Бумажные крылья

— Бумажные птицы снова нашли тебя, старый друг? — Сегодня три, — удовлетворённо ответил магистр. — На ниточке висели в Саду Тысячи Фонтанов. Его пальцы бережно прикрепили записи к пробковой стене. Яркое закатное солнце заливало его апартаменты почти театральным светом. По стенам бежали тени от многочисленных горшков с цветами, подарков Квай-Гона. Они благоухали, и их аромат приятно смешивался с сереннианскими благовониями. Сайфо-Диас полулежал на диване, устало прикрыв глаза рукой. Его мучила мигрень. — И что там написано? — спросил он. — Можешь и сам прочитать, если тебе любопытно, Сай. — Не-е-ет, это тебе Сила подарки преподносит, а не мне. Твоя ноша, ты и делись. — Ноша, — миролюбиво фыркнул Ян Дуку. А сам подумал: «какая же это ноша?» Около двух месяцев назад, когда уже было почти всё решено, и его взгляд остановился на посвящённой Комари Воса, его жизнь приобрела элемент детской игры. И началось всё, конечно, с бумажных птиц. «Журавликов», как их ласково называли в голонете. Традиция изготавливать их почти забылась, как забылась и настоящая бумага. Флимси была свойственна или тончайшая прозрачность, или чрезмерная крепость, но ребёнка, увлёкшегося таким странным хобби, это не смущало. Какие-то детские руки, не познавшие ещё ни крови, ни горя, начали складывать их. А Ян начал самыми случайными образами находить чужие мысли. Казалось, птицы ребёнка летели только в его сторону. — Тогда слушай, — сказал Ян, отступая назад от пробковой стены. — Здесь одна мысль на три журавлика. «Джедаи — миротворцы. Оказывается, это не значит, что все они мы добрые, чуткие и умные. Но как тогда быть океаном света, если есть ложные или неверные огоньки? И как самой или самому не мигнуть, не поблекнуть? Рекомендации: обнять плюшевую игрушку, вздремнуть, выпить чайник чая, поесть пирога, погулять, помедитировать у водоёма, послушать музыку. В крайнем случае, выплакаться и пожалеть себя немного, а потом следовать рекомендациям». — Умно, — глухо усмехнулся Сайфо-Диас, не отнимая руки от глаз. — Слушай, даже слишком умно. Ты всё ещё уверен, что это пишет ребёнок? — Ты и сам знаешь, что я уже попросил Фимора проверить. Но его психометрия показала только маленькие детские руки. — Человеческие? — Да. — Тогда будет проще найти. Ян вместо ответа сказал: — Позавчера ещё был один журавлик. Послушай: «Эмоции можно улетучить, а чувства нельзя, потому что эмоции это лепестки или листья, которые осыпаются, которые может унести ветер; а чувства это корни, от них никуда не денешься — прими их или сойди с ума, все не вырвешь, уж что-то да останется». Сайфо-Диас какое-то время молчал. Потом наконец спросил: — Тогда решено, полагаю? Ты возьмёшь его в падаваны? — Её. — Почему ты уверен, что это девочка? — Знаю и всё. — А как же Комари Воса? Магистр Дуку со вздохом прикрыл глаза. Обычно он всегда доверял видениям своего лучшего друга, в отличие большинства джедаев. И Воса была неплохой кандидатурой для третьего падавана. Очень талантливой, упрямой, способной. Она напоминала ему маленького Раэля и маленького Квай-Гона. Но его взгляд снова упал на пробковую доску, сплошь заклеенную посланиями, которые какая-то девочка отправляла в великое никуда или прямиком в Силу, не надеясь ни на отклик, ни на ответ. Он выбирал горделивых и амбициозных падаванов, под стать самому себе. Однако, то ли возраст сказывался, то ли искренняя альтруистичная детская доброта его подкупала, то