ЭХО

Квантико, штат Вирджиния, Отдел Бихевиористики 30 марта 2013 г. – Ну, как я и говорил, этот якобы Харди умер в десять вечера, – удовлетворённо сообщил Зеллер. Эксперты закончили исследование тела. – Причина – перелом хрящей гортани, а предварительно над ним вдоволь поиздевались. Скорее всего, потом просто добили, но он бы и сам умер максимум через час. После таких травм без своевременной помощи специалистов нельзя выжить, да и с помощью тоже очень сомнительно. Причём, снаружи следов вообще нет. Профессионал поработал. – Да уж, поработал, – покачал головой Прайс. – Превратил бедолагу в фарш изнутри. Но мы уже знаем, что Потрошитель – отличный хирург, почему бы ему не быть и… – Заплечных дел мастером, – мрачно закончил Джек. – Возможно. И ещё получается, что Потрошитель каким-то образом связан с прошлым Харди. Точнее, лже-Харди. Зеллер тут же воодушевлённо принялся изобретать версию: – Точно, они могли быть знакомы, вместе проворачивали какие-то дела, возможно, не вполне законные, а потом… Потом лже-Харди догадался, что Потрошитель – ещё и серийный убийца, и рванул от него подальше, чтобы не сгинуть как свидетель. – Ну, тогда Харди дурак набитый, потому что соваться снова в медицину с его стороны было глупее некуда, – отрезал Прайс. – Потрошитель слишком явно из этой среды, так что вычислить Харди ему ничего не стоит. – Тьфу ты! И впрямь. Хотя не зря же он восемь лет выжидал. – Думаешь, – осторожно начал Джек, – что восемь лет Харди ждал, пока Потрошитель уйдёт из медицины? – Или его «уйдут». Да, чтобы как-то снова с ним не столкнуться. – Всё равно глупо, – не унимался Прайс. – Потрошитель мог больше не работать по специальности, но он же не ослеп и не оглох, да и старые связи мог сохранить. – Интересно, что стало с тем детективом, который раскопал след настоящего Харди в Грин-Ривер перед тем, как тот исчез окончательно? – задумался Уилл, привычно устроившийся в своём углу. На этот раз его неожиданным вопросам никто даже не удивился. А Зеллер, на которого сегодня прямо стих нашёл, бодро вывалил: – Раз уж дело приняло такой оборот, наверняка его уже давно нет в живых. – Проверим, – пообещал Джек. – А пока вернёмся к заключению. Значит, Харди умер в десять вечера? – Ну, плюс-минус пять минут, но да, – Зеллер с хлопаньем стащил с рук перчатки и выкинул в мусорный контейнер. – Значит, получается у нас следующее. Потрошитель выслеживает Харди, проникает в его дом, дожидается его с работы, допрашивает, выпытывая какую-то информацию, затем убивает и оставляет нам, как обычно, послание. Он точно знает, что Харди собирается в отпуск и его не хватятся на работе в ближайшее время. А ему по каким-то причинам нужно, чтобы тело нашли быстрее, потому он не просто отключает систему оповещения – ему удаётся отсрочить её действие на время, достаточное для того, чтобы самому благополучно уйти. Получил ли он нужную информацию, мы не знаем. Что это за информация, тоже не знаем. Но зато можем предполагать, что Харди и Потрошитель в прошлом были хорошо знакомы, и что кража чужого имени и многолетняя осторожность лже-Харди связаны как раз с этой самой информацией. Возможно, о самом Потрошителе. – Выясним, куда делся настоящий Харди и кого убили на самом деле – найдём Потрошителя, – подытожил Прайс. «Ага, найдём, только не Потрошителя, а очередного кандидата на эту роль, – мысленно усмехнулся Уилл. – Того, кто в период с 87го по 95й год мог вылететь из официальной медицины, да так, что не узнать об этом было невозможно». «Как будто ты не этого ожидал», – тут же подначили в его голове. – А зачем Потрошителю вообще нужно было, чтобы мы так быстро нашли тело? – озвучил его мысли Лектер. – Какая разница, сегодня или через неделю? Ну, если исключить вполне банальный процесс разложения, конечно. С относительно свежим трупом работать куда удобнее, само собой. Но заботой о нашем комфорте здесь даже не пахнет. И вряд ли Потрошитель хотел таким образом навести нас на свой след. Ах вот даже как. Приманку кидаете, доктор Лектер? Ну ладно, сыграем, но только на этот раз не в поддавки. – А если не на свой? – уточнил Уилл. В глазах психиатра на мгновение вспыхнула усмешка и что-то вроде одобрения, но тут же скрылась где-то на дне зрачков, и Лектер невозмутимо согласился: – Не будем исключать и такой вариант. Тогда на чей? Что ты об этом думаешь? – Ну, Чилтона он нам уже подсунул в качестве утешительного приза за настойчивость, – ответил Грэм. – Только уверенность в его виновности продержалась очень недолго. Потому что из Чилтона хирург, как из меня боксёр-тяжеловес. Значит, следующий должен быть хотя бы хирургом нормальным. – Понятно, – кивнул Джек. – Уилл, ты полагаешь, что Чилтон у Потрошителя не один такой в запасе? – Было бы странно, будь оно иначе. С его-то предусмотрительностью. «Заготовок» у него в запасе приличное количество, и активировать одну из них он может в любой момент. Что активировать можно и две «заготовки», умело сталкивая их лбами, Уилл промолчал. А что в данном случае намечается именно такая комбинация, он не сомневался. – Что ж, определённая логика тут есть, – Джек переводил взгляд с Уилла на Лектера и обратно. Конечно, о прежнем взаимодействии этих двоих и мечтать пока не приходилось, но с мёртвой точки дело сдвинулось. Они теперь хотя бы разговаривают и делятся соображениями. Терпение, Джек, терпение, не всё сразу. – Сам Потрошитель, скорее всего, врач или бывший врач. Чилтон из его профессиональной среды, Харди тоже. Вполне возможно, что и будущий кандидат за решётку – тоже. Но мы упускаем одно: что ты, Уилл, совершенно из другой оперы. А тебя он тоже подставил. – Я был лишь звеном в цепочке, нужным для того, чтобы подставить Чилтона, – невозмутимо пояснил Грэм. – Дойди дело до суда, я разве не подтвердил бы, что Чилтон проводил эксперименты со мной в клинике, применяя гипноз и психотропные препараты? Подтвердил бы. Потому что это правда. А Мириам Ласс подтвердила бы, что её похитил, удерживал в плену против воли два года и покалечил именно Чилтон – опознала же она его по голосу. Собственно, потому она и не получит реальный срок за его убийство, так? Зато вот уже целых две готовые жертвы Потрошителя, оставшиеся в живых. Просто клад для обвинителя. Я уж молчу о трупе Гидеона. После суда и приговора ФБР успокоилось бы надолго. Лет на десять уж точно. А любые аналогичные преступления приписывали бы очередному подражателю – мало ли безумных поклонников у серийных убийц. А на случай, если бы вы вдруг всерьёз усомнились в виновности Чилтона и откопали бы какие-то подтверждения своим сомнениям, он предоставил бы вам нового козла отпущения. Возможно, с очередной выжившей жертвой. А сам бы снова выскочил сухим и чистым. Но план дал осечку – Чилтон убит, а суд ещё не состоялся, широкой огласки не произошло. Виновный не назначен, в его виновности сомневаются, стало быть, нужно обеспечить нового. Так что убийство Харди вполне может быть одним из шагов именно к этому. С каждой новой фразой профайлера Джек прямо на глазах мрачнел, наливаясь самыми ядовитыми чувствами, и под конец уже напоминал грозовую тучу, готовую вот-вот взорваться громом и молнией. Ещё бы. Кому же понравится вдруг осознать, что с тобой играли, как кошка с мышью, а ты и поддавался. Ощущение не из приятных. Зато Лектер держался просто отлично. Ни малейшей реакции, выдавшей бы его причастность хоть в чём-нибудь, не допустил. Сидел невозмутимый и в меру заинтересованный. Этим можно было бы почти восхищаться, если бы не кровавый след, который длиннее, чем хвост кометы. Что ж, никто и не рассчитывал, что уличить его будет так легко. Но и сам Грэм не был настроен на быструю победу. «То есть, не обезвредить жестокого убийцу ты хочешь, а именно победить его, – фыркнул внутренний голос. – Обойти его, оказаться сильнее, умнее». «Даже если так, это разве плохо?» «А тебе не всё равно, плохо это или нет? Ты же вроде не любишь врать, по крайне мере, себе. Ну так честно признай, что в случае с Лектером это не разоблачение, а соревнование. Даже если ты сам никого убивать не собираешься. Даже его. И не нужно мне упоминать про Мэтью Брауна, которого ты для этого и нанял. Тебе не убить Лектера было нужно, а посмотреть, как он выкрутится. Что он выкрутится, ты не сомневался. А заодно ты хотел доказать себе, что и он уязвим, и у него бывают проколы, и продемонстрировать ему, что ты не пешка, а тоже игрок. Ну и доказал, молодец». «А то, что лишние трупы никому не нужны, а мне тем более, вообще не рассматривается?» «И что? Эти трупы первые и последние? Если Потрошителя из строя вывести, их больше не будет? Даже не смешно, знаешь ли. Серийных убийц полно, и новые плодятся, как кролики. А Потрошитель приобрёл в твоих глазах особый статус, потому что задел твоё самолюбие». Чёрт знает что! Мало ему было экспериментов Чилтона в клинике, с его замашками гения психиатрии – теперь получите ещё и назойливый внутренний голос, в котором добра, как в скорпионе мёду. Уилл против воли