До самого конца

Четырнадцатое декабря 2020 Лондон, Англия Кладбище было оживленным, что необычайно для подобных мест. Прежде вокруг него не было ничего, кроме пышной зелени лугов; это было своего рода живописное и спокойное место для погребения, где единственным звуком было скорбное воркование голубей да шелест далеких деревьев на ветру. Теперь же с трех сторон кладбище окружали шумные улицы и разноцветные ряды домов, а проезжающие машины хорошо виднелись через высокий кованый забор, определявший границу. Четвертая сторона открывалась на просторный парк, усаженный ивами, чьи свисающие ветви клонились еще сильнее под тяжестью хрустальных капелек льда, отчего в полуденном солнце деревья превращались в сверкающие люстры. В дальнем углу парка играли дети, бегая широкими кругами вокруг качелей и лазалок, которые в зимние месяцы стояли без дела, брошенные ради строительства крепостей и битв на заснеженном поле. Стоя посреди кладбища, с трудом можно было расслышать веселые крики и сиплый смех детей; их шум походил на щебет птиц, а поток автомобилей рядом — на неуклонно бегущую реку. Кладбище оставалось спокойным, в собственной манере. Молодой человек, примерно лет двадцати, шагал среди стариннейших надгробий, замечая, что древность этого места стала своего рода диковинкой для современного мира. Никто из ныне живущих не жил тогда, чтобы оплакивать тех, кто упокоился в этой земле. Вокруг него, то здесь, то там, стояло с дюжину людей: туристы и пара фотографов, держащих свои камеры под странным углом в попытке запечатлеть последний покой мертвых и окрасить мрачную картину, как можно в более приятном свете. Яркие цвета фотографий они променяют на сепию тонов прошлых лет; иронично, как те, кто живет в настоящем, жаждут возвратить это место к его прошлому. Никто не замечал молодого человека, идущего по кладбищу, а если бы кто и заметил, то наверняка остановился бы уставившись. В его походке было больше целеустремленности, чем в любой окружающей, он прорезал свой путь среди рядов могил длинными и плавными шагами. Его лицо было ожившим портретом, безупречные черты не поддавались времени, словно вылепленные из самой лучшей глины. Можно было представить, что заботливые пальцы какого-то художника прошлись по его телу, формируя линию скул и изгиб губ, нежную форму щек и бледную кожу, которая каким-то образом оставалось не тронута зимним дыханием. Его волосы почти переливались на солнце. Внезапный ветерок тихо колыхал их, разгоняя пряди по лицу. Они качались, как бушующее море, а уникальность их цвета дополняла загадочность молодого человека и его странную красоту. Их цвет определенно выделялся на фоне темно-серого пальто, длинные рукава и широкие отвороты которого, казалось, были ему велики, что придавало его внешности нечто детское, хотя его походка излучала влияние. Острые, зоркие глаза были глубокого красноватого оттенка — еще один необычный атрибут, от которого взгляд его будто пронзал все, на что ложился. Молодой человек остановился напротив огромного надгробия, возможно, самого странного во всем кладбище. Сам камень был необработанный — грубый, округлый валун с одной гладкой стороной для надписи. Сверху на нем покоилась красная корона из мрамора, вырезанная из камня того же цвета. Из-под кольца короны торчала рукоять меча — Экскалебур, который никогда не вытащить из его ножен. — Где ты? — спросил молодой человек у тишины, лениво перебирая ногой мягкий ворох снега, скопившийся у подножья надгробия. Справа позади. Голос, ответивший ему, и слышался, и ощущался, брошенный через мост двух умов и подхваченный ветром, направляемый их связью. Молодой человек обернулся, вытягивая шею, чтобы увидеть собеседника. В дальние ворота кладбища вошел мужчина, чья внешность была неземной красоты, но в то же время устрашала своей безупречностью. В отличие от своего юного спутника, этот мужчина оборачивал на себя взгляды всех, мимо кого проходил. Его присутствие привлекало гораздо больше внимания, хотя он был не более и не менее красив, чем его спутник. Возможно, так происходило потому, что он сам допускал к себе внимание. Его лицо, казалось, было вырезано из самого гладкого камня, а фарфоровая кожа сияла на фоне темноты, из которой состоял остальной образ. Длинное пальто на нем было чернейшего цвета, как и волосы, которые спадали на лицо; редкий ветер касался их, но не растрепывал. Казалось, он скользил, а не шел, и любой, кто видел его походку, мог назвать ее только завораживающей. Его знающие глаза совпадали по цвету с глазами человека, который