ли журавлики искали его, повинуясь незримому ветру Силы, то ли он сам их начал искать после второй и третьей находки, словно ребёнок, но… «А что делать тем, кого не замечают? Разве мы тоже не заслуживаем хотя бы капельку любви, как и любое живое существо?» — Я бы хотел с ней поговорить, — наконец сказал магистр Дуку. Сайфо-Диас смерил его из-под руки долгим расфокусированным взглядом. — Поговори, если найдёшь, — сказал. — Сила туманна в последнее время, мой друг. Соверши усилие. Может, и моя мигрень наконец отступит. (…) Солнце медленно вставало над острым и неровным горизонтом не знавшего ночного покоя Корусанта, когда на территории Храма проснулась одна девочка. Неохотно выбравшись из мягкого одеяла, она неловко уселась на кровати и уставилась, не мигая, в никуда. — Доброе утро, — сказала тихо самой себе. Знакомая и незнакомая спальня юнлингов клана Сквал отозвалась посапывающим молчанием. Мастер Аашла, желтокожая твилечка среднего возраста, тоже ещё не проснулась. «Хорошо» — подумалось. Девочка, не обувшись, прямо в пижаме, аккуратно прошла в туалет и нерешительно заглянула в зеркало. Знакомое и незнакомое одновременно отражение сонно моргнуло. «Человеческий ребёнок» — автоматически констатировало сознание. Нежные светлые волосы, большие голубые глаза, окаймлённые пышными ресницами, розовый рот пуговкой, молочная кожа. Несмотря на задатки красоты, посвящённая Альда Ганор никогда не обладала качествами, которые могли бы выделить её на фоне остальных юнглингов. По всем предметам она училась сносно — не идеально, но и не плохо. Она была тихой, никогда не лезла ни в какие передряги, не вступала ни с кем в спор, никого не осуждала… и друзей у неё, возможно, именно поэтому не было. Окружающие редко заостряли на ней внимание, и это внимание никогда не задерживалось, оно приходило и уходило быстро, подобно волне, лизнувшей берег и мягко отпрянувшей назад. Дети редко предлагали ей поиграть, потому что Альда казалась им скучной, чрезмерно спокойной, не по-детски тихой… и да, в общем-то, неинтересной. Взрослые были о ней примерно того же мнения, несмотря на идеальное поведение девочки и очень сносные отметки. Сила мягко билась о стенки сознания ласковыми волнами спокойного моря неизведанной и необъяснимой материи. Ощущалось ободряюще и успокаивающе. «Могли бы выбрать сознание кого-нибудь более осведомлённого в Звёздных войнах» — в который раз подумала она, — «я точно знаю, что вообще ничего не знаю про настоящий канон. Только что в нём тоже что-то накладывается друг на друга, таймлайн иногда вообще не соблюдён… И что Оби-Ван, путешествующий во времени, может всех спасти, согласно куче отличных фикс-ит англофендома. Но я-то не Оби-Ван. Слава Силе, конечно, что не он. Но что, что может сделать ребёнок, который, в общем-то, серая мышь? Чем я могу помочь?» У Альды Ганор не было идеалистичных маловероятных амбиций. Она знала, что вряд ли когда-нибудь смогла бы убить того же Палпатина, а ведь и Дарт Плэгас был ещё жив. И южань-вонги, скорее всего, если вселенная, в которой она однажды проснулась с багажом воспоминаний, соответствовала больше старому канону Джорджа Лукаса. У неё также не было ни мечты найти среди джедаев любовь всей своей жизни, ни стремления доказывать свою ценность кому бы то ни было. Многостраничной американской депрессии по потерянной жизни она тоже не испытывала. Не задавалась вопросами «зачем?», «почему я?», «а как же моя семья?», «а