До самого конца

Сельская местность в это время года была поистине унылой. Белый и промерзлый вид зимы приветствовал Абберлайна сквозь решетку тюремной повозки. Два экипажа, в которых он ехал со своими людьми, двигались в изменчивых лучах предрассветного света; в промозглом воздухе дыхание пассажиров почти застывало. Ветер поднялся, едва они покинули город, яростно хлеща снегом, из-за которого пересечь сельские дороги стало почти невозможно. Хотя и с трудом, лошади продолжали двигаться вперед, все ближе доставляя их к конечной цели. Абберлайн был рад своей предосторожности: другие в его положении могли посчитать ненужным брать с собой столько людей, но он намеревался взять под стражу всех, кто обитал в доме графа, до выяснения обстоятельств. Теперь, когда погода ухудшилась, им, возможно, придется продержать Сиэля под домашним арестом до тех пор, пока буря не стихнет. Очередной порыв ветра занес через решетку шквал снежинок, обсыпая лицо Абберлайна жалящими кусочками льдинок. Он не чувствовал холода, его согревала решимость, стойкая уверенность в том, что он действовал правильно. Он закрыл глаза и вдохнул холодный воздух, подробно вспоминая предсмертные муки сэра Артура. Вздохнув, он сжал в кармане пальто глазную повязку и почувствовал себя еще решительней. Так было правильно — для его города, для его страны, для наследия сэра Артура.

***

Они достигли кухни как раз в то время, когда раздался первый выстрел, далекий, но отчетливый. Лиззи шумно вздохнула и взглянула на мать, чье выражение лица было мрачным, словно она знала, что выстрелов не избежать. Ее отец выглядел обеспокоенным. Эдвард был шокирован. Лиззи молча повернулась к двери, но путь ей преградила вошедшая в комнату Мэйлин. — Что происходит? — потребовала Лиззи. — Что тут творится? — Господин все держит под контролем, — ответила Мэйлин. Лиззи с удивлением поняла, что стоящая перед ней девушка была не той неряшливой, неуклюжей служанкой, которую она знала годами. Эта девушка была другой породы, серьезная, стойкая и, Лиззи была готова поспорить, вовсе не такая неуклюжая, какой была ее другая сторона. — Мы должны помочь ему! — воскликнула Лиззи. — Мы должны… Раздался новый выстрел. — Нужно уходить, — сказал Бард, который уже стоял у задней двери. — Погода пока поутихла, но у нас мало времени, прежде чем снег снова повалит, и по дорогам будет не проехать. — Уходить? — спросила Фрэнсис. — Куда? — Обратно в Лондон, — ответила Мэйлин, видя, как на лице леди Мидфорд появляется ужас. — Нам приказали отвести вас в безопасное место. Еще два быстрых выстрела, тишина, за ней крики. — Я не оставлю его. — Лиззи твердо стояла на ногах и указывала в направлении коридора. — Сиэль в беде, и мы можем помочь ему, и я не оставлю своего жениха, когда я нужна ему больше всего! — Послушайте, мы знаем, что вы заботитесь о нем, — сказал Бардрой. — Мы все заботимся. Он тот, кто дал нам второй шанс, когда другие даже не смотрели в нашу сторону. Мы обязаны ему жизнью. Вот почему мы скорее умрем, чем подведем его. Он доверил нам защиту людей, которые дороги ему больше всего в этом мире, и именно это мы намерены делать. — Почему? — крикнула Лиззи. — Почему он отправил нас прочь? — Возможно, он не хотел, чтобы вы застали темный час его жизни, — эти слова прозвучали голосом Танаки, который, как обычно, возник из ниоткуда. — Тени над этим домом куда чернее, чем вам известно, мисс Элизабет. Задняя дверь на кухню вдруг резко открылась, и все отскочили назад, когда груда заснеженной шерсти, коей являлся Финни, ввалилась из холода улицы. — Лошади готовы, — заявил он, стряхивая снег с одежды. — Нужно уходить, сейчас же. — Мы должны помочь ему! — настаивала Лиззи. — У нас нет оружия, — рявкнул Эдвард. — Ну, это не совсем верно, — отметил Бардрой, вскидывая на плечо огромный рюкзак, наверняка забитый оружием и боеприпасами. — Но оставаться здесь нельзя. — Правильно, — эхом отозвался Эдвард. — Сиэль определенно впутался во что-то опасное, и бог знает сколько врал об этом. Почему мы должны рисковать из-за него своей безопасностью? — Мама, — умоляла Лиззи. — Папа. Умоляю. Мать потянулась к ней рукой: — Элизабет, послушай меня… — Нет! — девушка увернулась от матери, пробилась мимо Мэйлин и выбежала в коридор. Она бросилась бежать, ноги стучали по полу, сердце стучало в груди. Схватив подол своего платья, она перепрыгивала сразу через две ступени и, толкнув дверь плечом, вбежала в главный зал. На лестнице позади слышались шаги, ее родные и слуги, без сомнения, бежали за ней вслед, но она твердо стояла на своем, осматриваясь в поисках чего угодно, что могло сгодиться за оружие. На стене, на позолоченном гербовом щите висела пара рапир, а под ними стоял низкий столик. Лиззи с разбегу взмыла в воздух, вскочила на столик и сдернула со стены весь щит целиком. Он сорвался с оглушительным грохотом, потащив ее вниз за собой. Она быстро вернула себе равновесие и уперлась одной ногой в золотой резной металл, чтобы вытащить меч. Клинок заскрипел о свои ножны, но поддался, и вскоре в распоряжении Лиззи имелось два меча. Пусть они не предназначались для боя, но их ковали так же, как любое другое оружие, острое, сбалансированное, и в правильных руках — смертельное. Она чувствовала, как туман беспомощности начинает рассеиваться. — Элизабет! Лиззи тяжело вздохнула, услышав голос матери. Она опустила оружие и глаза, готовая к тому, чтобы ее ругали, но неготовая сдаться. — Мама, ты должна позволить мне… — слова оборвались, когда она увидела ружье в руках матери и пистолет отца. Но не только они, все были вооружены до зубов. Слуги больше не казались людьми, чьей работой было убирать дом, готовить еду и следить за садом. С оружием в руках они выглядели более настоящими, чем она когда-либо их видела. — Я не собираюсь бросать свою единственную дочь, — сказала ее мать, прижимая приклад ружья к плечу. — Кроме того, я не просто так училась стрелять в молодости. — Все равно уходить уже поздно, — вмешался Бардрой. — Дороги, возможно, уже замело, и по ним не проехать, пока буря не закончится. Кроме того, дом окружен. Не знаю, кто они и как их много, но взгляните, — он указал на высокие окна вдоль стен коридора. Мир снаружи был окутан в бело-серый, а ветер, лед и холод кусались так сильно, что их можно было почувствовать через стекло. В буре, среди летящий хлопьев снега двигались рядами тени, медленно подбираясь все ближе и ближе. — И мне еще говорили, что женщине такие навыки не пригодятся, — хмыкнула мать Лиззи. Рядом с ней широко и свирепо улыбнулась Мэйлин. — Если хотите помочь ему, мисс, мы сделаем это сражаясь, — сказал Финни.