фыркнул: похоже, скучать ему не дадут в ближайший месяц точно. Отдохнул, ну и хватит, хорошего понемножку. «Эбигейл Хоббс, по-твоему, тоже не в счёт?» «Да-да, бедная Эби. Мы ведь уже договорились, что ты не дурак и не врун. Все жертвы Потрошителя, если они уже мертвы, всплывают максимум через месяц. А от живых лишь какая-то их часть. А сама жертва, живая и относительно здоровая, появляется лишь время спустя, чтобы послужить его определённой цели. Рука Мириам Ласс не доказательство? А потом и она сама? А ухо Эби, по-твоему, не из той же оперы? Да в жизни не поверю, что ты об этом не думал!» Да, Уилл вынужден был признать, что задумывался, и своя логика в этих размышлениях была. Потрошитель склонен к театральности, к эффектным картинам, каждое его убийство – это представление, где нет лишних, ненужных и просто случайных деталей. И все они – лишь части масштабной постановки. Мириам Ласс он сберёг и позволил найти не просто так – она должна была убить Чилтона после суда и оглашения приговора. На глазах у множества свидетелей, в том числе и прессы. Чтобы получилась законченная и красивая картинка. Но Джек усомнился в виновности Чилтона, и программу пришлось перекраивать на ходу. Но Потрошитель слишком умён для того, чтобы ставить только на одну лошадь и не продумать другие варианты. Значит, Эбигейл Хоббс сейчас вполне может быть и жива, просто лишилась одного уха. И ждёт своего часа – теперь уже для другого кандидата на роль Потрошителя. «Ладно, с этим ясно. А как думаешь, почему он с тобой обошёлся иначе? Не похитил, не изуродовал – по крайней мере, физически?» «А откусить от моей психики – это не уродство? А упрятать меня за решётку куда надёжнее, чем держать где-то в доме – чтобы уж точно не очухался и не сбежал. Я ведь всё-таки не хрупкая девушка вроде Эбигейл или Мириам. Чего он хотел от меня, помимо моей роли в суде над Чилтоном? Он лепит из меня своё подобие. В то время как я всеми силами стараюсь этого избежать». «Да неужели? – съязвил дрянной голос. – А по-моему, как раз наоборот – кто тут развёл показательную игру в кошки-мышки? Папа римский? Подумай об этом на досуге». Этого ещё не хватало. Он в своём стремлении победить Лектера зашёл так далеко, что сам стал похож на него? Ну, по крайней мере, он никого убивать не собирается. Вынырнув из размышлений, Уилл понял, что народу в лаборатории прибавилось. Возле Джека, опираясь на трость, стоял Сэм Гардинер и что-то ему втолковывал. Пол Крендлер маячил у дверей и выглядел так, будто жевал одновременно лимон и мыло, не зная, куда выплюнуть. Да уж, административная ссылка для бедняги явно затянулась. Что же он такого натворил, раз вынужден так расплачиваться? Хотя какая разница. «А вот и есть разница», - веско отозвались в голове. А потом словно кто-то против воли Уилла заставил его повернуться в сторону Лектера. И он успел перехватить короткий взгляд, который психиатр метнул в ничего не подозревающего Крендлера. Тьфу ты, чёрт. Кажется, Уилл нашёл того, кому отводится роль очередной жертвы Потрошителя. Не сейчас, конечно, но в достаточно близкой перспективе. Неужели при таком раскладе не пошатнутся дела у врагов Джека – Кейд Пурнелл и прочих? Тогда – да, разница в том, что натворил Крендлер, есть, и огромная… Не успев толком оформить эту богатую мысль, профайлер отвлёкся и, наконец, прислушался к разговору Джека и Гардинера. Итак, чего и следовало ожидать: с охранной системой в доме Йорана Харди поработали. Причём, явно не обошлось без своего человека в службе безопасности, чьими услугами пользовался Харди – чтобы отключить в нужный момент и включить снова. И ещё предстояло выяснить, кто это был. Но самое интересное Гардинер приберёг напоследок. Судя по данным, найденным у Харди на внешних жёстких дисках, хранящихся в сейфе, именно он пять лет назад провёл серию операций по изменению внешности Изабелле Колкер. Разумеется, операции проводились неофициально, но дотошный Харди фиксировал всё и аккуратно вёл свою бухгалтерию. Операции делались поэтапно в течение двух месяцев, ещё примерно месяц Изабелла провела под его наблюдением, пока заживали рубцы и восстанавливался организм. Заплатила она за всё сразу, около четверти миллиона. В записях она значилась как Эшли Смит. А главное – было множество фотографий её нового лица во всех подробностях. Это была огромная удача. А для Уилла – подтверждение его же догадкам. Потрошитель – то есть, Лектер – знал Изабеллу Колкер, знал её историю и знал о её преступлениях. Собственно, потому и намекнул Джеку, что она могла выжить. Также он знал, что она воспользовалась услугами фальшивого Йорана Харди, чтобы изменить внешность. Знал, от кого именно лже-Харди скрывался под чужим именем, убив для этого настоящего Харди. А всё это – одна цепь событий. И она должна привести к очередному кандидату на роль Потрошителя. Значит, кандидат – хирург – точнее, уже бывший хирург, уволенный со скандалом. Но, разумеется, никуда не девший профессиональные навыки. Приметы роскошные. Хватай каждого пятого – не ошибёшься. Впрочем, никто не отменял метод исключения. За что хирурга – даже отличного специалиста – можно уволить со скандалом? Первый вариант, который напрашивается сам собой – это чёрная трансплантология, да те же подпольные операции скрывающимся преступникам. Допустим, доказать его участие и подвести под тюремный срок не смогли – или смогли, но он как-то вывернулся, а вот вышибить с треском из профессии – на раз-два. Да так, что об этом просочилась информация в прессу. Это уже кое-что, таких не так уж и много. Уж не поспособствовал ли этому лже-Харди? Возможно, информация об этом всплывёт на тех же дисках из сейфа в его доме. Кстати, ещё одна говорящая деталь. Ведь целью убийцы были именно они, так почему Харди предпочёл погибнуть в страшных мучениях, но не указать ему на тайник? Да сто против одного, что уже через пять минут у него не было от убийцы никаких секретов. Только вот дисков в сейфе явно не оказалось – потому убийца так разошёлся. А это значит, Потрошитель ещё до проникновения убийцы в дом изъял диски из сейфа, и лишь потом положил обратно. Наверняка что-то туда добавил – пару деталей для «облегчения» поисков. С присущей ему заботой. Сэм Гардинер всё ещё атаковал Джека техническими терминами, поясняя, почему в нарушении работы охранной системы нужно подозревать кого-то из службы безопасности, а не мифического хакера. Джек, стараясь особо не показывать, что понимает он в лучшем случае каждое третье слово, внимательно слушал и иногда важно кивал. Это Уилла даже немного позабавило. Как и множество бесспорно умных людей, Джек, оказывается, не миновал этой классической ловушки – боязни показать, что чего-то не знаешь, круто замешанной на банальной гордыне. Надо же, а раньше Уилл за ним этого не замечал. Значит, Джек таился или сам об этом не догадывался. Бывает. Запомним на всякий случай. Как знать, вдруг пригодится. Крендлер маялся у двери, стараясь не смотреть на стол, где лежало прикрытое простынёй тело Йорана Харди. Покойников, что ли, боится? Разберёмся. Зеллер и Прайс слушали Сэма с неподдельным интересом, хотя, как и все здесь, понимали его с пятого на десятое, а Лектер… повернувшись в сторону психиатра, Уилл сходу наткнулся на его прямой и спокойный взгляд. И, само собой, не стал отворачиваться. Ещё чего. Заглянул в коньячного цвета глаза и прочёл ёмкую и вполне конкретную фразу: «Наконец-то». Не раздумывая, «ответил» тем же способом, что бойкот окончен. Лектер едва заметно улыбнулся уголками губ. Короче говоря, диалог состоялся. Уже вечером, ведя машину по запруженным городским улицам в сторону пригородного шоссе, Уилл подводил итоги прошедшего дня. Его вполне можно было считать продуктивным, и не только с точки зрения актуальных дел. Главное – он и впрямь всё верно рассчитал: уже на парковке Лектер подошёл к нему с предложением нормально поговорить. Завтра, у него дома. Он даже сохранил приёмные часы Грэма. Само собой, незамеченным это не осталось. Подчёркивает особое отношение, даёт понять, что по-прежнему относится к Уиллу, как к другу. Умно. А значит, готов раскрыть карты, если Уилл потребует. Что ж, он потребует, уж будьте спокойны, доктор Лектер. Но это и значит, что придётся на какое-то время – возможно, и довольно долгое – стать таким же, как Ганнибал. По крайней мере, заставить его в это поверить. Ведь у такого, как Ганнибал Лектер, могут быть доверительные отношения только с себе подобными. Так подтолкнём его к этому. Держи друзей близко, а врагов ещё ближе, ведь так? «Ох, Никколо ты наш Макиавелли, смотри, дождёшься», – фыркнул приставучий внутренний голос, заставив Уилла вздрогнуть и резко съехать к обочине дороги. *** Сиэтл, штат Вашингтон 2 апреля 2013 года Лукас брякнул дорожную сумку на сияющий пол из отполированных мраморных плит и осмотрелся. Господство чёрного и золотого, полированное эбеновое дерево, обстановка в стиле арт-деко, люстра, напоминающая водопад, хлещущий прямо с высоченного