Цветные карандаши

      Вы хоть раз задавались вопросом: «откуда наша жизнь берёт свои краски?». Почему небо голубое, а не какое-нибудь фиолетовое или вовсе жёлтое? Почему облака белые, а не зелёные? Почему розы на грядках красные и розовые, а не грязно-болотного или серобурмалинового цвета?       Наша жизнь напоминает огромную палитру различных красок, начиная с водянистых акварельных и заканчивая перманентными масляными, которые одним мазком кисти по холсту способны оставить нестираемый отпечаток.       Также и с людьми. Но здесь стоит учесть один маленький нюанс — даже простой прохожий, являющийся блеклой акварелью, может стать графитовым карандашом, а затем и вовсе масляной краской, навсегда отпечатавшей очертание случайно махнувшей кисти, лишь слегка обмакнутой в пигменте.       Так произошло и со мной.       «Это была моя первая самостоятельная поездка к бабушке. Тогда мне было порядка двенадцати. Представляете, насколько самостоятельным ребёнком меня считали, что я сам отправился в гости в Тэджон, учитывая то, что по общему километражу расстояние было больше ста пятидесяти километров в одну сторону!       Путешествие на скоростном поезде всегда имело свою индивидуальную, хотя я бы сказал, скорее даже уникальную атмосферу, и именно поэтому каждая поездка представлялась маленькому мне каким-то величайшим праздником.       В то время мобильная сеть ещё не была настолько развита, а про сотовые телефоны (а уж тем более смартфоны зарубежных производителей из серии Apple) и речи не шло вовсе! Samsung тогда только вышел в мировые продажи и набивал себе цену, из-за чего их техника стоила баснословных денег. Простой люд пользовался старенькими кнопочными Sony и Panasonic, а поколение в возрасте, выросшее на классических произведениях и играх в монетку, развлекалось, как и раньше, что не под стать нынешней молодёжи.       Я очень любил эту дружескую и непринужденную атмосферу: часто в вагоне звучала инструментальная музыка, потому что попутчиком, сидящим где-то напротив, был какой-нибудь неизвестный никому музыкант, виртуозно играющий на шести-, а иногда и семиструнной гитаре. Не редкостью в пассажирском вагоне была игра на баяне или аккордеоне — пожилые женщины очень любили петь под эти инструменты песни из своей далёкой молодости, где-то в глубине души воображая себя в разноцветных праздничных ханбоках с атласными идеально выглаженными юбками, радостно танцующих на городской площади.       Большую редкость для меня представляли флейта, гобой и скрипка. Любой струнный и духовой инструмент, естественно, кроме гитары, для Кореи на то время был редкостью. Страна только начала восстанавливаться после национального разделения, а новый политический режим, введённый совсем недавно, сделал своё — всё было в диковинку.       С некой гордостью вытащив свой новенький Nokia 3310, (в народе его называли по-простому: «кирпичик»), я решительно направился к свободному сидению почти в начале вагона. Вальяжно развалившись и поставив рядом с собой небольшой портфельчик, я, не задумываясь, устремил всё своё детское внимание на маленький зелёный экран, где уже давно в режиме ожидания стояла всеми излюбленная и в то же время ненавистная змейка. Даже после пары остановок я бы так и гонял в эту увлекательную игру, бесконечно следя и тыкая на кнопки, чтобы виртуальное пресмыкающиеся не врезалось в ограждение, но звонкий детский голосок, ни с того ни с сего возникший где-то перед носом, помешал моей ачивке.       — Дяденька, а можно тебя нарисовать? — сказал голосок. Подняв свой по-детски угрюмый взгляд на маленькую невежу и увидев перед собой девочку примерно лет пяти, я сразу изменился: уголки губ моментально поползли кверху, прямо на щёки, следствием чего на лице появилась какая-то совершенно глупая и нелепая улыбка. Девчушка была такая радостная — маленькие глазки переливались на солнце ярким янтарем, тёмно-русые косички были завязаны милыми розовыми резинками с объёмными бантиками, а глянцевая упаковка новых цветных карандашей у неё в руках так и отдавала только недавно ушедшим детством.       — Извините, пожалуйста, этот ребёнок слишком общительный. Ханыль, дочка, чего ты к людям пристаёшь? Давай доедем до дома, и там ты порисуешь своими новыми карандашами, хорошо? — спустя пару минут около девочки появилась её мама и, вежливо извинившись, попыталась утянуть дочку за собой вглубь вагона, но малышка, прилагая все свои детские усилия, оставалась на месте, бесцеремонно продолжая пялиться в мои глаза.       — Тебя зовут Ханыль, верно? — сказал я и снова натянул на лицо дурацкую улыбку.       — Да, дядя, а ещё мне целых пять лет! — воскликнула девчушка, радостно показывая свою маленькую ручку с пятью пальчиками. — А как твоё имя?       — Я пока для тебя не дядя, Ханыль. Меня зовут Минки, — смущённую улыбка не собиралась покидать моё лицо и в этот раз. — Мне всего двенадцать! Я буду рад, если ты меня нарисуешь! — Минки… это как Пинки из мультика про мышек! Минки-Пинки! — Ханыль восторженно захлопала в свои маленькие ладошки, в которых еле помещались недавно купленные карандаши.       Как мне показалось, не прошло и пары секунд, как малышка выхватила у своей мамы такой же новый альбом, уселась напротив и, задумчиво ворочая языком во рту, начала творить, как можно аккуратнее выводя неровные линии левой рукой.       — Я взяла салатовый карандаш! Надеюсь, тебе понравится! — протараторила девчушка, вырисовывая что-то похожее на нос.       Мне нужно было выйти на следующей остановке. Решив не беспокоить увлечённо рисующую мой портрет маленькую девочку, я с внутренним сожалением и нежеланием уходить слился с общим потоком выходящих пассажиров и уже через пару минут оказался на перроне.       Не знаю, успела ли она дорисовать меня в тот день, но я уже тогда с точной уверенностью в словах мог заверить, что её имя засядет в моей голове на долгие годы.

***

      Казалось бы, жизнь шла своим чередом: жаркое лето сменяла золотая осень с проливными дождями, затем наступала прохладная, а иногда даже холодная зима, принося с собой целые охапки снега и оставляя весне многочисленные тающие сугробы на улицах и во дворах, а весна, в свою очередь, была рада стараться, по-хозяйски превращая ледяные глыбы в распускающиеся цветы сакуры.       С каждым прошедшим годом моя жизнь приобретала новые краски, которые разделялись на множественные оттенки, а оттенки — на бесчисленные полутона. Да, всё прямо как в тех новеньких карандашах: я взрослел, постепенно превращая свой детский, нежный, еле заметный салатовый оттенок в контрастный зелёный цвет.       После окончания средней, я вместе со своими друзьями перевёлся в последнее звено — старшую школу. Там-то и начались проблемы.       Сложная программа обучения не давала вздохнуть полной грудью из-за огромного объёма материала, чрезмерной нагрузки и невероятно большого количества тестирований, диктантов, сочинений и экзаменов. Также я попал в сборную команду по баскетболу (хотя бы здесь мне пригодился мой высокий рост), что как раз-таки в дальнейшем и помешало мне хорошо учиться.       Если не брать в расчёт сто-балльную шкалу оценивания и расценить мою успеваемость по традиционной пяти-бальной системе: я был уверенным троечником. Да, тем самым, который, по мнению большинства, в дальнейшей жизни должен многого добиться, но, увы, этим людям давно пора снять розовые очки, перестать смотреть через призму и хоть на минуту погрузиться в суровые жизненные реалии.       Честно говоря, я был тем ещё неудачником. Нет, меня не гнобили одноклассники, я не подвергался буллингу со стороны школьных задир и никогда не был козлом всеобщего отпущения. У меня было что-то помасштабнее, скажем, проблемы слегка побольше. Вместе с игрой в баскетбол пришли частые прогулы важных предметов, за чем последовали провальные тестирования и пробные переводные экзамены. Начались проблемы с учителями. Однажды за плохую успеваемость меня даже чуть не выгнали из школы. Помню, в тот день мне так сильно накостыляла мама, что пострадал не только я, но и пара деревянных вешалок, которые сразу же после ссоры были вынуждены отправиться прямиком в мусорное ведро.       