ЭХО

Филадельфия, штат Пенсильвания 30 марта 2013 года 4:30 утра Джек, свирепо хмурясь, разглядывал тело Йорана Харди. Видного филадельфийского хирурга обнаружила служба охраны, выехавшая на сработавшую в час ночи сигнализацию в его доме. То, что это не просто рядовое убийство, стало ясно с первого взгляда, и картина до того напоминала нашумевшие недавно в прессе «композиции», известные по делу Чесапикского Потрошителя, что информация немедленно поступила в местное отделение ФБР, а уже оттуда – в отдел Джека в Балтиморе. Джек, само собой, в ударном порядке поднял всех на ноги, невзирая на глубокую ночь и на то, что Крендлер по этому поводу демонстрировал невообразимо кислые щи. Всего лишь через два часа после обнаружения тела вертолёт уже поднял их команду в воздух и взял курс к месту преступления. По дороге Джек поделился со своими людьми информацией, полученной от филадельфийских коллег. Йорану Харди было сорок восемь лет, родился 6 августа 1965 года в Чикаго. В возрасте тринадцати лет лишился родителей, погибших в автокатастрофе. До совершеннолетия его воспитывал Эйден Харди, дед со стороны отца – единственный близкий родственник, который скончался в 1990м году. В 1983м Йоран окончил среднюю школу, сделал попытку поступить в медицинский колледж Иллинойсского университета, но провалился. Год проработал в семейном деле, помогая деду с семейным отелем и кафе, и в 84м году всё-таки поступил. Благополучно проучился до ноября 87го, потом внезапно бросил учёбу и исчез на восемь лет. Никто не знал, куда он делся и что с ним. Эйден подавал в розыск, потом нанимал частных детективов, но поиски ни к чему не привели. Впрочем, один из частников нащупал какой-то след: в декабре 87го Йорана вроде бы видели в Грин-Ривер, штате Вайоминг. Но в итоге и этот след оборвался. Потом, в июне 1990го года, умер Эйден. Йоран Харди был объявлен пропавшим без вести. Объявился он лишь в сентябре 1995го, в Северной Каролине. Документы, удостоверяющие личность, были в полном порядке. Где он был и чем занимался с ноября 1987го, толком объяснить не смог – отделывался расплывчатыми фразами, что просто путешествовал с места на место, перебивался случайными заработками, искал место и занятие по душе, стараясь разобраться в себе. В общем, говоря более простым языком – бродяжничал. А о смерти деда узнал как раз в 95м, когда случайно увидел старую газету с некрологом. Тем не менее, в родные пенаты Харди возвращаться не стал, хотя и являлся по закону единственным наследником семейного дела. Он обосновался в Чапел-Хилл, где поступил в Университет Северной Каролины по специальности «Пластическая хирургия». Далее успешно совмещал учёбу и уже на третьем курсе работу. После выпуска в 2002м получил постоянную работу в Медицинском центре Каролины в городе Шарлотт. До 2009го года его карьера шла довольно гладко, без падений, но и без особых взлётов, пока вдруг Харди снова не поменял место – в июне 2009го он переехал в Филадельфию и открыл свою клинику. Очевидно, его поддерживал кто-то очень влиятельный, потому что на этот раз взлёт был почти что вертикальным. Сейчас, всего лишь четыре года спустя, его имя не сходит со страниц авторитетных медицинских изданий, а клиника не испытывает недостатка в пациентах, в том числе и знаменитых – и, соответственно, в средствах. Не женат и никогда не состоял в браке, детей нет, ближайших родственников тоже. Постоянно ни с кем не жил и не встречался. В тот вечер, когда было совершено нападение, Харди ушёл в отпуск и через день собирался отбыть в Мюнхен, билет первого класса и люкс в отеле «Четыре сезона» были зарезервированы и оплачены заранее. О том, что с деньгами у Харди был полный порядок, свидетельствовало и его жилище: большой дом – пожалуй, слишком большой для одинокого холостяка, располагался в Честнат-Хилл. Особняк и довольно обширный участок с трёх сторон окружали вековые липы, задняя дверь вела на площадку с бассейном и в сад, переходящий в лес. Участок и сад казались слегка заросшими, но намётанный глаз видел, что эта небрежность дорогого стоила – Харди явно отвалил внушительную сумму дизайнерам, чтобы участок выглядел «естественно», а не стандартно «прилизанным», и регулярно платил специалистам, поддерживающим эту картину на нужном уровне. Внутренняя обстановка и отделка особняка тоже буквально вопили о больших деньгах, однако, едва взглянув на это великолепие, Уилл вдруг подумал, что у Лектера всё это вызвало бы лишь снисходительную усмешку, из серии «попытка засчитана». Он уже достаточно пообщался с Ганнибалом и успел изучить его вкус по части интерьеров, чтобы сообразить: пространство дома Йорана Харди, набитое антиквариатом, роскошной современной мебелью и баснословной цены хрустальными люстрами, психиатр счёл бы форменной безвкусицей: во всём этом разнобое не просматривалось никакого стиля, никакой гармонии и элегантности – важна была лишь высокая цена. «Эй, – одёрнул себя профайлер, – а тебе-то что до эстетических претензий Лектера? С каких пор они тебя интересуют? Это всего лишь маска, а когда за ним никто не наблюдает, он, небось, скидывает весь свой лоск, словно мешок с цементом, пыхтя «Фу-ты, чёрт, как же оно надоело!..», и с облегчением принимает вид обычного обывателя. Ходит дома в халате, выставив пузо… Да твою мать, какое тебе дело до его пуза, а? Да чёрт с ним, с Лектером, и с его домом, и с пузом, и с халатом, и со всем остальным. Если оно ещё есть, остальное-то… Во-во, опять! Чего тебе-то до остального?!» Конечно же, Уилл понимал, что эти идиотские рассуждения о якобы Лектере-распустёхе – чистейшей воды самоуговоры и