потолка, золотистые ковры, дизайнерские светильники и зеркальные стёкла. Чего, собственно, и следовало ожидать – всё вполне в духе Логана Экхолза. Его квартира в Сиэтле выглядела роскошно, но использовалась довольно редко. Теперь вот случай представился: едва стоило Лукасу заикнуться о том, что ему нужно смотаться в Сиэтл на несколько дней, Экхолз тут же предложил ему пожить здесь – всё лучше, чем платить за гостиницу. И никаких возражений не желал принимать. – Я понимаю, ты привык бояться стать для кого-то обузой или того хуже – должником, – высказывался он. – Отвыкай. Если я предлагаю тебе помощь, то это не потому, что ты меня вынудил, а потому что я так захотел. Попробовал бы кто меня принудить или сесть мне на голову! – усмехнулся Логан. – Много кто пытался, конечно, но ты не из таких. Так что бери ключи без разговоров. В конце концов, Лукас уступил. Логан прав – квартира и впрямь удобнее гостиничного номера, тем более в его случае: для сыщика, коим он себя вдруг решил вообразить, разбрасываться своими данными нужно как можно меньше. Но, принимая от Логана ключи, он всё же удивился: – Почему ты так во мне уверен? И что я порядочный человек, и что справлюсь с этим делом? Мы же знакомы только год. – Хочешь сказать, что те, кто знал тебя с детства и видел каждый день, и то не разобрались, а малознакомый я зрячим оказался? – Ну примерно. – Я бы мог ещё раз повторить, что в силу возраста и рода занятий научился разбираться в людях, но повторяться не люблю. А то, чему ты так удивляешься, между прочим, закономерно. – В смысле? – заинтересовался Лукас. – Ну сам подумай. Ты сорок с лишним лет провёл у них перед глазами, и глупо было с их стороны утверждать, что они чего-то там в тебе не разглядели и не увидели. Да они знали все твои привычки, вплоть до того, какую зубную пасту ты покупаешь, какого цвета бельё носишь и какие таблетки лежат у тебя в аптечке. Они миллион раз бывали у тебя дома, а про то, что у тебя подвала нет и не было, никто и не вспомнил. Вся твоя жизнь была как на ладони – когда ты приходил на работу, когда уходил, с кем, когда и на какие темы общался, все твои контакты. Даже о том, что ты в ночь глухую привёл к себе домой эту женщину, Надю, наутро знал весь посёлок. – Так там у каждого забора глаза и уши есть. – Вот и я о том же. Но только все эти уши отсохли, а глаза повылазили, стоило лишь возникнуть обвинениям. В том числе и откровенным фантазиям про несуществующий подвал. Вся их наблюдательность оказалась в глубокой жопе. О том, что сорок лет ежедневно происходило у них на глазах, они даже не вспомнили. Почему, как по-твоему? – Наверное, потому, что они сорок лет всё это видели и слышали, а значит, перестали замечать. – Правильно, именно перестали замечать. Потому что привыкли и воспринимали всё это, как фон. Воздуха тоже как-то не замечаешь, пока его не испортят. Им даже в голову не приходило что-то подмечать, запоминать и сопоставлять. – Но исключения всё же были, – заметил Лукас, имея в виду Брууна и его семью. – Как и везде. Умственная лень свойственна большинству, то есть, толпе. Отчего, как считаешь? – Наверное, страх оказаться одному против всех? Те, кто защищал меня, сами хлебнули проблем. Маркусу объявили бойкот в школе, но он всех просто назвал тупыми уродами и послал к чёртовой матери, – Лукас усмехнулся. – Конечно, нехорошо с его стороны было так говорить, но я его не осуждаю. Брууну намекали на крупные неприятности на работе, его родственникам тоже. Они, конечно, плевать хотели на угрозы, так и сказали: вы сначала докажите в суде его виновность – мою, значит, – а потом шантажировать нас пытайтесь. Но духу хватило так поступить только у них. Ну, ещё у Тео, только намного позже. То, что перед этим Тео неслабо получил от него и физически, и морально, Лукас промолчал, но Логан, тем не менее, всё отлично понял. И утвердительно кивнул: – Допустим, большинством двигал страх осуждения и неприятностей. Но это не главное. А ещё? – А что ещё? – А голова тебе на плечах для чего? Думай, Лукас, думай. Это в Логане было неистребимо – он не просто предлагал ответы на вопросы и выходы из ситуаций, а заставлял человека шевелить мозгами самостоятельно. До всего доходить своим умом. Надо сказать, на Лукаса это повлияло в лучшую сторону – он и сам подозревал, что шестерёнки в его голове до этого работали как бы в четверть силы, а то и вхолостую. А теперь потребность анализировать то и дело брала верх. А Логан, видя это, подстёгивал его, не давая развернуться пресловутой умственной лени. Вот и сейчас почуяв, что Лукас подошёл к болезненной теме слишком близко, прибегнул к излюбленному приёму – железная логика против эмоций. Лукас уже понял, что Логан хочет от него услышать, но сформулировать удалось лишь с третьей попытки: – Это своего рода успокоительное, помогающее людям... грубо говоря, не съехать с катушек, – осторожно начал он. – Потому что иначе пришлось бы принимать куда больше решений. Постоянно контролировать себя. Постоянно брать на себя ответственность. А этого не всем хочется. Это слишком усложняет жизнь. Есть же такое правило: «не усложняй без необходимости»... – Принцип Оккама, – подсказал Логан. – Да. Так вот, они с этим принципом переборщили. И перестали видеть даже железную необходимость. Логан удовлетворённо кивнул: – Ты мудреешь день ото дня. Лукас помотал головой: – Я бы так не сказал. Наверное, как перестану их за это осуждать, тогда и мудреть начну. Прокручивая в голове этот недавний разговор, Лукас прошёлся по квартире, осматриваясь. Апартаменты размещались на двадцать шестом этаже «Башни Смита» на Пионер-сквер. Прожив целый год в доме Логана в Балтиморе, Лукас успел привыкнуть и к размаху, и к шикарным интерьерам, потому не растерялся и не смутился. Он даже научился получать удовольствие от этой элегантной, пусть и вычурной красоты. Однако чувствовать себя по-настоящему своим в подобной обстановке так и не начал. Наверное, решил он, это доступно лишь тем, кого всё это окружало с детства. – А вот и ни черта подобного, – возражал ему Логан. – Если хочешь знать, в доме, где вырос я, обстановка была добротной, уютной, но довольно простой, без лоска. Хотя позволить себе этот самый лоск мы вполне могли. Отец попросту не придавал этому значения, ему было всё равно. Да и мне, честно говоря, тоже. Это потом уже, когда наше семейное дело по-настоящему разрослось и приобрело широкую известность, то статус начал обязывать. Вот мы и продали старый дом, купили этот, наняли дизайнеров и так далее. Мне тогда было уже за тридцать. А то, что ты сейчас видишь, уже моя глобальная переделка под собственный вкус, ей лет пять. Вот, привык, как видишь. И ты привыкнешь, уж будь спокоен. – Я же не буду жить у тебя вечно, – усмехался Лукас. – А достичь твоего уровня у меня вряд ли получится. – А ты не зарекайся... К приезду Лукаса квартиру явно подготовили – нигде ни пылинки, на кровати свежее бельё, холодильник забит едой, шкафчик в ванной – всем необходимым. Всё для того, чтобы бытовые вопросы его не волновали вообще. Лукас прилетел в ночь, к тому же пришлось задержаться в аэропорту из-за неполадок в багажном отделении, да ещё при перелёте куда-то подевались три часа, но спать ему странным образом не хотелось. Он принял душ, сварил себе кофе, устроился с чашкой на диване в гостиной. Итак, что у нас на повестке? Разузнать как можно больше о жизни семьи Колкер, а значит, расспросить соседей. Ещё – о секте «Свет спасения», чья так называемая штаб-квартира располагалась всего за пару кварталов от дома Колкеров. Хорошо ещё, Экхолз буквально за день до отлёта снабдил его удостоверением своего личного помощника. Ведь не поспоришь, что помощник известнейшего адвоката и просто праздное лицо, пристающее к людям с вопросами – совершенно разные вещи. Казалось бы, информации в Интернете полно, что ещё можно нового узнать, помимо того, что он уже успел прочитать? Что ему могут сообщить соседи, кроме сплетен и личных впечатлений? По собственному опыту он слишком хорошо знал, какова всему этому цена. Тем более прошло уже около десяти лет, соседи многое могли забыть, а теперь невольно что-то напутают или напридумывают, полагая при этом, что говорят чистую правду. Но всё же никогда не следует пренебрегать работой со свидетелями. Даже если всё, что они скажут, окажется ерундой пополам с фантазиями. Это хотя бы позволит отсечь ненужное. А кто наблюдает, тот, как правило, всё отчётливо помнит. Единственное что, специально наблюдать редко кому вообще хочется, в силу всё той же умственной лени... Так и не ощутив потребности хоть немного поспать, Лукас допил кофе, сделал несколько звонков и уже через час отправился на Капитолийский холм, где в своё время и жила семья Колкер. Он взял напрокат машину, решив заодно по возможности лучше узнать город. Особняк, принадлежавший Колкерам много лет назад, располагался в нескольких минутах от Сьюард Парка и был построен в испанском колониальном стиле. Предварительно Лукас