- Она чертовски хороша, не так ли?
- Да уж, Тоширо-сан знает толк в развлечениях. Эй, ты. Двойной виски со льдом.
- Сию минуту, господин.
Дазай обаятельно улыбается и тянется к бутылке с алкоголем и чистым стаканам. Гость окидывает её оценивающим взглядом, масляно блестит глазами и бросает какой-то бессмысленный комплимент. Дазай даже не слушает, только продолжает дежурно улыбаться. Она знает, стоит приготовить напиток и отдать его мужчине, и тот мигом позабудет о ней - точнее, о её подчёркнутой расстёгнутой на несколько пуговиц белоснежной рубашкой груди и подчёркнутой тугим чёрным жилетом тонкой талии.
Так и происходит. Стоит только поставить стаканы на стойку, как оба мужчины мигом забывают о ней и разворачиваются лицом к залу, где происходит главное действо. Дазай не винит их. Гостей в этом особняке немерено, и тема востока окутывает шёлком и атласом все комнаты, везде под чарующую музыку двигаются разодетые в соответствующие наряды танцовщицы, но этот зал особенный. В нём собраны самые сливки этого шабаша, и услада для их глаз выбрана тоже самая лучшая. Осмотревшись на наличие других гостей поблизости или подозрительных типов - за исключением всех тех, что являются гостями этого вечера - Дазай опирается локтями о барную стойку и подпирает подбородок ладонью, впиваясь потемневшим взглядом в главное украшение этого вечера - танцовщицу в алом.
Та крутится и вертится, изгибается всем телом, будто змея под звуки флейты. Рыжие волосы вьются пламенем. Подчёркнутая чёрной и золотой охрой синь глаз смотрит на всех вокруг цепко, пристально, и в то же время не смотрит ни на кого вообще. Лёгкие штаны из красного газа с прорезями на бёдрах, плотный топ и прозрачные рукава - всё расшито золотыми нитями, как и длинный прозрачный алый платок в руках танцовщицы. Золотые браслеты звенят на тонких запястьях и лодыжках. Золотое монисто звенит на шее и груди, на бёдрах, по краям платка. Ноги в атласных балетках мягко переступают среди цветных подушек, между низкими столиками и десятком мужчин.
Девушка ловко уворачивается от жадных потных ладоней - как пламя свечи, как текучая вода, как лента на ветру. И танцует, танцует, танцует под заунывную восточную музыку, даже в Дазай трогающую какие-то незнакомые, хорошо скрытые струны души. А потом часы бьют полночь, музыка резко сменяется, и танцовщица останавливается. Бой барабанов, тонкий перелив флейты, и она начинает медленно приближаться к хозяину особняка. Каждый шаг - лёгкое покачивание бёдрами. Каждое движение руки - эфемерный шлейф запаха жасмина. В приглушённом верхнем свете, в свете тысячи свечей вокруг, девушка плавно прогибается в спине и пояснице, привлекая внимание к позолочёному узорами из охры плоскому животу, а после...
- О, дарители тёмной немилости, - звонко, громко, медленно напевает она в такт музыке и вскидывает в воздух платок, отпуская его, - не тревожьте меня вновь!
Когда вокруг понимают, что происходит, можно считать, всё уже кончено. Узоры из охры вспыхивают алым светом «Порчи» расползаясь по всему телу девушки, она вскидывает руки над головой с громким, заливистым хохотом, и всё вокруг тонет в багрово-чёрном ярком слепящем мареве.
***
- Хорошая работа, - замечает Дазай, мягко прижимая чужое обессиленное тело к своей груди. - Кто бы знал, что уроки Коё-сан однажды и в самом деле тебе пригодятся.
- Не считай меня идиоткой, Дазай, - раздражённо вздыхает Чуя, но всё равно поудобнее устраивает голову на её плече. - Я прекрасно знаю, что девочки из домов любви анэ-сан справились бы и без меня. Танцовщиц подменили в последний момент. Всех в этом особняке должны были отравить, и концы в воду. Но тебе стало
скучно, и поэтому мы здесь.
Дазай окидывает взглядом разрушенный особняк, всполохи огня тут и там и цепляется взглядом за край расшитого золотом алого платка, грязного и покрытого чёрными пятнами копоти, жалко повисшего ободранным клоком на одном из обломков колоны парадного зала.
- Может быть, - легко признаётся она и склоняется к лицу Чуи, заглядывает в усталые глаза, растирает пальцами развод чужой запёкшейся крови на острой скуле. - Но не только. В последнюю минуту мои информаторы сообщили, что Тоширо-сан несколько изменил свои планы. По этой причине левое крыло особняка оказалось отрезано от внешнего доступа. Легче было уничтожить это крысиное гнездо одним махом, чем растрачивать силы понапрасну.
- Я могла быть официанткой, - напоминает Чуя, притираясь щекой к прохладной ладони.
- Пустая трата времени, - мгновенно отвечает Дазай, чем вызывает у неё смех.
- Ты невыносима, - улыбается Чуя и тянется вперёд, прижимается губами к уголку её губ, сверкает лукаво глазами. - Если ты хотела, чтобы я станцевала для тебя, ты могла просто попросить.
- Упёртости Чуи хватит на всю шайку «Агнцев», - фыркает Дазай; и дует губы, когда пытается поцеловать её, но Чуя ловко уворачивается. - Мне пришлось бы уговаривать тебя целую вечность.
- Тебе стоило попробовать. Кто знает?
- Тогда Чуя исполнит для меня танец с саблей и...
-
Нет. Я не собираюсь танцевать для тебя, трахать, а потом вспарывать саблей твою глотку.
- Вот видишь! Чуя
всегда такая упёртая!
Дазай дуется сильнее и отворачивается. Мило. Раздражает, но мило, очень мило, поэтому Чуя обхватывает её лицо ладонями и мягко целует выпяченные губы.
- Я могу подумать о самом танце и о том, чтобы приласкать тебя после. Это уже звучит неплохо, нэ, Дазай?
- Но ты станцуешь с саблей?
- Хорошо, будет тебе сабля. Но вдали от твоего горла. А теперь поднимай свою ленивую задницу. Нам пора убираться отсюда. Подчинённые анэ-сан уже как полчаса уехали.
Ещё раз взглянув на остатки особняка, Дазай согласно кивает, поднимается на ноги и помогает встать Чуе, придерживая её за талию; бросив взгляд на алый подранный наряд, снимает свой плащ и накидывает его на чужие плечи. Чуя благодарно улыбается и прижимается к её боку. Дазай берёт её за руку, переплетая их пальцы. Через считанные минуты возле дымящихся руин уже никого нет.
|...|