вообще наглая ложь. Нарциссическая личность как раз очень последовательна во всём, а что Лектер нарцисс, даже ёжику понятно. Такие, как он, никогда не делят свой внешний образ и манеры на категории «для себя» и «для людей». Хотя бы потому, что иначе обязательно совершишь глупую ошибку, причём, публично. Чёрт, неужели именно это его так раздражает? Да нет, Ганнибал, при всей его самоуверенности и чувстве превосходства, никогда не подчёркивал разницу ни в их социальном, ни материальном положении. Хочется ему изображать аристократа – на здоровье. Должен же быть у человека какой-то интерес в жизни. Если уж на то пошло, даже Крендлер с его показной и утрированной спесью Уилла тоже не раздражал. Просто, уяснив, что психиатр лишь носит маску добропорядочного гражданина и его, Уилла, друга, на самом деле являясь жестоким убийцей, да ещё и тем, кого они вообще-то давно и безуспешно ловят, Уилл самым банальными образом обиделся. И отлично это понимал. Не ярость за чьи-то загубленные жизни им руководила, хотя и она, конечно, тоже – куда же ей деться. Но личная обида и стыд за собственную глупость были куда сильнее. Расслабился, придурок, решил, что дружба с ним, серым нескладёхой, может быть кому-то интересна – тем более такому, как Ганнибал Лектер. Позволил себе одну-единственную привязанность, позволил себе доверять кому-то – и влип по уши. Ещё относительно легко отделался – несколько месяцев в камере, вместо гарантированной высшей меры или в лучшем случае пожизненного срока. Повезло, называется. Конечно, чувство, что его доверием воспользовались в личных целях, было для Грэма не новым, хорошо знакомым с детских лет. Но на этот раз особо омерзительным. Будто с головой засунули в бак с гниющими помоями и захлопнули крышку... Убитого Йорана Харди нашли в его собственном кабинете – он был усажен за монументальный резной письменный стол XIX века. Тело – очевидно, чтобы не выпасть из претенциозного кресла, обитого золотистым бархатом, было надёжно закреплено жёсткими стяжками. К лицу – точнее, к тому месту, где оно раньше находилось, плотно прилегала чёрная пластиковая маска с отверстиями для глаз. Из-под маски на серый джемпер и на обивку кресла натекло порядочно крови – она уже успела подсохнуть и схватиться бурой коркой. А на столе перед ним – его собственное, срезанное скальпелем лицо, накрытое белой пластиковой маской – точной копией чёрной. Скальпель вложили убитому в правую руку. Запах в кабинете стоял соответствующий – тяжёлый, ржаво-металлический, уже отдающий затхлостью. Зрелище, разумеется, тоже было не для слабонервных. Одного из явившихся на вызов системы охранников при виде такой картины шумно вырвало прямо в кабинете, второй хоть и побледнел до практически идеального оттенка «Парижская зелень», но всё же держался молодцом. Именно он и вызвал полицию и помог своему коллеге хоть как-то оклематься. – Потрошитель? – неуверенно протянул Зеллер, готовя фотоаппарат и круговую вспышку, чтобы зафиксировать место преступления и жутковатую композицию в частности. – Вполне в его духе. – Так он же мёртв, – возразил Прайс, имея в виду Чилтона. – Подражатель разве что, – перевёл взгляд на Уилла и зачем-то уточнил: – На этот раз настоящий. – Да вот чёрт его знает… – Если это Потрошитель, то обязательно должен был прихватить какую-то часть убитого, – проявил осведомлённость Пол Крендлер. – Вовсе необязательно, – зло усмехнулся Джек. – Если Чилтон и впрямь не тот, кого мы искали, то Потрошитель должен хоть какое-то время соблюдать осторожность. – Искажая картину преступления? – Как вариант. Притворяясь подражателем – он уже раз проделал такой трюк, и довольно успешно. Вполне возможно, даже и не раз, просто мы не знаем. Или решил разыграть совершенно самостоятельного убийцу с похожими замашками. Но связи убитого придётся перетряхнуть в любом случае. Может статься, что эта картина изощрённого убийства – просто-напросто ширма, отвлекающий манёвр. Попытка лишь создать видимость, что это Потрошитель. Всё-таки подробности попали в прессу и не знает о них только ленивый. – А что, очень даже может быть, – согласился Зеллер. – Харди же был пластическим хирургом? А где изменение внешности, там и криминал отирается рядом вплотную. Подпольные операции разыскиваемым преступникам и так далее. «Ну что, накаркал, Нострадамус?» – веселились от души в голове Уилла. Предчувствие – а если уж быть честным, простейшая логическая цепочка, сработала даже раньше, чем он рассчитывал. Он готов был побиться об заклад, что где-нибудь среди документов или файлов на жёстком диске у Харди обязательно всплывут следы, ведущие к Изабелле Колкер. И что какая-то улика снова уведёт их далеко от Ганнибала Лектера. Уилл перевёл взгляд на рабочий стол убитого. Идеальный порядок – бумажка к бумажке. Чище только на столе у Ганнибала. На столешнице тёмного дерева ни пылинки. Дизайнерская настольная лампа, несколько дорогих безделушек, тяжёлая пепельница из чёрного мрамора с красными прожилками сияет чистотой. Серебристый лэптоп с поднятым экраном. Уилл осторожно прикоснулся рукой в перчатке к сенсорной панели управления. Экран остался чёрным. – Уилл, ты что? – Джек ухитрился подойти совсем неслышно. – Что ты хочешь здесь найти? – Без понятия, – признался Грэм. – Если он был в чём-то замешан, вряд ли стал бы хранить компрометирующую информацию на домашнем ноутбуке. – Конечно, он же не дурак, – фыркнул Крендлер. – Дурак, не дурак, а всё равно убили, и, вполне возможно, как раз за эту информацию, потому что и вокруг тоже не дураки, – отозвался Зеллер, не прерывая фотосъёмку. – И вот что интересно: чувак мёртв несколько часов, он уже начал коченеть, кровь запеклась. Смерть наступила примерно часов в десять вечера, потом, конечно, скажу точнее, но не думаю, что сильно ошибаюсь. Так вот, Харди убили в десять вечера, а сигнализация сработала только в час ночи. Это что ж получается: убийца ещё три часа торчал в доме после того, как хозяина угрохал? Конечно, ему понадобилось время, чтобы сотворить тут Босха в натуре, плюс уничтожить возможные следы, но не три же часа. – Он мог что-то искать, - подсказал Прайс. – Как раз ту самую информацию. – Не особо заметно, чтобы тут что-то искали. – А они осторожно. – Тьфу ты, чёрт знает что. – Ага, чёрт-то знает, это мы дубины тёмные... – Убийца проник в дом – сигнализация не сработала, а уходил – сработала? – Уилл задумался, уставившись на чёрный экран лэптопа. – То есть, убийца облажался? Если это Потрошитель, то совсем на него не похоже. Крендлер, явно начиная раздражаться, резко заявил: – Грэм, ради Бога. Харди мог сам открыть убийце дверь, если уж на то пошло! Он мог его знать, не ожидал нападения, впустил его в дом, отсюда и отсутствие сигнала. А когда убийца уходил... – ... то первым делом врубил тревогу, чтобы уйти незаметно уж точно не получилось, – поддакнул профайлер с непроницаемым лицом. – А три часа тут торчал просто потому, что отдохнуть хотел – убийство всё-таки дело хлопотное и трудоёмкое, так что устать вполне реально. Зеллер с Прайсом дружно хрюкнули. Джек неодобрительно окинул взглядом разгулявшуюся ни к месту и не ко времени команду и вернул разговор на конструктивные рельсы: – Так всё-таки откуда взялись три часа, есть версии? Только на этот раз посерьёзнее. Мог искать что-то важное и по возможности не оставляя следов – окей, принимается. Что ещё? – Убийца хотел, чтобы тело обнаружили как можно быстрее, но при этом дал себе фору, – Уилл обошёл стол, за которым сидел убитый Харди. – Джек, в клинике ведь сказали, что это как раз был последний день Харди перед двухнедельным отпуском? – Да, всё верно. Значит… – … на работе его бы гарантированно не хватились ещё несколько дней. Не женат, бездетный одиночка, нет постоянной подружки, не очень-то компанейский, да к тому же ещё и в отпуске. Значит, обнаружили бы его точно нескоро. У убийцы был вагон времени, чтобы сделать своё дело и скрыться. Но ему наоборот – было нужно, чтобы Харди нашли быстро. Он легко обошёл охранную систему, когда пришёл сюда в ожидании жертвы. А на обратном пути вдруг облажался? Вот уж точно нет. Он с ней поработал. Прайс добавил: – Я не знаток, у себя дома подобных штук не держу, но кое-что слышал от ребят из техотдела. Дословно, конечно, не припомню, но суть такая: в охранную систему дома можно влезть дистанционно. – То есть, мы имеем дело ещё и с хакером, отлично. Просто охренеть, – не удержался Крендлер от ядовитого замечания. – А по-вашему, все убийцы тупые? Будь оно так, проблем с раскрываемостью вообще бы не было. – Уж конечно, но этот прямо гений какой-то получается, – упирался Крендлер. – А почему бы и нет? Тем более если это Потрошитель. Если, по вашей версии, он не умён, попробуйте назвать его имя. Крендлер скривился, будто раскусил лесного клопа: – Вам не кажется, что превозносить интеллект серийного убийцы не совсем этично? – А недооценивать – вообще преступление. Так вот об охранной системе, – Прайс резко вернул разговор к первоначальной теме. – Я не особо разбираюсь, но у Харди так называемый «умный дом» – системы такого профиля сейчас очень бурно развиваются. Но и случаи, когда их на раз-два взламывают и распоряжаются таймером и триггерами по-своему, совсем не редкость. Потрошитель хоть когда-нибудь нападал внезапно, без подготовки? Ничего подобного. Каждый раз он тщательно готовился, планировал, детально продумывал очередное представление. У Чилтона в доме тоже стояла навороченная система – обошёл же, и даже не чихнул. Так-так, отметил про себя Грэм, вот и версия, что Потрошитель – это Чилтон, рассыпается на глазах. Это может значить только одно: Лектер наметил на роль Потрошителя кого-то совершенно другого. И кого же, интересно? Уж не его, Уилла, точно. Даже эта попытка подставить, приведшая его в тюрьму, была не без дальнего прицела, и является лишь частью цепи. Теперь Уилл это отчётливо понимал. Джек между тем нетерпеливо кивнул Прайсу: – Хорошо, Джим, этим займётся Гардинер. Если с системой и впрямь поработали, он это обнаружит. Уилл, – повернулся он к профайлеру. – Хотелось бы услышать и от тебя что-то об убийце, неважно, Потрошитель это или нет, – Джек сделал экспертам знак «отойдите». Грэм понял, что это значит: он должен был вызвать «эмпатический транс». Впервые за долгое время ощущая что-то, похожее на любопытство, он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Однако картина, которую он увидел на этот раз, очень сильно отличалась от ожидаемой. Фигуры жертвы и убийцы, не успев толком оформиться в его сознании, стали рябить, колебаться и, наконец, словно раздвоились. Рябь, двоение... Чёрная и белая маски... Ах вот оно что! … Он стоял перед Йораном Харди, лежащим на полу. Я подал знак. И он не остался без внимания. Харди был ещё жив, и на его теле не осталось никаких следов, только он теперь казался лет на двадцать старше своего реального возраста. Время от времени с его серых, лохматых от потрескавшейся кожи губ срывались бессвязные слова, зрачки расширились и ничего больше не видели. Светлые волосы, до недавнего времени лишь тронутые лёгкой проседью, теперь почти полностью поседели. Он уже давно не умолял о пощаде – рассудок покинул его окончательно и бесповоротно. Уилл