выяснил, что дом пустовал три года после исчезновения Изабеллы и жестокого убийства старших Колкеров, хотя и был полностью приведён в порядок и официально выставлен на продажу. Дурная слава о «доме сектантов-извращенцев, которых порубили на кусочки» распространилась слишком широко, и охотников приобрести шикарный особняк даже намного ниже его реальной стоимости долго не находилось. Лишь в 2007-м году его купила состоятельная семья из Невады, которой слухи, очевидно, не помешали. Говорить с ними не было никакого смысла – они переехали в Сиэтл лишь через три года после трагедии, о случившемся в доме до переезда не знали и рассказать ничего полезного не могли. Зато с соседями, в том числе и бывшими одноклассниками Изабеллы, побеседовать стоило. Именно им Лукас и звонил перед тем, как выйти из дома – всем, чьи контакты удалось узнать. Их набралось не так уж много – человек пять, но, возможно, они сумеют вывести ещё на кого-нибудь. Остановившись у ворот дома Моррисов, ближайших соседей Колкеров, Лукас ещё пять минут посидел в машине, стараясь подавить вполне понятную внутреннюю дрожь. В этот момент он почти пожалел, что во всё это ввязался: в самом деле, нашёлся детектив-самоучка, курам на смех. Вот покажут тебе в ответ на твоё любопытство большую, красивую фигу, и будут правы тысячу раз... Но тут же мысленно рявкнул на себя: а ну, соберись, нашёл время сомневаться. Сомневаться надо было, когда дома сидел, в Интернете копаясь, а теперь-то чего? Ты уже здесь, уже договорился с людьми о встрече, ты потратил немалые деньги на эту поездку и потратишь ещё, Логан тебе помогает, а ты всё ещё в чём-то сомневаешься. Если откажешься идти дальше, самому же потом покоя не будет. Ну, поднимайся и вперёд, или ты собираешься тут ночевать? Как ни странно, эта отповедь подействовала. Лукас набрал воздуха, резко выдохнул и, с удовольствием отметив, что внутренняя дрожь успокоилась, вышел из машины. Супруги Моррис – шестидесятилетние Энтони и Стефани, встретили помощника адвоката довольно благосклонно. Пригласили в дом, предложили не только кофе, но и лёгкий завтрак. – Честно говоря, мы удивлены, ведь прошло столько лет, – словоохотливая Стефани Моррис ловко и быстро накрывала на стол, поджаривала на сковородке омлет с шампиньонами. – Вы не курите, мистер Диттманн? Если курите, то не стесняйтесь. Так вот, прошло почти десять лет, а Изабеллу так и не нашли, да и убийство Джордана и Элизы повисло нераскрытым. Ходили слухи, что их свои же убили, сектанты, чтобы те не сболтнули лишнего, но так никто этого и не доказал. Они, конечно, были просто сволочи – так обходиться с собственной дочерью. Их никому не было жаль. Но все боялись – а ну как убийцы явятся ещё к кому-нибудь? Свихнувшиеся фанатики – это вам не игрушки. Не явились, слава богу. А пустующий дом долго ещё не могли продать, слухи быстро расходятся. Вот вы бы смогли жить в доме, где прежних хозяев зарубили топором? – Вряд ли, – признался Лукас. – Вот и я о том же, – Стефани закончила приготовления и села за стол. – Так что, неужели открылись новые обстоятельства? Почему этим делом интересуются вновь? Точнее, двумя делами. – К сожалению, подробностей раскрывать не имею права, но вы угадали, – ответил Лукас. – На эту историю наткнулись случайно, расследуя совершенно другое дело. А теперь выясняется, что они связаны между собой. – Чёрт. Так и знал, что когда-нибудь так и случится, – признался Энтони Моррис, отпивая крепкий кофе. – Знаете, ведь и до вас к нам приходил частный детектив, это было совсем недавно, может быть, пару месяцев назад. Тоже интересовался, выспрашивал подробности. Но что мы могли рассказать? Да, бедную Изабеллу часто видели с синяками на руках, в полицию пытались обращаться, но вы сами понимаете, чем это каждый раз оканчивалось. Семья была очень влиятельной, очевидно, что полиция там практически бессильна. Точнее, та её часть, которую они по случайности ещё не купили. Девочку было жаль, но никто ничего не мог сделать. Когда она заявила на Джордана сама, обвинив его в изнасилованиях и избиениях, мы все готовы были подтвердить, что видели побои, но нас никто не стал даже спрашивать. Этот лейтенант полиции, Марлоу, кажется, даже хода её заявлению не дал, её же обвинил во лжи. Лукас, услышав фамилию полицейского, не сдержался и прямо-таки подскочил: – Простите, как вы сказали? Марлоу? А полное имя – Рождер Марлоу? – Да, совершенно верно, Роджер Марлоу. Вы его знаете? – Немного. Значит, он не поверил обвинениям Изабеллы в адрес отца? Стефани поправила Лукаса: – По-моему, очень даже поверил, но старшие Колкеры наверняка купили всю полицию Сиэтла с потрохами. Шансов у Изабеллы просто не было. То, что она погибла, в том числе и на совести этого лейтенанта. Недаром он, когда стало известно об убийстве девочки, сам уехал – совесть замучила, наверное. – А по-моему, Стеф, совесть тут не при чём, – фыркнул Энтони. – Просто он испугался. Да и на репутации после этого пятно – такое не отмоешь. Куда проще начать всё с чистого листа на новом месте. – Энтони Моррис обернулся к Лукасу: – Если не секрет, где он теперь работает? – Он прокурор, – Лукас счёл, что в этой информации нет ничего опасного. – Вот же… – Энтони с усилием удержал рвущееся наружу ругательство. – Ну, впрочем, недаром говорят, такое не тонет. – Вы говорили, что этой историей не так давно интересовался частный детектив, – напомнил Лукас. – А вы не вспомните, как его звали? – Откуда бы, но… хотя подождите пару минут, – Энтони поднялся из-за стола и вышел. Стефани, заметив, что чашка Лукаса почти пуста, предложила ещё кофе, потом положила в его тарелку новую порцию омлета. Энтони вернулся уже через минуту и протянул Лукасу визитную карточку из тёмно-синего картона: – Вот, нашёл. Нил Уишняк. Здесь контактный телефон и номер и адрес агентства в Брэдфорде. Хотя, возможно, это уже устаревшая информация. Возьмите. Уже в машине Лукас внимательно рассмотрел карточку. Брэдфорд, штат Пенсильвания. А ведь именно там 10 ноября 2012 года обнаружили одну из убитых девочек, четырнадцатилетнюю Эмили Рамзи. Значит, местный частный детектив, Нил Уишняк, уже тогда заподозрил серию убийств и пошёл тем же путём, выйдя на Изабеллу Колкер. Значит, тоже подозревал, что она может быть ещё жива. Мелинда Кирби, в девичестве Ломакс, бывшая одноклассница Изабеллы, шесть лет проучилась вместе с ней вплоть до выпуска, сидела за соседней партой, но подругами они не стали. – У Изабеллы вообще не было друзей, она вечно была замкнутая, зажатая, – рассказывала Мелинда, едва успевая следить за пятилетними близнецами и двумя собаками, устроившими в просторной гостиной настоящий бедлам. – Теперь, конечно, понятно, почему она такой была. А тогда мы мало о чём знали. Только то, что она из богатых, а её родители психи. С такой свяжись – проблем не оберёшься. Конечно, синяки мы все видели, догадывались, что дома её бьют, но что было взять с подростков? Дела до этого, по сути, никому не было. Да и она никогда не жаловалась. С ней никто не дружил, толком не общался. А вот мой старший брат, Тайлер, он старше меня на девять лет – как-то заинтересовался ею. Изабелла ведь была хорошенькой. Не красавицей, нет, но что-то в ней определённо было. Невысокая блондинка, тоненькая, как тростиночка, глаза огромные. Если бы не зажатость, думаю, поклонники бы у неё не переводились. Тайлер вот… Он пробовал с ней хотя бы подружиться, пару раз приглашал куда-то, не то в кино, не то в кафе, я уже плохо помню. Но дальше дело, по-моему, не пошло. Он довольно быстро перестал со мной о ней говорить. Да и разница в возрасте к таким откровениям не очень-то располагает. Я была школьницей, а он уже успел окончить колледж и работал. О, кстати! Они ведь незадолго до гибели Изабеллы столкнулись как раз на его работе – в банке. Он ещё тогда жил с нами и рассказывал нам, что она пришла в банк в сопровождении отца, узнавала что-то насчёт завещания. Я, к сожалению, деталей не помню, не очень-то вникала, но ей было завещано целое состояние. Этот дом, в котором они тогда жили, на Капитолийском холме – вы наверняка его видели? Там живут обеспеченные люди, но такой дом мало кто может себе позволить. Так вот, ей по завещанию отходил и дом, и земля, и огромные деньги. В тот день, когда ей стукнет двадцать один год. Жаль, что она не дожила… Так вот, Тай потом рассказывал нам, а позже и полиции, что Изабеллу отец на той встрече явно контролировал, буквально вцепился в неё, ни на шаг не отпускал. А сама она слово лишнее боялась сказать. А ещё была сильно накрашена, чего за ней вообще никогда не водилось. Забитая тихая девочка из семьи религиозных фанатиков, больных на голову – какая уж там декоративная косметика! Шутить изволите. А тут – здрасьте, размалевалась, как забор, в тридцать три слоя, но под макияжем всё равно угадывались синяки и припухлости. Каково? – Мелинда торжествующе посмотрела на Лукаса. – И это было совсем незадолго до её убийства, буквально месяца за два, за