Живой призрак

Микки уже пятнадцать минут смотрит в потолок. На немного потрескавшуюся штукатурку, маленькие пятна на обоях и слой пыли на высоком шкафу. За окном непроглядная темень, лишь лёгкий свет луны вырывается из щелки штор. В эту ночь ему не спится. Переводит взгляд на часы. 00:46. Прошло только три минуты. Блять, как долго и невыносимо тянется время. Обычно Милкович засыпается сразу, стоит лишь почувствовать мягкую ткань простыни и укутается в тёплое одеяло. Сейчас же даже постель кажется невероятно твердой, будто лежишь на деревянных досках. Ебаные мысли. Именно так бы сказал парень, пытаясь хоть на секунду уснуть. Но стоит закрыть глаза, как появляется образ рыжего мальчишки с ебучими зелёными глазами. Картинки сменяют себя другими, показывая более страшные вариант развития событий. А если что-то случиться с ним? Он же блять такой красивый, любой старый пидор просто затащить его в туалет и … — Фак, — обрывает свои раздумья и резко вскакивает с теплой постели. Нельзя ехать в этот ебанный клуб ,— причитает брюнет, натягивая темные джинсы. Нельзя ехать в это Богом убитое место пидоров, — вторил, уже вылетая из дома на свежий воздух. Нельзя блять, это тупая идея, хватит думать задницей, Милкович, — практически убедил себя парень и захлопнул дверь в такси. Микки не знает зачем едет. Он просто хотел знать, что с Йеном все будет хорошо. Там есть охрана, они помогут если что-то пойдёт не так. Стоило только представить как мужики в форме с эмблемой охраны облизывают губы, засматриваясь на утонченное подкаченное тело, скользя извращенным взором по огненным волосам… Блять. Микки чувствует, как превращается в какую-то ревнивую телку, хотя они даже не вместе и пару слов в день не назвать общением. Перемены в настроение Галлагера были слишком пугающими и резкими, чтобы не обратить на это внимания. Но Милкович не с кем не мог поделиться своими опасениями: Фиона захочет положить его в дурку. А Микки знает, как Йену там хуево. Даже если это нужно. Перед ним знакомый (частично) клуб с ярко-фиолетовой вывеской и максимально убогим названием. Набирает полную груди воздуха и направляется внутрь. На фейс контроле Милкович пиздец как радуется, что не взял с собой пушку. Хотя хотел. Внутри просторно и слишком душно. Много фигур теснятся друг о друга, танцуя и разливая дорогой алкоголь. На маленький сценах танцуют практически голые парни разного внешнего вида от чёрных до белых. Из одежды на них лишь золотые шорты. Куда, собственно, грязные старые пальцы пихают баксы. На баре заказывает выпить. Он надел все чёрное, чтобы не выглядеть ебучий белой вороной в таком месте. Присаживаясь на стул перед стойкой Микки чувствует себя, как сыр в мышеловки. До жути неловко. — Привет, — буквально из воздуха образовался парень и сел рядом, — Не видел тебя здесь раньше, ты новенький? Гопник обводить собеседника взглядом. Только пусть тронет его, он сломает ему руки. — Типо того. Он пытается быть вежливым. Хотя больше всего хочется прогнать прочь блондина. — Хочешь я покажу тебе здесь все? Улыбается. От этого брюнет сейчас блеванет куда-нибудь на кафельный пол, поэтому лишь хватает стакан в выпивкой, делая сразу несколько глотков. — Нет. — Почему? — Не хочу. — Точно? — Да че ты доебался? — от накатившегося раздражения выплюнул тот, — Я просто сижу здесь и никого не трогаю. Незнакомца это же не смутило. — Имя я могу хоть твоё узнать? — Микки. Возможно, он погорячился, но просто все эти вопросы пиздец, как бесят. Милкович пришёл не развлекаться, а как минимум выпить и найти