Многие из властелинов сидели на земле, тот же, о ком не думали, носил венец.
Сир. 11, 5.
Всё было ложью. С самого начала всё было ложью. Теперь я это понял. Он с самого начала был со мной рядом. — Привет. Его голос — звук металла. Его рот не улыбается, но глаза блестят от восторга. — Это… — я, плача, сажусь на пол спиной к стене и пытаюсь подобрать слова, — это шутка?… Этого не может быть… Ты не можешь быть Им… — Почему? — Потому что… — Потому что я всегда был рядом с вами со всеми? Я всегда был на виду, когда происходило что-то странное? — Да… — В этом-то и суть, Джеймс. Держи друга близко, а врага — ещё ближе. Герой войны. Инвалид. Перебинтованный. Я назвал его братом. Моё сердце вот-вот остановится. Не знаю, чувствует ли он это, потому что всё, что мне было известно об Эмиле Бакланде, оказалось ложью. — Тебе плохо? Принести воды? — Не смей так со мной разговаривать! — Я волнуюсь за тебя, Джеймс. — Неужели?! Ты продолжаешь притворяться даже сейчас! — Я не притворяюсь. Я действительно переживаю за тебя. Его голос больше не мультяшный. Он какой-то пугающий и монотонный. Сама специфика голоса очень странная, такой тембр сразу же запоминается. Я слышу грубость, бас и глубину. Голос подвижный, резкий, но человек разговаривает со спокойной интонацией. Слова произносятся правильно, он больше не делает ошибок. Бог сидит на стуле в расслабленной позе. На нём всё та же камуфлированная куртка, а под ней клетчатая рубашка с футболкой, синие джинсы и малиновые ботинки, на голове нет шапки — он спокоен. Боюсь представить, что скрывают под собой бинты. — Отдышался? Стало полегче? Я начинаю переваривать случившееся. Я начинаю всё воспринимать иначе. Я начинаю вспоминать. — Ты пришёл за ответами. Спрашивай. Отрываюсь от пола и медленно подхожу к Богу. Меня шатает от шока, нет возможности прийти в себя. — Это сон? — Нет, это реальность. Сон выглядит иначе, там другие оттенки цветов. Возможно, это наша последняя встреча в реальности. Это последний твой шанс поговорить со мной. — Мне продолжать называть тебя Эмилем, или всё-таки лучше Пифон? — Мне не очень нравится прозвище Пифон, поэтому ты можешь продолжать называть меня Эмилем, если тебе будет так удобней. — Эмиля Бакланда не существует? — Я его выдумал. Нет ни одной информации об этом человеке. Хотя, может быть, где-то и существует настоящий Эмиль Бакланд, но это не я. — Твои способности — фальшь? — Ты про сердца и души? Хмм. В каком-то смысле нет. Я не останавливаю сердца напрямую, не могу отключить сердце. Души я и правда читаю, отчасти. — Как ты убил Крауча? — Во сне можно умереть, Джеймс. Я заставил его заснуть навсегда, поэтому его сердце остановилось. — Его душа свободна? — Да, он воспользовался дверью. — Зачем ты убил Войера? Пифон тяжело вздыхает: — Его час настал. Мне больше не нужен наставник. — Ты просто от него избавился? — Звучит грубо, но это так. — Вы, правда, были знакомы с 90-х? — Правда. Тогда я впервые прикинулся инвалидом с даром, профессор меня и приютил, скажем так, взял на попечительство. — Твоя мать? — Фальшь. Я подхожу к нему сбоку и останавливаюсь. Он так и остаётся абсолютно спокойным. Я представлял его другим: наглым, громким, жёстким, эмоциональным — настоящим психопатом. Оказалось всё иначе. Эмиль был более импульсивным, чем Пифон. — Ты убил брата! — меня одолевают злоба и ненависть. — Ты казнил его на моих глазах! Он умирал, а ты смотрел на него! Ты был на площади вместе со всеми. Ты сказал, что он ещё живой. — Этот мальчик хотел умереть. Другой мальчик исполнил его желание. Удо не подал знак, что у тебя за спиной нахожусь именно я настоящий. Удо? Что значит «удо»? — Всё было спланировано? Я не верю… — Да, всё было подготовлено заранее. Удо специально познакомил нас с тобой. Это я сказал, что мне пора войти в игру, и он согласился со мной. — Удо?