***

Пуля разорвалась, пройдя через голову демона, и обжигающие осколки свинца прорвались в плоть Сиэля, где и остались сидеть, заключенные в тело. Прижав руку к скользкому от крови животу, Себастьян насчитал пять ранений, маленьких, но глубоких. Он чувствовал, как с каждым вздохом тело Сиэля напрягалось; он дышал через силу и только через нос, стараясь не потерять сознание от боли. Боль, должно быть, была невероятной, но еще невероятней была ярость, которую испытывал Себастьян, по отношению к самому себе и к человеку, который стрелял. — Не представляю, какие ненависть и позор ты сейчас испытываешь к себе, — сказал Отец, ступая в комнату. — Не справиться с главной целью в своей жизни, не суметь защитить его и не суметь разглядеть опасность, которая все это время была на виду. — Признаюсь, я совершенно не понимаю, как вы скрывались от меня так долго, — сознался Себастьян. — Я всегда считал, что отлично разбираюсь в людях, можно сказать, с нечеловеческой точностью. Но то, что я ошибся в вас, ранит мою гордость, и эта рана, возможно, уже не затянется. Сиэль хмыкнул, что было не лучшей идеей: его охватил влажный, отрывистый кашель, от которого изо рта брызнула кровь. Он сплюнул ее на пол и поднял голову, смотря через плечо в глаза своего злейшего врага. — Скольких еще призраков нужно поднять из могилы, сэр Артур, прежде чем все это кончится? Из коридора доносился громкий звук бьющегося стекла, град выстрелов и выкрики знакомых голосов. Сиэль закрыл глаза и свесил голову. У него не было надежды на сегодняшний день, он знал, что не переживет его, так или иначе, но, по крайней мере, надеялся, что его семья будет в безопасности. Что Лиззи будет цела. — Похоже, началось, — заметил сэр Артур. — Жаль, что тебе пришлось впутать в это последних из членов семьи, но, полагаю, удобнее избавиться от всех вас разом и не беспокоиться об этом позже. — Так вот оно, — сказал Сиэль, — ваше последнее представление. Вы привели сюда всю армию, только чтобы победить меня. Я польщен. — Да, я взял с собой большую часть сил. Но это не последнее представление. Это, уверяю тебя, только начало. Сэр Артур расхаживал по комнате, словно осматривал ее, оценивал цвет стен и узор занавесок. Он казался неторопливым и невозмутимым, несмотря на доносившиеся звуки войны. До прихода сюда ему наверняка было известно, чем являлся Себастьян. Он наверняка знал, что Себастьян мог убить его за долю секунды и что поворачиваться к нему спиной, как он делал сейчас, было невообразимо опрометчиво. При других обстоятельствах, возможно, так бы и было. Но Сиэль не думал, что Себастьян отойдет от него, даже если бы он приказал, не сейчас, когда хозяин истекает кровью. Сэр Артур достал из кармана пальто какую-то фляжку, что было странно, ведь Сиэль никогда не замечал, что бы он носил ее с собой. Но когда он открыл ее и вылил на пол, Сиэль все понял. — В круг. Живее, пожалуйста, — сказал мужчина Себастьяну. — Тебе наверняка известно, что за пули в этом пистолете. Конец ствола, все еще теплый от последнего выстрела, уперся Себастьяну в затылок. Он не шевельнулся. — Ах да, мне следовало догадаться. Прошу прощения. — Дуло пистолета перешло на голову Сиэля. — Может, это сделает тебя сговорчивей. — Себастьян, — шикнул Сиэль, — не делай этого. Но он сделал. И в тот момент, как он пересек черту ловушки, пламя вокруг нее ожило. Сиэль впервые видел Себастьяна бессильным. Одиноким. Напуганным. — Простите, что прервал воссоединение, — сэр Артур указал на то, что могло быть телом возле его ног, но теперь там лежала лишь одежда с пеплом. — К сожалению, некоторых вещей не избежать. — Не такое уж это было и воссоединение, — сказал ему Сиэль. — Он сказал, что пришел убить меня, спасти от вас. Мой вопрос лишь в том, пришел ли он сам, или это вы послали его разыграть этот фарс? Сэр Артур на секунду задумался над вопросом, растирая пепел демона подошвой туфли. — Полагаю, он считал, что действовал, опираясь на собственные мысли и чувства, — наконец сказал он, — но этот человек, монстр, мне стоит сказать, за последние десять лет не сделал ничего без моего разрешения и указания. — Говоря все это, он шагал, обходя кругом ловушку Себастьяна и снова вставая прямо перед Сиэлем. — Конечно, мне стоило предвидеть, в какую ересь он превратит нашу историю, и потому обязан рассказать всю правду. — Для чего? — задумчиво спросил Сиэль. — Вы явно не позволите мне пережить этот день. Я уже смертельно истекаю кровью, — он сплюнул доказательство, как будто это ничего не значило, — так почему бы не убить меня и не покончить с этим? — Неужели ты готов отбросить возможно наконец-то узнать всю правду о своей величайшей трагедии? Разве не такой конец ты преследовал со дня смерти родителей? — Честно говоря, мне это уже не важно. — Это было правдой лишь отчасти, но сэру Артуру не нужно было знать об этом. — Я почти уверен, что это не принесет мне покоя. Я понял, что покоя для меня не существует, даже после смерти, — Сиэль вздохнул. — Я действительно всю жизнь искал эту правду, но за последние дни мои приоритеты изменились, — он бросил взгляд на Себастьяна и понял, что тот ни на секунду не сводил с него глаз. — Я все же расскажу, пусть только для того, чтоб усилить страдания. — сэр Артур наклонился над ним, замечая, как глаза юноши начинают туманиться. — Уж будь внимателен, Фантомхайв. Мужчина начал свой рассказ: — Для начала, твой отец меня никогда не заботил. Он был таким же высокомерным и заносчивым, как и любой наследник дворянского титула. Я часто замечал в тебе то же презренное поведение, что видел в нем; к каждому преступлению он относился точно к собственной загадке, к личным охотничьим угодьям, словно все это была игра, спланированная для его забавы. Но он служил короне, и мне приходилось терпеть работу с ним. Сиэлю хотелось закатить глаза, но он был так близок к потере сознания, что если бы сделал это, то его глаза могли бы завалиться прямо в череп, и тогда с ним было бы покончено. Тем временем сэр Артур продолжал: — Когда он обратился ко мне с идеей об альянсе, «коалиции», как он ее называл, надо признать, я был заинтригован, мне хотелось посмотреть, как далеко он зайдет, прежде чем его действия раскроют и заклеймят безумным еретиком за использование оккультных ритуалов. Но я понимал его желание избавить нашу великую империю от грязи и поэтому пошел ему навстречу. Я давно видел пороки нашей нации, будь то опиумная эпидемия или непрекращающиеся войны в колониях, которые обнажали наши слабости и делали нас уязвимыми. Тогда я еще не знал, что высшие силы призвали меня служить великой и священной цели, о которой я не мог даже помыслить. Вскоре я понял, что, хотя вера твоего отца в силы, которые использовала наша группа, была искренней, он не до конца осознавал всех их возможностей и не видел, что даже самую черную магию можно использовать для распространения очищающего света святого мщения. Я же был готов использовать все необходимое, чтобы достигнуть своих целей. Меня не обременяли его страх, суеверие и бесхребетность, и я начал экспериментировать с запретными ритуалами прямо у него под носом, а он и не заметил. Помню, однажды ночью мы устроили засаду на складе у реки, я изменил одну печать, больше из любопытства, и невольно призвал существо, которое за считаные секунды избавилось от нескольких вооруженных преступников. Винсент догадался, но не подумал, что я мог сделать это преднамеренно. Тогда-то я точно знал, что он был слаб, что он никогда не увидит истинную сторону вещей, и в итоге его придется устранить. Однако убить его в то время или просто отстранить от власти было сложно — в конце концов, он был одним из основателей коалиции. Поэтому я ждал, выжидал свое время и продолжал исследования. С годами наше число увеличилось. Винсент считал себя неким громоотводом, чье присутствие объединяло всех этих доброжелательных людей, но именно я собирал из них союзников, устанавливал доктрину, сеял в их умах собственные догмы. Примерно в то время мое исследование в области демонологии привело меня к слухам об одном обряде, который мог даровать невероятную силу, коей этот мир не видывал тысячелетиями. — Армию демонов, — сказал Сиэль. — Но вы не смогли совершить обряд, вы не были демоном. — И до сих пор не демон, — добавил Себастьян. — Я бы давно его вычислил, если бы он был им. — Верно, мне недоставало способности пожирать или собирать чужие души, чтобы сковать из них оружие, которым мне суждено изменить мир по своему подобию. Я знал, что этот ритуал придется изменить, чтобы он подходил под мои обстоятельства. Но чтобы изменить такой ритуал, сначала мне нужно было завладеть им в изначальной форме. И кто мог лучше рассказать о древних практиках демонов, как ни сам демон? Моя первая попытка была безуспешной. Мне удалось поймать зверя в ловушку, но твой отец в прям смысле этого слова наткнулся на мой кабинет и освободил демона прежде, чем я смог выпытать из него информацию. Винсент сжег мои исследования и отбросил меня на несколько шагов назад. Тогда я понял, что пора спланировать его конец. Это заняло месяцы, но в конце концов я получил детали ритуала, который превращает человеческую душу в демона. Я знал, что, будучи человеком, моей крови не хватало необходимой силы. Но изучая создание демонов, я узнал, что при верных обстоятельствах даже самое простое заклинание способно обратить измученную душу. И создав одного демона, я мог поработить его, чтобы он собирал и обращал столько душ, сколько мне нужно было для пополнения моей славной армии. И кто мог помочь мне построить это будущее лучше, чем человек, который изо всех сил старался его уничтожить? — Ну конечно, — с отвращением прошептал Сиэль. — Да, — ответил сэр Артур, явно довольный, что Сиэль следил за извращенным ходом его мыслей. — Ты когда-нибудь задумывался, почему помимо твоего отца я забрал и вас с матерью? Я мог позволить вам двоим погибнуть в том пожаре. Я уже использовал огонь для этой цели, когда мне надоело, что мой брат проматывал состояние нашего отца и тратил впустую влияние титула. Тот факт, что сэр Артур убил родного брата ради титула лорда, меньше всего потрясал Сиэля во всей этой истории. Брат идет против брата ради власти, ради права на наследство — это было по-библейски предсказуемо. — Было нетрудно подстроить такую трагедию. Твою семью постигло то же самое, на этом самом месте, в этот самый день, десять лет назад. Но тот пожар служил всего лишь для отвода глаз, чтобы скрыть настоящую причину исчезновения твоего рода. Хотя я знал, что пытки Винсента станут достойным наказанием за его неуважение ко мне и за преступления, которые он совершил против меня, физической боли не хватило бы, чтобы сломить его душу. Его избивали, конечно же, пленили цепями и как пса держали в тоннелях под городом, но настоящие пытки достались твоей матери. Сиэлю снова захотелось вырвать, и он бы сделал это, если бы желудок не был уже пуст. В груди болело и горело вместе с ранами, казалось, собственное сердце пыталось прорубить свой путь по горлу и выбраться наружу. — Не буду утомлять тебя подробностями, — сэр Артур снова наклонился над ним, злорадствуя. — Мы не применяли достаточно силы, чтобы убить ее, — во время пыток она была жива и в сознании. Мы пытали ее, пока она не умоляла о смерти. Пока твой отец на коленях умолял убить ее из милосердия. И знаешь, что я сделал, Фантомхайв? — Нет, — ответил Сиэль, хотя и догадывался. — Нет. — Я вручил твоему отцу пистолет и предоставил честь избавить ее от страданий. И он избавил ее. На этот раз Сиэля стошнило — наружу вышла одна кровь, темного, багрового цвета, который когда-то мог показаться ему красивым. В глазах плыло и темнело. — В тот момент его душа сломилась. Он направил пистолет на себя, не ведая, что на полу под ним была печать. Как только он спустил курок, он обратился демоном. Я наконец достиг того, чего не удавалось ни одному человеку. Оставалось только протянуть руку и схватить будущее, которое я представлял себе все эти годы. И у меня был ты, запертый и одинокий, готовый послужить моей цели. — Вы собирались обратить меня, использовать для своей армии, — сказал Сиэль. — Да, но тебе была уготована еще более важная роль. Ты должен был стать моим шпионом, волком в овечьей шкуре, который жил бы среди знати и нес мою волю по мраморным залам и в теневом мире Лондона. И когда время пришло бы, ты обрел бы власть над целой нацией, заставил бы замолчать старую монархию и возвестил бы о новой эре правления, и все это под моим контролем. — И, кажется, это сработало, — слова прозвучали от Себастьяна, который поднял на сэра Артура свирепый взгляд. Сиэль чувствовал, как силы демона напирают на окружающий его барьер, словно кто-то настойчиво стучится в стекло кулаками. Он закрыл глаза и сделал вдох, настолько глубокий, насколько позволяли раны. Как бы Себастьян ни был силен, против святого огня ничего нельзя было поделать. Он был в ловушке, и ему это не нравилось. — Если бы не твоя глупость и неисправимая надежда на выживание, с тобой бы этого сейчас не происходило, — сказал сэр Артур, совершенно игнорируя Себастьяна. — Даже твой отец склонился передо мной в конце. Даже он покорился судьбе и служил цели, для которой был создан. Но не ты, упрямый, глупый мальчишка, который нагло понадеялся, что сможет спастись от судьбы, спастись от меня. — Ошибаетесь, сэр Артур, — поспорил Сиэль, как бы слабо ни звучал его голос. — Не надежда заставила меня достучаться до глубин ада и пожать руку демону. Ничто чистое, как надежда, не заставило бы меня добровольно навлечь на себя это проклятие. Причина, по которой я спасся от вас, причина, по которой я выжил, была всего лишь в том, что я отказался умирать на чужих условиях. Сэр Артур ничего не сказал, а только ударил Сиэля ногой по ребрам. Звук, который издал юноша, был нечеловеческий, незнакомый даже для него самого, это был крик раненого зверя. Он повалился на бок и поджал колени к груди, продолжая сжимать рану. Себастьян зарычал, и его сила ярко вспыхнула; на секунду весь свет в комнате потускнел, отовсюду поползли темные тени, но этого было недостаточно, чтобы вызволить его из ловушки. — Кто, по-твоему, дал тебе эту метку? — сэр Артур снова ткнул Сиэля в ребра, посылая вспышку боли в костях. — Она была здесь до того, как он поставил свою, — сказал он, сдергивая с головы Сиэля глазную повязку, — и будет здесь после. — Все еще надеетесь поработить меня. — Это всегда входило в мои планы. И я бы добился успеха намного раньше; даже если бы ты спасся собственными силами, я бы загнал тебя в угол. Не нашлось бы ни одного надежного места, куда бы ты смог убежать, ни единого камня, под которым смог бы спрятаться. Но ты, ребенок, слабый и беспомощный, сумел спрятаться в единственном месте, в которое я не мог за тобой следовать. Сэр Артур указал на Себастьяна, который, хоть и совсем не хотел признавать, немного восхищался поэзией, с которой тот описывал контракт. — После стольких лет раздумий и ученья я до сих пор не понимаю, откуда ты знал, как тебе удалось призвать такое существо, как он, в последний момент перед неизбежной судьбой. — Если я пришел в тот момент, когда он больше всего во мне нуждался, — вмешался Себастьян, — возможно, судьба, которую вы считаете его, на самом деле не была неизбежной. Сэр Артур на удивление проигнорировал замечание демона и продолжил свою тираду. — Ты создал связь, которую почти не разорвать, вернулся в мир, заново отстроил семейное имя и какое-то время считал себя несокрушимым. Но твоя растущая привязанность к этому существу, и его к тебе, раскрыла слабые места, когда я уже отчаялся их найти. Но я был терпелив. Я выжидал свое время и теперь, теперь я запущу ход времени сначала. Видишь ли, у меня наконец-то есть способ разорвать эту связь, признать договор недействительным. Десять лет назад, в этот самый день, на этом самом месте я привел свой план в исполнение. И, прождав десять лет до своего возвращения, я нахожусь на пике силы. В голове Сиэля всплыло непрошеное воспоминание о детоубийце, которого он поймал месяцы тому назад. Тот случай не был связан с этим, Сиэль был в этом уверен, но в нем присутствовала та же порочность, то же неустанное стремление обуздать божественную силу, покорить то, чего боятся все люди — собственное бессилие, собственную смертность. — Твоя душа станет моей, как и должно быть, — говорил сэр Артур, поднимая револьвер и направляя его на голову Себастьяна. — Если тебе есть, что напоследок сказать господину, демон, думаю, сейчас самое время. Себастьян повернул опущенную