Casket

- Увааа, Чуя, поставь меня на землю! Не обращая внимания на смущённо-возмущённое нытьё, Чуя неторопливо поднимается по ступеням запасного больничного выхода и заходит внутрь помещения. По пути к палате ему попадается не так много людей, но все, кто видят странную пару, смотрят с любопытством. Разве что дежурная медсестра по этажу отличается своей реакцией. Сначала она выглядит возмущённой, когда видит, как Чуя тащит одного из пациентов на своём плече, а после узнаёт личность пациента и даже не пытается скрыть облегчение и довольство, мелькнувшие в глазах - видимо, уже заметила пропажу. - Доброго вам вечера, - вежливо кивает ей Чуя, проходя мимо, и щипает Дазая за бедро, когда тот начинает вырываться активнее. Нытьё становится громче, жалоб становится больше. Продолжая всё это игнорировать, Чуя проходит до конца коридора и заходит в палату Дазая. Сгрузив свою ношу на больничную койку, он подходит к распахнутому окну и выглядывает наружу. Как он и думал. Каменный бортик под окном, по которому можно добраться до пожарной лестницы, не то чтобы узкий, но и недостаточно широкий. Раздражённо цокнув, Чуя выпрямляется и закрывает окно, после чего скрещивает руки на груди и разворачивается к Дазаю. - У меня просто слов нет, Дазай, - больше устало, чем раздражённо, роняет он. Дазай хнычет, дует губы, будто ему пять лет, и отворачивается. Обычно Чую все эти игры бесят, но сейчас что-то сжимается в груди. Дазай выглядит хрупким и уязвимым. В больничной распашонке, во всех своих бинтах и повязках, с закрытым ватной подушкой зашитым порезом на левой щеке. Голые колени костлявые и острые. Все ноги в синяках, как и сбитые локти, и лоб - Дазая отбросило взрывной волной во время миссии и протащило по земле и обломкам. Но страшны не столько внешние повреждения, сколько внутренние. Отбитые рёбра, сотрясение. Дазаю делали переливание крови. Чуя уверен, прямо сейчас Дазаю кажется, что его тело весит непомерно много, и что у него кружится голова. И всё равно этот идиот решил сбежать по узкому каменному выступу на высоте третьего этажа. Он мог упасть и свернуть себе шею. Он мог упасть, повредить позвоночник и навсегда остаться калекой. - Дазай, - зовёт Чуя. И замолкает, не зная, что сказать. Все слова наверняка будут как об стену горох. Дазаю девятнадцать лет, но он нисколько не изменился со своих пятнадцати. Он такой же идиот при том, что гений, и всё так же не дорожит своей жизнью, несмотря на то, что у него есть Мори, Коё и Хироцу, Ода и Анго, Акутагава и недавно притащенный Накаджима, который подобно Акутагаве ему в рот заглядывает. В конце концов, у Дазая есть Чуя - его коллега и напарник, его друг и... Чуя не уверен, кем ещё их можно назвать, если последнюю пару месяцев они всё чаще выпивают вместе только для того, чтобы утром оправдать все свои поцелуи и крепкие объятия алкогольным дурманом. - Мне не нравится в больницах, и ты это знаешь, - спустя какое-то время разрывает неприятную звенящую тишину Дазай. - Неважно, что я знаю или не знаю, Дазай, - отвечает Чуя; подходит ближе, глядя сверху вниз; нерешительно протягивает руку. - Нам всем приходится проходить через это. Я ненавижу больницы побольше тебя. Но даже при всей моей ненависти я понимаю, что есть вещи, с которыми мне не поможет домашняя аптечка. - Мне не нужна домашняя аптечка, - раздражённо кривится Дазай; но принимает его руку, обхватывает крепко ладонь. На фоне чёрной перчатки его кожа кажется совсем белой. - Я вытерпел всё, что нужно было вытерпеть. Мне больше не нужно оставаться здесь. - Твоё сотрясение... - Ничего нового. Мне просто нужно отлежаться. Сделать это я могу и