… Пифон улыбается. Разумеется, он будет называть брата его настоящим именем. — Удо меня не спас, — с горечью произносит Пифон. — Мой старший брат Удо не спас меня, не забрал. Я гнил живьём, пока Удо жил своей жизнью. Его звали Удо. — Как вы всё провернули? Как ты забрал череп? — Ты подумал, что Удо остановил время для вас, кто находился в доме, но он это сделал для меня. Я был на улице, у всех на виду. Когда время остановилось, я смог спокойно подобрать череп с земли. — Нет. Сеера выкинул череп после взрыва, именно тогда время вновь пошло своим чередом. Что ты сделал с Лоуренсом, сержантом, который тебя охранял? — Когда время остановилось, я был на улице, замерли лишь те, кто уже находились в погребе. Удо это сделал, чтобы спецназ не зашёл в дом раньше положенного времени, и чтобы Винс увидел фальшивый чёрный ход. Когда произошёл взрыв, пошло время. Мы с Лоуренсом побежали к торцу Леди. Сержант передал по рации, что выбило окно, и Джордан велел нас с Войером поменять местами. У меня было всего несколько секунд до тех пор, пока произойдёт рокировка с Войером. Когда профессор выходил на улицу, я погрузил Лоуренса в сон, а сам выполнил свою часть игры. — Куда ты дел череп? — Перенёс в свой мир тут же. — В Мир Снов? — В моём мире нет живых людей, лишь иллюзии. — А потом ты вернулся на место. — Верно. Я разбудил сержанта, и Войер нас двоих увидел у торца. Произошла рокировка. — Лоуренс должен был увидеть череп под окном, когда вы пришли на место. — Нет. Удо выкинул череп позже из-за того, что его отбросило взрывной волной. Сеера приходил в себя после взрыва черепа. Демона отбросило к стене, и он долго поднимался с колен, задыхаясь от дыма и гари. — Всё было спланировано до доли секунды. — Да, мы всё рассчитали. — В какой момент ты решил убить брата? — Ещё в юности, может, даже в детстве. А когда мне стукнуло сорок, я сказал нашей матери, что убью Удо. Она мне тогда не поверила. Я не хочу снова это вспоминать, но мне следует разобраться в смерти Сееры: — Как ты его убил? — После того, как он напал на Винса, я переместил его на стройку. Способности становиться невидимым и управлять временем сыграли против Удо. Как только ты попросил меня проверить весь дом, войдя в первую же комнату, я погрузил в сон спецназовцев, что меня сопровождали, и тут же переместился на стройку. Ты разговаривал с Войером на улице, в то время как молот ударил брата по спине. А затем я перенёс его тело на витрину магазина и снова воспользовался невидимостью. Пока мы ехали на площадь, Удо ждал своего часа. Народ столпился у магазина, когда твой друг неожиданно появился в пустой витрине. А дальше ты знаешь. — Как ты отправил мне смс? Пифон достаёт из кармана сотовый: — Со своего телефона. Я заранее написал смс и ждал нужный момент для отправки. У нас с братом была особая связь — наши номера телефонов засекречены символами, поэтому ты бы никогда не нашёл номер, с которого было отправлено то смс. Ну а номер Эмиля ты знаешь, он настоящий. — Сеера знал, что умрёт тогда? — Он догадался о смерти на стройке. Я бы никогда не дал ему умереть от болезни. В голове что-то щёлкает. Сердце немного успокаивается, но теперь болит голова: — Я не верю! Не верю, что Сеера меня обманул! — Джеймс, по факту он не обманул. Просто Удо выбрал череп, а не тебя. — Он… он всё подстроил! Он — лжец, и только! Он не сказал ни единой правды мне! — Всё, что произошло после смерти Удо, не относится к нему. Я не могу назвать брата лжецом или манипулятором. Удо очень умный человек, он вундеркинд. Только вот такая умственная особенность в будущем сыграло с ним злую шутку, и брат