голову, Сиэль поднял свою, и их глаза встретились. Юноша чувствовал, как звенит печать их контракта; то была безрадостная песня, зов сирены, что всегда сводил их вместе. Он вспомнил их первую ночь, в кровью пропитанной ванне, нежную и в то же время ненасытную. Урок танцев много месяцев тому назад, первый раз, когда он заметил, как Себастьян смотрел на него; подумал о сегодняшнем утре, когда Себастьян был на нем, вокруг него, внутри него, двигаясь с нежностью и заботой — простая и тихая преданность, озаренная предрассветными лучами солнца. — Мне больше нечего сказать, — тихо ответил Себастьян. — Все, что я есть, все, чем я мог бы быть… он уже знает. — Как трогательно, — отметил сэр Артур. — Кто бы мог подумать, что такое чудовищное, нечестивое создание может прятать такое человеческое сердце? Жаль, что оно не послужило тебе в жизни, как не послужит и в смерти. Ты… Послышался резкий глухой звук, треск металла о кость, и сэр Артур повалился на пол. Позади него стояла Лиззи, юбка на ней была разорвана, волосы взлохмачены. Она-то и ударила мужчину тяжелым концом рукояти меча. Увидев, на кого напала, она от изумления открыла рот и попятилась назад. — Сэр Артур! Но я думала… я видела его только со спины, и пистолет, и Себастьян, и я… Она сделала еще один шаг назад и наступила на прах некогда своего дяди, — поняв это, она завизжала. — Что… Сиэль, что происходит? Те… те создания, они подожгли дом, все сражаются, но их слишком много и… Сиэль! Ты ранен! Сиэль полз, как бы медленно это ни делал, игнорируя боль и болтовню девушки, шаркая коленями в сторону кольца огня, окружавшего Себастьяна. Он натянул рукав на руку и начал хлопать по пламени, пока часть его не потухла. Себастьян потянулся сквозь созданную брешь и взял его за руку, а потом и вовсе оказался на другой стороне, словно исчез с одного места и появился в другом, прямо у Лиззи на глазах. Девушка моргнула, потрясенная как никогда. Сиэль хотел накричать на нее, заорать, спросить, какого черта она не была за мили отсюда, но не думал, что у него хватит сил. — Себастьян, — сказал он вместо этого, указывая на распластавшееся тело сэра Артура, — он мертв? — Еще нет, — Себастьян поднял пистолет, который лежал на полу рядом с мужчиной. — Желаете сделать это сами, сэр, или мне избавиться от него за вас? Сиэль молча вытянул руку, и Себастьян положил револьвер в его ладонь. — Сиэль, что ты делаешь? — спросила Лиззи робким и дрожащим голосом, совсем детским от страха, что поднимался в ее горле. — Этот человек не тот, за кого мы его принимали, Элизабет. — Сиэль чувствовал себя слабым, невероятно уставшим, рука тряслась в попытке удержать оружие, и все-таки он чувствовал себя живым, неуязвимым, как, возможно, чувствовал себя в последний раз. — Этот человек причинил чудовищные вещи многим людям, мне, моим родителям, и планирует причинить их бесчисленному количеству других. Я собираюсь положить этому конец. Я собираюсь покончить с ним, раз и навсегда, после стольких лет. Где-то наверху раздался оглушительный грохот, стены затряслись, потолок обвалился, и на их головы обрушилось месиво из обломков и пламени. Горящие бруски дерева и раскаленные камни сбили Сиэля с ног. Он бросился в сторону и инстинктивно свернулся на полу в клубок, заслонив голову и вскрикнув от боли и шока, чуть не раздавленный рушимся домом Фантомхайвов. Его должно было придавить, но в последний момент его заслонили. — Себастьян? — спросил он, не узнавая слабый, хриплый голос, что сорвался с его губ. Он не видел Себастьяна сквозь облако пыли, поднятое обвалом, поэтому потянулся рукой, нащупывая линию его плеч и форму лица. — С тобой все хорошо? — Разумеется, сэр. Пыль оседала, и Сиэль мог видеть, что демон был невредим. Одежду и волосы покрывала грязь, но он не пострадал. По правде говоря, в данный момент Сиэля больше беспокоил не Себастьян. — Лиззи, — сказал он, когда демон помог ему подняться на ноги. — Ты видел, где она упала? Видел… — Я здесь! — крикнула Лиззи. Ее растрепанные русые кудри показались из-за груды мусора, а за ними медленно и все остальное. Она была цела, к великому облегчению Сиэля, не считая огромной царапины на щеке, кровь из которой уже высыхала на коже. Себастьян помог ей выбраться. Как только ее ноги оказались на твердом полу, она пустилась к действиям. — Нужно добраться до конюшни, — сказала она им, поднимая один из мечей, которые она уронила в хаосе; второй пропал где-то под грудой того, что недавно служило обеденным залом. Сиэль оглядел причиненный ущерб с уставшим смирением — этому дому не суждено было выстоять. Стол был разрушен, стулья раздавлены, все стеклянное разбито, а огромные груды сломанной мебели с верхнего этажа разбросаны повсюду вместе с полом и стенами оттуда же; взглянув наверх, он четко видел крышу дома, которая чудом еще оставалась на месте. — Нас разделили почти сразу, как началось сражение, — говорила Лизи. — Слуги остались в коридоре, их отделили от нас несколько из тех… существ. — Ее глаза скользнули по лицу Себастьяна. — Прежде чем разделиться, мы договорились встретиться в конюшне. Думаю, они не уедут без нас, но чем дольше мы заставляем их ждать, тем больше они находятся в опасности. Сиэль посмотрел назад, на то, что осталось от окон столовой и на снег снаружи. Он хотел сказать, что попытка проложить дорогу в Лондон в такую погоду была достаточно опасной, но вариантов у них сейчас не было. — Себастьян, проверь, свободен ли путь в коридоре, — приказал он. Себастьян, хотя и было похоже, что ему больно покидать Сиэля, слегка поклонился и сделал, как сказали, оперев хозяина о сломанную спинку кровати, провалившейся сквозь потолок. Когда Сиэль снова посмотрел на Лиззи, он обнаружил, что она рвет свою юбку на полосы. — Что ты делаешь? — Надо перевязать твои раны и остановить кровотечение. — Она начала снимать окровавленную сорочку Сиэля. Он ожидал, что она закричит, расплачется, грохнется в обморок или все вместе, но вместо этого она поморщилась, больше оценивающе, чем обеспокоенно. Это делало ее старше своих лет, более строгой — вылитый образ матери, подумал Сиэль. — Где ты научилась этому? — Сиэль скривился и старался не кричать от боли, когда Лиззи начала обматывать вокруг него полоски ткани, затягивая их туже и туже, соединяя обратно его разорванную плоть. — Я прочла несколько книг по медицине. — Она закончила перевязку и вздохнула. — Думаю, сойдет. — Спасибо, — сказал Сиэль, все еще находясь как в тумане. — Твое платье испорчено. Лиззи улыбнулась, мягкой, хрупкой, неуверенной улыбкой. — Что-то красивое не обязательно должно быть бесполезным. — Улыбка дрогнула, и она снова показалась старше своих лет. — Сиэль, что происходит? Что это за чудовища снаружи? В этот момент в двери появился Себастьян. — Коридор пуст, — сообщил он. — Похоже, большая их часть собралась у главного входа, путь на кухню чист, но не знаю, как долго. Мы можем опередить их, но надо двигаться быстро. Сиэль кивнул, потом снова посмотрел на Лиззи: — Обещаю все объяснить, когда это закончится. Только доверяй мне. — Ох, Сиэль, конечно же, я тебе доверяю. — Она взяла его за руку. — Я бы не вернулась, если бы не доверяла. Себастьян поднял бровь, увидев ее жест и необычную перевязку Сиэля, но ничего не сказал и только подошел к господину и взял его на руки. — Я сам могу идти, — заявил Сиэль, слишком дерзко, по мнению Себастьяна. Он открыл рот, чтобы возразить, но Сиэль остановил его, прижав к губам свой палец. — Если ты еще хоть раз скажешь «ваша безопасность для меня превыше всего»… — Но господин… — Тебе понадобятся обе свободные руки, — сказал Сиэль. — Что-то подсказывает мне, что эта битва далеко не окончена. Себастьян вздохнул, но вернул его на ноги. Сиэль посмотрел в сторону груды развалин, под которыми был заперт сэр Артур, из-под них виднелась одна лишь рука, призрачно-бледная и мертвенно-неподвижная. — Он мертв? — Скоро будет, — пообещал Себастьян. — Но сначала вам нужно пережить этот день, если хотите увидеть его кончину. Коридор был действительно пуст и вдобавок разрушен: на стенах были трещины, на полу валялись стекла, иней прилипал к пустым оконным рамам, снег скапливался в углах и кружился в воздухе. Бодрящий холод возвратил щекам Сиэля немного цвета и слегка прояснил голову. Боль от раны никуда не делась, но чувствовалась слабее, чем раньше, — он не знал, что это означало: становилось ему лучше или хуже. Сиэль крепче сжал пистолет и заморгал от сильного порыва ветра. Дальше по коридору все оставалось пока целым. Себастьян заглядывал в каждую комнату, которую они проходили, убеждаясь, что там не прятались демоны, готовые устроить им засаду. — Если они направились к выходу, значит, им известно, что мы еще внутри, — размышлял Сиэль, пока они спускались по лестнице к кухне. — Почему они пошли ко всем выходам, кроме кухонного? Только если… На кухне их ждало скопище демонов, у каждого светились глаза и поблескивали когти, как бритва острые и наготове. — Возвращайтесь наверх, — сказал Себастьян, стоя уже за порогом. — Уходите как можно дальше. Я разберусь с этим. — Себастьян… Прежде чем Сиэль успел сказать еще хоть слово, дверь в кухню перед ним захлопнулась. Он знал, что ее удерживала магия, и толкать было бесполезно, оставалось только делать, как велел Себастьян. — Сиэль, — послышалось рядом, и тут он вспомнил про Лиззи, яркий лучик света в темноте, прежде нетронутый несчастьем, брошенный в пучину трагедии, одну-единственную вещь, от которой Сиэль хотел уберечь ее. Она была единственным, что оставалось защищать, единственным в его жизни, что еще не было обречено. Он позволил ей взять себя за руку, и они побежали. Его тело двигалось лениво, но он сжал зубы от боли и старался не отставать. Дыхание превратилось в хрипы, когда они поднимались по лестнице, и к тому времени, как они добрались до верха, он тяжело опирался на ее плечо. Он взглянул по коридору направо, в сторону столовой, туда, где сэр Артур еще был в ловушке, и почувствовал, как ярость вновь закипает в той крови, что еще осталась в его теле. — Что имел в виду Себастьян? — лихорадочно спросила Лиззи. — Как мы можем идти дальше наверх, если мы видели, как верхний этаж обвалился? — Мы не знаем, разрушен ли он полностью, — сказал Сиэль. — Есть еще лестница для прислуги, — он указал на тускло освещенное пространство слева, — она ведет к спальням в южном крыле. Себастьян не послал бы нас сюда, если бы не знал, что идти некуда. — Он старался не думать о демонах, увиденных на кухне, об их числе, кровожадных глазах и острых как бритва когтях. — У нас нет другого выбора. Ступени чудом уцелели, как и коридор за ними. Доски скрипели от неуверенных шагов, но ни одна не собиралась выпасть из-под ног. — Сиэль? — голос Лиззи звучал так же неуверенно, как и ее шаги по лестнице. — Как мы выберемся отсюда? Если мы не сможем вернуться тем же путем, мы окажемся заперты здесь. Что, если этот этаж тоже рухнет? Что, если… — Себастьян нас выведет. Сиэль потянул Лиззи к ближайшей двери. Эта была спальня, маленькая по сравнению с теми, что Лиззи видела во время своих визитов — только кровать и шкаф, не было даже туалетного столика. Камин здесь казался меньше, а зеркало над ним лишилось блеска. Все остальное накрывали белые пыльные покрывала, призраки запустения, ярко выделяющиеся на фоне темно-зеленых стен, и даже ковер был свернут и спрятан в углу. Лиззи со вздохом смотрела, как Сиэль оперся о шкаф и начал толкать его. Она знала, что останавливать его бесполезно, раз уж его не остановили даже раны, и сама помогла ему передвинуть шкаф к двери, вздрагивая от его низких болезненных стонов. — Приляг, — сказала она, осторожно ведя его к кровати. — Отдохни минуту. Ее пугала бледность на его щеках, испарина на лбу и пятна крови, медленно расцветающие на самодельных повязках. — Сиэль, как Себастьян может сражаться со всеми этими… — она до сих пор не знала, как их называть, — существами и победить? Как ты можешь знать, что он найдет нас, что он вообще выжи… — Он придет, — ответил Сиэль резким тоном и вздохнул, когда Лиззи от него отшатнулась. — Прости. Знаю, что у тебя мало причин доверять мне или ему. Лиззи присела на краю кровати. — Он ведь не обыкновенный дворецкий, да? Сиэль почти улыбнулся. — Он вообще необыкновенный. — В его глазах мелькнуло что-то вроде нежности, он взял ее за руки, и его взгляд прояснился. — Прости. — Ты повторяешься, — заметила она дразнящим голосом. — Это стоит повторять. Он задержал их взгляды вместе, и ее сердце замерло в груди. — Сиэль, я… — Что бы ни случилось, — прервал он, — я хочу, чтобы ты знала, как сильно ты мне дорога. — Ничего не случится, — настаивала Лиззи, желая чувствовать себя так же уверенно, как звучал ее голос. — Ты прав: Себастьян придет, мы найдем остальных и доберемся до Лондона. — Она сглотнула, подавляя панику. — А потом мы с тобой поженимся, весной, с белыми розами, твоими любимыми. — Конечно. С белыми розами, — отстраненно ответил Сиэль. Его глаза закрывались, рука в ее ладони медленно ослабевала. — Сиэль, очнись! — приказала Лиззи, трясся его за плечи. — Сиэль! Шкаф у двери опрокинулся с пронзительным грохотом. Лиззи закричала, вскакивая на ноги и поднимая свое оружие в сторону сломленной баррикады. В дверях стоял Себастьян. Его фрак был изорван, лицо разбито и окровавлено; ступая, он слегка прихрамывал на правую ногу. Одной рукой он зажимал рану в боку, но не было похоже, что это его сильно беспокоило. — Ты ранен, — Сиэль снова был в сознании и медленно подпер себя слабыми руками, чтобы посмотреть на дворецкого. — Не серьезно, — уверил его Себастьян, перешагивая через шкаф и подходя к окну. Он распахнул шторы, отчего к его ногам упало облако пыли, и открыл окно, выглядывая наружи, слово измеряя расстояние до земли. Лиззи задрожала, когда внутрь просочился холодный воздух, собираясь у лодыжек и поднимаясь по ногам. Себастьян кивнул сам себе, и теперь она дрожала от ужаса. — Возьми ее первой, — сказал Сиэль, подтверждая страх Лиззи. Девушка чувствовала, как кровь отливает от лица, и подумала, что может упасть в обморок. Абсурд, но после всего, что она видела этим утром, это пугало ее больше всего. — Но, сэр, — два слова делали возражение Себастьяна совершенно понятным. — Себастьян прав, — сказала Лиззи. — Сиэль, ты должен идти первым, ты ранен, тебе нужно выбраться отсюда больше, чем мне. — Себастьян, — Сиэль не обратил на нее никакого внимания, — это приказ. Лиззи не успела приготовиться, как ее схватили с места и без труда подняли на руки. — Держитесь, — сказал ей Себастьян. Когда он ступил на подоконник, Лиззи завизжала, цепляясь в его плечи, и закрыла глаза. Она напряглась, желудок сжался в горле, и земля под ними исчезла… А затем они приземлились, намного мягче, чем она ожидала, и почему-то знала, что их приземление смягчил не снег. — Ваша семья в той стороне, — Себастьян поставил ее на ноги и указал на заснеженную землю впереди. — Они направляются к дороге. Вам нужно идти. Мы с господином скоро последуем. Она хотела спросить, откуда он знал, в каком направлении ей идти или как он управлял гравитацией, чтобы замедлить их спуск, но в это время случилось самое ужасное. Она не видела, как это началось, но, услышав первый стон и треск ломающегося дерева, быстро развернулась, приковав глаза к окну, из которого они только что выпрыгнули. Крыша над ним начала проседать, оконная рама прогнулась и, наконец сломавшись, разлетелась, выплескивая наружу осколки стекла. В беспомощном ужасе Лиззи наблюдала, как спальня, в которой находился Сиэль, становилась скомканной оболочкой из сломанных балок и осыпающегося камня. Казалось, все происходило медленно, пока она смотрела, не в силах этого остановить, но в действительности все обвалилось за секунду, с невероятной ударной силой. Она чувствовала эту силу в собственной груди, которая как невидимый кулак зажала в тиски ее сердце. Она хотела закричать, но не могла — ее голос украли. — Себастьян, — прохрипела она, поняв, что он не двигался. Он стоял прикованный к месту, словно увиденное обратило его в камень. — Идите, — сказал он еще более слабым голосом, чем звучал ее собственный. — Я не могу его оставить. — Она чувствовала, как все тело становится холодным, холоднее воздуха вокруг, холоднее, чем телу положено быть. Себастьян повернулся к ней, и, хотя не выглядел иначе, Лиззи не видела в нем больше ничего человеческого. — Идите! — прорычал он, и земля вздрогнула, сбивая Лиззи с ног. Она поспешила подняться обратно и успела увидеть, как Себастьян взлетел в воздух, а потом, развернувшись, побежала.