Помимо проблем со школой появились проблемы с друзьями. Глядя на то, что я был постоянно занят тренировками, а в перерывах между ними пытался грызть так называемый гранит науки, Чонхо и Ёсан умудрились завести себе девушек, и даже когда я наконец оказывался свободен (что было крайне редко), они каждый раз расставляли приоритеты не в мою пользу, постоянно ссылаясь на то, что они видят в своих отношениях общее будущее, а значит, их нужно укреплять всеми возможными способами с самых первых дней.       Кажется, я забыл сделать важную оговорку: мы жили в мире, где у каждого человека была вторая половинка, предназначенная ему с самого рождения. Так называемый соулмейт — родственная душа, до определённого момента живущая где-то в соседней комнате, а потом резко всполошившая твою жизнь.       По истечению восемнадцати лет на запястье должна была появиться надпись: фраза, сказанная вашей половинкой при первой встрече (конечно, это только в том случае, если вы уже знакомы).       У Чонхо и Ёсана каким-то, я бы сказал, магическим образом получилось быстро отыскать свои родственные души. Хотя кто бы мог сомневаться в их способностях — их соулмейтами оказались их же девушки, заведомо нашедшие парней среди толпы. В семнадцать меня настигло ещё одно разочарование. Если описывать простым языком — этому чувству можно было бы смело присудить благородный титул «первая безответная любовь», но, пожалуй, я предпочту назвать это «вникуда потраченные время и нервы на пару с эмоциями и переживаниями». Кажется, тогда я осознал все тридцать два несчастья, которые присуще пережить человеку за всю жизнь.       Не буду кривить душой, я действительно думал, что мы с ней связаны самой судьбой, и поэтому отчаянно ждал своего восемнадцатилетия, питая призрачные надежды на общее будущее с девчонкой, которая динамила мои чувства всеми способами, которые только придумали в этом дрянном мире.       Все мы прекрасно знаем, что отчаяние приходит не сразу, а если приходит, то накрывает не обычной волной, а устраивает целое цунами. Так вот, такое в конце концов настигло и меня. Я до конца отчаялся и не особо понимал, как действовать и жить дальше. Тогда в моей голове была лишь одно умозаключение: «Хатико ждал, и ты подождёшь», поэтому я решил последовать мысли великих.       В один день, накануне моего дня рождения, на уроке географии я по обыкновению отсыпался на последней парте после очередного ночного челленджа «Выучи весь материал за семестр всего за несколько часов», как вдруг запястье правой руки начало ужасно неприятно покалывать. Создалось впечатление, будто мне без обезболивающего зашивают рваную рану, при том, это делает не опытный врач, и даже не интерн, а какой-то студент-неуч. Через несколько мгновений руку пронзила сильная режущая боль, словно шов решили завязать, и узелок изрядно перетянули. Я не выдержал, и резко встав с места, подорвался к выходу из кабинета, мимолетом замечая удивлённые взгляды одноклассников и учительницы, которая еще пару мгновений назад увлечённо рассказывала что-то про Курильские острова и курильских бобтейлов — волосатых кошек с кроличьим хвостом, впервые найденных в этом месте. Забежав в туалет и наглухо закрыв кабинку, не прошло и секунды, как я припечатался к холодной плитке и, сам того не замечая, медленно сполз на кафель вниз. Боль была невыносимая. Небрежно задрав рукав школьного пиджака, я наконец увидел надпись на своём запястье. Такое чувство, что я сыграл с судьбой в лотерею, и все купленные билеты не принесли мне ни единой копейки. Я надеялся на что угодно, но в один миг моя жизнь явно не вписалась в нужный поворот и со свистом проехала мимо. Мимо меня.       «Дяденька, а можно тебя нарисовать?» — гласила фраза, выписанная на тонкой коже красивыми красными буквами.       Разум затуманился. В голове промелькнули отголоски прошлого. Красные нити сковали бедное сердце, а легкие будто перестали дышать. «Этого не может быть», — подумал я.       За всю свою жизнь я слышал её лишь раз, и это было тогда, в электричке.