рыжего ублюдка. — Очень приятно, Микки, я Андер,— белоснежные зубы блестят в свете ночного прожектора, — Ты здесь один или…? — Если рассчитываешь на перепихон, то мимо. Гопник просто не знал, что ответить. Сказать что один или что с Йеном? Но на вряд ли кто-то серьезно подумает, что рыжий стриптиз танцует в таком месте при живом парне. — Ты всегда такой грубый? — Андер хмурит брови. — А ты всегда, блять, добываешься до первого встречного? Микки вспылил и случайно задел рукой стакан. Темная жидкость разлилась по бару и на мужскую футболку, оставляя пятно, которое неприятно прилипало к телу. Он глухо материться и вскакивает с места. Да что за срань Господня? Сегодня все против него? Нахрена он вообще пошёл в этот чертов клуб, лучше бы остался дома. — Оу, — лишь озадаченно тянет светловолосый тихим голосом, — Давай я покажу тебе где туалет. Это прозвучало вообще не как вопрос. — Не надо, нахуй, я сам. Микки поворачивается к огромной топле и пытается найти взглядом уборную. Но попытки тщетны. Вокруг столько людей, что даже пройти негде, и тем более искать помещение, не знаю местности, очень глупо. Нехотя он снова оборачивает к Андеру и выдыхает. — Ладно, показывай, где этот сранный талчек. Брюнету хочется переодеться, пойти в душ и съебаться отсюда. Стараясь не думать ни о чем, ещё раз обводит помещение. Бросив беглый взгляд на толпу, брюнет лишь на секунду замечает рыжеватый отблеск и знакомые ясные глаза. Остановившись, он практически врезается в незнакомого человека, но как-то это не особо ебет. Не попрощавшись с Андером, который явно что-то кричал в след, гопник направляет в сторону Йен. Тот вальяжно раскинулся на диване в своим маленьких золотых шортах, так прекрасно обтягивающих достоинство, а над ним нависал взрослый мужчина, облизавший досконально мужскую шею. Микки ничего не делает, лишь сильнее сжимает стакан, продолжая наблюдать. Злость с раздражение буквально душат его, перекрывая проход воздуха к лёгким. Внутри все закипает с удвоенной силой, смесь чувств бьет ключом. Одно дело знать, что Галлагер подрабатывает шлюшкой, а другое — видеть. И оба варианта невъебически бесят. Когда старый мужик начал спускаться ниже, покрывая поцелуями прекрасное тело юноши, и запустил свои гнилые пальцы в резинку шорт, у Микки крыша съехала к хуям. — Подавиться, блять, насасывая его хуй, — себе под нос бормочет, облизывая губы от раздражения. Желваки начинают ходить на лице. Микки думает, много думает, что нужно отвернуться, или лучше просто уйти и не смотреть, но стоит опять перевести взор на эту парочку, как злость затмевает разум. — Да похуй, — глухо матерится и допивает свой стакан залпом. Направляясь к ним, Милкович собирается, как минимум убить Йена. А также где-то внутри проскакивает резкий холод и страх: навряд ли это первый мужик, который так нагло лезет в рыжему, и сколько же их было всего?… Сколько бы их не было, Йен всегда остаётся для него самым светлым и самым чистым, что есть на этом гребаном свете. — Вам как-то помочь? — оторвавшись наконец-то от танцора произносит пискляво незнакомец. — Да блять, помочь, — с этими словами гопник грубо хватает собеседника и отбрасывает, как игрушку в сторону, — Сделай одолжение, съебись отсюда пока я тебе не прибил. Голубые глаза смотрит зло, гневно. От чего тот даже спорить не пытается. — Мик..? Его голос. Внутри все покрывается инеем и замерзает. — Че? — он поворачивается к работнику клуба лицом. — Что ты тут делаешь? Галлагер встает на ноги и оказывается в опасной близости от мужчины. Между ними