***

Сиэль сумел подняться и опереться о стойку кровати, прежде чем произошел обвал. Все закончилось в мгновение ока, так быстро, что он не почувствовал ни как падает на землю, ни как кожу пронзает кусок дерева. Он не думал, что тот прошел насквозь, но не мог пошевелиться, чтобы проверить, даже если бы хотел. Он слышал только громкий, белый шум, бурную реку или сильный ветер. Слепо проведя пальцами по ране, он нащупал скользкую, теплую кровь и неровный, грубый край дерева, торчащего из тела. А потом увидел лицо Себастьяна, побелевшее от ужаса, когда он опустился перед ним на колени, останавливая руку над раной — даже он не был уверен, что делать, понял Сиэль. — Ты выглядишь напуганным, — заметил он. — Прямо в ужасе. Но это неправильно, ведь демоны не испытывают такие человеческие чувства, как страх. — Я не испытывал ничего человеческого, пока не узнал вас, — ответил Себастьян. — А теперь мой единственный страх — не знать вас боле. — Ну, это я исполнить не могу, — бредя от боли и потери крови, Сиэль махнул рукой, как бы отклоняя опасения Себастьяна. — А я-то думал, что ты без труда поглотишь мою душу. — Я не заслужил вашей души, милорд, я подвел вас, во всем, в чем только можно. —Ш-ш-ш, — Сиэль приложил палец к губам демона. Тот повернул голову и поцеловал окровавленную ладонь. — Разве ты не знаешь, — прошептал Сиэль, — никто никогда не получает того, что заслуживает. Себастьян мог бы засмеяться. — Я почти не надеялся, что вы придете к этому заключению. — Нужно было сделать это раньше, — задумчиво сказал Сиэль, — тогда бы это не было проблемой. — Я думал, вы готовы выполнить свою часть сделки, — заметил Себастьян, с сочувственной гримасой опуская Сиэля на то, что осталось от кровати, почти ожидая, что он вскрикнет от боли. — Казалось, вы смирились со своей судьбой. — К черту судьбу, — Сиэль дышал тяжело, и слова выходили обрывками. — Новая сделка. Я хочу жить. Желательно с тобой. Желательно дольше, чем следующие полминуты. Себастьян слабо улыбнулся: — Я согласен с условиями. — Отлично, — коротко издал Сиэль. — Приступай же. Себастьян потянулся окровавленной рукой к его лицу, но юноша поймал ее, и на короткий миг его взгляд прояснился. — Она должна поверить, что я мертв, — отдал он, возможно, свой последний приказ. — Когда все будет сделано, ты должен увести ее отсюда, увести их всех. У них не должно быть надежды на мое спасение. — Его глаза снова потускнели. — Обещай мне. — Конечно, милорд. Перчатки Себастьяны были пропитаны кровью, он стянул их, благодарный наконец раз и навсегда от них избавиться. Кожа под ними была такой же красной, словно кровь Сиэля пропитала его руки до костей. Он размазал часть ее вокруг печати своего контракта, чувствуя, как нарастает сила. После всего произошедшего лицо Сиэля чудом оставалось незапятнанным и невредимым. Себастьян исправил это, прокусив свой большой палец и проведя кровью по веку Сиэля. Сиэль моргнул, когда мягкая, теплая влага коснулась его глаза. Он заглянул в лицо Себастьяна, на все эмоции, что на нем отражались, и подумал про себя, что демон никогда не выглядел так человечно, как выглядел в этот момент. А потом Себастьян начал говорить, медленным и тихим тоном насылая заклинание на языке, которого Сиэль не понимал. Он звучал как музыка, красивее и прекраснее любого языка, который он слышал. Он почувствовал, как на него накатывает сила, боль в теле начинала отступать, сердцебиение замедлялось, ноги и руки холодели, а затем немели. Так вот что значит умирать, подумал Сиэль. Себастьян внимательно следил за ним, дожидаясь верного момента, чтобы приступить к последнему этапу ритуала. Сиэль терял сознание, но был не совсем близок к смерти, — еще нет, но уже скоро. — Себастьян, — его голос вдруг звучал решительно и твердо, даже когда последние остатки жизни в нем угасали, — я люблю тебя. Себастьян раскрыл рот, как будто собирался сказать что-то, но на ум не приходило ни слова. Пришло время для последнего этапа ритуала. Кровь покрывала его пальцы, и своя, и чужая; он окрасил ей губы Сиэля, а потом поцеловал их, вытирая и наслаждаясь легким движение юноши, когда он поднял голову и ответил на поцелуй с той немногой силой, что в нем оставалась. — Вы сказали, вам не нужно это говорить, — прошептал Себастьян, его губы были еще рядом, и он чувствовал последнее тяжелое дыхание, что выходило из легких Сиэля. — Не нужно, — Сиэль запнулся о последние слова, глаза уже закрывались, слишком скоро, подумал Себастьян, слишком скоро, чтобы углядеть последний проблеск синевы, синевы, которую он больше не увидит, — но я хотел.