***

      После того дня я не мог найти себе места ещё долгие восемь лет.       Пока мои друзья и близкие наслаждались жизнью в компании своих родственных душ, выходили замуж, женились, обзаводились семьёй и детьми, строили карьеру, путешествовали и просто жили счастливо, я всё ещё находился в поисках. Причём, как мне казалось, уже безуспешных.       В это сложно поверить, но я действительно не мог её найти . Испробовал всё: пытался отыскать в социальных сетях, пробивал по внутренним базам, рыскал на сайтах знакомств и пару раз даже ходил на свидания вслепую, в надежде, что угадал с подопечной, но, увы, чем чёрт не шутит.       Один осенний день перевернул всю жизнь с ног на голову. Это было в начале октября. Тогда мне было порядка двадцати шести.       Яркую зелёную краску вместе с её всевозможными оттенками и полутонами потихоньку сменяли поникший жёлтый и огненный красный, которые позднее превратились бы в тёмно-каштановый, а ещё позже — в смертельно-чёрный.       Впервые за долгие годы я решил съездить в старый бабушкин дом в Тэджоне. После того, как она стала жить с нами, родители ездили в тот город очень редко, а позже и вовсе перестали навещать её старенькую лачужку.       В тот день я сильно расчувствовался и решил понастольгировать: так сказать, окунуться в детство с головой. Взял билет на первый же скоростной поезд и без задней мысли направился к цели. Дождавшись нужной электрички, я радостно зашёл в вагон и уселся на свободное место, попутно достав свой новенький флагманский Samsung, чтобы почитать последние новости:       «Инновация! Samsung выпустили новую модель телефона с гнущимся сенсорным экраном! Теперь любители раскладушек и миниатюрных телефонов снова смогут прочувствовать прошлое, но уже в более современном виде!»       «Корейская группа EXO одержала очередную победу и получила от Mnet персонализированную награду»       — Извините, молодой человек, у вас уникальная внешность, не могу ли я вас нарисовать? Понимаете, я набиваю руку, рисуя портреты прохожих… — послышался повзрослевший, но до боли в сердце знакомый голос. Я сразу же оторвал глаза от надоедливого гаджета.       Стоило мне только взглянуть на собеседницу, как я забыл всё, что хотел сказать. Передо мной сидела девушка с пеналом цветных карандашей и толстенным скетчбуком, почти полностью изрисованном различными картинками. Завидя мой шокированный взгляд, она повторилась: — Извините…       — Ханыль? Это ведь ты, да? — всё ещё не веря своим глазам, спросил я.       — Откуда вам известно мое имя? — удивлённо произнесла шатенка.       — Пожалуйста, покажи мне своё запястье, — не унимался я. Девушка замялась.       Не выдержав промедления, я придвинулся ближе и сам засучил рукав её кофты. Мне понадобилась секунда, чтобы убедиться в своей истине.       — Что вы себе позволяете! — воскликнула Ханыль, моментально заставив меня отпрянуть.       «Тебя зовут Ханыль, верно?» — красовалась такая же, будто вышитая тонкими красными нитками, фраза на её запястье.       — Ты ведь та девочка с карандашами много лет назад, верно? — неуверенно спросил я и боязливо пододвинулся ближе к собеседнице.       — А ты, похоже, тот самый мальчик, которого я неумело рисовала светло-салатовым карандашом в тот день. Я так старалась, а ты даже не попрощался, — печально улыбнулась Ханыль. — Мог бы и «пока» сказать, Минки.       — Я очень спешил, прости.       — А я ведь до сих пор храню эти детские каракули, — усмехнулась девушка и начала активно листать свой альбом с рисунками. Перелистнув куда-то к середине, она смущённо пододвинула книжку ко мне. На одном из листков был приклеен тот самый портрет, нарисованный пятилетней девочкой где-то в старом вагоне электрички.       — Я нашёл тебя, — еле слышно произнес я, аккуратно притянув девушку к себе и заключая в объятья. — Наконец-то.       — Я так рада, что нашла тебя, — не прошло и секунды, как я оказался в таких же крепких объятьях, что и подарил сам. — Давай будем любить друг друга так долго, пока мир не растеряет все краски?       — Не думаю, что с тобой он когда-то их растеряет, — ласково сказал я и нежно коснулся её лба губами.       Пенал, когда-то лежавший на коленях девушки, не устоял перед резко нахлынувшими чувствами и с грохотом свалился на железный пол. Разноцветные карандаши в рассыпную разлетелись по полу, окрашивая своими стержнями из цветного графита всё вокруг.»       В тот день краски жизни Минки и Ханыль приобрели более яркие и контрастные цвета, в них заиграло ещё больше оттенков, а мир перестал быть таким блеклым и однообразным.