три. Впрочем, вы, наверное, эти детали и так знаете. – К сожалению, не все, – покачал головой Лукас. – А где сейчас можно найти вашего брата? – Я вам напишу адрес, – Мелинда взяла с журнального столика блокнот в яркой обложке, явно чей-то из близнецов, быстро черкнула несколько строчек, оторвала листок и протянула ему. – Только дома его сейчас вы не застанете, скорее всего, только после восьми вечера. Он так и работает в банке, сделал хорошую карьеру, но дома почти не бывает – график просто чудовищный. Лучше позвоните ему, вот я написала номер, и договоритесь предварительно о встрече. Слушая Мелинду Кирби, Лукас понял, что его буквально донимает уже знакомое ощущение несовпадающих деталей паззла. А, собственно, что он такого узнал от Мелинды? Что её старший брат, работающий в банке, знал Изабеллу Колкер, безуспешно пытался ухаживать за ней, а потом его показания утопили Джордана и Элизу? Ну и что? А вот и не ну и что, если Изабелла жива и сумела так хитро инсценировать своё убийство. В одиночку она бы это не провернула, ей нужен был сообщник. А безответно влюблённый Тайлер Ломакс на эту роль подходил идеально. Лукас решил навестить его прямо на работе, не дожидаясь окна в плотном графике. Узнав у молодой женщины адрес того отделения банка, где работал её брат, он поехал прямо туда. Однако, припарковавшись возле здания на Второй авеню, он понял: что-то произошло. На парковке стояло несколько полицейских машин, а внутри здания царила жуткая суета и нервозность, совсем не напоминающая деловито-рабочую. Это была паника, которую удавалось скрыть лишь отчасти, но разбухающая, как грозовая туча, она буквально лезла из всех щелей. «Та-ак…» – мрачно подумал Лукас, оценивая обстановку. На всякий случай, повинуясь, наверное, шестому чувству, он решил пока не представляться помощником адвоката, а просто спросил у оператора, как ему найти Тайлера Ломакса. И совершенно не удивился, услышав, что мистер Ломакс найден убитым сегодня утром. Вот ведь кошмар! В банке полно полиции и даже агенты ФБР где-то тут носятся. Всех на уши поставили, всю документацию подняли. Им только волю дай – вовек не отцепятся, а тут такой железный повод – убийство главного эксперта по кредитам. Теперь минимум полгода никому спокойно работать не дадут. Что ж, придётся уезжать несолоно хлебавши. Разборки с полицией, а тем более с ФБР ему совершенно не нужны. – А у вас к мистеру Ломаксу было какое-то дело? – спохватился болтливый оператор, вспомнив о своих прямых обязанностях. Лукас растерянно сообщил, что теперь это, в общем, неважно, и направился к выходу. Уже снаружи, на лестнице, мощный рослый темнокожий тип в строгом костюме и его спутник – худощавый брюнет в роговых очках и с трёхдневной щетиной, буквально впились в него глазами. На их лицах совершенно синхронно выступило одно и то же выражение глубочайшего изумления, до шока не дотянувшего лишь чуть-чуть. Ну ему только этого не хватало. Машинально кивнув им обоим в знак приветствия, Лукас спустился к автостоянке, сел в машину и укатил прочь. *** Дания, Центральная Ютландия Муниципальный округ Орхус, Анника 26 февраля 2013 г. Бар Ниборга, уже лет тридцать служивший излюбленным местом отдыха для жителей Анники, конечно, имел и название, и вывеску. Но владелец, как это иногда случается, перестарался в отчаянных попытках соригинальничать, потому название в народе не прижилось, и бар уже много лет привычно называли по фамилии хозяина – Стена Ниборга, крепкого коренастого зануды с вечно всклокоченной, уже седой наполовину головой и лицом без возраста. Заведение представляло собой смесь бара, кафе с домашней кухней и газетного киоска и было одним из немногих, всё ещё держащихся на плаву, даже несмотря на общую тяжёлую ситуацию. Значительную роль в этом сыграло то, что здесь торговали разливным пивом в охлаждённых стеклянных кружках, к тому же закрывалось оно лишь глубокой ночью. Размещался бар в одноэтажном здании постройки 50-х годов – бетонный куб с далеко выступающей плоской крышей округлой формы и панорамными окнами. Снаружи притулилась построенная намного позже открытая площадка летнего кафе. Внутри – просторное помещение, условно разделённое надвое проходом. Барная стойка – широченный п-образный прилавок из настоящего мрамора – единственное, что осталось от старого убранства, семь круглых столиков вдоль стеклянной стены. Дань моде – потолочные светильники с бронзовыми плафонами-полусферами. Плиточный пол, выкрашенные в угольно-чёрный цвет стены, плотно увешанные разного рода меморабилией – плакатами, оправленными в рамки газетными вырезками и фотографиями, постерами и приглянувшейся когда-то графикой. Рядом с барной стойкой – грифельная доска для записи меню и колонка «Marshall». Давно, ещё в 50-е, это была заправочная станция, рядом с которой постепенно и застроили посёлок. В 60-х станцию перенесли в другое место из-за закрытия старой и строительства новой ветки шоссе. Опустевшее здание частично перестроили, сделав больше, и много лет там бок о бок располагались кулинария с фруктовым баром. Но в конце 80-х заведение прогорело и было выкуплено, а затем почти полностью переоборудовано Ниборгом. И именно здесь чаще всего проходили бурные обсуждения и дискуссии, в драки не переходящие лишь благодаря Ниборгу, с лёгкостью исполнявшему роль вышибалы. Мышцы у него были железными, лексикон – хоть уши затыкай, а голос напоминал рёв иерихонской трубы, и его он включал на полную мощность, если посетители, раззадоренные алкоголем и полемикой, уж слишком зарывались. А в последнее время поводов для разборок на повышенных тонах было множество, и всё благодаря проделкам Разоблачителя. Новость о том, что против Матиаса Халля ополчились оставшиеся в живых родственники Тулии Роммель, была опубликована в «Ютландия Пост». Оказалось, им анонимно отправили копию подлинных протоколов допроса, а они уже передали их редакции «Ютландия Пост», а теперь подают в суд, намереваясь раскрыть, что же произошло на самом деле. И настроены крайне решительно. Подавалось всё это как пример порочности и коррумпированности датской системы и всей системы в целом на примере покойного бывшего заместителя главы администрации Орхуса, Оливера Халля, который отмазал своего сына-оболтуса в деле об убийстве. Оригиналы подлинных протоколов были обнаружены, как уже можно было догадаться, по анонимной наводке, и полиция Орхуса, желая восстановить своё доброе имя, взялась за расследование со всем тщанием. Предполагалось, что полетят головы, причём, далеко не последние по значимости, и предположение вскоре блестяще подтвердилось. Разоблачитель выложил ссылку на эту новость в группе на «Фейсбуке», и пост тут же начал обрастать комментариями. Не успел Халль переварить это, как на него наехала налоговая полиция, узнавшая через анонимного доброжелателя о его не вполне законных операциях с доходами. Мелкие грешки, грозящие в худшем случае штрафом, но и этот штраф он сейчас был оплатить не в состоянии. На счетах пусто, найти вора шансов никаких. В довершение всего, к Матиасу домой явился полицейский комиссар, Сорен Тиндердал, с новостью: господину Халлю предписывается в течение трёх дней явиться в комиссариат полиции Орхуса для дачи показаний по делу убийства Тулии Роммель, открытому заново в связи с новыми обстоятельствами. Он поехал, хотя на ногах держался с огромным трудом, со страху мало что соображая. И даже хотя поездка эта прошла без жутких последствий в виде заключения под стражу – всё же к убийству он был не причастен, а спрос может быть только с его ныне покойного отца, злоупотребившего своим положением, – после возвращения в Аннику лучше не стало. От репутации и былого уважения соседей осталась лишь горькая память, дела в магазине шли откровенно через задницу, а проблемы с налоговой никуда не делись. Лишь кое-как, поднатужившись, Халль сумел раздобыть деньги для уплаты штрафа, но всё это, слившись в единый образ катастрофы, подействовало на него так, что он заработал нервный срыв. Последней каплей в чаше терпения стала обнаруженная им однажды утром на перилах лестницы чёрная траурная лента и смс-сообщение со скрытого номера: «Теперь живи с тем, что у тебя есть». С Халлем случилась настоящая истерика: он, стоя на пороге дома, сжимая в руках чёрную ленту и не обращая внимания на соседей, вопил, ни к кому конкретно не обращаясь: – Чёрт тебя подери, за что? За что? Что я тебе сделал? Кто ты?! Назовись! Скажи мне всё в лицо! Скажи, сволочь! Он вопил так громко и долго, что сорвал себе голос до едва слышного хрипа, а потом заперся дома и неделю пил, не просыхая, не показываясь ни в магазине, ни в посёлке. Между тем Разоблачитель не унимался: в группе на «Фейсбуке» он выложил аудиофайл разговора Матиаса Халля с полицейским по поводу кражи денег с его счёта, и сопроводил это наводящим вопросом: не пропадали ли ещё у кого-нибудь деньги таким вот образом? Разумеется, историю Гретты Линнхольм и Мирьи Мяки, уличённых в краже благотворительных денег, вспомнили