стал шизофреником. Меня же в свою очередь окрестили, — Бог подносит указательный палец к виску, — идиотом. Я был очень стеснительным, молчаливым и замкнутым ребёнком. Как-то я нашёл труп кошки и долго его разглядывал, мать подумала, что животное убил я. Врачи поставили диагноз — идиотизм. Странно, наверное, иметь старшего сына вундеркинда, а младшего — идиота. С этим диагнозом я прожил всю жизнь. Только потом мне сообщили, что я никогда не был идиотом. Выходит, что замкнутый мальчик носил это клеймо из-за дурацкой врачебной ошибки. — Сказки о войне — ложь. Не было никакого Ирака. — Да, — он усмехается, — Ирака не было. — Твои медали? Твои геройства? Миномётный обстрел? Твои военные печальные истории? — Вызвать жалость так просто, — Бог скрещивает брови к переносице. — Я думал, вы будете похожи, вы же братья… Как я ошибался, представляя себе Пифона. — Мы никогда не были похожи с Удо. Это тоже очень помогло. Никто не догадается, что мы родственники. — Там, в морге, я видел его настоящим? — Да, таким брат навсегда остался в моей памяти. — Это и есть Удо. Пифон смотрит на меня краем левого глаза и смеётся: — Ты так и не понял. Личности-личности. Все эти личности создал я. Удо менялся в тот момент, когда я этого захочу. Он помнил всё, что совершил в жизни. Он помнил каждую свою личность. — Нет… психиатр мне сказал, что смена личности происходит по прихоти больного, что он не знает ничего о своих прошлых личностях; происходит шок в момент перед переходом. — Я же сказал, что Удо умный человек. Сыграть недоумение или шок — проще простого. Однако шок всё-таки был, Джеймс. Повешение, церковный концерт, исповедь, письмо, выход на поклон, тест на беременность. Брат настрадался в последний момент — в момент перед переходом. Ты как обычно скажешь, что твой друг тебе врал. А я скажу, что твой друг — самый ужасный человек на свете. — Ты клевещешь на него из-за своей ненависти! Говори про него что угодно, но ты не заставишь меня его ненавидеть! — Ты так думаешь? — Бог подаётся вперёд на стуле. — Джеймс, ты считаешь меня всеобщим злом, но всё это время самым злым человеком был именно Удо. Знаешь, что он совершал? — Нет, и не хочу! — У него было восемь личностей. Восемь личностей у моего брата — восемь лап у паука на его шее, — Пифон щёлкает пальцами. — Как символично! Он ненавидел только одну личность: Святой Отец, который насилует маленьких мальчиков. — Не говори чушь! Сеера не педофил! — Спроси у Теда. «Душа ребёнка». — Что?… — Маленький Тедди Джонсон очень любил Отца Габриэля, но Святой Отец любил его по-взрослому. — Я не хочу это слышать! — взъерошиваю волосы на голове. — Ты лжёшь! — Ты плакал, когда у тебя на глазах умирал Удо, ты оплакивал его, когда увидел бездыханное тело на секционном столе, ты ездишь на его машине, полученной в наследство, а этот самый человек насиловал детей на протяжении тридцати одного года. Я сбился со счёта на восемьдесят четвёртом ребёнке. У меня подкашиваются ноги, сердце вновь бьётся быстрее. Восемьдесят четыре ребёнка за тридцать один год. — Он это делал не по своей воле! Ты создал такую личность! — тычу пальцем на сидящего Бога, забывая о страхе. — Ты заставлял его творить эти вещи! — Я — монстр? Я изнасиловал всех этих детей? — Брат был оружием в твоих руках! — Ты его оправдываешь, но в душе уже появляется очень маленькое чёрное сомнение по поводу друга. Это сомнение будет со временем расти, и позже появится ненависть. Как так можно: дружить с педофилом? — Он не педофил! — мой голос срывается от крика. — Брат поплатился за содеянное Святым Отцом личностью Мориса Беллами. — Морис убил Джессику Смит? — Нет. — Где она? — Там, где ей и место, — Пифон скрипит брекетами на зубах. Я молчу. Пытаюсь