как же мои друзья?», «сон ли это?». Пост-советское происхождение, богатое на экзистенциальный опыт, вкупе с багажом начитанности, заземляло её. Уроки принятия парадоксальной реальности, в которой порой ничего нельзя изменить, давно были усвоены как навыки метафизического выживания. Кто их не выучивал, садился на антидепрессанты, на зависимость, или вовсе поканчивал с собой. Альда была не из таких, поэтому она чувствовала себя беспомощным и скучным гостем новой вселенной. «Ну да» — оставалось подумать. — «Для начала можно позавтракать, а потом пойти на экзамен по коррелианской поэзии. Хорошо хоть знания «до» сохранились». У неё было время на предварительную медитацию. Как уже вошло в привычку, Альда вытащила записную книжку с идеальными квадратными флимси-листами и ручку. Посидела, прикрыв глаза. Перетасовала мысли, как колоду карт. Разложила их пасьянсом. Представила, как их сдувает ветром Силы, пока не останется самое главное, что беспокоит, одна или две карты-мысли. Перевернула их рубашкой вниз. Записала первую: «если смерть — это продолжение пути, то важно ли, откуда мы пришли в эту жизнь?» Записала вторую: «самые главные вопросы: что хорошего я могу сделать, пока живу? Чем могу помочь? И кому? А если это никому не нужно?» Последний вопрос Альда яростно зачеркнула. Он слишком строго на неё смотрел. Пальцы привычными движениями оторвали квадратики-флимси и сложили журавликов. Она выпустила их в окно; лёгкий толчок Силы — и птиц подхватил ветер. Альда начинала чувствовать усталость, задавая свои вопросы в никуда. И тем не менее, нести их в себе было ещё утомительнее, поэтому осознание того, что ещё много журавликов будет отпущено на волю, горчило не так сильно, как могло бы. За завтраком никто не обратил внимания на её задумчивый вид, на нерешительность выбора блюд, все ещё любопытные и восхищённые взгляды на массив коридоров, залов и трапезной. Дети баловались, спорили, и Мастер Аашла внимательно наблюдала за ними, чтобы в нужный момент успокоить и помирить. Альда никогда не доставляла никому проблем своим поведением, поэтому за ней и не следили. «У меня её лицо, её имя, свитер такой же синий, никто не заметил подмены» — пел в голове голос знакомой и незнакомой певицы. «Не могу решить, жуткий ли это текст» — подумала Альда, пережёвывая булочку. — «Хорошо, что никто не заметил, или плохо? Или в этом-то и смысл, чтобы можно было что-то изменить? Но моя альтер-эго если что-то и знала, то только то, что ничего не знала. Я уже не думаю, как раньше. И вообще, моё «я» теперь сумма двух разных «я». И как с этим жить?» Эти мысли она не стала записывать. Пост-советская паранойя давила и душила типичную для американских попаданок манеру играть открыто. На экзамене по коррелианской поэзии ей выпало стихотворение для анализа авторства Марво Бокка, брата джедая времён Старой Республики. Много красивых метафор, мягкий слог и философия о жизни, смерти и Силе. Очень пространная работа, по мнению Альды, утончённая и совсем не для десятилетних детей, как она.

В спокойной точке вращенья мира. Ни сюда, ни отсюда, Ни плоть, ни бесплотность; в спокойной точке ритм, Но не задержка и не движенье. И не зови остановкой Место встречи прошлого с будущим. Не движенье сюда и отсюда, Не подъем и не спуск. Кроме точки, спокойной точки, Нигде нет ритма, лишь в ней — ритм. Я знаю, что где-то мы были, но, где мы были, не знаю, И не знаю, как долго: во времени точек нет.

