***
— Благодарю за то, что вы со мной! — собственный слегка сорванный голос, доносившийся из наушников, начинал раздражать. Я монтирую видео уже битый час, и всё время что-то, мать твою, идëт не так! Ненавижу эту часть работы. Почему я не могу положить на это болт? Стон усталого разочарования проносится по комнате. — Алиса, заткнись. — строгий голос отца раздаëтся в комнате, и девушку слегка дëргает. — Ты что-то хотел? — как можно спокойнее спрашивает она, разворачиваясь на стуле. Ведь отец любит, когда на него смотрят во время разговора. — Ты знатно трепешь мне нервы. — мужчина хмурит брови. — Мало мне твоих круглосуточных бездарных песен, так ты из моего дома съемочную площадку сделала! — он переходит на крик. — Если бы твоя бабка не отбросила копыта, я бы в жизни тебя не забрал! Жалкая девчонка. Дверь в комнату закрывается с громким хлопком. Воронцова тихо цокает и сохраняет законченное видео. Распускает длинные блондинистые волосы, собранные в хвост до этого, потягивается, разминая затëкшую спину, и закидывает в рот последнюю шоколадную конфету. Она слишком привыкла за пару месяцев к подобным речам и внимание обращать перестала. Работа на сегодня окончена, и Алиса открывает телеграм, надеясь наткнуться на сообщение от младшей сестры, живущей с матерью в Японии. Только, мать эта Воронцовой родной не была. Блондинка — от первого брака отца, а родная мама умерла при родах. Вот мужчина и возненавидел Алису, обвиняя в смерти бывшей жены, ну и сплавил ребёнка бабушке. Правда, горевал он над женщиной недолго — быстро нашёл новую роковую красавицу, японку, статную, богатую и женился на ней. Вторая дочь — Елизавета — была уже от неё. Только, лет так пять назад, повздорили они сильно, и укатила женщина в Японию, забрав все вещи и дочь. Лиза любила Алису. Часто писала ей, рассказывала о своей школьной жизни, жаловалась на трудный японский язык. Воронцова была первой, кто узнал талант девочки к рисованию: Лиза на семнадцатый день рождения прислала ей фотографию с портретом блондинки. Её красно-карие глаза, выкрашенные в розовый и уже выцветшие передние пряди, хмурые светлые брови и горящий взгляд — всё ребёнок смог передать на обычном клочке бумаги. В тот же день ей написала и мать Елизаветы, скинув фото испеченного ею торта с надписью: «С днëм рождения, Алиса!». Тогда блондинка расплакалась, созвонившись с ними по видеосвязи, пока их разговоры не прервал отец, отрубивший в доме интернет. В последнее время Воронцова начинала подумывать о том, чтобы написать женщине с просьбой забрать её из России. Пусть девушка всей душой любила эту страну, жить здесь с собственным папой было настоящим испытанием на её выдержку. Она кидалась на мужчину с ножом, выпрыгивала из окна второго этажа, дралась с ним, кусалась и кричала, кричала, кричала. Её яркий гнев всегда постепенно разгорался, сияя всë сильнее, пока не перерастал в бушующее пламя, в котором Алиса сжигала не только отца, но и саму себя. Сейчас Воронцова старалась обуздать свою агрессию, сдержать и вылить после в тексты песен, в гитарное соло и в громкие крики в ночных клубах, где она изредка давала концерты. После монтирования девушка планировала отрепетировать новую песню, которая вот-вот должна была увидеть свет ютуба, но если она сейчас начнёт играть, отец, с вероятностью в двести процентов, выставит её за дверь. Поэтому, планы пришлось менять. Вставая из-за рабочего стола, Алиса вразвалочку пошла к двери, предварительно покрутившись перед зеркалом. Стоило ей взяться за ручку, как дверь резко отворилась. Воронцова едва удержалась на ногах. — Завтра поедешь к этой чокнутой в Японию. — строго, но с явным облегчением в голосе, оповещает отец. — Можешь собирать вещи. Мужчина покидает комнату. Я могу поклясться, что слышала, как он напевал себе что-то под нос, как только вышел! Жалкий слабак. Надеюсь, он сгниëт здесь один. До Воронцовой не сразу доходит осознание, что она уезжает в Японию. Только, когда ноутбук был аккуратно сложен и поставлен у двери около двух гитар и небольшого, но вместительного с одеждой рюкзака, на девушку сходит озарение. Я еду.. К Лизе и Анне Игоревне? Алиса даже на секунду думает о том, чтобы расцеловать отца за такую щедрость, но понимает, что их обоих вырвет сию же минуту. Поэтому она лишь молча ставит телефон и наушники на зарядку, достаёт из-под кровати припрятанную пачку сигарет и наблюдает за вечерним небом, предвкушая её новую жизнь. Как хорошо, что я учила японский вместе с Лизой! Эта мелочь будто чувствовала, что он мне пригодится! А я ныла, мол, нахуй он мне сдался.. Вот и пригодился, хи-хи. Чувствую себя героиней какого-то сопливого аниме, где после долгих мучений наконец получаю освобождение.. Только, зная меня, я, скорее, тот самый отрицательный, но харизматичный персонаж, который половину фандома бесит, а другая половина его боготворит. Спать, что ли, лечь пораньше..***
