Запутанными коридорами лис бежит к сердцу дракона

Утро было слишком мерзким, по меркам привыкшего вставать ближе к полудню Вэй Усяня. Всё и вся были какими-то слишком. Слишком медленными, когда шли по коридорам в столовую, слишком тяжёлыми, когда наступали на ногу. Жаворонки были довольны жизнью и слишком горячим чаем. Вэй Ин не был жаворонком, поэтому он был недоволен абсолютно всем. — Ты чего тут забыл? — Шепчущий смотрит на него поражённо, стоит Призраку только отодвинуть стул, который скрипит слишком мерзко. Хотя тут утро роли не играет, этот стул всегда мерзко скрипит. Ему бы подучить правила приличия. У Усяня длинная красная лента в волосах, с которой любят играть Суйбянь и Не Хуайсан. У Усяня длинная красная лента, которой он хотел бы удушить любого, кто заговорит с ним в ближайшие несколько часов. На Шепчущего это, однако, не распространяется, потому что они друзья, и потому что этот за собой в ад утащит. «Мне будет там одиноко, Вэй-сюн», — скажет он. — Присматриваю, — Усянь зевает в который раз за день, кивком головы указывая на выглядящего вполне бодрым Нефрита. Тот сидел с ровной спиной, в белой рубашке и даже откопал где-то белый пластырь, взамен того с кроликами, идеально вписываясь в ряды таких же Фазанов, разбавлял которых только Не Хуайсан в тёмно-шоколадном кардигане. Откуда он их вообще берёт, остаётся одной из тайн. «Есть у меня знакомый паук», — шутил он когда-то. А за пластырь, кстати, немного обидно. Его любимые, как никак, от сердца оторвал практически, а этот пацан вон как. На белый променял. На слишком обычный. С другой стороны, он же Фазан. От них никогда не ждëшь чего-то… Особенного? За столько лет Вэй Ин понял, что пытаться тянуться к кому-то из Первой бесполезно. Они буквально дышать рядом с ним не могут нормально от страха. Но этот, вроде как, новенький. В его глазах только недоумение и любопытство, скрываемое за ненатуральным слоем скуки. Вэй Ин думает, что с этим Фазаном и подружиться можно. И хочется. Вот просто так. Желание сорвалось, как слишком тяжëлое яблоко с ветки — неожиданно и сразу по голове. Нефрит, будто бы почувствовав на себе чужой взгляд, поворачивает голову и получает в качестве приветствия от крëстного кислую улыбку, кивая в ответ. Хочется закатить глаза, потому что этот парень слишком зануда, но думается, что как только Призрак себе такое позволит, глазные яблоки закатятся без возможности возвращения в прежнее положение, чтобы доспать привычные несколько часов. Он выдыхает, делая глоток слишком быстро остывшего напитка, который тут выдавали за чай, разок макнув в огромный котёл вчерашний чайный пакетик. Жалкая попытка. Присматривать, это не «выцепить в коридоре глазами пару раз, убеждаясь, что жив и не побит агрессивными Псами или истеричными Крысами», присматривать для Призрака это вставать к завтраку, чтобы проверить дали ли новенькому расписание; это ходить за ним тенью, изредка ловя взгляд; это приходить на занятия, которые обычно пропускаются за ненадобностью, чтобы убедиться, что учитель заметит нового ученика: — Ты что, ещё и тут сидеть будешь? — Шепчущий почти восхищённо следит, как Призрак присаживается за последнюю парту. Остальные Фазаны нервно оглядываются, то и дело шепча что-то другу на ухо. Он выцепляет: «потеряет контроль» и «оставался в Клетке». Усянь только от них отмахивается, глядя на плечи Нефрита, сидящего за следующей партой. — Ты слишком серьёзно относишься к этому, дорогуша. — Хоть кто-то должен к этому серьёзно относиться, — Вэй Ин фыркает. Он знает, что Хуайсан прав, но убедиться, что любимая Фазанами игра «затрави своего же», словно они стервятники, не коснулась Нефрита. Долгое одиночество и общество одного лишь Суйбяня выливается в желание заботиться о новеньком, который в серьёзных предостережениях брата увидел лишь шутку. Призрак слишком