***

Открыв глаза, Артур понял, что битва проиграна. Если его нынешнее состояние — побитое, сломанное и заваленное — не было достаточным доказательством этого факта, то абсолютная тишина, окружавшая его, подтверждала его без тени сомнения. Не было больше ни криков, ни грохота стекол, ни выстрелов ружей. В ушах стояло только быстрое и громкое дыхание, ветер, свистящий через разбитые окна да дальний треск пожара, который уже заглатывал часть дома. Его покинули, собственные дети оставили его умирать; он знал, что это правда, потому что пролежал здесь уже какое-то время, забытый и беспомощный. Да, да, битва была проиграна. Лучшее, что он мог сейчас сделать, это выжить, двигаться вперед, восстановить свою армию и закончить войну, раз и навсегда, с Фантомхайвом в качестве марионетки или без. Артур не мог представить, что мальчишка выжил с теми ранами, которые он нанес ему. Он всегда был слабым, как его отец. Нынешней задачей было выбраться из ловушки. Он оказался прижатым различными балками и перекрытиями, кусками штукатурки со стен верхнего этажа и тем, что осталось от дивана, тяжесть которого болезненно ложилась на его левое плечо. Оно наверняка было сломано, но повреждение тела было несущественным. Оболочку можно починить и даже поменять. Правой рукой он приподнял все, что смог; холодный ветер ударил в лицо, когда перед глазами показалась остальная часть комнаты. Затем он высвободил левую руку, кряхтя от напряжения и агонии, и заметил, что правая нога, зажатая особенно огромной балкой, не двигалась. Пришлось перекатиться через плечо, снова разжигая в нем боль. К тому времени, как он поднялся, было ясно, что его правая нога была ранена; пыльный ковер под ним был залит кровью. Сделав шаг, его колено почти подогнулось, — тоже сломано. Шаги будут хромыми и болезненными, но выбора не было, он должен был идти. Он вытащил из-под обломков палку и оперся на свой импровизированный костыль. У него была цель. Господь был с ним. Он не мог подвести Его.

***

Лошадь заржала и тихо затопала копытами по рыхлому снегу. Финни взял ее морду в ладони и прошептал какую-то чепуху, уговаривая стоять смирно, пока они ждали. — Черт возьми, — Бард пробурчал себе под нос, видя, как Мидфорды цеплялись друг за друга и смотрели в сторону дома, из которого мисс Элизабет и господин еще не вышли. — Не хочется думать о худшем, но время для встречи прошло. Если Себастьяну не удалось их вытащить и встретиться с нами, вероятно, они уже не придут. Нужно двигаться, пока погода не сменилась или пока не появилось больше этих тварей. — Он поднял воротник своего пальто и зажег очередную сигарету — эта была уже третья, а признаков, что кто-то выходил из дома, все не было. — Если хочешь сказать об этом леди Фрэнсис, милости прошу, — сказал Мэйлин, поправляя ремень, который удерживал ружье на ее спине. — Я бы не поставила на то, что она покинет это место в скором времени. Только не без дочери. — Не могу сказать, что виню ее, — согласился Финни. — Не хочется думать, что нам придется оставить господина позади. — По крайне мере с ним Себастьян, — заметил Бард. — Тогда мы оставляем и Себастьяна, — тихо заспорил Финни. — Мы не должны забывать наш долг перед хозяином, — дал им совет Танака, прерывая свое обычное молчание. — И если мы должны быть жестокими, чтобы спасти его последнюю семью, тогда жестокими мы будем. — Что ж, я ей говорить не стану, — Мэйлин подняла обе руки. — Вы, мальчики, можете вытянуть жребий. Финни начал всерьез подумывать над этим предложением, когда вдали показалось движение. — Вон там! — Бард указал рукой. Мидфорды уже заметили движение. Леди Френсис вырвалась из объятий мужа и побежала к приближающимся фигурам, среди который, когда они подошли ближе, Финни разглядел только двоих. Себастьян нес на руках тихо дрожащую мисс Элизабет. Господина с ними не было. — Себастьян! — позвал Бард, подняв руку в мрачном приветствии. Когда дворецкий приблизился, Финни увидел на нем кровь — она была повсюду, на руках, костюме, шее и лице. Он не думал, что большая часть ее могла принадлежать Себастьяну. — Где господин? — спросил он. Дрожь мисс Элизабет и жуткий взгляд в глазах Себастьяна были достаточным ответом. Даже Бард был взволнован, но будучи человеком военным, он сохранил самообладание и сказал: — До дороги чуть меньше полмили на восток. Оттуда можем повернуть к Лондону. До темноты не доберемся, но по дороге будут другие владения. Может, среди них найдется кто-нибудь гостеприимный. Особенно когда узнают, что случилось, подумал Финни, но не нашел в себе сил произнести слова вслух. Он бросил последний взгляд в сторону дома, дернул за поводья и последовал за остальными.

***

Однажды утром, вскоре после Кануна Всех Святых, Сиэль проснулся от яркого осеннего света, что вливался в окно, вокруг ютилась мягкость простыней, потрескивал огонь в камине, а в воздухе витал приятный, крепкий запах чая. Сиэль держал глаза закрытыми, прислушиваясь к движениям Себастьяна по комнате: он поставил чайный поднос, разложил одежду для господина и наконец нагнулся над ним, чтобы провести по лбу ладонью и прижаться к виску поцелуем. Я бы снова продал душу, подумал Сиэль в тот момент, чтобы так осталось навсегда. В воспоминании Себастьян что-то говорил. Сиэль слышал его голос, четкий и звонкий, как церковный колокол ясным утром, взывающий, бодрящий. — Господин, пора просыпаться.

***

Повозка внезапно остановилась. Несколько мужчин, успевших заклевать носом, резко проснулись, а ржание лошадей пронзило пугающую тишину. Абберлайн, жаждавший скорее добраться до цели, распахнул заднюю дверь и обнаружил, что один из сержантов уже ждал его. — Мы прибыли? — осведомился детектив. — Почти, сэр, — ответил сержант, странно кивая вдаль. — Вам нужно взглянуть на это. Абберлайн нахмурился такому бесполезному ответу, выбрался из повозки и повернулся, чтобы посмотреть в том направлении, куда указывал сержант. Их караван остановился на вершине холма, в полумиле от дома; дорога впереди, хоть сейчас и невидимая, спускалась к небольшой долине, отмечавшей границы частных владений. Буря прекратилась, по крайней мере, пока, оставив землю в подобии стазиса, застывшую во времени; облака на небе освещались так, что были одного цвета с землей, окутывая мир как чистый холст. С такой высоты виднелся весь пейзаж, а это значило, что у Абберлайна и его людей был лучший вид на побоище. Абберлайн не мог ни ожидать, ни предвидеть увиденное. Поместье Фантомхайв снова стояло в руинах. Целые куски внешних стен обвалились, части крыши то просели, то отсутствовали вовсе. Пламя вырывалось из всех окон, выплевывая вверх башни черного дыма, резко выделяющегося на фоне ярко-белого пейзажа. — Бог мой, — прошептал Абберлайн, — как… — Сэр! — позвал один из людей, указывая вниз холма. К ним приближалось несколько фигур: кто-то пешком, кто-то верхом на лошадях, но все как один были покрыты грязью и с угнетенными лицами. — Леди Элизабет! — Абберлайн пустился вперед, когда увидел, как она дрожит на руках Себастьяна с широко раскрытыми глазами, в изорванном и опаленном платье. Дворецкий мягко опустил ее на землю, и она тут же к ней припала. Ее отец опустился рядом, поднял ее обратно и повел туда, где полицейские уже предлагали пледы леди Мидфорд и ее сыну. — Себастьян, что происходит? Себастьян ничего не ответил. Он выглядел потерянным, лишенным всякой цели, более не в духе, чем Абберлайну доводилось его видеть. — На дом напали… какая-то наемная банда, — объяснил один из слуг, Бардрой, если Абберлайн правильно помнил. — Похоже, хозяин был близок к раскрытию личности того убийцы, за которым вы гонялись. — Сэр Артур, — сказала Элизабет и снова умолкла. — Сэр Артур мертв, — возразил Абберлайн. — Он мертв, я видел, как он умер. — Она говорит правду, — голос Себастьяна был тонким, а опущенные плечи не держали привычного странного очарования. — Я тоже видел его. Этот заговор серьезнее, чем вы думаете, детектив. Вас ввели в заблуждение. Нас всех ввели в заблуждение. Непреодолимый ужас наполнил Абберлайна, когда он понял, что ошибся, и его ошибка привела к произошедшему; ужас накатывал темными волнами, пока не поглотил его полностью, и тут он понял, что кого-то не хватало. — Где он? — спросил детектив, едва способный говорить громче шепота. Он уже знал ответ на свой вопрос, хоть и молил Господа, что снова ошибался. — Где лорд Фантомхайв? Никто не ответил ему, и молчание было ответом. Ужас Абберлайна превратился в ярость, в ту, что закипала в животе и прорывалась в горле. Он обратил ее на Себастьяна. — И вы оставили его? Вы, кто были к нему ближе остальных, кто поклялся защищать его ценой собственной жизни, оставили его умирать? — Его раны были слишком серьезны, — тихо ответил Себастьян. Он был не в силах смотреть в чьи-то глаза и стоял спиной ко всем, не сводя взгляда с дома. Абберлайн не мог поверить, что Себастьян пытался оправдать свои действия. И все же, казалось, он раскаивался, возможно, был даже был пристыжен. — Ему оставалось жить считаные секунды. Его последним приказом было обеспечить безопасность мисс Элизабет. Я собираюсь вернуться и забрать его тело. — Я пойду с вами, — предложил Абберлайн, хотя и не намеревался позволить Себастьяну отклонить предложение. Вдалеке прогремел громким взрыв, за которым последовал тошнотворный треск — безошибочный звук ослабшей древесины. Все с ужасом смотрели, как южное крыло дома полностью рушится, прогибаясь под собственным весом и грудой скатываясь в мягкое снежное ложе. Себастьян помчался к дому со скоростью пули.

***

Сиэль горел. Сначала он почувствовал это в груди: там, где когда-то билось сердце, теперь лишь полыхало пламя, а по венам не бежала кровь, только сильный, беспрестанный жар разливался по телу. Он сделал вдох, следуя привычным человеческим инстинктам, и чувствовал, как сквозь него проходит воздух, холодный, ненужный, пахнущий одной лишь смертью. Пламя из груди добралось до ног и рук, и как только оно коснулось кончиков пальцев, Сиэль открыл глаза. Приветствовавший его мир совершенно отличался от того, с которым он распрощался несколько минут назад; зрение стало бесконечно четче, свет был ярче, тени — чернее. В темных углах комнаты он различал фигуры, призраков, таящихся между этим миром и следующим. Солнечный свет вливался сквозь открытое окно, преломляясь от того, что осталось от стекол. Какие цвета! Сиэль и не знал, что их было так много. Он осознавал холод, бродивший по полу, но не чувствовал его. Огонь внутри лишь нарастал. Он посмотрел на свои руки, ожидая увидеть какое-то воплощение силы, но видел лишь руки, пусть и чистые, новые, сильные. Он провел ими по груди и животу и не обнаружил на них ни ран, ни крови, ни шрамов, ни даже одежды. Сиэль нахмурился, представляя в голове костюм, тот, что носил сегодня утром и который был так жестоко испорчен, и вот он уже был на нем, темно-синий, в первозданном виде, все было застегнуто и даже без складок. На ощупь ткань была достаточно реальной, но каким-то образом он знал, что она была сделана из того же, из чего был сделан он сам, — всего лишь еще одна форма, которую могло принять его тело. Но сейчас костюм вполне годился. Он захотел встать и обнаружил себя на другом конце комнаты. Что-то вроде смеха вырвалось из горла; он не узнавал собственную силу и скорость, малейшее движение могло перенести его дальше и быстрее, чем он мог мечтать. Голова Сиэля дернулась, когда он заметил какое-то движение, почувствовал его на грани восприятия. То было его собственное отражение, пойманное в осколке разбитого зеркала, которое все еще цеплялось за стену. Он выглядел, как всегда, за исключением красных глаз, что светились подобно двум искрам в ночи. На секунду Сиэль остановился, и мир, казалось, замер вместе с ним. Он с интересом подумал, чувствовал ли Себастьян себя так же, когда двигался, управлял ли он миром вокруг, становился ли частью его, вместо того чтобы просто передвигаться в нем. И тут к нему пришло воспоминание, еще свежее, но слабое и далекое, похожее на сон. — Господин, — сказал Себастьян, наклоняясь над ним. Тело Сиэля было разбито, недвижимо, жизнь покинула его лишь несколько секунд назад. Себастьян не ждал, что он ему ответит, но все равно говорил с ним. — Проснувшись, прошу вас дать мне знак, что вы очнулись, и я вернусь к вам. Какое-нибудь театральное представление вполне сгодится. Не сомневаюсь, что вы что-нибудь придумаете. — Расплывчато и бесполезно, как обычно, — сказал себе Сиэль и обнаружил, что голос тоже изменился, хотя, возможно, он просто слышал его по-другому; как бы то ни было, звучал он сильно, с выраженным тембром и напряжением в каждом слоге. Он подумал на секунду, какой сигнал ему послать, а потом улыбнулся. Прислушался к дому, к слабости в полу, и со всей новообретенной мощью топнул ногой, так сильно, как мог. В следующий момент все южное крыло дома было разрушено. Сиэль стоял на краю, заглядывая в пропасть, которую создал с необъяснимым восторгом. Он посмотрел на восток, куда, как он знал, бежали другие, и видел их четкие фигуры вдали, намного четче, чем человек мог видеть с такого расстояния. Он видел фигуры семьи и прислуги, златые волосы Лиззи, яркие под солнцем, и темное пятно, которым был Себастьян. Сердце Сиэля затрепетало, стоило пятну прийти в движение, быстро приближаясь в его сторону. — Скоро, Себастьян, — тихо сказал он. — У меня осталась еще одна встреча.