буквально десять сантиметров, что просто блять пугает. Он обводить взглядом точеные скулы, красивую тонкую шею, ровную кожу лица и изумрудные глаза, в которых можно утонуть к ебнями. Но что-то не так. Слишком расслабленное тело, хотя он не пил, слишком спокойный взгляд, и почему-то расшири… — Ты обдолбался? — хмурит темные брови, ещё раз всматриваясь в глаза. Галлагер лишь сглатывает и переводит взгляд в стену. — Немного, — улыбается, слишком слащаво, — Мне ахуенно. Микки стоит и думает. Думает о том, что не может ударить рыжего ублюдка, хотя очень хочется, думает о том, как больше никогда не отпустит его сюда. И думает, как же быстро Йен загнал себя в эту яму. — Мы едем домой. Твёрдо. Неоспоримо. — Нет. Левая бровь брюнета изгибается. — Ты будешь спорить? — Я на работе. — Ты под наркотой. Нельзя мешать эту хуйню с твоими таблетками, — немного эмоциональным голосом произносит старший, не замечая как зелёные глаза на секунду загорелись (к чему это?), — Так что мы едем домой. Хочешь ты или нет. — У меня смена. — Насрать. — Я не могу уйти. Видимо, по хорошему младший не хочет. Или не понимает. — Слышишь, — один шаг к нему, от чего расстояние пиздец, как уменьшилось, — Либо ты добровольно дотащишь свой зад до такси, либо я вырублю тебя и все равно ты оправишься домой. Что-то во взгляде Микки было настолько пугающим, как когда он узнал про отца и Мэнди, что Йен даже не стал отпираться, и лишь направился к раздевалке. Дорога до дома прошла в тишине. Милкович таращился на свои сбитые костяшки, аккуратно проводя пальцем по ране, а рыжий уставился в окно. По грязному стеклу медленно стекали капли воды, а где-то далеко раздался гром. Когда они вышли на улицу, брюнет через чур сильно хлопает дверью машины. Видимо, уже шалят нервы. Такими темпами он окажется в психиатрической лечебнице раньше, чем возлюбленный. И кто кому ещё передачки, как женушка, толкать будет? Бывший не спешит в дом, стоит под проливным дождем, подняв голову к небу. По телу от холода бегут мурашки, а может вовсе и не от прохладной ночи. — Куртку надень, — слишком сухо приказывает старший, замечая озноб на нежной коже. Ответ поступает не сразу. — Мне и так хорошо. — Ты заебал спорить уже, завязывай, — Милкович хмуриться и собирается что-то добавить, как парень слишком резко разворачивается. — Зачем ты все это делаешь? Я просто не хочу, чтоб ты заболел. — Да мне насрать, хочешь не одевай, — спокойным ровным тоном ответил, слегка пожав плечами. — Зачем ты ведёшь себя, как ебаный принц на белом коне? Зачем избиваешь тех, кто обидел меня? Зачем на ночь глядя едешь в клуб, вытаскивать меня из под дури? Зачем заставляешь одеваться и есть ебанную жрачку?— буквально прокричал рыжий, хмуря брови на переносице, — Нахуя? Микки глотает холодную воду, что стекает по лицу в приоткрытые губы и буквально теряет дар речи. Какого здесь происходит? — Ты еблан, если не понимаешь, — спокойно выдаёт, ощущая стук собственного сердца. — Сначала говоришь, что я не нужен, а потом, как сучка, заботишься, — Галлагер иронично усмехается. — Да пошёл ты нахер, — буквально выплевывает парень и начихав на все, направляется в дом. Долбанный Йен. Все рыжие ублюдки. Он впервые так сильно пожалел, что влез в это все. С танцором твориться какая-то дичь, и хрен знает что с этим делать. Но старший не успевает и двух шагов сделать, как мужская сильная рука резко хватает за локоть. От его касания кожа покрывается искрами пламени. — Не уходи, — лишь совсем тихая просьба и слабый вздох. Они смотрят друг другу в глаза. По лицу высокого