КОФЕ
1 ноября
— Ты уже закрыл дело Троцка? — Нет ещё. — Обычно тебе хватает пары встреч с подсудимым. — Он что-то скрывает. — Касаемо убийства? Мэл завязывала галстук мне на шее. Это стало её личным ритуалом после того, как мы сошлись. — Тим, мне кажется, Борис на тебя не очень хорошо влияет. — Что ты имеешь в виду? — Ты стал рассеянным в последние дни. А всё началось с дела Троцка. Я понимаю, он твой друг, но бывший одноклассник не заберёт у меня мужа. В знак своей верности я поцеловал Мэл: — Никто меня у тебя не заберёт, я принадлежу Мелиссе Стэнфорд. Жена подала мне белую трость, и я пошёл к водителю, что ждал меня у подъезда. — Сегодня на одного заключённого в тюрьме станет больше? — спросил Джон за рулём. — Не сегодня, завтра. Борис уже ждал меня в кабинете для допросов. Как обычно наручники с его ног сняли. — Благодарю, можете быть свободны, — я поставил стаканчик с горячим кофе на своё рабочее место и сел на кресло. Полицейские положили наручники на мой стол и покинули кабинет. — А они не боятся вот так вот оставлять наручники? Я ведь могу заковать тебя в них. — Я ударю тебя тростью, если ты подойдёшь слишком близко ко мне. — Вчера ты меня не ударил. Вчера Борис отсосал мне, а вечером это повторила Мэл. Я начал жить двумя жизнями — чувствовать себя подлецом. — Не отвлекайся. Я должен закрыть твоё дело в ближайшие дни. Надеюсь на твоё сотрудничество. — А я что, не сотрудничаю с тобой? Закрываюсь в себе? — в интонации нет грубости, лишь надменность. — Ты вытаскиваешь из меня правду и в то же время засовываешь кое-что в рот. — Перестань пошлить! Ты сейчас не в клубе тёлку клеишь. Ты сидишь перед судебным психиатром! — А когда жена говорит тебе пошлости, ты возбуждаешься? — Тебя это не должно волновать! — глаза повернулись в сторону звуков, исходивших от Бориса. Неважно, что я его не вижу, важно то, что он видит мои пустые стеклянные глаза. Под Троцком заскрипел стул, он занервничал: — Тебе идёт быть властным. Я отпил кофе, и напиток обжёг мне горло: — Твоя тёща дала показания. Она сказала, что ты тиран и деспот и на протяжении многих лет издевался над её дочерью. — Чушь собачья! Я даже не тронул Маргарет пальцем. Это она могла поднять руку. У неё раньше была привычка — бить меня по лицу и оставлять синяки. Потом эта привычка исчезла. — Ты позволял женщине бить себя по лицу? Здорового мощного мужика била по лицу жена? — Да, Тим. — Ладно, пускай так. Когда Маргарет в последний раз поднимала на тебя руку? — Может, в прошлом месяце. — В день убийства вы только поругались? Без рукоприкладства? — Без. — Вспомни. — Тим, я не трогал её перед тем, как взять в руки топор! Что ты хочешь? После задержания меня всего обследовали, никаких синяков и царапин на моём теле не нашли! И на Маргарет тоже! Мы не дрались в тот день. — Чтобы тебя не было в тот день в этом проклятом доме, — я встал из-за стола и обошёл его, прислонился на край. — Я не могу спасти тебя, Борис. Грозит вышка. — Ты хочешь меня спасти? — удивился Троцк. — Сомневался во мне? — Ни на секунду. Заскрипели наручники. Борис встал со стула и сделал шаг. — Сиди на месте, пожалуйста, — я немного отошёл в сторону, к другому краю стола, держась за поверхность. — Тим, я не трону тебя. — Я не боюсь тебя, просто нам нужно соблюдать дистанцию. — Можно мне глотнуть твоего кофе? — Да, пей. Я услышал, как Борис сделал глоток и выдохнул: — Кайф! Уже несколько недель ничего не пью, кроме воды, а жру всякую парашу. — Ха! Сейчас бы ел еду, приготовленную Маргарет, но… ах, да! Ты её убил. — Ты бы на моём месте поступил так же. — Я не женился для того, чтобы через десяток лет убить жену. Ты не задумывался, почему Маргарет начала пить? — Она сказала, что после родов её переклинило. Как будто в организме чего-то не хватало. — Врачи, обследование, диагноз? Ну да, алкоголь стоит дешевле, чем таблетки. — Хватит! — стаканчик стукнулся о стол. — Хватит меня судить! Поставь мне чёртов диагноз, и я тебе отсосу. — Ты здоров, Борис. В момент убийства ты всё осознавал. Ваша последняя ссора не стала точкой кипения. Ты давно уже был готов убить Маргарет. Ты всю жизнь угнетал жену, доводил её до нервного срыва и спаивал. Миссис Троцк медленно умирала в браке с мистером Троцком. Её смерть стала спасением от