ждал его на другом конце кладбища. В одной руке мужчина нес огромный букет роз. — Так вот что тебе задержало, — замелит Сиэль, имея в виду нелепое количество роз, которые принес с собой Себастьян. Он насчитал одиннадцать: пять белых, три синих и три черных, шесть из которых ярко выбивались на мягком фоне белоснежных. Он представил, как каждый, кто видел его на улицах, с удивлением завидовал тому, кто получит такой щедрый подарок. — Цветы всегда было принято оставлять на могилах любимых, — просто ответил Себастьян, наклоняясь, чтобы положить букет у надгробия. — Любимых это вряд ли, — насмешливо хмыкнул Сиэль, хоть и с трудом спрятал улыбку, мелькнувшую на губах, когда Себастьян преподнес ему единственную алую розу цвета свежей крови, чьи лепестки мягко ласкали кожу. — Временами он был… сложным, но в конце он мне довольно нравился, — сказал он, склонив голову и положив одну руку на сердце, а другую — на надгробный памятник, с театрально-фальшивым проявлением эмоций. Сиэль засмеялся. Себастьян все еще видел мерцание печати за светом его глаз. Пусть ты окажешься на небесах раньше, чем дьявол узнает, что ты мертв — такие слова читались на надгробие Сиэля, вырезанные незатейливыми буквами, а под ними: Граф Сиэль Фантомхайв 1875-1895 — Все же это немного походит на историю Фауста, не так ли? — вдруг задумался Сиэль. — Чем же? — спросил Себастьян. — Тем, что я был спасен от судьбы. Я стою здесь, чтобы отметить годовщину собственной смерти, сто двадцать пять лет спустя, когда должен быть не более чем горсткой костей, гниющих в земле под нашими ногами. — Может, в этом и была твоя судьба, — предположил Себастьян. — Может, нам было суждено быть связанными друг с другом навечно. — В таком случае я не от чего не спасся, — заключил Сиэль. Он растерянно покрутил розу в руке, едва почувствовав, когда один из шипов вонзился в подушечку большого пальца, и наблюдал, как яркая капелька крови скользит по коже и падает на снег. — Будучи человеком, меня успокаивала мысль, что все происходит ровно так, как задумано. Ни больше ни меньше. Думаю, это во мне не изменилось. Он повернулся к Себастьяну и прикоснулся к его лицу, размазывая кровь по нижней губе. Себастьян облизал ее, беря Сиэля за запястье и наклоняя голову, чтобы поцеловать его ладонь. — Не оборачивайся, но, кажется, за нами наблюдают, — сказал он. Сиэль уже заметил их — пара туристов-фотографов в нескольких ярдах от них перестали делать снимки и, опустив свои камеры, переглядывались и шептались. Они явно говорили о двух прекрасных мужчинах, стоящих вместе среди могильных плит, и строили догадки по поводу их отношений и причины, которая привела их на кладбище. Сиэля и Себастьяна это не удивляло и не беспокоило, они привыкли к вниманию: каждый раз, когда их видели вместе, люди, казалось, смотрели на них с благоговейным любопытством, гадая над природой энергии, которая окружала их двоих. Так было всегда, с самого начала. И Сиэль знал, что это тоже не изменится. Что изменилось, так это его способность слышать чужие разговоры на большом расстоянии. — Я слышу, о чем они говорят, а ты? — Сиэль закатил глаза, в основном от забавы. — Честное слово, извращенность некоторых людей… Себастьян прервал его поцелуем, с радостью предоставляя этим людям зрелище, которого они, очевидно, ждали. Сиэль же был счастлив целовать Себастьяна по любой причине, и ему не составило труда сделать из этого представление — он ответил на поцелуй с энтузиазмом и обхватил Себастьяна за плечи, прижимая к себе, а тот обвил его за бедра, прижимая еще ближе. Он скользнул в его рот языком, на котором еще чувствовалась кровь; теперь Сиэль лучше понимал, за что Себастьян ценил этот вкус. — Думаю, этого достаточно, — сказал Себастьян, неохотно разрывая поцелуй и убирая руки. Сиэль улыбнулся и посмотрел через плечо, махая фотографам, как бы поддразнивая. Лицо одной из девушек залилось ярко-красным, и она демонстративно отвернулась в сторону. Вторая продолжала пялиться, вся побледневшая, и на секунду Сиэль подумал, что она упадет в обморок. — Она как будто приведение увидела, — заметил он, смотря, как краснолицая тащит бледную за руку. — Кладбище — самое подходящее место, чтобы увидеть духов тех, кто покинул смертный мир. — Себастьян взял его за руку. — И разве не призрака она увидела в какой-то мере? Себастьян отпустил ладонь Сиэля, обняв его вместо этого за плечи. Рука Сиэля обвилась вокруг талии Себастьяна, и они двинулись под ярким светом зимнего солнца, навстречу безграничному будущему, шагая точно в такт друг другу.