сразу. Они с той поры не могли спокойно ходить по посёлку, не вжимая голову в плечи, а тут ещё этот новый виток подозрений в их адрес подлил масла в огонь. Кульминация наступила, когда взвинченный Халль посреди улицы накинулся на Мирью и, тряся её за плечи, как тряпичную куклу, начал требовать вернуть его деньги немедленно, иначе он их из неё, дряни паршивой, вытрясет к чёртовой матери. – Я ничего не крала! – сорвалась Мирья, для которой не прошли даром эти месяцы в роли изгоя. – Не трогала я ничьих денег! – завизжала она в лицо оторопевшему Халлю. Из её рта вылетали капельки слюны, словно белые пули. – Ни твоих, ни других денег я не крала! Оставьте все меня в покое! Отстаньте от меня все! Отвалите! Отпусти меня, урод, тупица, сволочь, убью! – она с силой залепила Халлю оплеуху, в кровь разбив ему губу, отпихнула его и осела прямо на дорогу, не замечая, что её пальто мокнет в грязной луже, подняла голову к небу и завыла, словно собака. – Я не виновата, не виновата, не виновата… – подвывала она сквозь слёзы, когда её в гнетущем молчании рывком подняли на ноги и повели к дому. Просто повели, не успокаивая и не разговаривая с ней – практически уволокли прочь. Даже её истерика никого не разубедила в её виновности. Через два дня Мирья с маленькой дочерью Стине и с одним чемоданом села в свою машину и уехала из Анники в неизвестном направлении. Объявление о продаже дома со всей обстановкой она подала уже на расстоянии. Попыток узнать, кто же этот самый Разоблачитель, было предпринято множество – и полицией, и силами самих жителей, но ни одна из них успеха не имела. Он не оставлял следов в Сети, вычислить его там было невозможно. Даже рассуждения на тему того, что он явно местный, раз так хорошо всех знает, помогли очень мало. Мало кто из местных мог похвастаться связями в полиции, да ещё такими, чтобы для него не существовало преград, плюс навыки хакера у него были явно не рядовые. Это профи высокого полёта. Как ни ломали голову, но кандидатов на эту роль даже наметить не получалось. Обстановка стала нервозной. Чувствуя, что происходит нечто непонятное, против чего они бессильны, жители Анники изо всех сил старались сдерживать панику, но получалось плохо. ... Зайдя в бар, Тео сразу заметил Бента, сидящего у стойки на высоком табурете. Он о чём-то трепался с Ниборгом, который при помощи ножа снимал шапку пены с кружки и доливал пиво доверху. «Подойти или нет? – раздумывал Тео, всё ещё стоя в дверях. – Ну подойду, а дальше что?» Кажется, говорить им стало уже давно не о чем. Их компания, когда-то такая дружная, развалилась, лишившись стержня, который их объединял – той самой дружбы и взаимного доверия. Когда-то этот стержень казался прочнее алмаза, а сейчас Тео вспоминал об этом лишь с недоумением: как оказалось, они абсолютно чужие люди. – Эй, Ларсен, ты чего застыл? – его размышления прервал Бент, сам же его и заметивший. – Топай сюда. Выпьешь? – Нефильтрованное пиво, – обратился Тео к Ниборгу, усаживаясь за стойку. Ему даже не нужно было уточнять, какое именно – Ниборг знал его вкусы. И не только его. Похоже, он вообще предпочтения всего посёлка за тридцать лет наизусть изучил. – Куда бороду дел? – полюбопытствовал Бент, разглядывая гладко выбритое лицо Тео. – Я тебя таким тысячу лет не видел. – Надоело мне, – коротко ответил Тео. Бороду с усами он сбрил сегодня утром. Решение было неожиданным даже для него самого, возникло сразу после того, как он, умывшись, вытерся полотенцем, бросил привычный взгляд в зеркало и понял, что собственное отражение вызывает тоску и оскомину. Он досадливо поморщился и опомниться не успел, как уже старательно отскребал станком щёки и подбородок. Но конечный результат его тоже не особо порадовал: на него смотрела высохшая, бледная физиономия с провалившимися щеками и сжатым в тонкую полоску ртом. – Это не я, – пробормотал Тео и поспешно отвернулся. Он отлично понимал, что дело вообще не в бороде и даже не в отражении – да посмотри на него из зеркала молодой румяный красавец, ничего бы не изменилось. Это не проходящее отвращение к самому себе давало такую реакцию. – Понятно, – нахмурился Бент, хотя не понял ничего. Но, уяснив, что подробностей не дождётся, сделал попытку его подбодрить: – А я уж подумал, знаешь… В нашем возрасте такие кардинальные перемены могут только одно означать. Ну, признавайся, на кого глаз положил? – он шутливо, но вполне ощутимо ткнул друга кулаком в плечо, едва не свалив его на пол. – Да иди ты, – Тео забрал своё пиво, протянул Ниборгу деньги. Шутка его не просто не развеселила, а показалась откровенно глупой, он заметно поморщился. – Заняться мне больше нечем. – А чего хандришь? – заскучал Бент, поняв, что попытка провалилась. – С Агнесс поругался? – С чего вдруг? – Не понимаю тебя, - признался Бент, покачал головой и сунул нос в пивную кружку. Сделал приличный глоток, одобрительно крякнул, повеселел и предложил: – Вот что. Пойдём за стол, поговорим. «Он что, и вправду не догадывается? – Тео, последовав его примеру. – Или делает вид? Слишком уж непринуждённо себя ведёт, даже утрированно. А сам боится, хотя, кажется, этого не осознаёт… Здрасьте-пожалуйста, с каких это пор ты психологом заделался, Ларсен? И где твои попытки соображать раньше были?» Они уселись за свободный стол. – Ну так в чём дело? – снова завёл Бент. – Ты сам не свой в последнее время. Интрижку отрицаешь, проблемы с Агнесс тоже, да и не тот ты человек, чтобы шляться направо и налево. Что у тебя Торстен начал выпивать, уже не новость давно – его выходки даже обсуждать перестали, поводов и почище полно. Так в чём дело, объясни? Ты, случаем, не заболел? Я имею в виду что-то серьёзное, – он настороженно уставился Тео в лицо, словно выискивая признаки болезни и одновременно опасаясь их найти. – Здоров я, здоров, не нервничай, – отмахнулся Тео, но вдруг почувствовал, как рядом просто шлёпается на стул массивное тело, и разразился такой мысленной бранью, что хоть святых выноси. В горле, словно стайка пауков, заскребла, поднимаясь вверх, неприязнь. – Привет, – поздоровался Йохан, с грохотом ставя на стол запотевшую кружку, которую уже успел наполовину опустошить по пути от стойки, и сразу же повернулся к Тео: – Что-то ты пропал, где тебя носит? Да ещё и побрился. – Йохан в три больших глотка допил своё пиво, помолчал полминуты, задумчиво разглядывая пустую кружку, словно что-то в высшей степени интересное, и только потом продолжил: – Давай, рассказывай, что у тебя там творится. «Они оба делают вид, будто ничего не случилось, – размышлял Тео. – Им так удобнее. Им лучше было бы, чтобы Лукас вообще не возвращался, чтобы никогда его больше не видеть и ничего о нём не слышать. Бент, конечно, не так категоричен, но и у него нет желания что-то менять. Ну ещё бы – не очень-то легко смотреть в глаза тому, кого предал. Это я теперь по себе знаю. Но почему у меня хотя бы хватает сил стараться всё исправить, а они сдались, отступили? И почему я этого в них не замечал никогда?» – Эй, Ларсен, чего замолчал? – Бент помахал рукой у него перед глазами. – Рассказывай, что с тобой случилось. – Со мной это случилось ещё год назад, – ответил Тео. – И с вами тоже, хотя вы оба стараетесь этого не показывать. Может, хватит уже? Реакция не заставила себя ждать. – Да твою мать! – рявкнул Йохан так, что все в зале замолчали и стали смотреть на них. Но Йохана уже понесло, как чёрта по бочкам, и интерес аудитории его только раззадорил: – Прекрати это, Тео, по-хорошему прошу. Без тебя тошно. – Чего ты орёшь? – поморщился Тео. – А что, не так? Мало нам проблем, по-твоему? Ты посмотри, что с посёлком стало – он умирает на глазах, ты это хоть заметил? – Йохан, словно предлагая наглядно убедиться в своих словах, выразительно махнул рукой в сторону тёмного окна, притом сделал это так энергично, что чуть не свалился со стула. – Год назад у нас было две тысячи семьсот жителей, сейчас – две тысячи пятьсот двадцать, а через пару лет их может вообще не остаться. Школу и детский сад уже закрыли. И вряд ли теперь откроют, потому что «дурная слава», видите ли. И что дальше? Где гарантия, что нам не придётся продавать свои дома за бесценок и ехать хрен знает куда? Тебя это совсем не беспокоит? – Заткнись, – попросил Тео и принялся за своё пиво. – Это не вчера началось, с чего ты вдруг сейчас проснулся? – Да я просто хочу, чтобы ты перестал нервы нам трепать, и себе заодно, мать твою! Ладно? И без того повод железный. – А по-моему, ты пытаешься уйти от неприятной темы. – Ну и что? – опять заорал Йохан. – Он сам уехал, сам! Никто его не выгонял! Да, мы ошиблись, согласен! Но мы, в конце концов, это признали, что ему не понравилось? – Ах, да, признали, конечно, – ядовито протянул Тео. Краем глаза он заметил, что все собравшиеся в баре, включая Ниборга, напряжённого его слушают, но ему было начхать на это пристальное внимание – впервые в жизни. – Милость оказали, а он не оценил. Вам самим-то не противно? Да всё равно смотрели на