наклонился, одним точным ударом ребра ладони перебил ему горло, и мир для Йорана Харди погрузился в непроницаемую темноту и тишину. У Уилла за спиной медленно вырастала чёрная тень, широко раскинувшая руки. Я задумал длинную многоходовую игру, и это лишь один из этапов, который приведёт события к заранее выбранному финалу. Тело Харди – тяжёлое, несмотря на внешнюю подтянутость и худощавость, пружинит, норовя соскользнуть с кресла на пол. Но через короткое время ему всё-таки удаётся справиться и зафиксировать его на кресле при помощи стяжек. Затем в ход идёт остро заточенный скальпель. Несколько точных разрезов – и вот уже отделено лицо. Оно уже не принадлежит Йорану Харди. И никогда не принадлежало. Чёрная маска на месте срезанного лица – скрытое чёрное нутро, тёмные делишки. Белая маска на отделённом лице – потому что оно являлось маской при жизни и никогда ему не принадлежало. Я добавил лишь несколько деталей, чтобы всё вышло так, как задумано. Чтобы ускорить события, которые должны произойти в будущем. Таков мой замысел. – Йоран Харди не пропадал на восемь лет, – произнёс Уилл, открывая глаза. – Он был мёртв уже тогда, в 87м. – Здрасьте-пожалуйста, а это тогда кто? – обалдел Зеллер, кивая на труп жертвы. – Не знаю, как его зовут, но он присвоил себе чужое имя. Именно потому он не стал возвращаться в Чикаго, не появился на похоронах деда и не стал вступать в наследство. И не восстановился в Иллинойсском университете, объявившись в 95м. Потому что те, кто хорошо его знал, моментально раскусили бы самозванца. Я не удивлюсь, если и в учебную часть он лично не являлся для того, чтобы написать заявление об отчислении, а лишь послал письмо или позвонил. Его лицо ему не принадлежало, и убийца это продемонстрировал. – Вот чёрт... – покачал головой Прайс. – Теперь ещё придётся выяснять, кто это такой. И куда он дел настоящего Харди. Ну, блин, теперь начнётся… Что за шум пресса поднимет – и представить страшно. А почему ты так уверен, что Харди мёртв? Он же мог просто сбежать. Например, что-то натворил и скрывался, боялся, что придётся отвечать. – Скорее уж тогда оба натворили, вот этот тоже, раз понадобилось чужое имя, – хмыкнул Зеллер. – Вот и обменялись. – Ну да, или так. Короче, умирать настоящему Харди было совершенно необязательно. Крендлер не упустил возможности уколоть: – Что, Грэм, снова ваши трюки с магическим шаром? Уилл и бровью не повёл: – Да если бы. А вот исчезнуть с концами настоящему Харди было как раз обязательно. Лже-Харди боялся за свою жизнь. Он не мог рисковать, ведь настоящий Харди мог даже непреднамеренно засветиться где-нибудь, и тогда вся хитрая схема нашего убитого полетела бы к чертям. Эксперты задумчиво переглянулись и Зеллер медленно кивнул: – Ну… или так. Про Крендела снова все забыли, и это его категорически не устраивало. Он готовился зарядить в адрес профайлера новой колкостью и даже рот открыл для этой цели, но Джек, бесцеремонно перебивая незадачливого наблюдателя, напомнил: – Так что насчёт убийцы, Уилл? – Это Потрошитель? – аж подпрыгивал от нетерпения Зеллер. – Да. Уиллу даже врать не пришлось – ведь это именно Потрошитель сотворил из уже мёртвого тела Харди (или как там его на самом деле?), по выражению Зеллера, «Босха в натуре». А вот убил его кто-то другой. Но Уилл не сомневался, что убийство произошло по наводке Потрошителя. То есть, Лектера. Вероятно, убийца – некто из прошлой жизни лже-Харди, у которого с ним были счёты, из-за чего, собственно, Харди и украл чужое имя. Но ни Джеку, ни остальным профайлер не стал говорить о «раздвоившемся» убийце. И на этот раз понимал, почему. Ему хотелось узнать, что Лектер задумал на самом деле. И это было настолько вразрез с обычным собственным поведением, что Уиллу даже стало не по себе. Только это почти сразу прошло, когда он вспомнил, как ещё в клинике спокойно, без тени сомнений, манипулировал Мэтью Брауном, подталкивая его к убийству Ганнибала. Видимо, что-то уже тогда в нём кардинально изменилось, и теперь, после периода затишья, подняло голову. Только вот что это такое и как к этому относиться, Уилл пока не понимал. Что ж. Когда нет никаких эмоций, скрывать их не нужно. Когда они есть, становится куда сложнее, но интереснее. Лектер – совершенно точно – пойдёт на контакт с ним в ближайшее время. И на этот раз мешать ему не нужно. Освоимся, соберём побольше информации. А потом? Потом, может быть, затеем свою многоходовку в противовес игре Лектера. Какую – пока неясно, но там видно будет. Берегитесь, доктор Лектер! … Размытая чёрная тень за спиной Уилла стала выше и проступила намного отчётливее. *** Балтимор, штат Мэрилэнд 5 апреля 2013 года Стив Дженсен, разумеется, сгущал краски, когда живописал отель «Пэйнскрик» этакой смесью вертепа с подворотней, где драки со стрельбой никого особо не удивляют. Если обычно владельцы отелей стараются выставить их в самом выгодном свете, расписывая будущим постояльцам чуть ли не горы золотые, то Дженсена шатнуло в другую крайность, и он занялся своеобразным «чёрным пиаром». Стоило возможному клиенту замаячить на пороге, его сначала знакомили с самыми негативными чертами отеля, возводя их чуть ли не в абсолют. Даже без «чуть». Если клиент не удирал, как ошпаренный, при первых же предупреждениях, ему постепенно открывались и преимущества – огромные помещения, приемлемая плата, бонусы в виде прачечной и буфета для добросовестно вносящих плату жильцов. Этакая вариация на тему «полюбите меня плохим». Лукас как никто теперь понимал смысл этой стратегии, хотя со стороны это и выглядело странно. Ведь, если рассуждать логически, Дженсен