юноши стекает размазанная под ливнем тушь, а с волос капают капли. Тот явно дрожит, но не спешит зайти в дом, лишь таращиться в небесно-голубые глаза. Вся злость испаряется, чтоб в следующую секунду с удвоенной силой появиться вновь, срываясь на Йене. Гопник притягивает за шкирку бывшего к себе и впивается в нежные губы с особой злостью. Поцелуй получается рваным, грубым, неотесанным. Но таким желанным. От чего все бабочки в животе сдохли. Мир теряет смысл, краски, когда мужская рука проводит по тёмным волосам, прижимая к себе. Будто боится потерять, будто он сейчас исчезнет раз и навсегда. Все воспоминания, который Микки запрещал себе, пролетают перед глазами. Знакомство, драки, первый секс, West-Point. Та боль, что он глушил месяцами после якобы смерти любимого, приобретает пиздец какую силу, разбивая внутри что-то хрупкое и важное. Каждой клеткой тела он чувствует слабость, сковавшую все мышцы, и молиться, чтоб это все не было гребаным сном. Не разрывая страстные поцелую они оказываются на кухни дома. Внутри как минимум теплее, и как максимум страшно. От самого себя и своих действий. От неожиданного поцелуя и собственных чувств. — Я блять… — Завались, — лишь бросает, вновь притягивая рыжего к себе и проводит рукой по огненной шевелюре, — Мокрая крыса. Милкович хочет спросить. О том, что будет дальше; вместе ли они теперь; о взаимных чувствах и разбитых мечтах. Но молчит. Ведь боится услышать гребанный отказ и вновь учиться собирать душу по мелким ебаным кускам. Он чувствует стояк Йена. Чувствует как тот сильно, до синяков, сжимает его в своих объятиях, как сильно тот хочет оказаться в темноволосом парне, и лишь немного отодвигается. Никакого секса. Нельзя, блять, так торопиться. — Тебе пора. Эти слова режут уши и сердце острым ножом. Йен не отвечает, он смотрит ещё минуту, давая возможность передумать, а потом молча уходит наверх. Без выяснений отношений, ссор или скандалов. Оставшись наедине с собственными мыслями, Милкович касается собственных губ. Мгновение назад эти самые… Парень запрещает себе от этом думать. Он не хочет, чтоб на утро после секса его выкинули из койки, сказав что-то про случайный секс или чтобы это все оказалось незначимым. А ещё хуже значимым только для одного из них. Направляясь к своей комнате, парень что-то задевает, и предмет падает на пол. Не обратив должного внимания, Милкович хочет уже пойти в душ и переодеться, а лучше завалиться спать, но замечает россыпь таблеток из оранжевой упоковки. Понимая, что это таблетки Галлагера, парень опускается на корточки и начинает собирать, попутно пересчитывая. Не дай Бог одна потеряется. Восемь, девять, десять… Микки не знает, что чувствует к рыжему. Ненависть. Любовь. Заботу. Желание убить и трахнуть. Все невъебически сложно, а ещё хуже не знать, что к нему чувствует Йен. Возможно, все очередной фальш и игра. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Есть ли в их отношения вообще будущее? Каждый раз будто судьба их специально разводит. Гопник конечно в эту хуйню не верит, но осадок после таких мыслей все равно даёт о себе знать. Такое ощущение, что они могут любить друг друга вечно – но быть вместе никогда. Двадцать, двадцать одна. Собрав все белые пилюли, ставит упаковку на стол. Стоп. Двадцать одна ебаная таблетка. Что за фигня? Может он ошибся в расчете? Или потерял половину? Осмотревшись ещё раз, но куда внимательнее, приходит лишь к одной выводу: ничего и не терялось. Осознание приходит слишком быстро. Йен не принимает таблетки. И судя по всему очень давно.