него, как на грязь. Будто это он виноват, что у нас мозгов нет. Ни мозгов, ни души, ни совести. Хороши друзья детства. В гробу он видал таких друзей, и правильно. С такими друзьями враги не нужны. – Тео, ты вокруг посмотри, мы тут с половиной посёлка либо вместе учились, либо крестились, либо на свадьбе гуляли, – угрюмо вклинился Бент. – Это что, по-твоему, значит, мы ни в ком вообще сомневаться не должны? – Вот-вот, с половиной посёлка знакомы всю жизнь, вместе на горшках сидели. Так почему Лукасу мы не поверили, а Гретте и этому придурку Оле, который сам хорош – на раз-два, и безо всяких доказательств? Тем более потом Клара несколько раз опровергала сказанное. Но мы же самые умные. Лукас нам повод давал считать его извращенцем – хоть какой-нибудь? Ну хоть раз? Чего молчите? За соседними столиками одобрительно зашептались. – Заткнись, не трави душу, – выдавил Бент сквозь зубы, утыкаясь взглядом куда-то в пустоту. – Ты что же думаешь, он когда-нибудь вернётся? Да никогда. Мы в его глазах предатели – все до единого. Ну, кроме Брууна с семейством, конечно. Думаешь, никто этого не понимает? Не будет, как раньше, можешь ты это понять? Мы просто пытаемся жить дальше. Тео презрительно сощурил глаза: – Ну да. И что, получается? – Да, получается, – заявил Йохан с вызовом. – Нельзя жить только прошлым, усвой ты это, наконец. Уже ничего не исправишь. Нам самим его не найти, Бруун и Маркус ни слова не скажут, хоть ты режь их. Что нам остаётся, Тео? Загнуться от чувства вины или… сам всё понимаешь. – Забыть? – окинул их Тео недобрым взглядом исподлобья. – Сделать вид, что ничего не было. Так? Клеветы не было, испорченной жизни Лукаса тоже. Мы себя не вели, как охреневшие скоты, не превратили его жизнь в кошмар. Ну, сделали, и что, довольны? Да идите вы в задницу, вот что. Он в абсолютной тишине поднялся из-за стола и ушёл, не оборачиваясь. На улице окончательно стемнело, зажглись фонари. Их было довольно много, но охристый свет их казался тусклым, унылым, каким-то пыльным, нагоняющим тоску, да и редкие прохожие тоже особо не радовали. Тео остановился возле припаркованного неподалёку от бара грузовичка, закурил. Резко затянулся, дым моментально попал в носоглотку. Тео закашлялся и долго не мог остановиться. Возможно, зря он так повёл себя с Йоханом и Бентом, но слишком уж сильным было чувство, будто ему прилюдно вкатили затрещину. Впрочем, затрещину-то он как раз и заслужил. И даже не одну. «Ты ничего не хочешь мне сказать, Тео? Ничего не хочешь мне сказать? Оставь меня в покое!» – Не могу, извини, ты ведь тоже меня не оставляешь… – вслух сказал Тео и вдруг замер. Ему показалось, что на него пристально смотрят с другой стороны улицы, из проулка между аптекой и парикмахерской. Он впился глазами в охристый сумрак, но никого не увидел. А кого, собственно, он хотел там увидеть? Готово, глюки пошли. Допрыгался, Ларсен. Не хватало только свихнуться, ко всем прочим радостям. Хватит, пора домой. Хотя и там ничего хорошего уже давно нет. Вздохнув совершенно по-стариковски, Тео медленно побрёл по дороге. Пройдя половину пути, он остановился немного отдохнуть и только потом понял, что стоит рядом с домом, где жила рыжая Ника Валроз – бывшая кассирша из магазина Халля, год назад похоронившая бабушку. Совсем недавно к ней переехал Маркус, сын Лукаса. Встречаться они начали полгода назад, вот теперь съехались, решив жить вместе. По слухам, собирались пожениться. Иногда случайно Тео видел их обоих вместе – красивая пара, видно, что там всё очень серьёзно. Что ж, может быть, у них сложится удачнее, чем у Лукаса с Кирстен. Или у него самого с Агнесс... Из размышлений Тео выдернул многоголосый шум: к дому Валрозов приближалась компания из пяти человек, в которой он сразу узнал Торстена и его закадычных приятелей. Причём, моментально определил, что Торстен пьян если не в хлам, то весьма основательно. Достаточно, чтобы перестать контролировать словесный поток. К сожалению, в последнее время Торстен и впрямь стал выпивать, и часто это заканчивалось скандалом в людном месте, причём, инициатором был именно он – первый начинал цепляться к людям, которые, по его словам, «пялились так, будто чёрт знает в чём подозревали, так пусть в лицо тогда всё скажут, а не просто таращатся». Тео и Агнесс возмущались, расстраивались, пытались достучаться, а Торстен криво и недобро усмехался, ничего не отрицая и не обещая. Казалось, ему совершенно всё равно, что о нём думают. Но Тео прекрасно понимал, что ему не всё равно. Торстен привык к хорошему отношению, и подобный перекос в его поведении был тем более непонятен. Его присутствия приблизившаяся к дому компания пока не замечала, Тео снова закурил и, прислонившись к ограждению, от нечего делать стал слушать. Обсуждали Разоблачителя, и в этом не было ничего удивительного – теперь в Аннике только его, считай, и обсуждали, любой разговор неизбежно приводил к этой теме. Но вот Торстену, похоже, с пьяных глаз начало казаться, что Маркус имеет к Разоблачителю самое прямое отношение. Четверо приятелей наперебой возражали, мол, с ума сошёл? Не на ком дрянное настроение сорвать? И вообще, чего так напиваться-то? Не умеешь – не суйся. Через несколько минут беседы в таком духе голос Торстена разросся до такой степени, что стал напоминать паровозный гудок. К тому же в своём поведении он совершенно развинтился: отпихиваясь от приятелей, норовивших удержать его, он решительно подошёл к дому Валрозов и, остановившись возле лестницы, начал скандалить. Приосанился с типичным пьяным гонором и завопил: – Эй, ты! Хмырь! Знаю, что ты здесь! Выходи, разговор есть к тебе! – И кого это принесло с разговорами на ночь глядя? – ответил Маркус из-за двери голосом Лукаса. Тео чуть не упал от неожиданности. Копия отца, просто копия, не только внешне... – Открывай, пока я дверь не вышиб! – разошёлся Торстен, в очередной раз отпихивая от себя пытающихся урезонить его приятелей, словно от назойливых мух отмахивался. – О, да мне угрожают, – развеселились в ответ. – Это уже интересно. Хотя до сих пор непонятно, кто там… – дверь распахнулась и на пороге появился Маркус. С интересом оглядел визитёров и в частности агрессивного Торстена: – У кого-то нервы ни к чёрту, да? Так это не ко мне, тут психиатр нужен. – Я знаю, это всё ты творишь! – голос Торстена дрожал не столько от злости, сколько от страха. – Это ты – Разоблачитель! Как никто до сих пор не понял… Мстишь за своего папашу, да? Всё успокоиться никак не можешь? – А в чём дело? – Маркус, в отличие от своего оппонента, был трезвее папы римского и совершенно не волновался, в его голосе была только холодная насмешка. – Или ты боишься, что и на тебя что-то интересное нароют и выставят напоказ? Есть что скрывать? – Заткнулся бы ты по-хорошему, – угрожающе начал Торстен, но ожидаемого впечатления не произвёл. – А то что? – так же снисходительно поинтересовался Маркус. – Подкинешь мне детскую порнушку? Пойдёшь испытанным путём? Класс. Вот подарочек будет для полиции, да? Сначала кто-то отца оговорил, теперь сына пытается подставить. И то, и другое через задницу проделано. Вопрос: а не один ли криворукий интриган орудует? Последовала остолбенелая пауза, а следом – злоба в голосе Торстена налилась и взбухла, словно гнойный нарыв: – Ты на что намекаешь, скотина? – Да ты не нервничай. Если ты не виновен, то не должен и волноваться, правда? – Я тебя убью! – Ого, вот даже как, – злость Торстена откровенно забавляла Маркуса. – Ну, допустим, убьёшь, а каким образом? Тоже в лесу застрелишь, как моего отца пытался? Что за чёрт?! Тео сцепил моментально заледеневшие руки в замок. В Лукаса стреляли? И он ничего об этом не сказал? – Что за бред ты несёшь, совсем рехнулся? – прохрипел Торстен и даже подался назад. Он изо всех сил старался казаться возмущённым, но в голосе и в каждом жесте сквозил такой страх, что без слов становилось понятно – это всё правда. Маркус продолжал так же спокойно рассуждать: – Хотя нет, ты наверняка снова промажешь. Я тут слышал, что лицензию тебе выдали с натяжкой, потому что глазомер у тебя хуже некуда, ты и в слона с полуметра не попадёшь. Наверное, задушишь меня, как Фэнни? Торстен заметно вздрогнул. Маркус сощурил глаза и презрительно пояснил: – Хирургов-травматологов на ближайшие три посёлка всего двое, не знал? Тина Багге и Якоб Огор. В тот вечер, когда Фэнни убили, дежурила Тина, и вы с Конрадом Кельсеном обратились к ней с просьбой обработать руку Конраду. Оба в кровище, только у тебя никаких повреждений, а у него – неслабый такой укус ладони. Восемь швов и курс уколов от бешенства – никто ж не знал, что это за собака, а вы про бродячую что-то плели, которая ни с того ни с сего на вас накинулась. Вот совпадение-то, а? И кто из вас, паскуды, её держал, а кто душил? Хотя не всё ли равно, если вы оба убийцы. – Рот закрой, – угрожающе понизил голос Торстен. Маркус в ответ ухмыльнулся ещё презрительнее: – Слушай, а не ты ли сам показывал порнушку Кларе? Ну откуда бы