рисковал, и сильно – отпугивать клиентов на подходе всё же не самая удачная идея. Однако к концу второй недели ему стало ясно, что жильцы в отеле не переводятся, список должников, вывешенный в вестибюле, на удивление короткий, у Дженсена есть возможность не взвинчивать цены, а значит, дело себя окупает. Иначе отель не продержался бы на плаву столько лет в условиях жесточайшей конкуренции. Просто Дженсен очень уж своеобразно фильтровал возможных клиентов – он давно понял, что ему нужна только определённая их часть – обеспеченные достаточно, чтобы вовремя платить, без особых претензий, готовые к разного рода неожиданностям. Лукас ухитрился попасть в эту категорию, вот только радоваться этому или нет, пока не решил. Потому лишь принял это, как факт. Тем более что жизнь в отеле его вполне устраивала. Квартира после замены кое-какой мебели и покупки новых предметов обстановки существенно преобразилась и даже приобрела подобие уюта, а заглянувшая к нему удалая троица – Талланд, Лой и Мартин и вовсе, присвистнув, назвали его жилище стильным. Уж какой особый стиль они там углядели, Лукас поначалу даже не понял – квартира всё ещё требовала хорошего косметического ремонта, уж ободранные стены так точно. Соседи попытались втолковать ему, что именно такая небрежность сейчас набирает популярность, даже показали подборку фотографий в сети. Лукас принял их точку зрения, но, видимо, подобные изыски он просто не воспринимал. Во всяком случае, пока. А вообще эти трое оказались отличным приобретением, и Лукас даже начал подумывать о том, чтобы перевести их в разряд если не приятелей, то хороших знакомых. Но всё же в одном Дженсен был прав: тишина и покой в «Пэйнскрике» были достаточной редкостью. Дни напролёт здание бывшей фабрики гудело, как улей. Многие жили здесь не первый год, запросто заходили друг к другу в гости и уходили, когда хотели, разгуливали по этажам и общим коридорам, грохая дверями, трепались, перекрикивались и курили на лестницах. Разумеется, приглашали гостей и со стороны. Один только Энди Талланд ухитрялся по-приятельски общаться, наверное, с половиной города, и нередко притаскивал на посиделки кого-то из своих многочисленных знакомых. Если Лукас приходил, они легко включали в свой круг и его тоже. Знакомства завязывались благодаря этому самые неожиданные и иногда даже не лишённые интереса. Чего только стоили парочка известных блогеров, которых, наверное, только ленивый интернет-пользователь не знал по никнеймам на Ютубе, и бывший полицейский, оказавшийся просто ходячей энциклопедией балтиморских злачных мест. В телефоне Талланда почётное место занимали несколько видеороликов, в которых этот с виду благообразный господин валялся по тёмным переулкам и задворкам разных сомнительных заведений, его поднимали, но он продолжал валяться. Сам Энди говорил, что эти ролики он смотрит, когда ему становится грустно. Очень скоро Лукас вообще перестал удивляться тому, как у Талланда получается общаться и даже дружить с этой, мягко говоря, разношёрстной публикой. В общем, жизнь в отеле била ключом, и относительный покой наставал для Лукаса лишь поздно вечером, да и то когда он не участвовал в посиделках у Талланда – к вящему огорчению удалой троицы. Закрывшись в своей квартире, Лукас либо доделывал взятую на дом работу, либо читал, либо с головой уходил в Интернет, выискивая всю возможную информацию о тоталитарных сектах – и распавшихся, и существующих по сей день. Это занимало всё его свободное время, причём, настолько, что он часто забывал даже поесть и просыпался глубокой ночью от чувства голода. Перекусив первым попавшимся под руку куском, он ложился спать, но не всегда удавалось снова уснуть. И до утра в голову лезли подробности дела. Только напряжённая работа в офисе Логана помогала ему отвлечься на несколько часов. С самого начала Лукасу было ясно, что его затея с собственным расследованием грешит некоторым верхоглядством. Как ни крути, но он в этой области ни бум-бум, а значит, на какие-то специальные знания и навыки опираться не может. Однако хотя бы минимальной информацией о психологии серийных убийц он должен был владеть, а потому первым делом наведался в книжный магазин, где после недолгих поисков приобрёл книгу «Кто сражается с чудовищами» и дома принялся её изучать. Он не задумывался о том, каким образом станет добывать хоть какие-то доказательства и что с ними сделает, если вдруг каким-то чудом их получит. Ему важно было делать хоть что-то, лишь бы не бездействовать. Для начала он принялся наводить порядок в той информации, что ему удалось найти в Интернете. И практически сразу же его внимание привлекла история секты «Свет спасения», прекратившей своё существование в 2011м году, после смерти в тюрьме её предводителя, Теренса Ортиза. Хотя бы потому, что порядки, царившие в ней, полностью отвечали тому портрету убийцы, который Лукас вывел для себя ещё во время ужина с Логаном. Разумеется, «Свет спасения» была не одна такая, но всё равно стояла особняком. Почему, Лукас даже не сразу понял. Но это непонимание длилось недолго. Преодолевая вполне понятное отвращение, Лукас снова внимательнейшим образом перечитал и пересмотрел всё, что ему удалось найти по «Свету спасения», и наткнулся на заметку о громком деле в Сиэтле. Тогда, 12 апреля 2004 года, в собственном доме была жестоко убита супружеская пара, Джордан и Элиза Колкер. Оба состояли в секте «Свет спасения» много лет, вступили туда совсем молодыми, чуть ли не во времена основания. У Колкеров была дочь, Изабелла, которая пропала без вести, но у полиции были все основания считать её убитой