долго сидел в темноте, теперь вся его продрогшая душа тянется к белой рубашке. Становится смешно от самого себя. Они знакомы второй день. Нефрит холодный, как лёд и нарисованный мелом на бетоне кот, а Усянь тянется к нему, несмотря на трясущиеся ледяные руки, с покалывающими кончиками пальцев. — А со мной ты так не носился, — Шепчущий дует губы в притворной обиде и складывает руки на груди, показательно отворачиваясь от друга. — Так я тогда и не… — его прерывает закашлявшийся учитель, который сначала увидел хитрую улыбку Шепчущего, что всегда обозначала начало проблем для того, кому она адресована, а секундой позже переводит глаза на Призрака, вновь подавившись воздухом. В оливковой радужке Шепчущего — насмешка, у Усяня — озорство и недосып. — А вы, — начинает было мужчина, силясь совладать с голосом. Одно дело видеть воспитанников мельком в коридорах, избегая с ними любого контакта, и совсем другое, когда кто-то из них, особенно из Четвёртой, появляется в кабинете. Призрак, о котором с осторожностью шептали даже воспитатели; кот, который шипит и царапается, если к нему подойти; мальчик, который пугает всех — сидит и улыбается. Больше всех он пугает, конечно, самого себя. — В гости зашёл, не обращайте на меня внимания, — Вэй Усянь подмигивает, провожая преподавателя до стола долгим взглядом, усмехаясь совсем по-шакальи, когда мужчина спотыкается о свою собственную ногу, едва не падая. Если бы упал, может быть, тут наконец помыли бы пол, а то в Доме этим занимаются только Крысы, и то, оставляя после себя кровавые разводы и эхо воплей в коридорах. Присматривать, это едва-едва держать глаза открытыми, пока новенький Фазан торопливо записывает что-то невообразимо нудное, но «непременно нужное, чтобы хорошо сдать все тесты». — Мне нравятся твои волосы, — шепчет Вэй Ин. Он лежит на парте, положив под щёку вытянутую руку. Пальцы висят над предполовой бездной и постепенно начинают затекать и холодеть, хотя, казалось бы, куда больше. — Как будто кто-то открыл фонтан с тёмным шоколадом. Нефрит сдержанно кивает (и, может быть, совсем немного улыбается, сам от себя такого не ожидая), продолжая быстро водить ручкой по листам. Она едва слышно шуршит по бумаге, оставляя слова каллиграфическим почерком. Он не оборачивается, только ниже наклоняет голову, пряча краснеющие мочки ушей. Призрак прячет очередной зевок за ладонью, пытаясь прогнать сон, крепко зажмурив глаза на несколько секунд. Под ногами играют в салочки тени.

***

Присматривать по Вэй Усяневски, это когда резко открываешь глаза, а на тебя поглядывают два янтарных. Призрак быстро-быстро моргает, приходя в себя. — Ты проснулся. — не вопрос, потому что спрашивать очевидное — некультурно. Нефрит кладёт закладку в невесть откуда взявшуюся книгу, но с места не двигается, продолжая наблюдать за рассеянными движениями вчерашнего знакомого. — Ты, — голос ото сна хрипит и Вэй Ин прочищает горло, оглядывая помещение. И без того мрачная, из-за досок на окнах, комната сейчас кажется стала совсем тёмной. Если бы не тонкая полоска тусклого света, тянущаяся из коридора, разглядеть что-то было бы совсем невозможно. — Ты как читал-то? — Нефрит не отвечает, только ведёт плечами, отводя взгляд. «Призрак милее, когда спит. У него рассыпанные по столу волосы и едва заметная улыбка. — Эй, ты идёшь? — Шепчущий, если он правильно запомнил кличку, появляется рядом с партой Лань Ванцзи, глядя на того заинтересованно. Они вчера так и не поговорили, но Призрак, кажется, просил этого парня присмотреть за Ванцзи. Начал, видимо. — Обед скоро. — Нет. — Нефрит поджимает губы, качая головой. Остальные уже давно покинули аудиторию, нервно оглядываясь на последнюю парту. Чёрт спит, в омуте тихо. — Если из-за него, — состайник небрежным жестом указывает на спящего Призрака, который лежит на вытянутой