Надо было бы написать на выданных флимси о Силе, но нужные мысли не шли в голову. Нужные: детская философия джедайского ордена после Руусанской реформы. Были только ненужные: знания откуда-то извне, отголосок существующей или несуществующей взрослой жизни где-то там, в мире, в котором никто не владеет даже базовыми навыками астронавигации. «Жизнь, Смерть и Силу познать полностью нельзя», — аккуратно написала Альда, — «потому что сознание живущих и живых не может достичь их понимания. Именно поэтому так много музыки, стихов, книг, философии. Нам очень хочется знать наверняка, а не получается. Кто думает, что знает точно, тот, на самом деле, не очень умён или не очень скромен. Мы можем знать только некоторые отголоски правды, но нам не узнать, действительно ли правда ли то, что мы знаем, или нет. Всё, что мы знаем, это где добро и где зло. Вот и всё». Написанное абсолютно не подходило под критерий нормальной оценки. Альда со вздохом отложила свою честную флимси. На новой она постаралась вспомнить что-то из преподаваемой им философии, что в стихотворение есть вот это, это и это, и оно так, потому что вот так. А из честной флимси она сложила бумажного журавлика под столом, чтобы экзаменатор не обратила внимания, и оставила его на своём стуле, когда пошла сдавать свою работу. Покинула залу, не обернувшись. Мысли имеют право жить, даже если они не совсем правильные. (…) Магистр Дуку как раз прикреплял к пробковой доске две новые флимси-птицы, когда к нему постучали. К счастью, он уже успел изучить содержание посланий, поэтому внезапная компания его не разозлила. — Входите, — отозвался, не отвлекаясь. В последнее время неизвестная девочка использовала очень тонкие флимси. Он не хотел их ненароком порвать. Его пальцы невольно задержались на зачерканном «А если это никому не нужно?». — У тебя уже коллекция, как я посмотрю. — Джо, — он обернулся с крохотной улыбкой. — Я ждал тебя завтра на чай. Что-то случилось? — Нет, — качнула головой его старая подруга. — Ничего. Но мне кажется, это тебе. Она бережно протянула ему ещё одну бумажную птицу. — Раз ты её нашла, то… — Ты не понимаешь, — в её глазах плясали те самые искорки, которые давали напомнить, что магистр Ню вовсе даже не только главный архивист, вселяющий ужас джедаям, не трепетно относящимся к библиотеке, но и человек, выбравший свою специализацию из-за веры в детские сказки и чудеса. — Я смогла поддеть эту флимси-птицу ногтем только после того, как мысленно решила, что отнесу её тебе сегодня вечером. Иначе она просто не шла ко мне в руки. Магистр Дуку бережно принял птицу и начал её неторопливо разворачивать. — В библиотеке нашла? — только и спросил он. — Нет, на экзамене по кореллианской поэзии. Наверное, твоя загадочная девочка оставила свой искренний ответ здесь, на этой флимси, а для оценки написала что-то другое. Не хочет выделяться. Боится, наверное. — Ты случайно не запомнила?.. — Как она выглядит? Боюсь, что нет. После выдачи заданий я стала проверять экзамены старших падаванов по истории планет Внутреннего Кольца. Могу сказать только одно — журавлик был найден там, где рассадили клан Сквал. Пока Дуку вдумчиво изучал содержимое журавлика, Джокаста подошла к пробковой доске. — «Интересно, а джедаи — это коллективный народ или сингулярный?» — прочитала вслух. — «Я вот чувствую себя сегодня особенно сингулярно, потому что давно не получается ни с кем как следует обняться. А сколько раз в неделю джедаю полагается обниматься?» — и по-доброму рассмеялась. — Ян, так ты, полагаю, уже всё для себя решил? — Почему у тебя встал такой вопрос именно после этой записи? — миролюбиво пробурчал Дуку. Он тоже подошёл к пробковой доске и принялся осторожно вешать новое послание девочки. — Если я её найду, если она захочет, я попробую, ладно? Ты прекрасно знаешь, как тяжело мне даётся физический контакт. — Никогда не забуду, как пьяные