Как писал Кастанеда

После нескольких часов сна мне стало гораздо легче. Страх за Антона почти исчез, и то, что ночью рассказал мне Илья, снова начало казаться каким-то бредом. Мне не хотелось думать о зависимости, которая у Шастуна вполне могла появиться, или о проблемах с законом, но и творить такое только ради науки… Ну, как будто бы прикрытие чего-то более масштабного. Того, о чём он мне не рассказал. Сначала я как обычно решил не лезть не в своё дело, но сразу же вспомнил, что все дела Антона теперь и мои. Только не знаю, как к этой теме аккуратно подобраться. Пока Шастун спал крепким алкогольным сном, я успел метнуться в магазин через дорогу за пивком и сигаретами, дабы мёртвое тело ожило, да и самому мне пригодится, если будем разговаривать о диссертации. Не представляю, как его отговорить от экспериментов, но сделать это надо обязательно. И желательно побыстрее. Как только я надел домашний шмот, прилёг и открыл книгу, с соседней кровати послышались звуки страдания. — Блять… — Антон открыл глаза и схватился за голову. Я с садистским удовольствием наблюдал, как Шастун пытается сесть, держась за собственные волосы, как будто это помогало ему сохранять равновесие. — Ну как ты? — я еле сдерживал смех. — Ахуительно просто… — Антон осторожно поднялся с кровати и на дрожащих ногах поплыл в сторону ванной. — Пойду потошню немного… Да уж, возраст берёт своё. А пять лет назад он мог весь вечер запивать «Изабеллу» из коробки пивом «Мотор», спать три часа, а потом бодро скакать на зачёт. Но хорошие времена имеют свойство заканчиваться. Мне никогда не запрещалось наблюдать за грязной стороной синдрома отмены, поэтому я подцепил из холодильника бутылку «Балтики-9» и направился в ванную спасать умирающих. Глазам открылась знакомая картина. Шастун сидел на бортике в углу душевой кабинки прямо в футболке и шортах, подставив лицо под спадающие сверху струи холодной воды. Бог мой Никита… — Не двигайся, — я опустился на колено и навёл на Антона камеру айфона. — Опять ты за своё… — он на секунду приоткрыл глаза. — Прости, профессиональная привычка. Можешь отбросить волосы назад? — Арс, мне очень хуёво… — тихо протянул Шастун, но медленно запустил тонкие пальцы без колец в мокрые кудри и убрал налипшие пряди со лба. — Можно было бы и не фоткать меня в таком состоянии… — Не вини меня в том, что ты красивый даже с похмелья, — я убрал телефон и протянул ему бутылку «Балтики». — Твой гонорар. Антон сделал несколько глотков, и в его глазах заблестела жизнь. — Если мне ещё раз придёт в голову шлифовать шампанским водку, пиво и шмаль, убей меня. Насильственная смерть будет милосерднее, — он стянул через голову футболку. — Шмаль? — мне сейчас очень хотелось стукнуть Шастуна. — Вы ёбнулись? — Мы давно не виделись. — Со мной ты тоже давно не виделся, но что-то не кинулся во все тяжкие. — Так ты и не предлагал. — А если предложу? Этот внезапный вопрос стал неожиданным и для меня, и для Антона. На несколько долгих секунд он уставился на меня тяжёлым взглядом, после чего протянул вперёд правую руку. От вида бледно-розовых шрамов на его запястьях по моим лопаткам как будто пробежали горячие искры. — Помоги встать, — пояснил свой жест Шастун. Я взял его за руку и с силой потянул на себя, придержав за пояс, чтобы по инерции не завалился вперёд. Мой нос впечатался прямо во впадинку между его ключицами. Я не смог удержаться и прижался губами к чуть солёной гладкой коже, языком собирая прохладные капли воды. Антон расправил плечи, чтобы дать мне больше пространства, но я понимал, что чисто физически мы оба ещё ни к чему не готовы, да и место объективно травмоопасное. — Давай, вылезай отсюда, — я дотянулся до полотенца на крючке. — Пойду пока проветрю комнату, а то там невозможно находиться. Шастун тяжело вздохнул, но не стал меня останавливать, из чего я сделал вывод, что прокурил он ещё не весь свой мозг. А вот я начал терять контроль. За неделю я вспомнил всё то хорошее, что было у нас с Антоном, и готов сделать всё, лишь бы не терять это тепло между нами. У меня снова появилось желание жить не только ради того, чтобы