собственными родителями, которые просто избавились от тела. К тому же в шестнадцать лет Изабелла обвинила своего отца в регулярном сексуальном насилии, но делу хода не дали. В заметке упоминалось, что Колкерам не успели предъявить обвинения лишь по причине их гибели. Выяснив, что именно поэтому «Свет спасения» сразу привлекла его внимание, Лукас принялся искать информацию о деле Изабеллы Колкер. Искать долго не пришлось – первый же запрос выдал ворох статей, репортажей и, само собой, бурных обсуждений. Это стоило Лукасу пары бессонных ночей, но в итоге он уяснил, в каком направлении двигаться дальше. *** Дания, Центральная Ютландия Муниципальный округ Орхус, Анника 16 января 2013 г. – Послушайте, я устал слушать ваши отговорки! Уже месяц прошёл, а я до сих пор не получил внятного ответа, давайте прямо: мне вернут мои деньги когда-нибудь или нет?! – впервые за несколько лет Матиас Халль вышел из себя настолько, что повысил голос, да ещё и на представителя власти. Такое случилось только однажды, и то в далёкие времена его студенчества. Жгуче неприятное воспоминание заставило его невольно поморщится, он немного опомнился и заговорил уже более примиряющим тоном: – Я просто прошу вас понять: какая-то сволочь обчистила мой счёт как раз в тот момент, когда я вынужден был влезть в огромные долги, чтобы вытащить магазин. Но мои дела не поправились, и теперь у меня положение такое, что хоть в петлю лезь, хоть пускай шапку по кругу, потому только и остаётся надеяться на то, что вы мне поможете. Вы мне поможете? – Халль перевёл дыхание и судорожно провёл ладонью по мокрому лбу – он, оказывается, успел здорово вспотеть от волнения, пока произносил свою тираду. Полицейский устало вздохнул: – Господин Халль, мы всё понимаем и сочувствуем вам. Но вы тоже должны понимать кое-что. Если украденные со счёта деньги не удалось отследить сразу же, в первые часы, даже в первые минуты, то позже сделать это шансов нет практически никаких. Увы. Пропажу вы обнаружили не сразу, за это время средства могли перевести куда угодно и по какой угодно цепочке. – Тогда для чего, бога ради, нужна полиция! – снова рявкнул Матиас и с силой вдавил кнопку отключения. Уронил телефон на стол и обхватил голову руками. Чёрт подери, да что такое происходит? Что же всё это на его голову – сначала кто-то настучал на него в налоговую, потом из-за аварии перестали работать холодильники и безнадёжно испортилась большая партия товара, теперь ещё и это... На счету были все его сбережения, точнее, большей частью то, что ещё сохранилось из наследства отца – остаток былого благополучия их семейства. Его отец когда-то занимал видный руководящий пост в администрации Орхуса, оставил ему достаточно денег, чтобы прожить без особых хлопот много лет, пусть даже вдали от большого города. Для переезда, конечно, были причины, а уж потом он привык и обжился в Аннике... И вот теперь у него все шансы остаться без гроша в кармане. Даже если он продаст магазин и дом, купив жильё попроще, этого с натяжкой хватит на то, чтобы рассчитаться с долгами и кое-как поддерживать штаны. Ещё часть денег вложена в акции некогда преуспевающего предприятия, но именно сейчас дела его совсем не ахти. Можно продать акции раза в два дешевле, жить на эти деньги какое-то время. А что дальше? Своё дело ему снова открыть вряд ли удастся, для этого нужны уже совсем другие средства, чем пятнадцать лет назад, а на кредит в банке в его нынешнем положении можно даже не рассчитывать... Мобильный телефон, лежащий на столе прямо перед ним, вдруг ожил и подал сигнал. Уведомление о входящем сообщении. Скрытый номер. Ерунда какая-то? А вдруг это связано с его украденными деньгами? «Зайди на Фейсбук». – Что за чёрт? – раздражённо выдохнул Халль. А через секунду до него дошло. Он вспомнил Оле Хенриксена. Телефон вдруг показался ему неподъёмным, пальцы стали ледяными и онемели, ладони вспотели. Может, это просто чья-то идиотская шутка? История с разоблачением Оле ещё в ходу, острота не угасла, вот и взялись, наверное, пугать «Фейсбуком» всех подряд, развлекаются так, чёртовы придурки. Ведь у каждого есть свой скелет в шкафу, банально, но факт. Достаточно человеку просто намекнуть, что неприглядная правда известна ещё кому-то и может выплыть наружу – и готово, он весь на нервах и сорваться ничего не стоит. Есть такой скелет и у него. Есть, да. Но в его случае это не связь с малолетней девчонкой, слава богу. А то, что было, давно похоронено – даже он сам почти забыл о тех событиях из прошлого, из юности. И всё-таки, всё-таки... Матиас всё ещё медлил, с сомнением глядя на тёмный монитор компьютера. А вдруг он зря паникует, и ему просто предлагают посмотреть на разоблачение кого-то ещё? После истории с Оле от группы на «Фейсбуке» многие начали ждать чего-то в том же духе, даже гадали, кто следующий. И были уверены, что и разоблачение махинаций Гретты Линнхольм и Мирьи Мяки – из той же оперы. Аккаунтами обзавелись даже те, кто раньше с соцсетями в принципе дела не имел. Вот, наверное, на радость публике и откопал ещё чьё-то грязное бельё неизвестный Разоблачитель – теперь администратора группы иначе и не называли. Стационарный компьютер негромко зашумел, включаясь. Матиас поймал себя на том, что у него дрожат руки – кто бы ни был автор смс-сообщения, своего он добился – сумел выбить его из колеи. Да ещё этот скрытый номер... Страницу своего профиля Халль открывал уже на взводе. На уведомление о добавлении в публикацию смог нажать только со второй попытки. А, перейдя непосредственно к публикации, едва сдержал вопль: с монитора на него смотрела