вдрызг Раэль и Квай-Гон, решившие поговорить о жизни на крыше моей библиотеки, жаловались друг другу, как мало ты их обнимаешь. — Я никогда не замечаю правильный момент! — Нет никакого «правильного момента», — отмахнулась Джокаста. — Это магистр Йода виноват в твоём искажённом восприятии некоторых естественных джедайских нужд. — Меня иногда обнимала магистр Костана. — Да, но она была Мастером Сайфо. Объятия своего наставника и чужого — не одно и то же. Магистр Дуку с тяжёлым вздохом потёр переносицу. — А ты, — наконец спросил он, — тоже думаешь, что я веду себя глупо с этими журавликами? Сай до сих пор уверен, что мне надо взять в падаваны Комари. Сейчас он немного сомневается, но… — Ян, — Джокаста встретила его взгляд, — ты же всегда выбираешь детей, которые на тебя чем-то похожи. Я думаю, что твоя загадочная девочка это хороший вариант по нескольким причинам. Во-первых: у вас очень много общего. Если не по части открытого таланта, в отличие от Раэля и Квай-Гона, то по образу мысли и мудрости не по годам. Ты не помнишь себя в детстве, а я помню. Во-вторых: эти флимси-птицы находят только тебя. Нас в Храме несколько сотен человек. Сила намекает, и намёк должен быть понят. Силе лучше знать, чем нам. И в-третьих: не стоит забывать, что отношения между Мастером и падаваном это равноценный обмен. Чему-то дети учатся у нас, а чему-то мы учимся у них. Возможно, Сила намекает, что на этот раз у тебя просто будут другие уроки. Магистр Дуку ничего на это не ответил. — Чего ты боишься, Ян? — мягко спросила Джокаста, положив ему руку на плечо. — Ты уже воспитал двух отличных мальчиков, выдающихся Рыцарей. — Она добрая, — насилу выдавил он. — Я привык иметь дело с упрямыми непоседами, которых периодически нужно держать в узде. — Гении бывают разными. Доброта — это тоже талант, который дан не всем. — Вот именно, — тяжело выдохнул он. — А если я это в ней сломаю? Посвящённые обычно мечтают о головокружительных приключениях, им бы бороться с пиратами, спасать сказочных принцесс и принцев, разить световым мечом страшных чудовищ. А она, — Ян нервно пожевал губы, — она хочет помогать, нести свет. И уже помогает. Мне. Даже не зная этого. Что, если я в ней это уничтожу своей строгостью? А я ведь действительно строг. Что если я по привычке стану воспитывать её как Раэля и Квай-Гона? Моим мальчикам нравилось, что им, как выразился как-то Сай, в чём-то «обламывают рога». Но с ней ведь понадобится другой подход. Что если я вынужу её погаснуть? Это ведь непростительно. Буду каяться всю оставшуюся жизнь. — Ну, раз ты об этом уже думаешь, даже до того, как её нашёл, то всё будет в порядке, Ян. Он ничего не ответил. — Давай ты помедитируешь над этим, — наконец предложила Джо. — Всё равно мне ещё экзамены проверять. Может, я по почерку девочку вычислю. А завтра выпьем чаю, как и планировали, и обсудим ещё раз. Как тебе идея? — Подходит. — Вот и договорились. Уже в дверях Джокаста обернулась на старого друга. Он всё ещё стоял перед пробковой доской, испещрённой записями какой-то маленькой девочки. — Клан Сквал, — напомнила она. — И ничего не бойся. (…) С годами Депа привыкла к тому, что посвящённые сторонятся падаванов. Она любила детей, любила играть с ними, нянчиться с самыми маленькими. В её клане Мастер регулярно позволял ей приглядывать за малышами. Когда Мастер Мейс заплёл падаванскую косичку, к сожалению, это изменилось. Дети стали настороженнее, в Силе от них отдавало словом «чужая», а посвящённые постарше нередко задерживали взгляд на знаковом атрибуте причёски и пытались подавить в себе как зависть, так и страх, что их не выберут. Так что её удивление было искренним, когда к ней подошла посвящённая постарше, когда Депа и её Мастер направлялись в уединённую тренировочную залу. — Извините, падаван Биллаба, не могли бы вы поучаствовать в моём опросе? — с почтением поклонилась незнакомая ей