дома. - До дома ещё нужно добраться. Кого ты на этот раз заставил принести и оставить тебе одежду в условленном месте? Дазай не отвечает, отворачивая лицо, и Чуя вздыхает. Это был глупый вопрос, потому что только Накаджима ещё не знает, какие просьбы Дазая нельзя выполнять даже под угрозой пыток. Конечно, с Дазая сталось бы уйти и вот так, босиком и в одной только больничной распашонке, но Чуя всё же хочет верить в остатки у него хоть какого-то здравомыслия. - Чуя, - негромко зовёт Дазай и поднимает на него пристальный, но не резкий, а открытый и даже несколько мягкий взгляд; просящий. - Забери меня отсюда. Чуя знал, что их пьяные поцелуи не приведут ни к чему хорошему. Они никогда это не обсуждали, не давали название тем чувствам, что бушуют внутри них, когда они остаются наедине, но сейчас Чуя как никогда отчётливо понимает, что это очень скользкая дорожка. Потому что до всего этого Чуя просто запер бы Дазая в этой палате, приставив к нему кого-нибудь из своих людей, чтобы наверняка, а сейчас он смотрит в эти несчастные глаза, чувствует, как Дазай медленно и осторожно, почти робко переплетает их пальцы, и это просто... Слишком. - Ты не сможешь манипулировать мной с помощью этого, Дазай, - встряхнув головой, припечатывает Чуя. И пытается отдёрнуть руку, но ему не позволяют. Напротив, Дазай сжимает пальцы ещё сильнее, и его взгляд становится цепким, пронзительным - будто он пытается увидеть Чую насквозь. И видит. - Всё не так, - качает головой Дазай, и голос его дрожит, почти взволнованно, срывается. - Я не... Я не думал об этом. Это не имеет никакого отношения к ситуации. Я просто... Не хочу здесь оставаться. Если честно, отсюда я собирался пойти к тебе, но ты пришёл первым и перехватил меня. На мгновение вновь повисает тишина. Чуя вглядывается в глаза Дазая, пытаясь найти в них хотя бы крупицу лжи, но в открытом взгляде Дазая нет привычного лукавства или затаённого довольного блеска. Дазай выглядит так, будто... Будто сказал Чуе правду. Не в первый раз, конечно, но всё же непривычно видеть его таким открытым. Дазай позволяет себе искренность только тогда, когда считает, что ситуация того стоит: чтобы что-то исправить, чего-то не допустить. И от мысли, что Дазай и в самом деле не хочет, чтобы Чуя считал, будто он пытается манипулировать его чувствами, их непонятной, но такой волнующей связью, взаимным притяжением, в груди разливается приятное тепло. - Что ж, - Чуя разрывает затянувшийся зрительный контакт, мельком смотрит на закрытую дверь палаты, а после на их сцепленные в замок пальцы. - Если так, то... Думаю, в этом есть некоторый смысл. Если ты обещаешь, что будешь отдыхать, а не стоять на голове или бегать по потолку. - Разве я могу? - улыбается Дазай. - У меня нет твоей способности, не так ли? - Тебе и способность не нужна, - фыркает Чуя и наклоняется вперёд. Дазай охает, когда его рывком отрывают от больничной койки, подхватывая на руки, но быстро приходит в себя, обнимает Чую рукой за шею и болтает ногами в воздухе; негромко смеётся, пока Чуя несёт его к окну, и сам открывает створки. - Ну и чего ты такой довольный? - вздыхает Чуя, активируя способность и легко запрыгивая на подоконник. - Чувствую себя принцессой, которую принц похищает из башни, - посмеивается Дазай, продолжая болтать ногами; а после крепко обнимает его за шею обеими руками перед самым прыжком вниз и прижимается губами к уголку губ. - Спасибо, Чуя. - Не за что, - бормочет Чуя, под восторженный вскрик Дазая прыгая вниз. И если его щёки горят ярким румянцем, ему наплевать. В конце концов, лицо Дазая, когда они опускаются на землю, такое же красное.

|...|