девушка, лицо и имя которой он, казалось, уже почти забыл. На следующих фотографиях был запечатлён уже он сам, только гораздо моложе – это были так называемые опознавательные снимки, сделанные в полицейском участке – на фоне линейки, в руках – табличка с именем, датой рождения, датой ареста. Фотографии того периода, тогда он был ещё студентом Орхусского университета. Когда угодил в полицию за хранение наркотиков и по подозрению в убийстве… … В одной группе с ним училась Тулия Роммель, которая считалась одной из самых красивых девушек в университете. Однако этим она не пользовалась, на вечеринки ходила редко, хотя приглашали её постоянно. Тулия, насмотревшись на чужую «любовь» с залётами и абортами, зареклась влезать в сомнительные авантюры с отношениями как минимум до диплома. Спокойно доучиться, найти работу, а потом видно будет. Потому и отшивала поклонников безо всякого сожаления, а особо назойливым ещё и доставалась публичная моральная оплеуха. Не удивительно, что вскоре Тулия заработала себе репутацию первостатейной стервы – раз, фригидной – два, лесбиянки – три. Она, конечно, плевать хотела на то, что о ней говорят – чаще всего из-за задетого самолюбия и желания насолить, благо до серьёзных неприятностей не доходило ни разу. Однако в тот вечер слухи сыграли с ней роковую шутку. С Матиасом Халлем Тулия поддерживала нормальные отношения просто потому, что он вёл себя не так, как другие – не пытался клеиться. Потому и согласилась пойти к нему на вечеринку в честь удачно сданной сессии. Само собой, на радостях отстрелявшиеся студенты накачались в лёжку, причём, одним из первых спёкся именно Матиас – доковылял до ближайшего дивана, рухнул лицом в подушку и отключился. А очухаться ему помог уже наряд полиции, прибывшей на… труп Тулии Роммель. Девушка погибла, выпав из окна четвёртого этажа. Причём, выпала настолько нехорошо, что вероятность несчастного случая даже не рассматривали. По всем признакам было ясно – её столкнули. К тому же она сама полицию и вызвала – за несколько минут до своей гибели. Задержаны были все, кто присутствовал на вечеринке, и Халль в том числе – происходило-то всё на его территории, точнее, на съёмной квартире. А при обыске ещё и обнаружились запасы марихуаны, секонала и нембутала. Постепенно выяснилась правда: парочка ушлых сокурсников, которых Тулия в своё время отшила, решили добиться своего и подмешали таблетки ей в шампанское. Таблетки сработали, но дальше всё пошло совсем не так, как им хотелось. Девушка, поняв, что с ней происходит что-то не то, направилась к телефону, чтобы вызвать «Скорую» и полицию. Но успела вызвать только полицию – выложить дежурному подозрения, что её опоили какой-то дрянью явно с целью изнасиловать, и назвать адрес. Несостоявшиеся насильники отобрали у неё телефон, а саму Тулию решили припугнуть – подтащили к открытому окну и перевесили спиной через подоконник: «Когда они явятся, ты скажешь, что наврала, поняла, тварь? Иначе конец тебе!» Но девушка, вопреки ожиданиям, не сжалась от ужаса, а наоборот, подняла дикий крик, который услышали соседи. Они подтвердили, что слышали, как она вопила: «Да пошли вы! Не запугаете, не на ту напали, ублюдки! Сядете лет на десять!» У преступников сдали нервы, расторможенные алкоголем и наркотиками. Тулию вытолкнули из окна – она умерла мгновенно. Конечно, преступники в попытках выкрутиться пытались утверждать, что Тулия выпрыгнула сама, но положение тела на асфальте и следы на окне это полностью опровергали – девушка цеплялась за подоконник и оконную раму, когда её выталкивали наружу. Никаким несчастным случаем или самоубийством здесь и не пахло – это было самое настоящее убийство. К преступлению Матиас не имел отношения, и сыщики это точно выяснили, проведя экспертизу следов на одежде Тулии – он к девушке вообще не прикасался. Так что в этом случае Халль пошёл бы только как свидетель. Да и свидетель из него был никакой – во время самого инцидента он, мертвецки пьяный, храпел на диване. Тем не менее, Тулия была под сильным действием препаратов, а наркотики обнаружили всё-таки у него в квартире – в довольно топорном тайнике в глубине стенного шкафа. А это тоже грозило серьёзными проблемами. Страшного скандала и тюрьмы удалось избежать благодаря влиятельному отцу. Но из университета Матиаса всё же попросили подобру-поздорову. Он послушался и до смерти рад был, что так легко отделался. О том, что пришлось забрать документы практически перед защитой, Халль не жалел нисколько. Учился он средне – то более-менее нормально, иногда даже вполне прилично, то из рук вон плохо. Учёба его не увлекала, куда больше нравились тусовки с приятелями. Но теперь всему этому однозначно пришёл конец. Отцу удалось, используя свои связи, устроить так, чтобы имя Матиаса не полоскали в суде, даже не упоминали в качестве свидетеля – в конце концов, это было и в его интересах в первую очередь – в случае огласки его бы гарантированно сместили с высокой должности. Но он всерьёз опасался того, что непутёвый сын снова возьмётся за старое, поняв, что выскочил из воды сухим. Потому и отправил его подальше, можно сказать, устроил ему ссылку. Почему именно в Аннику, а не в какой-то другой посёлок или город, Матиас так никогда и не узнал. Возможно, это был случайный выбор, а может, и нет. Может быть, здесь у отца был свой человек, которому он поручил негласно наблюдать за ним. Впрочем, самому Матиасу было тогда всё равно, хоть на Северный полюс – слишком сильно он испугался, столкнувшись с реальной перспективой угодить за решётку на долгие годы. Поначалу Матиасу было в тихой Аннике безумно