***

Он добрался до входного зала раньше, чем Сиэль догнал его. С момента пробуждения Сиэль прислушивался к присутствию всего живого, и внутри дома и снаружи. Присущие человеку ограничения больше не сдерживали его слух и обоняние, он улавливал признаки жизни и ее движения с такой же легкостью, с какой дышал. Расширив границы своих чувств, он обнаружил дом лишенным жизни, всей, кроме одной — гнусной, жалкой, омерзительной жизни, которая вскоре оборвется. Все демоны были убиты или сбежали, но стук сердца их хозяина все еще эхом отдавался от стен, нарастая с каждым шагом Сиэля все громче и громче. Он пробежал по дому, быстро ступая по самому пространству, чтобы оказаться там через секунду, но теперь замедлился, поняв, что, пусть и ждал этого момента так долго, он все же хотел им насладиться. Это было жалкое зрелище — покрытого кровью, ушибами и пылью сэра Артура далеко занесло от палаты лордов, очень далеко от положения, которое он когда-то занимал. И вот он здесь, с обугленной палкой в качестве костыля, ковыляет со сломанным плечом и всем телом наваливается на разбитое колено, а открытая рана на ноге отставляет на черно-белом полу полосу крови. Сиэль слышал, как раздробленные кости трутся друг о друга, и улыбнулся, представляя, какую боль, должно быть, испытывал мужчина. Но эта боль была ничем по сравнению с той, которую он ощутит, прежде чем Сиэль разделается с ним. Сначала сэр Артур его не заметил, он был почти у входной двери, а Сиэль спускался с большой лестницы позади, перешагивая через две ступени разом. Он никогда не чувствовал такую легкость в ногах, все те годы, которые он ходил с тростью, теперь казались невероятно далекими. Момент, когда сэр Артур осознал чужое присутствие, — это момент, который Сиэль будет беречь до скончания времен. Замерев всем телом, мужчина остановил свои хромые шаги и медленно обернулся, заранее страшась того, что увидит. На лице его был смертный ужас. — Нет, — выпалил он. — Это… это не было предсказано! Этого не может быть! Сиэль остановился внизу лестницы, небрежно прислонившись к перилам. — Кажется, обо мне не многое предсказано. Я мешал вам на каждом шагу. Может, ваш Бог не так уж вам благоволит, как вы верили. Сиэль поднял руки, и сэр Артур упал на колени. То, что было сломано, сломалось еще больше, а звук, который издал мужчина, был почти ребяческим. — Когда столько лет назад я решил найти виновного и отомстить, я не строил иллюзий. Я знал, что это будет стоить мне жизни и души. Знал, что родителей не вернуть, что бы я ни делал. Но одного я жаждал так сильно, что все это становилось неважным. Одного я жаждал так сильно, что с готовностью прошелся бы — пробежался бы — прямо через врата ада. — Чего? — Голос сэра Артура звучал отважно, непоколебимо, но это было неважно — скоро Сиэль это исправит. — Я хотел, чтобы он умолял, — ответил Сиэль, двигаясь туда, где мужчина стоял на коленях. — Хотел, чтобы человек, убивший моих родителей, умолял о пощаде, как умолял мой отец, как умоляла мать, как умолял я сам. Он раскрыл ладонь и подумал об огне — об огне, с которого все началось, но не о том, что сжег дотла его дом, а о собственном огне, что питал его ярость, о том, что был в тысячу раз сильнее любого пламени, которое мог наколдовать сэр Артур. Пламя вспыхнуло в его руке, синее и пленительное, оно целовало кожу — его творение и под его контролем. — Умоляй, — приказал он, обнажая зубы и чувствуя, как они заостряются и зверь внутри него показывает свою величавую голову. Сэр Артур встретился с ним взглядом, полным страха, но с оттенком решимости, плюнул под ноги Сиэля и сказал: — Никогда. Горящей рукой Сиэль схватил его за горло, с новой силой поднимая от земли. Он чувствовал, как кожа мужчины морщится и тает под его пальцами, которые впивались в то самое место, откуда сэр Артур похитил так много бесчисленных душ. — Вы столько раз пытались уничтожить меня огнем, — сказал Сиэль, — и каждый раз в огне я возрождался. — Он указал на себя свободной рукой. — Метка, которую вы оставили на мне, исчезла. Меня очистили и дали новую жизнь, но не вы. Он наблюдал за агонией в глазах мужчины, видел, как она поднялась, а затем исчезла; чувствовал, как рушиться душа, стираемая его рукой в ничто, как и все остальное. Когда обгоревший, пустой труп упал к его ногам, Сиэль позволил огню выйти из-под контроля. Он закрыл глаза и улыбнулся, поглощая целый мир вокруг.

***

Абберлайн схватил поводья ближайшей лошади, собираясь следовать за Себастьяном, но Танака остановил его рукой. — Не стоит, инспектор. — Но если он пойдет туда, то умрет! — Думаю, мистер Михаэлис знает об этом. — Но… — Абберлайн посмотрел туда, где только что видел Себастьяна, но его там не было, он уже растворился вдали. Прежде чем Абберлайн успел подумать о невероятной скорости, необходимой для такой задачи, произошла другая, еще более невероятная вещь. Дом, а точнее, та часть, что еще оставалась стоять, взорвалась. На секунду форма дома замерла, навсегда выжигая след в памяти, мощная и величественная. А в следующий миг все исчезло, объятое огромным шаром пламени, синим, ярким и неземным. Жар был настолько сильным, что Абберлайн ощущал его на коже даже на таком огромном расстоянии. Деревья, замерзшие и голые, были повалены набок, а какие и подхвачены огнем, сгорая вместе с останками поместья Фантомхайв.