прийти в себя, но не выходит: — Физическая оболочка у тебя была всегда. Зачем тогда тебе череп? — Чтобы загадать желание, разумеется. — И что же ты хочешь? Устроить геноцид? — Для этого мне не нужен череп. Я могу самостоятельно погрузить в глубокий смертоносный сон целый город. Завтра они умрут, Джеймс. Тебе их не спасти. Однажды я уже устроил геноцид, и меня наградили за это. Я вошёл в историю, но история меня вычеркнула, точнее, я сам стёр из истории и себя, и брата. Тогда я убил гораздо больше людей, чем собираюсь сделать это на Оазисе. Ты даже не обнаружишь трупы — они канут в небытие. — Ты просил брата находить таких людей, чтобы потом в один момент их убить? — Людей на планете стало слишком много. Они считают, раз обладают даром, значит имеют огромную значимость для Вселенной. Но они всё портят. Необязательно быть отмеченным, чтобы являться особенным. Оазис — грязь, и я очищу мир от чумы. Пифон поднимается со стула и подходит к тумбочке у стены. Он стоит спиной ко мне, поэтому я не вижу, что делает Бог Снов. — Мы с Удо хотели очистить наш мир. Он — своими методами, я — иными. У нас это почти получилось, но в последний момент мы поняли, что ничего не выйдет. Я загадал желание, и нам дали второй шанс. — Удо сказал, что череп нашёл ты. — Это так. Я откопал его, он был зарыт глубоко в земле. Мне понадобилось несколько лет, чтобы понять, для чего создано такое оружие, — слышу скрежет зубов, и на тумбочке появляются бинты с пластырями и брекеты. Пифон снимает маску. — Я загадал желание. — Что ты загадал? Пифон поворачивается ко мне лицом. На шее с правой стороны красуется яркая голова змеи: она обвивает всё горло и уходит под рубашку и футболку. Я опускаю взгляд и вижу ещё одну голову на кисти правой руки. На всех местах, где были бинты и лейкопластыри, оказываются змеи. — Иную жизнь. Для себя и для брата. На его зубах больше нет брекетов — скрип железных полосок исчез навсегда. — Я не Фредди Крюгер, Джеймс. — Ваши способности появились после исполнения желания? — Удо приобрёл их со временем, я же сразу изменил свою физическую оболочку, потеряв истинное обличие. — Ты убил брата потому, что Удо хотел уничтожить череп. — Отчасти, да. Удо было нечего загадывать, он смирился со своей участью, а вот у меня есть одно желание, и я намерен его загадать. Я ждал пятьдесят два года для второго желания. Удо тебе не говорил? — Что? — Второе желание можно загадать спустя столько лет, сколько тебе было в момент загадывания первого желания. Мне было пятьдесят два. Прошло достаточно времени, чтобы обдумать свои личные предпочтения. Тебе придётся ждать пятьдесят один год. — Мне это нахер не нужно! Я уже загадал своё долбаное желание, которое полностью изменило мою жизнь! Я потерял жену! Вся моя жизнь рухнула в один единственный момент! — Я понимаю, тебе тяжело. — Ты ни черта не понимаешь! — хожу вокруг своей оси и поглядываю исподлобья на Бога. — Ты не знаешь, что такое любовь! — кричу так сильно, что слюни вылетают изо рта. — Верно, — Пифон тяжело моргает. — Я не знаю, что такое любовь. — Я могу тебя убить. Это ведь не сон! — нащупываю пистолет в кармане плаща. — Ты реален: из плоти и крови. Один выстрел между глаз, и всё закончится. Достаю оружие и направляю на глаза Пифона — ни один мускул не дрожит на его лице. — Джеймс… — Заткнись! — рука с пистолетом трясётся. — Остались только мы вдвоём, остальные умерли. Лишь один из нас останется в живых. — Ты же не хочешь жить. — Я должен отомстить! — За Удо? — Пифон смеётся. — Он не достоин мести. За Войера? Старик сказал, что покончил с воровством, но это не так. Профессор украл сорок одну книгу из засекреченных библиотек, а я ему помог в этом. Думаешь, он сам выкапывал оружие? Войер