своё лицо, ослабил галстук и расстегнул рубашку. «Преображение» началось. Сагазан был здесь всегда. К нему можно было прикоснуться, но это лишено смысла. На Сагазана нужно смотреть. Им нужно любоваться и ужасаться. Артур Роуч стоял во мраке, его лица не видно, лишь широкоплечий силуэт. Я услышала голос у себя в голове — голос хозяина выставки. «Прости меня, Нэн. Я ничего не смог сделать. Это шоу — мой подарок тебе. Это «Преображение» для тебя».