***
Кузнечик чувствовал невероятную гордость, когда водил Слепого по коридорам дома. Он называл это «экскурсиями», а в первое время даже брал с собой исписанные тетрадные листы с планом и тем, что собирался сказать. Долго репетировал перед зеркалом общей ванной и утром чуть прилежнее сидел, пока ему расчёсывали волосы. — Можешь взять меня… за руку, — Кузнечик с трудом произносит последнее слово и отмахивается от накатившей тошноты, — или за край футболки. Слепой кривится, но шипит сквозь плотно стиснутые зубы: — Это необязательно. Я и так знаю, где ты находишься. Кузнечик дёргает плечом, мол, поступай, как хочешь и выходит из комнаты, широко распахнув дверь. Где-то в Наружности протяжно ухает сова, и тоскливо трещат сверчки. Луна скрылась за молочной пеленой тумана, и Ночь беспощадно поглотила Домовские рисунки, углы и ступени. Кузнечик поспешно включает фонарик. Самому бы не заплутать. Вообще, шататься по Дому ночью — заведомо плохая идея. Это территория старшеклассников, длинных теней и безмолвных призраков. С другой стороны, когда ещё, если не сейчас? В дневное время это значит у всех на глазах, и Слепой ни за что бы не позволил водить себя, как ребёнка или, не дай боже, неполноценного человека, нуждающегося в чьей-то помощи. Пока избалованные электрическим светом глаза Кузнечика привыкают к темноте, Слепой уже оказывается рядом. Тихо кашляет — это у него вместо приветствия — и замирает в излюбленной выжидательной позиции. — Начнём с Перекрёстка? — голос у Кузнечика нарочито бодрый, и Слепой идёт вслед за ним, будто привязанная ниточками марионетка. Кузнечик долго тогда будет говорить, почти до рассвета, и всё равно не расскажет даже одной пятой того, что вычитал в библиотечных архивах. Он «покажет» Слепому почти всё, что знал и любил. Поведает о том, что в спортивном зале раньше праздновали выпуски, что стены столовой были выкрашены в бирюзовый, что ныне заброшенный чердак использовался вместо кинозала, а на день рождения директрисы всегда устраивали концерты и конкурсы с призами. Слепой — гипсовая статуэтка, боится спугнуть то ли Ночь, то ли Кузнечика, внемлет его сбивчивым речам, поправляет, когда тот путается в словах и смиренно ходит за ним, разрешая «знакомить» себя с местами, расположение которых уже давно въелось под кожу. Вернутся они за семь минут до восхода солнца, Кузнечик ляжет в кровать, усталый, но довольный и счастливый; Слепой, словно тень, проскользнёт за ним, сядет в угол комнаты под рисунком колючего дикобраза и уснёт, обняв колени.***
— Напомни, почему ты перестал водить для меня экскурсии по Дому? — Слепой даже не пытается скрыть вырывающийся следом смешок. Сфинкс кидает удивлённый взгляд на вожака: они редко обсуждают то время. — Потому что однажды мы.., — Сфинкс прикрывает глаза для пущей визуализации и нехотя продолжает, — вернее, я заблудился так, что мы оказались на территории старших, испугавшись, что не смогу найти дорогу в комнату, я разревелся. Тебе пришлось вести меня обратно, а мне — удивлённо хлопать глазами. — Ах да, кажется, припоминаю что-то, — Слепой, должно быть, просто издевается над ним, — ты ещё говорил, что воспитатели с учителями будут искать нас по всему Дому, поднимут жуткий переполох, и если найдут нас, то обязательно исключат — в ту же секунду выгонят на улицу без чемоданов и в пижамах. А если не выгонят, то мы всё равно будем покрыты позором до конца своих дней, об этом узнают Череп с Ведьмой и будут скорее сами передавать друг другу письма, чем доверят такую ответственную работу нам, зашедшим на чужую территорию и нарушившим пару-тройку Законов, — даже сквозь иронию слышно, как Слепой укутывает слова тёплой ностальгией по детству. Сфинкс закатывает глаза. — Почему ты сразу не сказал, что всё это было бесполезно? Мне понадобилось много времени, чтобы осознать насколько хорошо ты знаешь Дом. Не сдались тебе эти экскурсии, ты прекрасно ориентировался там, где я даже днём ходить боялся! — Просто для меня это никогда не было чем-то бесполезным. К тому же, — Слепой зевает и расслабленно опускается на край матраса рядом со Сфинксом, — я всегда любил слушать тебя. От вожака редко можно услышать что-то «в лоб», обычно он выражается туманно и непонятно. Какое-то время назад Сфинксу даже думалось, что Слепой скоро изобретёт свой язык и будет разговаривать с людьми исключительно на нём. Чтобы его уж точно никто не понял. Но сейчас некому быть свидетелем откровенности Слепого: стая шумит тарелками и приборами в столовой, и в комнате так подозрительно тихо, что при желании можно услышать, как муха бьётся об оконное стекло. — Это неважно, я чувствовал себя идиотом. — Неправда, ты чувствовал себя героем. Думал, что совершаешь подвиг, помогаешь слепому щенку найти миску с молоком, — в голосе Слепого не слышно злости, только горькая, полупечальная усмешка, и Сфинксу совсем не обязательно сидеть напротив, чтобы знать, что она промелькнула у него на лице. — Это только поначалу. Я ведь искренне верил, что делаю добро, помогаю своему другу. Представляешь, каково было разбиться о суровую реальность? — Сфинкс улыбается, и только серьёзные глаза изучающе бегают по позвоночнику Слепого. Слепец оставляет его риторический вопрос без должного внимания и поворачивается к Сфинксу: — Не найдётся сигаретки для немощного старика? Сфинкс подносит сигарету прямо к его рту, и тот обхватывает её губами. Не потому что в этом есть какая-то острая необходимость, а потому что им обоим так хочется и кажется правильным. И что-то кроется в этом жесте интимное, чарующее, личное — связь, тянущаяся от схватившей сигарету грабли Сфинкса до Слепого, зажимающего её в зубах. — Послушай, Бледный... Слепой не даёт ему договорить, вместо слов выдыхает сизый дым: — Кажется, за этот разговор я дал тебе слишком много ответов. Думай сам. — Прекрати, я давно уже не ребёнок, — Сфинкс отмахивается от него, как от наваждения. Слепой медлит и затягивается, прежде чем встать с кровати: — Так ведь и я тоже. И Сфинкс хочет схватить его за рукав, удержать здесь, рядом с собой, но Слепой по-привиденчески тихо уплывает в сторону двери и безвозвратно растворяется в нарастающем шуме коридора. Через мгновение в комнату влетает Четвёртая, привычно разрушая всё на своём пути.