многолетней тирании мужа. Если бы Марго была здесь перед тобой, то она сказала тебе спасибо. В вашей семье скотиной был ты, Борис, это подтверждает и Дилан. Сын бежал не от матери, а от тебя. В следующий миг моё лицо обожгло кофе. Борис вылил на меня стаканчик. Я зачем-то широко раскрыл глаза и открыл рот. Напитка было немного, а вода ещё не совсем остыла, но неожиданность произошедшего поразила больше, чем температура воды. — Предатель! Ты веришь в то, что говорят другие? Ты веришь тем, кто не жил с нами последние годы? Десять лет мы были лучшими друзьями, близкими друзьями, Тим! Ты отвернулся от меня тридцать шесть лет назад. Бросил! Сейчас ты снова поступаешь так же. Капли стекали у меня по лицу и капали на рубашку. Мелисса не убьёт за испорченную вещь, но очень удивится, что со мной произошёл такой конфуз. — Ты дал мне надежду, а теперь отнял её. — Ты никогда не исправишься, Борис. Ни время, ни тюрьма, ни психушка не изменят тебя. — Только ты делал меня лучше! Только твои чувства смягчали мою ненависть и злобу! Тим, нам так было хорошо вместе… — Давным-давно жил один мальчик. Он не был ни высоким, ни красивым, ни харизматичным, ни даже смешным. — И я полюбил тебя, — голос Троцка звучал спокойно и тихо. — Потому что ты был другим, не таким, как все. — Всё кончено! У меня нет места для тебя в своей жизни! Всё это — ошибка. Наши отношения с тобой были ошибкой. — Уверен? Звук расстёгивающейся ширинки. — Что ты делаешь? — То же, что и всегда. — Перестань! Я чувствую себя шлюхой, на которую дрочат. — Ты всегда и был, — в голосе Бориса послышалось возбуждение, — моей шлюхой. Когда я хотел, тогда тебя и брал. — Не правда. Я позволял тебе брать меня. Снова тяжёлое дыхание. Он дрочил. Борис подошёл ко мне, я попятился от него. — Стой. Я сказал, стой, — Троцк схватил за галстук и притянул к себе. — Ты никогда не отказывался. Своим пахом я почувствовал эрекцию Бориса — он слишком близко ко мне. На лице я чувствовал его влажный язык — он облизывал капли кофе с моих щёк, носа, лба и губ. — Могут войти… — Если не захочешь — не войдут. Его руки с галстука переместились на мой ремень. Он вытащил рубашку из брюк и поднял её, стал целовать мой живот. — Даже в пятьдесят три у тебя кубики. Внизу живота пробегали мурашки от губ Бориса. Рубашка поднималась всё выше вместе с головой Троцка. Он посадил меня на стол и спустил брюки. — Мне всегда так нравилось больше всего. — Когда я спереди, а не сзади? — Да. Мне нравилось, когда ты ещё и целуешь меня. Борис впился губами. Наши отношения заключались в том, что у обоих вставали члены, но проникал исключительно Троцк. — Эти наручники, что лежат на столе... Может, всё-таки воспользуемся? — У меня нет ключей от них. Будет довольно странно, если придут полицейские и увидят психиатра скованным. — Жаль, но я что-нибудь придумаю. Троцк продел свои руки в наручниках мне через голову, и моё тело оказалось в замке, а затем Борис вошёл. Тридцать шесть лет я не чувствовал в себе мужчину. Его движения очень медленные и глубокие. Задница, конечно, потом будет сильно болеть, но нестрашно. Наверное, оно того стоит. — Прости меня за кофе, Тим, — умолял задержанный с помощью поцелуев. — Ерунда, мне даже понравилось. — Пообещай, что завтра мы повторим. — Моя жена не поймёт, если я завтра снова приду домой в грязной от кофе рубашке. — Я придумаю, чем тебя ещё можно испачкать. Троцк выпустил меня из своих объятий и взял бумажный стаканчик, чтобы кончить в него, а я так и застыл в своей позе на столе. — Кажется, у меня что-то защемило в спине. Поможешь встать или хотя бы натянешь трусы с брюками? — Я-то кончил, а вот ты — нет. Через несколько минут, лёжа на столе и свесив с него ноги, я кончил Борису в рот. Троцк натянул на меня трусы и заправил рубашку в брюки. — Красавчик, что тут скажешь, — он хлопнул по груди. — Поверю тебе на слово. — На сегодня всё? — Да, завтра последняя встреча. — Тогда до завтра. Я поцеловал Бориса и позвал полицейских. — Сто случилос? — спросил шепелявый парень. — Рука дрогнула, разлил на себя кофе. Я протянул наручники, и их защёлкнули на ногах подсудимого. Бориса вывели. Если Троцк в порыве ненависти смог выплеснуть мне горячий напиток в лицо, что он сделает, когда завтра узнает правду о себе?