девочка. — Да, конечно, — растерялась Депа. — Спасибо за ваше время. Скажите, пожалуйста, как падаван, вы знаете свои права? — Какие… какие права? — Права падавана. Они есть. Но мой опрос показывает, что никто из падаванов их не знает, — очень серьёзно ответила девочка. — Они есть, — прозвучал со стороны голос Мастера Мейса. Он неторопливо подошёл к ним. Его аура светилась любопытством и настороженностью. — Почему вас интересует этот вопрос, посвящённая?.. — Посвящённая Ганор из клана Сквал, магистр Винду, — серьёзно кивнула девочка. Неуверенность скользнула по её лицу, но тут же сменилась решимостью. — Недавно мой соклановец стал падаваном. За полтора месяца он три раза приходил к нам и плакал. Он немного глух от рождения, и… Когда его Мастер пьёт, то, во-первых: нехорошо шутит об этом, чем очень сильно ранит падавана и заставляет его замыкаться в себе. Во-вторых: иногда наказывает. Шлёпает по попе. Это неправильно. — Почему неправильно? — максимально нейтрально спросил Мастер Мейс. Депа знала, что он всегда был против физических наказаний, в отличие от некоторых более традиционных джедаев. Видимо, ему хотелось услышать аргумент девочки. Посвящённая Ганор нахмурилась. — Это неправильно, потому что это противоречит тенетам Света. — Нужно иметь храбрость, чтобы сказать это в лицо одному из членов Совета, только и подумала шокированная Депа. Ганор почти сразу продолжила, не услышав возражений, — падаван Борр не виноват в том, что физически не слышит некоторые вещи своего Мастера — раз. Ему одиннадцать, он ещё не умеет компенсировать свой… недостаток через Силу — два. Значит, поведение его Мастера не только несправедливо, но и жестоко, — её голубые глаза холодно блеснули, — это поведение можно ожидать от гуманоида, не получившего образования дипломата и Рыцаря, не обученного нашей философии, но не от джедая. Тем более, от магистра. Падаван Борр не знает, что не обязан это терпеть. И даже если бы знал, он слишком боится, что Мастер откажется от него, что он будет опозорен на весь Храм и что, в итоге, его отошлют в один из Корпусов, и он не станет Рыцарем. Мастер Мейс всё ещё молчал, но от его ауры отдавало уважением, и Депа расслабилась. — Никто из падаванов не знает, что можно пожаловаться на своего Мастера, что это нормально, что для этого у нас есть психологи, которые также выступают как медиаторы, — продолжила Ганор, и её детское лицо стало по-взрослому печальным. — Я знаю, что меня вряд ли выберет кто-нибудь, я слишком… я невыдающаяся. Но те, кого выберут, или кого уже выбрали, не должны страдать от достижения своей самой большой мечты… Это неправильно. У Депы подступил ком к горлу. О, она помнила, каково это, мечтать быть выбранной. И ей повезло. Но нельзя было сказать, что для каждого падавана новый этап жизни начинался легко и сладко. — Нет, посвящённая Ганор, — лёгкая улыбка скользнула по лицу Мастера Мейса, — я бы не загадывал так про твоё будущее… Договоримся с тобой. Когда закончишь свой опрос, принеси его мне. — Зачем? — округлила она глаза. «Она боится», — с грустью подумала Депа. — «Пусть и не показывает этого». — В одиночку работать трудно, — ответил Мастер Мейс. — Может, если я преподнесу это на собрании, большее количество джедаев обратит внимание? Как ты думаешь? — Правда? — выдохнула девочка. — Если получится, — она оборвала себя, и её лицо снова приняло собранное нейтральное выражение, опять же отнюдь не детское. Депе стало почему-то очень жаль эту серьёзную отважную девочку, которая решила рискнуть даже не для себя, а для других. — Да пребудет с вами Сила, магистр Винду, падаван Биллаба, — поклонилась девочка. — Спасибо за ваше время. Я принесу вам результаты, когда закончу. — Да пребудет с тобой Сила, посвящённая Ганор, — наклонил голову Мастер Винду. Депа последовала его примеру. Из кармана скрывшейся за поворотом девочки что-то выпало. Что-то белое, будто