Конечно же, по всем законам жанра, «лечь пораньше» растворилось в горящем ночью экране телефона. Волнение перед таким огромным переездом в другую страну, где совершенно другая культура, другой язык и другие люди, девушка унять была не в силах. Поэтому, когда солнце бегом пробралось в комнату через бордовые шторы, Алиса совсем не удивилась, сонно моргая и тяжело поднимая свою тушку с кровати. Девушка смотрит на время. Осознание, что она поспала меньше часа, совсем не бодрит. Воронцова проводит рукой по лицу, протирая глаза, и наконец замечает заботливо оставленные отцом билет на самолёт и документ, позволявший ей лететь в одиночестве, без опекуна. Она поднимается и рассматривает бумажки, вертит в руках. Время посадки: 7:00. Время на часах: 5:14. — Какое чудо. А почему посадка сразу не в пять? — негодует блондинка. — О, это, кстати, идея для влога. — шепчет Алиса сама себе. — Давненько я их не снимала. Спрятанная в боковом кармане рюкзака камера быстро оказывается в тонких костлявых руках. — Привет. — хрипло начинает Воронцова и откашливается, дабы и без того сорванный голос не звучал ещё хуже. — У меня для вас новости. Я переезжаю в Японию через.. Час и сорок минут. Я иногда такая резкая, не правда ли? Она смеётся с собственных слов и вырубает запись. Благо, память недавно была очищена, так что Алиса могла хоть шесть влогов записать. Девушка быстро переодевается. На улице март-месяц, и ещё немного прохладно. Чёрная футболка с логотипом Mindless Self Indulgence, чёрные широкие штаны в клетку и тëмно-красная ветровка сверху. На пальцах, чьи ногти окрашены чёрным, наполовину облупившимся лаком, с десяток колец. Обувается сразу же, ведь её любимые ботинки на шнуровке чистые: за последнюю выходку с прыжком из окна Воронцова сидела под домашним арестом. — Не представляю, как потащу две гитары, рюкзак, укулеле, да ещё и камеру в руках. — вздыхает девушка, закидывая на плечи рюкзак. На левом плече поселяется электрогитара. Ноутбук она предусмотрительно засунула в чехол вместе с ней. В правую руку Алиса берёт акустическую и укулеле, кряхтя от такого количества инструментов. Удостоверившись, что телефон, сигареты, зажигалка, наушники и кошелёк из кармана не выпадут, Воронцова оглядывает свою поистине бунтарскую комнату. За два с лишним месяца она превратила её в типичную русскую заброшку с исписанными граффити стенами. Тихо вздохнув, Воронцова радостно покидает её, быстро пробегая по лестнице. Рядом с дверью она дрожит от предвкушения, кое-как открывая её ключом. Завешенная сумками Воронцова гордо идёт по улице. Воскресное утро прекрасно: людей нигде нет, значит, никакой случайный подписчик не пристанет с расспросами и не сольëт информацию о её переезде. Не то чтобы девушка не любила общаться с фанатами, просто иногда они задавали слишком много вопросов. Камера снова включается. — Иду к аэропорту пешком, потому что в автобусе, боюсь, все мои инструменты переломаются с нашими-то дорогами, а такси я физически не могу вызвать — руки заняты. — жалуется она. — Хотя, я такая дура, могла же заранее позвонить. Ну и хуй с ним, как говорится, прогулка — это тоже очень хорошо. Тем более, что сейчас, — Алиса отворачивается, дабы посмотреть на время на светящейся вывеске какого-то кафе, — половина шестого. Благо, я довольно близко к Пулково живу, мне тут минут тридцать-сорок пешком. Жаль, конечно, Питер покидать, но жизнь не стоит на месте, ха-ха. — Воронцова сверкает улыбкой и оглядывает родной город. — Как в Японии освоюсь, в мировой тур подамся! — шутит она и заливается смехом. — Ладно, увидимся в аэропорту. — Алиса подмигивает и выключает запись. Зевает, слегка ускоряя шаг и подставляет лицо солнцу — довольно редкому явлению в Санкт-Петербурге. Девушка прячет камеру во вместительном кармане ветровки и достаёт оттуда пачку сигарет. Табачное изделие быстро зажимается между тонких, потрескавшихся губ. Пару раз щëлкнув зажигалкой, Алиса хмурится и бормочет что-то про кончающийся газ, злостно мучая колëсико. Наконец, долгожданный огонь опаляет кончик сигареты, и Воронцова делает первую тягу, блаженно выдыхая. Курить на голодный желудок — занятие одно из самых приятных, ведь так никотину в крови ничерта не мешает, и Алисе даже слегка даёт в голову. Ей уже нравится сегодняшний день.