***

Было тихо, подумала Лиззи. Тишина наступила с тех пор, как Себастьян появился и принес ее в безопасность, с тех пор как они нашли ее семью, с тех пор как он исчез в последний раз. В ушах стоял громкий гул, шумная река, переросшая в монотонную, оглушительную тишину. Спустя несколько минут после взрыва, отец отвел ее к одной из полицейских повозок, поднял, чтобы она не сидела на ветру, и оставил. Она видела остальных сквозь решетки своей клетки, своей крепости, и, хотя их губы шевелились, опущенные в беспокойстве, слов она не слышала. Где-то на задворках сознания она предполагала, что они рассказывали о событиях прошедшего утра, а вернее, уже дня. Взглянув на небо и сощурившись от высокого солнца, она поняла, как много прошло времени. — Мисс, — сказал кто-то, чья мягкость голоса растопила нараставший вокруг нее лед. Она моргнула и поняла, что рядом собрались все слуги, засовывая свои головы в повозку. Они выглядели неуверенно, но больше всего они казались невероятно добры. От этого ей захотелось плакать. Но даже спустя несколько часов она не нашла в себе ни единой слезинки. Слезы, без сомнения, придут, и силы их, возможно, хватит, чтобы треснули ребра. Какая-то часть ее ждала этого. Но пока все остальное в ней — и тело и душа — обледенело. — Мы приготовили чаю, — сказал Финни, предлагая Лиззи дымящуюся жестяную кружку. Она глупо уставилась на нее, не понимая, как чай мог залечить произошедшее. — Она в порядке? — прошептал Финни своим компаньонам, когда стало ясно, что ответа не поступит. — Конечно, не в порядке, — неодобрительно шикнула Мэйлин, толкая Финни в сторону и взбираясь в повозку, чтобы сесть напротив. — Ей столько пришлось пережить и все за один день. Неудивительно, что она в ступоре. Лиззи ничего не сказала, когда Мэйлин развернула плед и накинула ей на плечи; толстый материал кололся, когда она подоткнула углы, чтобы не дать теплу выйти. Затем девушка взяла кружку из рук Финни и приложила к замерзшим рукам Лиззи. Горячий металл жегся, когда одна крайность коснулась другой, но постепенно ее кожа согрелась, и кровь снова начала бежать по пальцам. Тишина начала удаляться. — Спасибо, — сказала она запоздало. — Я не… Простите… — Вам не за что извиняться, — прервал ее Бардрой. — Он прав, впервые в жизни, — твердо согласилась Мэйлин. — Теперь выпейте это или замерзните до смерти. — С широкими глазами служанка зажала свой рот. Выражение не подходило случаю, но от ее резкой реакции Лиззи захотелось смеяться. — Спасибо, — повторила она, на этот раз вкладывая в слова больше смысла. — Всегда к вашим услугам, мисс, — кивая, сказал Бардрой. Финни слегка поклонился, а Мэйлин, спустившись с повозки, присела в реверансе, и все трое побрели обратно. Снова оставшись одна, Лиззи ждала возвращения тишины, шока и отчаяния, но чая, каким бы слабым он ни был, хватало, чтобы держать тени на небольшом расстоянии. Они стояли прямо за спиной, шептали ей на ухо, напоминая обо всем, что она потеряла, обо всех вопросах, ответы на которые она никогда не получит. Он обещал рассказать ей правду, когда все закончится. Она доверяла ему, верила, что он ей все расскажет, что он наконец был готов доверить ей вещи, которые доверял лишь одному человеку. Но теперь они оба были мертвы, исчезли, а вместе с ними исчезла и правда. — Миледи. Лиззи снова подняла голову и увидела, как в повозку заглянул Танака; его глаза, как всегда, были почти закрыты. Он тоже выглядел уставшим. Она не знала его достаточно хорошо, чтобы говорить уверенно, но разрушительный холод и события сегодняшнего дня явно оставляли на нем отпечаток. — Что такое, Танака? — Я пришел сообщить, что вы скоро отправляетесь. — Отправляюсь? — Обратно в Лондон. Детектив-инспектор Абберлайн послал нескольких человек проверить дорогу. Снег, похоже, немного расчистило ветром, и ехать теперь безопасно. В присутствии вашей семьи больше нет необходимости, поскольку они уже дали показания о событиях сегодняшнего утра. — Но я не… — Думаю, мистер Абберлайн не хочет тратить ваши нервы понапрасну, мисс. — Детектив сочувственно поклонился головой. — Сегодня вы, возможно, настрадались больше всех. Вопросы могут подождать другого дня, хотя бы после ночи хорошего сна. Лиззи не хотелось говорить ему, что она вряд ли когда-нибудь уснет, поэтому она сказала: — Конечно. Передайте детективу-инспектору, что я благодарна за его учтивость. — Обязательно, миледи. — Танака поклонился, а потом потянулся рукой в карман пальто. — Есть еще одно дело, которое я должен выполнить. Думаю, оно куда важнее, чем дела Скотланд-Ярда. Толстый конверт, который он протянул ей, был запечатан синим воском, а сверху на нем стояла печать семьи Фантомхайвов. Лиззи едва не пролила чай, поставив кружку рядом на скамейке, руки затряслись, потянувшись за письмом. — Оно от Сиэля? — Девушка за секунду разорвала печать и развернула последнее послание Сиэля, пробегаясь пальцами по знакомым, безупречным закорючкам его почерка, которые простилались на несколько страниц, готовых поведать историю — последнее, что у нее осталось от него на этом свете. — Как долго оно было у вас? — Господин вручил мне его на прошлой неделе, — огласил Танака. — Он велел мне передать его вам, в случае если он не сможет сделать это сам. Лиззи уставилась на страницы, не моргая, и неожиданно ей стало страшно читать слова, которые ей написал Сиэль. — Хотите сказать… он знал, что умрет? Танака покачал головой: — Не знаю, какая судьба, по мнению господина, была ему уготована, был ли он уверен в своей скорой кончине или только опасался ее, мне не ведомо. Однако у меня есть подозрения, что ответ на этот и другие вопросы находится в этом письме. Лиззи напряженно сжала губы. — Благодарю, Танака. — Всегда пожалуйста, мисс. Оставляю вас одну. Она кивнула, чувствуя, что ни одно спасибо не выразит ее благодарности. Дождавшись, пока мужчина скроется из виду, она вернулась к письму и, сделав глубокий вдох, погрузилась в чтение. Моя дорогая Элизабет, Если наступит час, когда Танака положит это письмо в твои руки, значит, в этот час ты поймешь, что меня действительно нет. Я искренне надеюсь, что этот момент никогда не настанет, и ты никогда не испытаешь той печали, которую, боюсь, сейчас испытываешь. Однако я изложил эти слова на бумаге, считая, что так или иначе ты должна их услышать. Я никогда не был к тебе таким внимательным, каким мне следовало быть, и не был достаточно любящим. Я никогда не мог дать тебе того, что ты заслуживаешь, и в этом мое величайшее сожаление. Не собираюсь оправдывать своих недостатков, но следующие строки послужат неким объяснением. Правда — лишь наименьшее из всего того, чем я тебе обязан. Прошу тебя смотреть на вещи шире, когда прочтешь то, что я написал. Знай, что все это правда, поверь, что я не безумец. Я также должен попросить тебя сжечь это письмо, дочитаешь ли ты его до конца или нет. Никто никогда не поверит в правдивость того, что я собираюсь рассказать, и, хотя тебе я доверяю безоговорочно, мое доверие не распространяется на тех, кто находится вокруг тебя и властен уничтожить мое имя теперь, когда я больше не способен его защищать. Мне невыносима мысль, что мое имя может быть запятнано, что оно не переживет меня хотя бы таким образом. Я, конечно же, не волен контролировать то, как ты поступишь, с кем можешь этим поделиться. Я лишь надеюсь, что правильно доверился тебе. Лиззи не представляла, какая правда могла быть настолько темной и разрушительной, что он боялся ее раскрывать. Она никогда не знала Сиэля таким отчаявшимся, но, наверное, так и должно было быть, ведь он писал это, веря, что недолго проживет в этом мире. Чем дальше она читала, тем меньше понимала. Ей говорили, что ее дядя и тетя погибли в трагическом происшествии, а не были чудовищно убиты. А самого Сиэля держали в плену, морили голодом, пытали — она проклинала себя за то, что не замечала его боли или, по крайней мере, не старалась сильнее помочь ему оправиться. Хотя со времен того судьбоносного декабря минуло десять лет, Сиэль вкладывал в свои слова столько эмоций, что ей казалось, все произошло сегодня. Он писал, что его настолько поглотила ярость, что он позабыл обо всем остальном в жизни, оставил всякое стремление к радости и удовольствию. Об этом она знала. В это она верила. Он сказал, что в этом не было ее вины, что в ней не было изъянов, и вся ответственность за их несовместимости лежала лишь на нем. А потом она узнала, почему он попросил сжечь это письмо. Себастьян, как ты наверняка могла заметить, не обычный слуга. На самом деле, Себастьян — мой спаситель. Он тот, кто вытащил меня из тени смерти, клетки, в которой меня бросили гнить. Когда я в отчаянии взывал о помощи, готовый отдать самую душу, чтобы выжить и отомстить моим врагам, он был тем, кто ответил мне. Он пришел из глубин самого ада, места еще худшего, чем то, из которого он спас меня, и с тех пор служил мне, не только в повседневной жизни, но и в погоне за теми, кто отнял у меня родителей. В обмен на это моя душа принадлежит ему. Поскольку теперь я мертв, он, несомненно, забрал свою награду и перешел к следующей сделке. Он продолжил описывать настоящую природу Себастьяна, а затем рассказал правду о человеке, который называл себя Отцом, публично известном, как убийца Мидтауна — лидер тайного общества, которое намеревалось захватить и извратить души невинных с целью собрать достаточно силы, чтобы свергнуть монархию, разрушить империю и погрузить мир в хаос. Одно за другим нахлынули воспоминания: Канун Всех Святых, нападение, нечеловеческие существа и зловещие твари сегодня. Разумеется, она верила словам Сиэля. Отрицать их означало отрицать собственную память. Но она также понимала, почему ничто из этого не должно было увидеть света дня, почему никому нельзя было знать, что Сиэль погиб, пытаясь остановить это. Я не могу предвидеть обстоятельства собственной смерти и не знаю, переживу ли свой день рождения, я только знаю, что Себастьян не позволит мне умереть, пока условия нашей сделки не будут выполнены. Будь уверена, что если меня нет, значит, с этим страшным злом покончено. По крайней мере, моя смерть послужит цели. Лиззи прочла письмо еще раз, а потом еще раз, цепляясь за каждое слово вновь и вновь проводя по строкам холодными пальцами, запечатлевая в памяти каждую запятую. Ей никогда не быть довольной, никогда не получить удовлетворения, ведь Сиэля в этом мире больше не было, и дальше она должна была жить без него. Но она любила его так сильно и долго, что не могла не чтить его, и в жизни, и в смерти. Остановившись на последней странице, она оборвала ее так, что оставалось только несколько строк. Их она сохранила, поскольку они не содержали той правды, которую он ей доверил, и поскольку с этими слова она расстаться не могла. Сожалею, что не могу предложить тебе большего утешения, чем это. Сожалею о многих вещах. Я желаю, чтобы ты прожила долгую жизнь, чтобы ты была любима, и чтобы тебя окружали такие же прекрасные вещи, какой прекрасной ты всегда была сама. Прощай, Сиэль Она сложила остальные страницы по порядку, свернула и положила обратно в конверт. Свое тайное послание она заткнула за пазуху, встала на ноги и, немного пошатываясь, слезла с повозки. Слуги собрались вокруг разведенного костра; мертвые ветки, освобожденные от снега и льда, потрескивали и горели, выбрасывая в воздух горькое облако дыма. Лиззи встала перед языками пламени и положила в них письмо, наблюдая, как сворачивается и чернеет бумага, превращаясь в пепел; смотрела, как тает гербовая печать Фантомхайвов. Никто из слуг не проронил ни слова, и она была благодарна за их молчание. Впервые за сегодняшний день она осмелилась подумать о будущем и надеялась, что эти люди станут его частью. Потом она подошла к родителям, которые до сих пор вели разговор с детективом и его офицерами. — А, Элизабет, — поприветствовал ее отец, тепло, но в то же время грустно. Он обнял ее за плечи, и она прильнула к нему. — Скоро отправляемся, дорогая. Тишина возвращалась, разверзаясь пустотой, что ждала поглотить ее. И, как уже предвидя, Лиззи заплакать.

***

Солнце начало садиться за тем немногим, что осталось от поместья Фантомхайвов. Красота чистого зарева в небе ярко выделялась на фоне руин некогда великого гнезда дворянской власти. Семья Мидфордов отправилась в Лондон, как только позволила погода. Абберлайн послал с ними несколько своих человек, чтобы предоставить защиту, а также оповестить Скотланд-Ярд о развитиях дела — ужасающем, непредвиденном исходе многомесячного расследования, и запросить больше людей и припасов к недавно гордому поместью. Абберлайн знал, что старшие по званию плохо отреагируют на сообщение из вторых рук и вскоре потребуют ответов на вопросы, которыми он только начал задаваться. Он все еще не понимал, как сэр Артур пережил нападение в Канун Всех Святых, как мог совершать такие злодеяния, не вызывая ничьих подозрений, и что даже сам Абберлайн ничего не замечал. Мягко говоря, он чувствовал себя разбитым, пущенным по течению, без всякой цели и желания ее найти. Но он знал, что ему придется принять правду, какой бы невероятной она ни была, — сэр Артур, человек, которого он считал мертвым, был в ответе за сегодняшнее кровопролитие. У Мидфордов не было причин лгать на этот счет, не было причин защищать Сиэля, если это он на них напал, не было причин врать из страха теперь, когда он умер. Абберлайн с трудом верил в собственную глупость. Как мог он позволить кому-то, даже тому, кого уважал так сильно, как сэра Артура, отравить его разум и обманом заставить игнорировать собственные инстинкты, которые всегда твердили ему, что Сиэль был невиновен, что ему можно было доверять, когда доверия ко всем остальным не было. Сейчас его инстинкты говорили ему, что Мидфорды сказали правду. И какую цену требовала правда! Слуги остались позади. Абберлайн уже взял с них показания и не имел никаких законных оснований подозревать или задерживать их и предложил им вернуться в город вместе с Мидфордами. Но они остались, из-за некого оставшегося обязательства перед господином, подумал Абберлайн. Они переночуют здесь же, а утром помогут осмотреть руины поместья. Было ясно, что они готовы к побегу и путешествию обратно в Лондон. Бардрой, ранее служивший в Вооруженных силах Ее Величества, имел с собой целый рюкзак припасов: пледы, спички, продовольствие, даже набор чугунных кастрюль. Он и остальные сумели развести костер и заварили котелок чая, который, пусть и слабый, согревал руки и животы людей детектива. Все они столпились вокруг костра, тихо о чем-то беседуя. Тон их разговора оставался унылым, но в то же время нес в себе чувство товарищества, которое бальзамом ложилось на раненую душу Абберлайна. Сам он, однако, не был настроен присоединиться к их рядам, он не мог отвести глаз от западного горизонта, где пылающий красным и кровоточащий оранжевым закат заменял еще недавно горящие участки дома, на месте которых остались почерневшие угли. Он продолжал смотреть в небо, даже когда Танака присоединился к нему на вершине холма. — Со временем это чувство пройдет, — сказал мужчина, вставая рядом. — Какое чувство, сэр? — спросил Абберлайн. — То, которое вы сейчас испытываете, — проницательно ответил Танака, чье дыхание выходило изо рта, как клубок дыма. — Я не притязаю на ум такого опытного детектива, как вы, но могу представить, какую вину вы, должно быть, испытываете за ту роль, которую, по вашему мнению, сыграли в гибели хозяина. Уверяю, что никакой подобной роли вы не сыграли. Думаю, в этом наше чувство вины схоже. — Приятно слышать, но моей вины здесь куда больше, чем вашей. — Абберлайн вытащил из кармана глазную повязку, протягивая ее, чтобы Танака мог увидеть глубину его стыда. — Я ехал сюда арестовать его, несмотря на запреты начальства, несмотря на правду, которую отказывался видеть, и все потому, что злодей, монстр, а не человек, сказал мне, что Сиэлю нельзя доверять. И я поверил ему. Танака кивнул, словно не услышал ничего нового. — Я должен убедить себя, что ни своими действиями, ни бездействием не несу ответственности за эту ужасную трагедию. Только один человек ответственен за это, и его уже отправили к Всевышнему, чтобы судить за его преступления. За эти преступления он заплатил высшую цену. Это, по крайней мере, меня утешает. — Может, вы и правы, — Абберлайн подумал над его словами. — К тому же, — продолжил Танака, — господину не приличествовало бы умирать, не отомсти он человеку, что стоял в ответе за эти злодеяния. Думаю, вам это известно. Абберлайн чуть не засмеялся, что-то вроде резкого кашля с треском выпрыгнуло из груди. — Он всегда был склонен к драматизму. Танака кивнул: — Семейная черта. — Он еще больше сощурился от солнца. — Я видел ее в леди Фрэнсис и мисс Элизабет. Думаю, я продолжу служить им, как служил дому Фантомхайвов всегда. — Не считаете, что это подходящее время уйти на покой? Знамение или вроде того? Вы служили этой семье в стольких катастрофах, как можно продолжать? — После такой катастрофы я не могу уйти на пенсию так же, как вы не можете оставить службу в Скотланд-Ярде; впереди еще есть важная работа, — ответил Танака. — Оставлять свой долг — не в нашей природе. Так же как в природе мистера Михаэлиса не было остаться здесь, остаться в живых, после того как господин покинул этот мир. Абберлайн наконец понял, что это Себастьян убил Нормана Хейга в том убежище в сточных каналах. Хейг, инсценировавший собственную смерть, похитил Сиэля и, возможно, причинил ему вред, — в глаза Себастьяна не существовало более тяжкого греха. Где-то над ними, на голых ветвях соседнего дерева прокричал ворон, несчастно и траурно, быть может, взывая к сородичам, а может, просто так. Это наконец отвлекло внимание Абберлайна от заката, и он поднял взгляд на одинокую птицу, чьи стеклянные глаза блестели в угасающем свете, почти красные в последних лучах заходящего солнца. — Он всегда говорил, что всюду последует за Сиэлем, — вспомнил Абберлайн. — Думаю, он сдержал свое обещание. Ворон снова крикнул и взмыл в сторону угасающего солнца, летя, пока не скрылся из виду. — До конца, — тихо проговорил Танака, — до самого конца.

