КОНЕЦ ИГРЫ

      Мы с Питом стараемся не оставаться наедине. Мне все еще стыдно за свое поведение вечером после посещения президентского дворца, да и ему, видимо, не по себе. В поезде проявляет инициативу только Эффи. Она мучает нас с Питом уроками этикета, составлением планов по поводу приготовлений к свадьбе, которая скоро должна состояться. Хотя точная дата еще не определена. О чувствах к Питу я по-прежнему не хочу думать. От одних воспоминаний о том, что я к нему приставала, я заливаюсь краской. Это алкоголь, убеждаю я себя.         После посадки я пытаюсь удалиться в свою комнату, но Эффи не позволяет:         - На подготовку к свадьбе года нам дали всего три месяца. Не время отдыхать, - наставническим тоном заявляет она, закрывая перед моим носом мое же купе и увлекая меня обратно в гостиную, и затем материнским тоном добавляет: - Это поможет тебе отвлечься от негативных мыслей.         Может, она и права.         Из Эффи идеи бьют фонтаном. Уже через час после отправления она читает нам лекцию о моде на свадебные торты. Питу это интересно, а мне – не очень. Скорее – очень НЕ. Лучше бы дали попробовать. Слушая их болтовню о марципанах, я поедаю пирожное за пирожным и молюсь, чтобы Эффи меня не трогала. Но мое счастье длится недолго:         - Китнисс, тебе как невесте необходимо выбрать свадебные приглашения. Они должны быть в тон платья. Это классика. Поэтому свяжись с Цинной, пусть вышлет образцы ткани.         Неужели она и правда думает, что я в этом хоть что-нибудь смыслю?         Потом она рассказывает нам о списках гостей. И мы понимаем, что из знакомых будет человек десять, включая наши семьи и нашу команду по Голодным играм. Пит спрашивает про друзей, Эффи качает головой, но обещает узнать. Немудрено, ведь выезд за пределы Дистрикта – беспрецедентный случай, конечно, если ты не победитель Игр и не перевозчик угля. Невероятно само по себе, что нашим семьям будет позволено прибыть в Капитолий на торжество. И тут я задумываюсь о Гейле. Ведь он – формально мой кузен и тоже мог бы поехать. Только вот он ни за что не поедет на мою свадьбу.         Вся моя жизнь превратилась в сплошное лицемерие. Неужели я родилась, чтобы развлекать кого-то? Все мое существование теперь достояние общественности. Я не успела отойти от шока арены, как меня ввергли в бесконечные интервью и подготовки к очередному шоу.         Вдруг меня привлекает вид из окна. Я подхожу к стеклу и ужасаюсь. Над городом, мимо которого мы проезжаем, стоит дым. Через минуту мы уже втроем пялимся в окно.         - Эффи, какой это Дистрикт? – спрашиваю я.         - Это, наверно, лес горит, - пытается соврать она, но после моего внушительного взгляда, она исправляется: - Кажется, восьмой.         Мы с Питом понимающе переглядываемся. Это то, что осталось от мятежей. Эффи нас больше не докучает приготовлениями, и мы, наконец, получаем передышку. Я пользуюсь ей, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Слишком много событий произошло за последнюю неделю, что даже переварить их мне до конца не удалось. Теперь, в одиночестве, я начинаю понимать, насколько все запуталось. Еще год назад мы были всего лишь победителями игр. Но наш пример вдохновил жителей Панема. Мы, сами того не планируя, своими, возможно незрелыми, но вполне искренними поступками внушили людям веру в то, что жизнь может улучшиться и нужно бороться. Но, став символами мятежа, мы обрекли себя и своих близких на смерть. Из-за наших опрометчивых слов и действий, особенно из-за моих, погибла Мегз и все остальные, кто попали на арену во второй раз. Я вспоминаю, как избили Гейла и Цинну, как пустили ток вокруг Дистрикта и как начались казни. И теперь, когда мятежи так жестоко подавлены, я задумываюсь, стоила ли моя жизнь, способная прерваться из-за горстки ягод, всех этих смертей.  Не знаю. Но когда я думаю, что прерваться могла жизнь Пита, мне вдруг становится ясно – знай я, что случится потом, то поступила бы также.         Но что было, уже не исправить, пора задуматься о том, как не сделать хуже моим родным, близким и друзьям. Мне омерзительна мысль - выполнять все прихоти Сноу, но у меня нет другого выхода. У него в руках Прим.         С тягостными мыслями я засыпаю. Мне снится, что мы на очередной жатве. Я сижу на сцене как ментор, а передо мной все дети Дистрикта-12. Я подхожу к вазе с именами и вытаскиваю имя – Прим. Она плачет, но идет вслед за миротворцами на сцену, а я не могу сдвинуться с места и обнять ее. Затем в жутком синем парике появляется Пит, который голосом Фликермана под звуки фанфар объявляет «Добро пожаловать на 76-е «Голодные игры!». И я вижу Прим на тумбе перед рогом изобилия и слышу обратный отсчет.. 5, 4, 3, 2, 1…         Я просыпаюсь в холодном поту и слезах. На носках я пробираюсь в общий вагон-гостинную, где натыкаюсь на Хеймитча и Эффи. Хеймитч во вчерашней одежде, а Эффи в халате и ночной рубашке. Они о чем-то спорят. Я прислушиваюсь:         - Им нужно сказать об этом, они взрослые, - говорит Хеймитч.         - Не нужно. Они только с арены. И, кажется, только пришли к пониманию того, как им лучше себя вести. Когда Китнисс узнает, что бывает за умышленный взрыв арены и связи с мятежниками, она может наломать дров.         Хеймитч задумывается, затем кивает:       - Ты права. Но мы не сможем это скрывать вечно.         - Пусть придут в себя, научатся жить в новой обстановке. У них должно получиться. А потом скажем им. Из официальных источников они все равно ничего не узнают. К тому же, это обычный несчастный случай… Битти нам уже ничем не помочь, а вот ребятам - вполне,       - Эффи укоризненно глядит на Хеймитча. Он соглашается.         Я в недоумении. Битти убили. И он был как-то связан с мятежниками. Он хотел взорвать арену… Но знал ли он, что именно я пущу ту стрелу в брешь силового поля. Вполне… Он ведь очень умный… Я прокручиваю события последних часов на арене и понимаю, что вполне… Но слишком много вводных, чтобы утверждать наверняка.         А теперь его не стало. В Панеме нет неприкосновенных. Вот что ждет нас, если мы оступимся хоть раз. Теперь, когда наш авторитет для мятежников стремительно падает и вскоре сойдет на нет, нас тоже можно при удобном случае стереть с лица земли… Картина замысла Сноу становится все более полной.         До утра я не могу заснуть, мучаясь в полудреме.         Наутро приходят Вения и Октавия, поехавшие с нами в отдельном вагоне. Они приводят меня в порядок, сокрушаясь на мой уставший вид. Всего «каких-то» два часа времени, и я сияю как новенькая монетка: волосы уложены, ногти покрашены, макияж безупречен. Меня одевают в светло-голубое платье, поверх которого застегивают светло-бежевый лаковый пояс, бежевые туфли такого же оттенка. Все неброско и благородно. Без сомнения, этот ансамбль выполнен уже под влиянием Цинны.         Вения и Окатавия, не планирующие сходить с поезда, дают мне наставления - чего ни в коем случае я не должна делать до свадьбы и вообще. Не грызть ногти, пользоваться увлажняющим кремом и кремом для век, выщипывать брови – это я еще могу запомнить. В правила нанесение «натурального» макияжа я даже не пытаюсь вникнуть – во-первых, мне этого даже с 10-го раза не запомнить, во-вторых, накладывать макияж я все равно не буду. Про ногти и крем честно постараюсь не забыть.         Мы подъезжаем к станции. В прошлом году нас встречало полгорода. Это был настоящий праздник.         Поезд замедляет свой ход. Мы с Питом подходим, привыкшие торжественно встречать железнодорожные станции, подходим к дверям нашего вагона. Я беру его за руку. Мы переглядываемся и натягиваем улыбки. Двери распахиваются.         Нас ждет неожиданность – на вокзале человек 50, включая мою маму, Хейзел с тремя младшими сыновьями (моими нареченными родственниками), родителей и братьев Пита, мэра и Мадж, и два десятка репортеров. Прием явно не пышный. Да и какой может быть прием после всех последних событий. Мы спускаемся с поезда и обнимаем близких, затем ужин в доме мэра, приглашены мы с Питом, наши родители, Хеймитч и Эффи. Мэр весьма формально благодарит нас за победу во второй раз подряд. По его лицу видно, что он измотан.         После ужина на автомобилях нас отвозят по домам. Пит с родителями едет на автомобиле мэра в родительский дом пообщаться с братьями, а меня, маму и Хеймитча отвозит в деревню Победителей на машине, закрепленной за Домом правосудия. По дороге мы завозим на вокзал Эффи.         На прощание она обнимает меня в щеку:       - Китнисс, помни о том, что леди всегда совершают поступки, только после их тщательного обдумывания.         Поезд уносит ее и моих стилистов обратно в Капитолий.         Когда мы мамой оказываемся дома, ее первые слова:       - Что с Прим? Как она? Ее забрали довольно внезапно. Я не поверила, что ее везут в капитолийскую школу, пока не увидела через три дня новости о поздравлении Президента.          - С ней все хорошо, - успокаиваю ее я, - она будет звонить нам каждые выходные, когда ее будет забирать Цинна. Когда я буду в столице, она будет жить у меня.         У матери на глаза накатываются слезы, я притягиваю ее к себе:       - Все хорошо, успокойся. Разве ты не рада, что она станет врачом? - успокаиваю я мать, понимая, что Прим в огромной опасности, и ей есть о чем переживать. Но тут раздается звонок от Прим. Она звонит из школы и долго рассказывает о том, как прошел ее первый день подготовки к школьным занятиям. Еще о списке покупок, которые ей нужно сделать до начала учебного года и о том, какое потрясающе красивое здание ее новой школы.         После разговора с Прим мама приходит в себя и берется за распаковывание моих вещей, которые доставили с поезда в нескольких чемоданах. Цинна явно перестарался с количеством одежды, большую часть я вообще не надену. Зато мама ахает, рассматривая мои новые платья и туфли. Я не против, пусть порадуется. Упаднические настроения в семье мне сейчас ни к чему.         Перед сном она приносит мне в спальню стакан теплого молока и садится на постель:       - Китнисс, у меня есть к тебе вопрос, - начинает она, не спеша. Вопрос явно деликатный, мы с матерью не близки, и ей не по себе его задавать, - Китнисс, скажи мне честно, ты беременна?         С мамой я не готова обсуждать PR-ходы и уловки, которые стали неотъемлемой частью моего реалити-существования, но лгать я не вижу смысла:         - Нет, мам. И никогда не была, - тихо отвечаю я, - но для всех это должно остаться тайной до определенного времени.         Мама вздыхает с облегчением и гладит меня по голове:       - Я не верю, что моя дочь скоро выйдет замуж… Ложись спать.