скучно – после крупного города-то оказаться в самом прямом смысле в деревне, без доступных прежде развлечений и возможностей – то ещё удовольствие. Но со временем он привык, завёл знакомых, друзей, нашёл работу и неплохо зажил. Правда, семью так и не создал, но, честно говоря, не особо тяготился этим – слишком хорошо знал, что детьми можно не только гордиться и хвастаться. А через несколько лет отец скончался, оставив ему в наследство крупную сумму. К тому времени возвращаться в Орхус и начинать там всё с нуля Халль уже абсолютно не хотел – он отвык от городских ритмов и шума, и втянуться снова стоило бы ему огромных усилий. Он понял это окончательно, когда пришлось несколько раз наведаться в Орхус для улаживания дел с наследством. Между ним двадцатидвухлетним и почти сорокалетним лежала огромная пропасть. Средства, оставленные отцом и полученные за продажу городской квартиры, позволили ему построить и с комфортом содержать большой дом с прилегающим участком и открыть магазин. Дела шли не то чтобы блестяще, но вполне прилично, и ему грех было жаловаться на жизнь. Казалось, история о студенте-оболтусе, по глупости влипшем в криминал, давно осталась в прошлом и погребена под слоями прожитых лет. И постепенно стирались из памяти лица, голоса, имена друзей юности, даже лицо погибшей Тулии Роммель он не всегда мог вспомнить. Иногда Матиас даже начинал думать, что ничего этого вообще не было. Просто кто-то снял такой вот дурацкий фильм, а он по неясной причине посмотрел его несколько раз и оттого так надолго запомнил. А теперь почти забыл. Но нет – никогда и ничто не исчезает бесследно. Никогда и ничто... ... Разоблачитель хорошо постарался, раздобыв не только фотографии. Он ухитрился заполучить сканы подлинных протоколов допроса, его показания, потом протокол более новый, откуда его имя и показания бесследно исчезли, и многое другое – здесь же, в сообщении, была ссылка для скачивания архива. И всё это предварялось коротким высказыванием, по-видимому, чьей-то цитатой: «Всякий может фиглярствовать и изображать на подмостках честного человека, но быть порядочным в глубине души, где всё дозволено, куда никому нет доступа, - вот поистине вершина возможного». «Чёрт, как же так вышло, где он это взял?..» – металось в голове у Матиаса, пока он, едва дыша, листал приложенные файлы. Под публикацией, между тем, уже появились первые комментарии: «Твою мать, Халль, это что, правда?» «Папочка отмазал, всё понятно». «Да уж, вечная история с балованными деточками богатеньких папочек». «А это точно не фотомонтаж?» «Халль, ну ты и скотина». «Тебе та девчонка по ночам не снится?» «Ну и как, хорошо кровь человечья с рук смывается?» «А может, он и впрямь не виноват». «А на кой чёрт тогда сдалась подмена протокола, раз не виноват?» «Двуличный говнюк, а корчил из себя невесть что!» «Яблочко от яблони, что тут странного – какой отец, такой и сын». «Да ладно вам, чего завелись? Сто лет уже прошло. Кто в молодости ошибок не делал?» «А кто тебе сказал, что он исправился? Я что-то сомневаюсь». «Ох ни хрена себе, наш ханжа из наркодилеров!» «И из убийц». Обливаясь ледяным потом, Халль только и мог наблюдать за всё новыми комментариями. Разоблачитель, вроде бы не написав ни одного лишнего слова, ухитрился подать информацию так, что окружающие, похоже, поверили, будто именно он – Матиас Халль – и есть подлинный виновник случившегося. Что именно он виноват в смерти Тулии. Разоблачитель, кто бы он ни был, просто раздавил его, даже не прикоснувшись к нему. Как совсем недавно – Оле Хенриксена. – Но за что, за что?.. – прошептал Халль деревянными губами. – Что я тебе сделал? Отклик он получил уже через пару минут. Это снова было смс-сообщение со скрытого номера: «Привыкай быть изгоем, двуличная гнида.» – Что?.. – задохнулся Матиас, уставившись на текст сообщения, как на ядовитую змею. – Кто ты, чёрт тебя дери? За что? За что ты меня так ненавидишь? Впрочем, вполне возможно, что ни за что. Просто так. Потому что может. Казалось бы, какие враги были у Оле Хенриксена, а тем более у Гретты и Мирьи? А их же просто размазали по стенке. Да так, что теперь ни в жизнь обратно не собрать. Вот и ему не повезло. Причём, не повезло – это ещё мягко сказано. Несколько минут Халль тупо смотрел в одну точку, а потом вдруг вскочил, как ошпаренный. Вот чёрт! Если Разоблачитель откопал настоящие протоколы допроса, значит, они всё ещё хранятся в полицейских архивах Орхуса, их не уничтожили, как уверил его отец! Их сохранили, чтобы в будущем можно было как-то использовать! Конечно, такого никто предположить не мог, скорее всего, их держали в качестве инструмента давления на его отца. А вот теперь разослали по Интернету. А что, если дело об убийстве Тулии будет открыто вновь? Что, если и его теперь упекут за то давнее убийство? Кажется, тем двоим, кто вытолкнул её из окна, дали по десять лет. Они, наверное, уже вышли на свободу. А он выйдет ли? Если и выйдет, то ему будет почти шестьдесят... Да твою мать, о чём он думает! При чём тут то, сколько ему будет лет! Он же просто не переживёт камеры! Достаточно вспомнить, какого страху он натерпелся тогда в участке, пока отец его не вытащил! Конечно, даже в то время угрозы сесть за убийство не было, он тянул максимум на свидетеля, срок ему грозил только за хранение наркотиков. Но кто его знает, на что способен Разоблачитель ещё? Матиас Халль тяжело опустился в кресло и не заметил, как выронил телефон. Ноги дрожали, перед глазами маячил мутный рябоватый туман, к горлу исподволь подкатывала тошнота. Да, теперь он точно знал, что от страха может и тошнить.