***

Ворон кружил над обломками, плавно спускаясь все ниже и ниже, пока его не встретила погибшая земля. Прежде чем его когти успели коснуться почерневшего грунта, ворон обернулся вихрем из теней и перьев, взметнувших облако пыли и пепла, из-под занавеса которых показался Себастьян, такой, каким всегда был и каким всегда будет. Ни один волос на его голове не выбивался в сторону, ни единый шрам не касался его кожи, ни пятнышко крови; на нем был тот же костюм, что он носил бы в любой другой день декабря, а пальто цвета ночи было застегнуто под самый подбородок. Его шаги были зловеще тихими, не оставляли ни следа, ни отпечатка, пока он шагал по дому, ставшему могилой. Он оглядывал руины равнодушным взглядом, с отрешенностью, присущей такому существу, как он. Это место больше не имело для него значения, и он не испытывал горя утраты. Его путь петлял меж лабиринта развалин, участков фундамента и частей внешних стен, разбросанных при взрыве. Для чужих глаз его странствие показалось бы бесцельным, никто бы не догадался, что его вели за собой, тянули за путы, уводя все глубже в руины, к эпицентру разрушения, где земля была выжжена больше всего. Здесь странствие Себастьяна закончилось. Вокруг ощущалось чужое присутствие, словно кто-то стоял рядом и настойчиво похлопывал его по плечу. — А, — облегченно вздохнул он, даже не поняв, что беспокоился, — вот ты где. Мимо пронесся порыв ветра, поднимая пепел в гипнотизирующем вальсе. Ему следовало быть морозным, бодрящим холодом зимы, вместо этого он был теплым дыханием, шепотом любовника ранним утром, обещанием дальнего берега. Наполненный жизнью, пепел продолжал кружиться в танце, пока не засиял в свете заката. Еще секунда и кружащаяся масса вспыхнула огнем, тем же синим огнем, который упокоил этот дом. Она приняла форму двух огромных крыльев, ангельских в своей красоте и дьявольских по своей мощи. Крылья сомкнулись в кокон, а затем раскрылись. — Сиэль. И вот он стоял перед ним, увенчанный порочным огнем, еще великолепнее, чем был при жизни. Ослепительный феникс, восставший из собственного пепла. Сиэль немного закатил глаза, явно уловив мысли Себастьяна. — Я надеялся на что-то помрачнее, более интригующее, — юноша наклонил голову, и пламенные крылья исчезли. — Однако должен сказать, что принимать любую форму весьма впечатляюще. — И ты, похоже, быстро учишься, — заметил Себастьян, когда Сиэль изменил свое обличье, выбрав одеяние, похожее на то, что было на нем самом, не считая, разве что, длинного зимнего пальто оттенка кобальта вместо полночно-черного. Он оглядел себя, все еще увлеченный способностью создавать вещи простой силой воли. Для Себастьяна изменение прошло так давно и совсем не так приятно, что у него никогда не было возможности изумляться ему самому, и сейчас он был рад видеть это изумление в Сиэле. — Я дам тебе минуту, — проронил Сиэль, заметив отдаленность во взгляде демона, — если тебе нужно время оплакать. — Оплакать? — Себастьян растерянно наклонил голову. — Потерю моей души, — пояснил Сиэль, положив руки на бедра и чувствуя, как тело звучит вместе с землей под ногами. — Теперь тебе ее уже не поглотить. Себастьян был рядом в мгновение ока, прижимая его к ближайшему обломку каменной стены, по-прежнему стоявшей на месте. Он поймал губы юноши и поцеловал их, сильнее, чем когда-либо, и Сиэля начал понимать, насколько Себастьяну приходилось сдерживать себя раньше, как много границ было между ними. Чувствуя, как легко рушились эти границы, он похотливо застонал ему в губы. Это соглашение мне нравится действительно больше, голос Себастьяна звучал в ушах Сиэля, но губы его не шевелились. Солнце садилось, и тьма начинала поглатывать землю, но, встретившись взглядом с глазами Себастьяна, Сиэль видел в них ясный свет, вечно пылающий во мраке. Он знал, что тот же свет теперь горел в его глазах. — Я слышу тебя, — в ужасе прошептал Сиэль, коснувшись пальцами виска, — прямо здесь. Себастьян улыбнулся, упираясь лбом в лоб Сиэля. — Да, такое случается. Брачные узы порой настолько сильны, что те, кто ими связан, мыслят едино. Сиэль отпрянул в удивлении: — Ты не говорил, что эти узы брачные. — Совершенно не казавшись расстроенным, он расплылся в улыбке. — Я никогда не лгал, — сказал Себастьян. — Когда я говорил, что изначально ритуал использовался более сильными демонами для создания себе подобных, я говорил правду. Но изначальная причина для создания ритуала, почти всеми забытая, заключалась в том, что могущественные демоны становились настолько привязаны к душе и человеку, которому она принадлежала, что не хотели с ней расставаться. — Он повторил немного из того, что говорил на древнем языке, когда Сиэль находился на краю смерти. — Эти слова являются клятвой взять обращенную душу в качестве спутника. — Клятвой, — Сиэль медленно повторил это слово, пробуя его вкус на новых губах. — Выходит, ты обманом заманил меня под венец? — Ты согласился связать себя со мной навеки, разве не так? — спросил Себастьян. — Как продолжение нашего соглашения. — Разве брак не соглашение? — Это нечто большее, — сказал Сиэль. — Больше, чем сделка. Определенно больше, чем брак. — Определенно, — эхом отозвался Себастьян, впервые за тысячу лет ощущая себя вне равновесия, как будто один-единственный порыв ветра мог заставить его упасть в тепло глаз Сиэля. — Полагаю, ты захочешь отказаться от медового месяца, ведь никакие человеческие понятия и обычаи не в силах охватить… Сиэль снова поцеловал его, потому что с момента, как они остановились, прошло слишком много времени, а еще потому, что это заставило Себастьяна заткнуться, пусть и ненадолго. …глубину нашей связи друг с другом, закончил мысль демон. Я не говорил такого, ответил Сиэль, кусая до крови губу Себастьяна. Ты любишь совать мне в рот слова. Предпочитаешь, чтобы я совал туда что-то другое? Похабный демон, пробурчал Сиэль. Я для тебя открытая книга, так сам мне это скажи. Себастьян поднял его, прижимая к стене, бедра к бедрам. Жар между ними был физическим, кровь и сердца бешено стучали, кожа молила о прикосновениях, но это было не все — их настоящие сущности переплетались друг с другом, до боли желая вырваться наружу. Он сжал бедра Сиэля так сильно, что на них остались бы синяки, будь он еще человеком. Хрупким, каким же хрупким он был, но не теперь. Себастьяну пришлось бы постараться, чтобы оставить следы на этом теле, новом, чистом, без шрамов. Он начал с нескольких укусов вниз по холодной, бледной линии горла; каждая капля крови опьяняла и приводила в исступление. Ты бы хотел, чтобы я взял тебя прямо здесь, подумал он, повторяя собственные желания Сиэля. Быстро и грубо, как и подобает животным вроде нас. Так быстро и грубо, что сама земля задрожала б под ногами. Да. Сиэль потянул его за волосы в немом ответе. Но ты бы предпочел подождать, соблюсти церемониальность, оставить контроль. Ты бы растянул это, продолжал бы до тех пор, пока я не потерял бы все силы терпеть. И ты бы сделал это где-нибудь в роскошном месте, где-то, где тепло. Где-нибудь с кроватью. И это ты считаешь людей сентиментальными. Себастьян снова припал к губам Сиэля. Мой последний господин был человеком зажиточным, вот я и привык к определенному образу жизни. Сиэль прервал поцелуй, не в силах сдержаться от смеха. Себастьян засмеялся вместе с ним, опуская его на землю. — Твой последний господин, — вслух сказал Сиэль, как бы по привычке. — А теперь твой спутник. — Сила этого слова звучала в каждой клеточке тела. — Так уж и быть, медовый месяц. Но я хочу в Европу. Сначала в Париж, я никогда там не был. Затем Ривьера. А после все Средиземноморье. — Как требовательно, — игриво упрекнул Себастьян. — Некоторые вещи никогда не меняются. — Ну, ты больше не можешь называть меня господином, — заметил Сиэль, — так что некоторые вещи все-таки меняются. Его дела здесь были не закончены. Как бы сильно ему ни хотелось уйти и никогда не возвращаться, начать сначала в мире, который принадлежал лишь им одним, Сиэль знал, что его предназначение здесь было еще не исполнено. Не только руки сэра Артура были пропитаны невинной кровью — другие члены его коалиции, лорды Ее Величества, все еще ходили по земле, безнаказанные за свои преступления. — Они вздохнут с облегчением, когда узнают, что произошло здесь сегодня, — сказал Себастьян в ответ на поток мыслей Сиэля. — С твоей смертью за ними больше некому охотиться. Пускай на время сохранят свое самодовольство, это только сделает страх слаще, когда они поймут, что ты вернулся, чтобы взять свое. — Пожалуй, ты прав. — Теперь Сиэлю было намного легче это признать. Он наклонился к земле, касаясь пальцами пепла своей человеческой жизни. Последнее прощание. — Этого места мне хватило на всю жизнь, — сказал он секундой позже. Умирать на этой земле было судьбой его праотцов. Для себя он требовал чего-то большего. — Идем, Себастьян. Себастьян положил руку на сердце и поклонился в последний раз, прощаясь со своею прежней ролью. — Как прикажешь, любовь моя — сказал он, улыбнувшись самой дьявольской улыбкой.