руке, кончиком пальца касаясь лопатки Ванцзи. — То можешь не париться, ничего не случится. Он не отвечает, лишь повторно качает головой, открывая книгу. На первой же странице его приветствует рисунок сломанных часов и какая-то надпись, говорящая о том, что норы в дверях опасны.» — И почему ты… — Вэй Усянь запинается на середине предложения, осознавая, что они, должно быть пропустили всё, что могли пропустить. Осталось верить только в то, что в Первой не начался комендантский час. Фазаны, шуганные Крысами, каждый вечер запирают дверь изнутри. Не успел вернуться — остаёшься в коридоре, Перекрёсточный диван в твоём распоряжении, если только не пугает перспектива увидеть тянущиеся из теней руки. Или Фокусник. Справедливости ради, лучше тени, чем Фокусник. Среди мелких есть слух, что он прирезал своего крëстного за кличку. Вэй Ин знает, что это не слух. — Идём, нужно тебя вернуть, пока не закрылись. — Мгм, — довольно лаконично. — Ты всё это время рядом сидел? — Усянь толкает дверь в коридор, едва не впечатав её в лицо проходящего мимо зеленоголового парня. То ли зелёнка, то ли плесень проросла. Воспитанник Второй начинает шипеть, но стоит увидеть брошенный на него Призраком взгляд, натурально поджимает хвост, убираясь в темноту ближайшего поворота. Нефрит только провожает одного из Крыс озадаченным взглядом, отрывисто кивая Призраку. — Зачем? — Ты весь день за мной ходил, — Фазан пожимает плечами, неодобрительно глядя на потягивающегося Усяня, у которого задирается толстовка, открывая живот. Несколько шрамов улыбаются полумесяцами крестнику с бледной кожи. — Я думал, что ты что-то хотел. — Нефрит-Нефрит, — Призрак останавливается посреди коридора, широко улыбаясь. — Ты очарователен, знаешь? — он хихикает, когда парень отводит глаза. Вэй Ин думает, что этот мальчик больше похож на Птицу, чем на Фазана. И это становится проблемой. Фазаны ненавидят тех, кто отличаются. Шепчущего не трогают из-за репутации королевы драмы, которая и пырнуть может, в лучшем случае. В худшем — впитаешься в трещины и останешься в стенах Дома навсегда. Станешь его перегородкой и воспоминанием, которое не стирается только благодаря пятну на обоях или побелке. Пятну — напоминающему лицо. — В следующий раз просто разбуди меня. — Так зачем ты?.. — Ты же новенький. — Усянь пожимает плечами, ведь это так очевидно. Нефрит чуть хмурится, но кивает, а этот с лентой только хихикает, подталкивая того дальше по коридору. Он новенький и совсем ничего не понимает, но очень старается. Вэй Ин тоже таким был, только ему всё объясняла Вишня. Наверное, сейчас бы она тоже объяснила замечательно. Так, чтобы Нефрит всё понял и тоже начал улыбаться. Усянь очень хочет, чтобы его найденный ледяной котёнок улыбнулся. Чистое любопытство. Хочется сравнить с братом. Усянь от чего-то знает, что у крестника получилось бы ярче. — Просто хотел убедиться, что с тобой ничего не случится в первый же день. Воспитанник Первой кивает и подносит руку к брови, приглаживая немного отошедший пластырь. — Тебе не нравятся кролики? — Крëстный чуть ускоряет шаг, обгоняя новенького, и продолжает идти спиной вперёд, закинув руки за голову. Годы практики помогают избегать торчащих то тут, то там половиц и фантомных углов. Через два метра на обоях будет пародия на «Крик» Эдварда Мунка. «Шепчущий улыбается. Глаза у него — болота, сам он — чёрт. — Смотри, — он указывает на стену. — Красиво, да? Можем музей открыть. Или около того. — Это кто хоть? — Призрак скучающе разглядывает застывшее в стене лицо. Для неискушённого это бы выглядело довольно жутко. Для Усяня — обыденность. В Доме много мудаков. Если Шепчущий спрятал кого-то из них в стену — ему же лучше. Чем бы дитятко не тешилось. — Да какая уже разница? — Хуайсан хихикает. — Теперь он просто экспонат.» — Нравятся, — почти шёпотом признаётся