воровал из гаража лучшего друга, поверь мне, там есть чему поживиться. Плохие люди умерли, Джеймс. — Хватить заговаривать мне зубы! — Ты считаешь меня злом во всей этой истории, но я скажу тебе, что каждый человек играет свою определённую роль в этом театре, и ты здесь главный актёр. Я нажимаю на предохранитель, но он не снимается. Что-то не так с моим оружием, но виду не подаю. — Откуда у тебя пистолет, Джеймс? Откуда? — Разве ты его забрал из кабинета комиссара? Я его не забирал. — Тебя не смущает, что пистолет лёгкий? Ах, да! Ты же не пользуешься оружием. Я отвожу пистолет от лица Пифона и смотрю на предмет в моих руках: он лёгкий и пластиковый. Нажимаю на курок, и струя воды вылетает в сторону. Господи, как я мог забыть? Я не вытащил его, а пистолет так и остался лежать в плаще. — Ты сходишь с ума, Джеймс. Твой разум сосредоточен на мне, в то время как должен сосредоточиться на человеке, которого ты запер в тюрьме. Удо тебе говорил, что только Мурир представляет опасность, ты же прицепился ко мне и к черепу. Подумай хорошенько: ты запер Мурира в огромной бетонной коробке с сотнями людей. Ты хочешь спасти всех, но так не бывает. Выбирай, кто выживет: отмеченные на Оазисе или обыкновенные люди в пожаре. Я больше не могу контролировать Мурира, этот жестокий мир поглотил его. Теперь же он возьмёт своё. — Я больше не детектив, — пялюсь на игрушку в руке и чувствую, как капли пота текут с волос по лбу. — Я больше не соображаю, что происходит вокруг меня. — У каждого своя роль, Джеймс. Твоё решение будет последним. Голова заболела ещё сильнее, она разрывается. Даже Сеера не причинял мне такую боль в библиотеке. Треск свечек и лампочек в комнате действуют на нервы. — Сильно болит голова? Мне это знакомо. — Пошёл ты! Пошёл ты на хер! — Твоя смерть мне невыгодна, Джеймс, по крайней мере, сейчас, но и под ногами тебе не следует у меня бегать, — Пифон кладёт руки на мои плечи. — Иди домой. Ты заснёшь, и тебе приснится хороший сон, это я тебе обещаю. Меня лихорадит, пот стекает со лба ручьями, а рубашка насквозь мокрая. — Но сначала беги отсюда. Мой раб мёртв, его убежище мне больше не нужно. Беги и не оглядывайся. И не смей умирать, ты мне ещё нужен. Я молча покидаю комнату и оказываюсь снова в коридоре. Бог Снов остаётся за спиной. Ступаю одной ногой на половицу — она скрипит. Второй шаг — опять скрип. По стенам идут паутины трещин. Эта квартира сейчас разрушится, а мне приказано бежать. И я бегу к выходу. Пол за мной рассыпается. Визу квартира Сееры, есть ли в ней сейчас темнокожая женщина? На неё может упасть потолок. — Марра! Марра! Бессмысленно услышать ответ, так как стены, пол и часть потолка уже провалились на этаж ниже. Невозможно выжить при обвале такой тяжести, если только Марры нет в квартире Сееры. Пожалуйста, Марра, будь где-нибудь в другом месте! Я добегаю до входной двери и переступаю порог. Квартира с Пифоном сразу же проваливается на этаж ниже. Разумеется, Бог Снов покинул наш мир и вернулся в свой, искажённый. Я спускаюсь по лестнице. Четвёртый этаж полностью завален сломанными бетоном и деревом. Разрушилась одна квартира, остальные не пострадали, но люди в доме просыпаются от ужасающего шума и покидают свои отдельные мирки. Начинается паника, люди задыхаются от пыли и кричат, зовя на помощь. — Обрушилась квартира на пятом этаже! — объясняю я. — Вызовите спасателей и покиньте дом! На улице полная луна и тёмно-синее небо, усыпанное звёздами. Прекрасное время, чтобы поехать домой и лечь спать. Я завожу мотор мустанга — машины, что когда-то водил педофил. Я не перейду на сторону Бога Снов. Он не заставит меня усомниться в демоне. По дороге домой что-то снова щёлкает в голове. Определённо, я схожу с ума.