не сдохнуть. Появился смысл. Минут через десять Антон вышел из ванной опрятный, свежий, чистый, как стендап-концерт Славы Комиссаренко, но взгляд его был ещё немного стеклянным. — А как я до дома добрался? — Шастун встал посреди комнаты и нахмурился, пытаясь вспомнить вчерашний вечер. — Тебя Макар на себе принёс. — Он узнал тебя? — Конечно. Пообщались с ним немного. Уши Антона сразу стали красными. Значит, понял, что разговаривали мы с Ильёй отнюдь не о постмодернизме в живописи. — Расскажи про диссертацию, Антош, — я похлопал по свободному месту на кровати рядом с собой. Шастун послушно сел, потом подумал и лёг на спину, уставившись в потолок, как на приёме у психотерапевта. — У меня нет зависимостей, если это главное, что тебя интересует. — Меня интересует твоя клиническая смерть. — Блять… — Антон закрыл ладонями лицо. — Я не думал, что ошибусь с дозой. Меня вообще интересовало не расширение сознания, а больше физика, понимаешь? — Нет. — Смотри. Я сам выращивал плесень и растения, сам их готовил. Целью моих исследований был в первую очередь путь к знанию, а не само знание. В трипах я ничего нового не увидел, кроме того, что уже было в моей голове. Никакого озарения не произошло и не могло произойти, хотя я даже перешёл границу. За ней только пустота и темнота. — Тогда какой смысл в этом всём? — Путь, Арс. Приобретение знания — труднейшая из всех задач с которыми человек может столкнуться. Само по себе знание не даётся, и я это доказал. Невозможно расширить сознание дальше тех границ, внутри которых ты существуешь. Зато теперь я знаю о свойствах многих природных материалов, знаю, какие вещества активизируют работу разных участков мозга. Что-то новое я увидел только когда предположительно заработала шишковидная железа, но информация не имеет смысла, если ты не в состоянии её понять. Поэтому моё знание заключается в работе со своим физическим телом, в его постоянном улучшении. Думаю, философия — это вообще не моё, но я изо всех сил пытаюсь понять. — То есть, из подготовки к трипу ты извлекал больше пользы, чем из самого трипа? — Абсолютно верно. Моя философия именно в этой трактовке учения дона Хуана. После последнего случая я решил, что для моего исследования собрано уже достаточно. Я не собираюсь больше проводить эти эксперименты. Я даже потерялся. Вот так просто? Без уговоров, угроз и ультиматумов? — Чего замолчал? — Антон широко улыбнулся и хлопнул меня по колену. — Хотел, чтобы я всё закончил, потому что ты мне запретил? — Я вообще-то не собирался ничего тебе запрещать, ты всё равно никакие ограничения воли не воспринимаешь. Эффективнее было бы прополоскать тебе мозг по поводу наркомании… — Я не наркоман, — Шастун перебил меня и обиженно отвернулся к стене. — Какими бы прикольными ни были приходы, я никогда не возвращался к одному и тому же веществу дважды. Хочешь, расскажу о том, что я видел? — Давай, — я вытянулся на кровати рядом с ним. Снова флэшбекнуло. В то лето, когда мы вместе ездили в Воронеж в гости к маме Антона. На даче помогали полоть кабачки, собирать вишню, закатывать варенье, а по вечерам вытаскивали старый виниловый проигрыватель, ставили Битлз или Синатру и валялись на пледе, попивая травяной чаёк. К сентябрю я продал одному издательству свои ботанические иллюстрации, над которыми успел поработать на отдыхе, и на гонорар мы знатно покутили уже в Омске у моих родителей. — Это как будто попадаешь в свои фантазии в 3D. Я видел Неведомый Кадат, и Р’льех, и Ултар*, — Антон снова улыбнулся. — Макар сказал, что я даже заплакал, когда не смог прикоснуться к кошкам. — Это похоже на тебя. А почему ты выбрал в союзники именно Макара? — Ну, сюда же он меня на себе допёр. Вот и до больницы бы допёр. Действительно, чего это я со своими вопросами. Какое-то время мы лежали молча, потому что, судя по следующему вопросу Антона, у нас происходила синхронизация мыслей: — Не хочешь в августе со мной в Воронеж съездить? Мама будет рада тебя видеть. Я сжал его руку. — Конечно, давай поедем. Кстати, Яну ты с мамой знакомил? Шастун дёрнулся от смешка. — Ох, Арсений… Не успокоишься, пока