Нефрит, вновь прижимая пластырь. — Тогда, — Усянь резко останавливается, засовывая руку в карман. — Давай не будем держаться за прошлое, ладно? — не успевает Нефрит спросить о чём тот говорит, Призрак подходит ближе и осторожно, чтобы не навредить ещё больше, срывает лейкопластырь, потерявший за день белый цвет. Вэй Ин хихикает комкая его и засовывая в карман. — Ещё болит? — Нет, — у Нефрита в очередной раз краснеют мочки ушей, но Вэй Усянь этого совсем не замечает, приклеивая на вчерашнюю ссадину новую «заплатку». В этот раз голубую, но с теми же кроликами. — Ну вот, — он отходит на шаг, оценивая свою работу. Его крестник в полумраке коридора почти светится в этой белой рубашке. В первую встречу он казался статуей, сейчас Усянь чувствует, что перед ним потеряшка, которую Дом привёл, чтобы тот получил заботу. Плюшевая игрушка оставленная на дороге. Вэй Ин всегда был слаб к такому. Мягкое сердце, говорила Вишня. — Тебе очень идёт. — Я… — парень теряется, а Вэй Усянь только шире улыбается. — Идём, пока пташки не закрылись в своём скворечнике. Я, конечно, найду для тебя место в Четвёртой, но если Шепчущий узнает, опять весь Дом на ушах будет. — Почему? — до Первой ещё три поворота, а это непозволительно мало, когда вопросов у тебя больше, чем криво написанных предложений на стенах. Но Призрак не отвечает, только загадочно улыбается и пожимает плечами. — Но если когда-нибудь так случится, что ты опоздаешь, то лучше иди ко мне, чем на Перекрёсток, понял? «Наверное, там неудобно», — предполагает Ванцзи и кивает. «Лучше слухи, чем больная на голову Крыса», — думает Усянь, когда за Нефритом закрывается дверь Первой.

***

— А мне Хуайсан всё рассказал. — Лотос, по своему обыкновению, открывает дверь с ноги, появляясь на пороге Четвёртой. Он гремит цепями и осколками чужих костей, сломанных за столько лет. И немного стеклом в душе, но старательно делает вид, что это нет у него никакой души, только кактусы. А Хуайсан всегда улыбается и всë равно ласково говорит «цветочек». — Это всё грязная ложь, — Призрак лежит на кровати, разглядывая потолок и прокручивая в руках коробочку тех самых пластырей, пока рядом прыгает Суйбянь. — А что он сказал? — Что ты стал крёстным для новенького Фазана, да ещё и под опеку свою его взял, — Цзян Чэн падает на кровать рядом, удобнее устраивая голову на чужой руке. — А как же Генерал? — А что Генерал? — Усянь поворачивает голову к брату. В нос бьёт запах ментоловых сигарет и крови. Раньше Цзян Чэн любил мятную жвачку, а теперь бегает курить во двор. Возможно потому что во дворе нет удушливого фантомного запаха крови. — Не знаю, вспомнил про него просто. — Лотос пожимает плечами и на секунду хмурится, заметив пластыри в чужих пальцах. — Ты порезался? — А? — Вэй Ин непонимающе приподнимает бровь и тот кивает на коробочку. — Нет, я… Нефрит бровь расшиб. — Острый угол, — Лотос понимающе хмыкает и поднимается, забирая вещь из рук брата. — Он самый. — Призрак тоже садится, разминая затёкшую поясницу. Позвоночник хрустит что-то похожее на Кузнечика или мольбу о нормальном матрасе. — Я открыл аптечку, а там это. — Сестра их любила, — Цзян Чэн гладит потёртый временем картон большим пальцем. Чёрт знает как он ещё не рассыпался. «— Вот, — Вишня, милая девушка с улыбкой мягче, чем все лежащие на скрипящих кроватях матрасы, протягивает аккуратно сложенную ярко-алую ленту. — Думаю, тебе стоит показать, что ты благодарен. — Благодарен кому? — Усянь осторожно, двумя пальцами, берёт ткань в руки, разглядывая рельеф. Просто лента. Просто полоска кроваво-красного цвета. Ничего особенного от едва знакомого человека, но Вэй Усянь чувствует, что его вяжет. По рукам и ногам алыми полосами, приятно скользящими по коже. — Дому, конечно, — она смеётся и сразу становится понятно, что всё серьёзно. Усянь кивает, обматывая подарком