ей иначе знать, как выглядит эрекция у взрослого мужика? Во сне, что ли, увидела? Вряд ли. – И впрямь, откуда бы ей это знать? – вслух произнёс Тео в тени ограждения, чем и обнаружил себя. – Твою мать! – рявкнули Торстен с приятелями одновременно. – Знаешь, я тоже всё думал, где Клара могла такое увидеть, – задумчиво говорил Тео, не обращая внимания на и без того бледный вид Торстена. – Но ни разу у меня даже мысли не возникло, что, возможно, просветил её ты. Торстен очухался и тут же зашипел: – Да что такое с тобой? Ты что, веришь этому придурку? – Сам придурок, – лениво отозвался Маркус. – Ты спрашивал, не я ли этот Разоблачитель? Жаль, но нет. Хакер из меня такой же, как из тебя снайпер. А то развлёкся бы. Я ненавижу вас за отца. Мог бы – перестрелял всех. Но из-за такой дряни под суд идти не хочется. Хотя вот так по вам бить куда лучше, так что я Разоблачителю спасибо сказать должен. Корчили из себя чистеньких, прямо святых? Устроили моему отцу травлю ни за что? Так получайте. Вам страшно? Да, я вижу, очень страшно. Это хорошо. Ему тоже было страшно. И больно. И вы заслуживаете того же. – А вот это точно, – согласился Тео. – Пап, ты чего? – Торстен ткнул пальцем в сторону Маркуса. – Вот этот… выставляет нас всех полными уродами, а ты с ним соглашаешься? – Он прав. Потому и соглашаюсь, – Тео впился глазами в лицо Маркуса, так похожего на Лукаса в молодости. – Жалеешь, что не можешь меня убить? Я тоже. Надеюсь, Лукас, где бы он сейчас ни был, в порядке. И если нас всех забудет, как страшный сон, будет вообще хорошо. – Да что ты несёшь? – заорал Торстен. Это была уже ничем не прикрытая истерика. – Ты что, правда, вот так поверишь, что я мог... Тео, чувствуя, как странное спокойствие разливается внутри него прохладной волной, начиная с затылка, покачал головой: – Не знаю. С одной стороны, я зарёкся делать поспешные выводы. С другой – в словах Маркуса есть своя логика. – Да какая ещё логика! – взвился Торстен, словно сирена. – Полный бред несёт, такой же псих, как и его папаша! – Ты Лукаса лучше не трогай, – железным голосом предупредил Тео. – Человека просто довели, нечего удивляться, что он послал нас всех куда подальше. – А чего ты его защищаешь, его всё равно тут нет, он не оценит! – Ну и что? – спокойно пожал плечами Тео, не замечая цепкого взгляда Маркуса. – Знаешь, Торстен, – внезапно заговорил Торбьорн, рослый черноволосый здоровяк в тугих бараньих кудряшках, – я вдруг вспомнил. Мы когда-то, ещё до этой всей истории, были у тебя в гостях. И я сдуру показал Кларе фото на твоём планшете, – он повернулся к Тео. – Понятно, какие фото, да? Тео коротко кивнул. Чего уж, понятно. Торбьорн говорил дальше: – Повёл себя, как законченный кретин, согласен. Думал тогда, что это смешно. Теперь-то понимаю, что ни хрена тут смешного нету, а тогда был идиотом озабоченным. А Клара как-то очень спокойно отреагировала. Не засмущалась, не заплакала, не сказала, что маме или папе пожалуется. Нам сразу стало неинтересно, потом я вообще об этом забыл. А теперь думаю: наверняка она видела такое уже не раз. Значит, кто-то ей уже это всё продемонстрировал. Если это был не отец Маркуса, а уже доказано, что это не он, то кто тогда? Торстен вместо ответа молча размахнулся и крепко и страшно врезал ему кулаком в лицо. Тео не успел даже толком отреагировать. Торбьорн, совершенно не ожидавший удара, схватился за раскрашенный нос, свернулся вбок и рухнул на дорогу. – Ну правильно, когда это у нас было принято разговаривать, – фыркнул Маркус. – Чуть что – раз по морде, вот это по-нашему. – А ты заткнись! – взвыл Торстен голосом флейты. – А то и тебе врежу так, что своими зубами подавишься! Ясное дело, Маркуса это не испугало. – Ну, врежь, если здоровья много, – согласился он. Тут успевший подняться Торбьорн, вытерев рукавом кровь с лица, молча и стремительно кинулся на обидчика. В следующую секунду они сцепились, словно взбесившиеся коты, и быть бы драке, если бы не вмешался Тео. – А ну, прекратили сейчас же, – он решительно схватил Торстена за куртку, оторвал от оппонента и оттащил в сторону, даже не удивляясь, насколько легко у него это получилось. – Ступай домой. – Ноги моей в этом дурдоме не будет! – Поговори у меня. Домой, я сказал. Сейчас же. Так или иначе, будем разбираться, что тут правда, а что нет. – Ого, уже прогресс, – по-прежнему невозмутимо прокомментировал Маркус, с интересом наблюдавший за разыгравшейся сценой. – Нет бы сразу в кутузку или публично в грязи вывалять. – Рот закрой! – рявкнул Торстен. – Ты же знаешь, что не закрою. А полезешь драться – тоже получишь. Ты это имей в виду на всякий случай. – Всё-таки это ты Разоблачитель! Ты, никаких сомнений! – Тебе эта идея прямо по душе, я смотрю. А ты это докажи. – Вот ещё, пусть полиция доказывает! Завтра же на тебя заявлю. – Давай, – кивнул Маркус. – Вперёд и с песней. – Тебя упекут лет на десять! – Само собой. – Торстен, перестань, не позорься ещё больше, – Тео схватил сына за отворот куртки. – Маркус, извини нас. Мы пойдём. Подталкивая упирающегося, красного от злости и досады Торстена в сторону дороги, Тео снова почувствовал на себе чей-то пристальный, неотрывный взгляд из-за тонущей в темноте полосы деревьев. Невольно обернулся и, кажется, уловил едва заметное движение – будто беззвучно шевельнулась тень на фоне других теней. Впрочем, возможно, ему это только показалось. Всю дорогу до дома Торстен пытался вырваться, вернуться назад и «выбить зубы этому уроду», непонятно, кого имея в виду – Маркуса или Торбьорна. В конце концов Тео пришлось рявкнуть на него и энергично встряхнуть за воротник куртки. – Торстен! – охнула открывшая дверь Агнесс при виде злого, как чёрт, сына, перепачканного в грязи и крови, и насупленного мужа. – Тео! Господи, что с вами случилось? – Да вот даже не знаю, с чего начать, – нервно фыркнул Тео, впихивая Торстена в прихожую. – Клара спит? – Давно уже… – Хорошо хоть так. В общем, у меня две новости, и обе хреновые. И та, что Торстен напился и подрался, как первый забулдыга из подворотни, из них самая безобидная. – Так, – протянула Агнесс, и её взгляд стал жёстким. К пьяным выходкам сына она уже привыкла, хотя, конечно, с ними не смирилась. – А вторая? – А вторая ещё хуже. Торстен прямо-таки завизжал: – Папа! – На жопе шляпа, – отрезал Тео. – Думал, я с тобой шучу, когда говорил, что будем разбираться? У меня с юмором всегда было плохо. – Ненавижу! – заорал Торстен, как резаный. – Как же я вас всех ненавижу! – Само собой. Я ж не спорю, – кивнул Тео. – Так вот, Агнесс, кажется, теперь мы знаем, кто приставал к Кларе. – Что? О чём ты? – Агнесс в недоумении перевела взгляд с мужа на злобно пыхтящего сына и вдруг поняла: – О господи… – Конечно, вот так сразу обвинять я больше не хочу. Хватит, уже напорол горячки – в три жизни не разгребёшь. Но мы же можем и у Клары спросить. Не так ли, Торстен? – Да пошёл ты… – сквозь зубы отозвался тот. – Зовите эту паршивку, на здоровье! Как будто это секрет, что она врунья и неврастеничка! Чего угодно наплетёт и не покраснеет! – Хотя твоя истерика говорит за себя, – невозмутимо продолжал Тео, словно не слыша воплей Торстена. – Может, ты и не приставал к ней в буквальном смысле, но непристойные фото показывал. И показывал постоянно, раз она успела привыкнуть. – То есть, какому-то недоумку ты веришь, а мне нет, ясно! – И Фэнни ты не убивал, да? – Фэнни? – растерялась Агнесс. – Да, Фэнни, собаку Лукаса, – Тео повернулся к Торстену. – Ты же знаешь, это легко проверить. – Всегда эту дрянь косматую терпеть не мог, – Торстен, видимо, понял, что отпираться уже не имеет смысла, и решил бравировать. Даже выдавил подобие усмешки, но вышла она совсем неубедительная – кривая, нервная, дёрганая. А скоро поводов улыбаться у него останется совсем мало, отстранённо подумал Тео. Судя по тому, что он успел заметить, Разоблачитель видел ссору у дома Валрозов. И уж наверняка снял видео – давно стало ясно, что возможности у него не просто большие – огромные. А значит, очень скоро – возможно, уже завтра – на «Фейсбуке» появится новый и – в этом Тео не сомневался – главный пост. Тот, ради которого вся эта игра и затевалась. Сколько бы разоблачающих постов ни появилось потом, вершиной его работы всё равно останется только этот. Кто-то неизвестный и в самом деле решил очистить имя Лукаса и показать истинного виновника, теперь Тео в этом даже не сомневался. Но кто этот «ангел мести», так и останется тайной. Если, конечно, он сам не решит себя раскрыть. Раз уж до сих пор его не вычислили, значит, не вычислят никогда. Слишком он изворотлив, слишком хорошо подготовился, слишком грамотно заметает следы. Сознание Тео словно разделилось на две части. Одна участвовала на равных в разразившемся скандале, вторая спокойно и отстранённо за всем этим наблюдала. Старая жизнь рушилась по всем статьям. Оставалось отряхнуться, набрать в лёгкие воздуха и с головой нырнуть в жизнь новую, неизвестную. От которой ещё меньше знаешь, чего ожидать.