немного скомканное, но… нет, не скомканное. Сложенное? Депа хотела было подойти, поднять, но странный сквозняк вдруг пробежался по коридору, подобрал уроненное и унёс за собой, за поворот. — Так вот оно что, — вдруг заметил Мастер Мейс. На его губах появилась довольная улыбка. — Что? — не поняла Депа. — Ничего, — покачал он головой, всё ещё улыбаясь. — Я теперь понял, почему он её ищет. — Кто ищет? Кого? — Потом расскажу. Надо не спугнуть. — Что не спугнуть? Я не понимаю, Мастер. — Потом поймёшь, — миролюбиво отмахнулся он. — После тренировки мне надо будет заглянуть к магистру Дуку. Да, — продолжил он, — Сила порой среди членов Совета поднимает интересную полемику. Любопытный случай разворачивается в стенах нашего Храма. Не каждое десятилетие будущий падаван через Силу выбирает своего Мастера. Подсознательно, заметь. Да, — добавил после короткой паузы, — магистр Йода будет в восторге. А Дуку — тем более. (…) Когда магистр Винду написал Мастеру Аашле, что лично встретиться с посвящённой Ганор не сможет, но что его заменит другой магистр Совета, Мастер Аашла, казалось, впервые обратила внимание на Альду. — Что ты такого сделала? — задумчиво нахмурилась твилечка. — Провела социологический опрос, — честно ответила Альда. — Что?.. Зачем?.. На какую тему? — Конфиденциально, — поджала губы девочка. Она не хотела подставлять бедного Борра, которому и так не сладко приходилось. — Не имею права разглашать без одобрения члена Совета. — Ах, вот как. Ну-ну. Ментальные щиты Мастера Аашлы всегда были безукоризненны, но вот лица она держать не умела. Альда стоически вынесла чужой взгляд, полный скепсиса. — Куда мне было велено идти? — прямо спросила она. Ей дали направление. Взяв с собой датапад, Альда отправилась на встречу судьбе. Она только и думала, что если эта авантюра получится, то, может быть, когда Оби-Ван Кеноби станет падаваном, он будет знать свои права, а это значит, что Квай-Гон Джинн будет вынужден хорошо выполнять свою роль наставника, а это значит, что ещё не родившемуся Энакину Скайуокеру тоже, может, придётся легче во время обучения. Тонкий феномен, этот «эффект бабочки», когда маленькое добро имеет потенциал всю галактику сделать немного светлее. Собравшись с духом, она смело постучала в дверь. — Входите, — раздался голос изнутри. Альда нервно вошла и сразу же глубоко поклонилась. — Прошу прощения, что, возможно, отнимаю у вас время, — начала, потупив взгляд, — но… В поле зрения вдруг возникла рука. Рука человека. Альда автоматически опустила в неё свою маленькую ладонь, сама не зная почему, и выпрямилась. Сердце, казалось, встало комом в горле. Оно нервно испуганно билось. Магистр Ян Дуку, Альда сразу его узнала, смотрел на неё со всей добротой мира. — Посвящённая Ганор, — начал он долгую паузу спустя, — вы знаете, как меня зовут? Она кивнула, нервно сглотнув. Членов Совета знали все. — Я… нашёл ваш последний бумажный журавлик. «Я говорю себе, что тринадцатилетия бояться не надо. Не выберут — и ладно. Не хочу никому ничего доказывать. Если у меня и будет Мастер, я бы хотела, чтобы он меня выбрал, потому что мы можем дружить, потому что я тоже могу ему что-то дать, потому что мне есть, чем поделиться». Альда хотела провалиться под землю от стыда или просто исчезнуть в Силе без возможности стать приведением. — И все остальные тоже, — продолжил магистр Дуку. Свободной рукой он показал куда-то за себя, и Альда с ужасом обнаружила целую коллекцию своих дурацких, никому не нужных, никому не интересных высказываний. Они висели в гостиной на самом почетном месте, вылезая за рамки пробковой доски, занимая собой почти треть стены. — Я больше не буду, магистр Дуку, — насилу выдавила она, тяжело дыша. — Пожалуйста, извините. Он медленно опустился перед ней на колени. — Всё в порядке, юная Альда, — сказал он тихо и мягко. Его тёмные глаза ласково блестели, — я очень долго тебя искал.