запястье. — А это зачем? — он указывает взглядом на предмет в руках крёстной. — На всякий случай, — Вишня протягивает ему картонную коробку с изображением двух кроликов. «Пластыри», читает Вэй Усянь белые буквы. — Лотос может быть довольно неуклюжим, — она хихикает, прикрывая рот рукой. — И вспыльчивым. Усянь медленно кивает, принимая коробочку, разглядывая цветную картинку на упаковке. Белый и чёрный кролики смотрели на него в ответ, кажется, даже шевеля маленькими ушками. Но стоит вернуться Цзян Чэну, выбивающему дверь и громко кого-то отчитывающего, кролики пугаются и замирают. У него голос, как лай собаки и кусается он больно, но Вэй Ину всë равно весело и спокойно рядом. Вишня снова смеётся и Вэй Усянь смеётся с ней.» — Она всех любила, — Призрак мягко улыбается, приобнимая брата за плечи. Они молчат несколько секунд, каждый думая о чём-то своём. — Ты останешься со мной или вернёшься к своим? — Если Суйбянь не будет кидать на меня вещи со шкафа ночью, — Лотос улыбается, и это такая редкость, что хочется остановить время, запечатлев его в таком спокойном, полусчастливом состоянии. — То останусь, они сегодня бесят меня. — Обычно этим занимаюсь только я, — Вэй Усянь смеётся, подставляя предплечье. Ворон тут же запрыгивает на него, довольно каркнув, когда Призрак бережно проводит двумя пальцами по чёрным перьям. На бледной коже остаются следы острых когтей, а из-под рукава выглядывают следы собачьих укусов. Цзян Чэн поспешно отворачивается, откидывая коробочку куда-то в район подушки. Ему от этих шрамов грустно и стыдно. Призраку — печально. — Так почему Фазан? — Я не знал, что он из Первой, — он пожимает плечами, вспоминая вчерашнюю встречу в коридоре. — Просто нашёл его. — Подкинули? — Цзян Чэн усмехается, но становится серьёзнее, когда Усянь кивает. — Ты поэтому с ним носился весь день? — Ну почти, — Призрак напрягается и подходит к окну, ковыряя старую раму пальцем. Чёрная краска забивается под ноготь. — Фокусника видел. — Он вылез из Второй днём? — Лотос вскидывает брови, наблюдая за братом. — И что делал? — Шёл, — Вэй Усянь пожимает плечами. — И улыбался. Но это же Фокусник, — оборачивается, морщит нос, вспоминая вожака Крыс, и выуживает из кармана складной нож, начиная подкидывать тот в воздухе. — Никто не знает откуда он шёл и чему улыбался, даже я и трещины. Может быть, скоро кого-нибудь за углом ждёт новый призрак. — Боишься, что он глаз на новенького положил? — Любую Крысу стоит опасаться, если ты Фазан, но Фокусник не просто Крыса, он фанатик. Ещë и на сладком помешан. Опасная смесь, когда тут нет ни того, кому он готов поклоняться, ни конфет. Признавать неожиданно сильную привязанность к практически незнакомому человеку совсем не хочется. Не перед Лотосом, который отказывается признавать… Всë. Быть Лотосом тяжко, быть его другом — ещë тяжелее. «Ты размяк за то время», — сказал бы на такое брат. А Вэй Ин бы мог ответить только «знаю» и поёжиться, вспоминая прошлый год и шелест упаковки антидепрессантов. — Коридоры не зря вас свели, — Цзян Чэн философски поднимает палец в воздух. Суйбянь согласно каркает и улетает на шкаф, начиная чем-то шуршать. Призрак отмахивается, однако, кивает и ловит нож в последний раз, убирая его обратно в карман чёрных джинсов. За спиной открытое окно, такие в Доме по пальцам сосчитать можно, а за окном тёмная-тёмная ночь и такой холодный для июля воздух. По шее бегут мурашки, а к ногам прилипает подкроватная тень. — Давай тебе ногти накрасим? — он хихикает, когда Лотос давится воздухом от такой резкой смены темы. — Вот дурилка, — Цзян Чэн беззлобно фыркает и походит ближе. — В чёрный? — Конечно, — Усянь серьёзно кивает. — Можем ещё косичку друг другу позаплетать, прямо как настоящие подружки. — Я тебе ноги переломаю, — Лотос кидает в брата первый попавшийся под руку предмет.