я не скажу, что ты лучше Яны? Да, в прошлом сентябре мы ездили домой. Вообще-то, когда мама её увидела, сразу меня спросила: «Скучаешь по Арсению?» Вот тогда у меня как будто всё перевернулось. Я стал замечать, что Яна не создавала такого уюта, как ты. Я не хотел включать ей Синатру и заваривать чай, и в огород она в белых кедах ходила, прикинь? Блять, ещё б на шпильках… Ну и накопилось у него впечатлений. Если этот фонтан не заткнуть, то слушать придётся ещё часа два. Пришлось заставить его замолчать. Ну, как пришлось… Захотелось. Я повернул лицо Антона к себе и быстро накрыл его губы своими. Он ничем не выдал своё удивление, если оно и было, и просто стал спокойно отвечать на поцелуй, как будто не ждал этого хренову тучу времени. От переизбытка чувств я откинул голову, тяжело дыша, но Шастун не отстранился, а сместился на мою шею. Тело сразу дало ответную реакцию, потому что ничьи руки, кроме моих, не трогали меня уже очень давно, а о чужих губах вообще не может быть и речи. Когда Антон закинул на меня колено, мне показалось, что внезапно ставшие слишком жёсткими и узкими джоггеры сейчас нахрен лопнут по швам от давления. — Что такое? — Шастун услышал моё тихое шипение и чуть отодвинулся. — Уно моменто, — я расстегнул пуговицу на штанах. — Всё, теперь полегче. Кажется, Антон воспринял это как намёк, иначе не объяснить того, что уже через минуту я почувствовал, как его тонкие пальцы скользнули под резинку моих боксеров. Я зажмурился и то ли застонал, то ли заскулил: — Антош… Ну вот и добрый вечер. Одного лёгкого касания мне хватило для разрядки. Даже над самим собой хочется шуткануть. — Прям вот настолько давно ты с кем-то спал? — Как видишь. Пока Шастун мыл руки, я переодел заляпанную футболку и вышел на балкон. Если моё тело постоянно будет так себя вести от его прикосновений, то надо что-то с этим делать, конечно. А то прямо как в шестнадцать лет. — Только не говори, что ты уже успел загнаться, — голос подкравшегося со спины Антона сопровождался шелестом плёнки на пачке «Парламента». — Совсем чуть-чуть. Ты просто… Фейерверк? Огнище? Космос? — Ну, так «что» я? — Ты ваще. Вот. Шастун опять звонко рассмеялся, сгибаясь пополам. — На моей памяти без слов ты оставался только в тот раз, когда я твою рубашку от Армани сигаретой прожёг… — на этом слове он резко замолчал и со скоростью света дёрнул обратно в комнату. Сука, я так и знал. — Так это всё-таки был ты, а не «какое-то дерьмо собачье, ублюдок, сука, с балкона бычки швыряет»? — Я куплю тебе новую, обещаю, — Антон вжался спиной в угол. — Сейчас у меня уже есть на это деньги. — Уж изволь. Шастунишка облегчённо выдохнул, после чего взял свой ноутбук и уселся на мою кровать. — Ты же не продолжал без меня «Американскую историю ужасов»? — он посмотрел на меня с таким беспокойством, что я поспешил сесть рядом и обнять его за плечи, уверяя, что сериалы — святое. Следующие несколько часов Антон, лёжа на моих коленях, рассуждал о вампирской эстетике, об отсылках к другому кино, книгам и фольклору, о прототипах героев, а я только удивлялся, откуда в его голове все эти знания. К концу пятой серии «Отеля» я как раз закончил редактировать те фото, которые сделал сегодня в ванной. В Инстаграме хотелось подписать их как можно более провокационно, но пока ничего на ум не приходило, кроме мокренькой кисоньки. В конце концов решил остановиться на более-менее приемлемом варианте:       Подвижная вода является магнитом для кошек       А ваша кошка любит воду?       #дождьпокрышамдождьполужам #душевносидит #водолюбивыйкот Да, мне, как последней школьнице, хочется во всех соцсетях выёбываться своим крутым парнем, хотя этот момент мы ещё не обсуждали, но я всё равно не находил причин не выёбываться. Антон услышал звук оповещения — моя отметка — и дотянулся до своего телефона. Я с предвкушением наблюдал за его реакцией. — Е-е-е-ебать какой я классный, — протянул Шастун с неподдельным восторгом. — Хэштеги у тебя, конечно, как всегда. Спасибо, что не мокренькая кисонька. Я погладил Антона по волосам и уже представил, как завтра весь офис обоссытся кипятком.