Запутанными коридорами лис бежит к сердцу дракона

Когда заходишь в Четвёртую, тебя мгновенно сносит волной необъяснимого в своём уюте хаоса. Кажется, будто эта комната настоящее сердце Дома. Она совмещает в себе редкие лучи дворового солнца и волнующие своей темнотой углы. Хотя брат как-то сказал, что сердце приюта одновременно везде и нигде. Что это значит Ванцзи совсем не понимает, однако, чувствует на каком-то особом уровне, вдыхая застоявшийся воздух. Дом тёмный, тут все окна заколочены или завешаны наглухо старыми покрывалами. В Четвёртой, думается Нефриту, солнца целых два, ведь широкая улыбка тёмного мальчика, который делится своими пластырями с кроликами, определённо освещает пыльные полки не хуже, чем какая-то звезда. Призрак, которого в Доме почему-то боялись, необъяснимо (наверное, это слово у них с Четвёртой общее. С кем поведёшься, от того и наберёшься во всей красе, только вот кто с кем повёлся и кто от кого набрался, вопрос довольно спорный) привлекал внимание, мелькая то тут, то там в дверных проёмах и быстро брошенных шёпотом словах Фазанов. У Призрака слишком тонкие запястья и суровый друг, одетый в чёрно-фиолетовое, называющий его крёстного братом. Призрак умеет делать оригами и смог приручить ворона, который нравом больше смахивает на очень ласкового кота. Призрак, слишком активный, носящий чёрно-красное, контрастирующий с белым-белым Нефритом, который вдруг обнаружил себя следующим за этим парнем изо дня в день, вот уже две недели. — И чего только не бывает, — Шепчущий усмехается в какую-то пыльную книжонку, поглядывая на состайника поверх страниц, которые даже ни разу не были перевёрнуты. Нефрит не отвечает, только поднимает глаза. — Никогда бы не подумал, что тени от чёрных предметов могут быть белоснежными. — Нелепость. — В самом деле? Призрак совсем не покидает холодных стен, изрисованных десятками, или сотнями, чужих рук, только подмигивает красному дракону в одном из многочисленных коридоров, а тот, снисходительно улыбается ему в ответ. Ванцзи в такие моменты думает, что сходит с ума, но всё равно склоняет голову перед рисунком. Дракон хитро поглядывает на него, ухмыляясь уголком пасти. Призрак и сам не упускает возможности быстро оставить на той или иной стене собственного маленького кролика, почти как на пластырях. Он выводит их чёрным маркером и приписывает рядом «белый», потому что с серыми стенами иначе нельзя. Он только улыбается, растягиваясь на полу в Четвёртой, когда туда проникают солнечные лучи. Вот и сейчас, выйдя во внутренний двор, Нефрит слышит лай собак, собравшихся за забором и крики Псов, снова что-то не поделивших. Он краем глаза цепляет движение где-то на втором этаже, инстинктивно поднимая глаза, чтобы наткнуться на мягкую чёрную толстовку и рваные на коленках джинсы, ставшие привычными. Сидящий на хлипком подоконнике Четвёртой, Призрак беззаботно болтает ногами, вертя в пальцах чёрную флейту, то и дело задевая щёку красной кисточкой, что висит на одном из концов инструмента. Он легко улыбается и совсем не смотрит вниз, как будто никакой земли и не существует, только голубое небо и пролетающие ласточки. — Они живут тут дольше, чем мы. Призрак приводит его на крышу, где черепица нагретая солнцем и сильный тёплый ветер. Нефрит задерживает дыхание, глядя на чёрных птиц, разрезающих крыльями воздух, а потом, едва не падает, переводя взгляд на такого красивого во всём этом мельтешащем свободой Призрака. У него развивающиеся на ветру волосы и лента, а на лице улыбка, какая бывает у людей, которые смогли поделиться кусочком своей личной вечности. — Тебе нравится? — он смотрит Нефриту прямо в глаза, продолжая быть самым прекрасным зрелищем на этой крыше, в окружении птичьего хоровода. — Да, — почти шепотом. Призрак не смотрит, а Ванцзи, как тогда, на крыше, совсем не может отвести взгляда. Кажущийся отсюда таким маленьким, почти как ласточка, мальчик с алой лентой начинает играть, поднеся флейту к губам. Становится спокойно, как будто никогда не было криков Псов и лая собак. Ласточки, до этого носящиеся над Домом, вдруг пропадают, приземляясь на крышу, смиренно слушая мелодию, кажущуюся слишком печальной для солнечного мая, но такой подходящей для цвета глаз Призрака. Они у него как небо, готовое вот-вот расплакаться, как старая тёплая шаль. У Ванцзи с его вечно холодным лицом никогда не было друга, наверное, именно от этого его так тянет к вожаку Четвёртой, который в его глазах затмил солнце, даже если глаза у него — тучи.

***

В Доме законы физики и логики, казалось, совсем не работают. Нефрит в очередной раз убеждается в этом тогда, когда вместо комнаты своей группы, коридоры выводят его к сидящему на полу Призраку. — Ты не искал, — говорит он, улыбаясь, но не оборачивается, только болтает носками красных кед туда сюда. — А я всё равно нашёлся. Ванцзи вдруг совсем забывает зачем вообще шёл в Первую. Ноги сами делают несколько шагов, оказываясь рядом с обитателем Четвёртой. Тот так естественно смотрится на этом пыльном коридорном полу, в тусклом освящении полуживых ламп, словно сидит тут уже несколько часов, впитав атмосферу конкретно этой стены напротив, и именно этого квадратного метра скрипучих половиц и кусочка ковра. — Почему ты не выходишь во двор? — Нефрит присаживается рядом на корточки, наблюдая за Призраком, открывающим зубами старый чёрный маркер, найденный вообще непонятно как. Наверное, стоило сказать «привет», но мучавший давно вопрос сам слетел с такого же непослушного, как и ноги, языка. Крёстный молчит, только внимательно смотрит на стену, выискивая свободное место. Его глаза то и дело останавливаются, цепляясь за какие-то слова и рисунки. Он дважды перечитывает «время сделано из клубники» и кивает с умным видом, согласный с этим заключением, но морщится, стоит увидеть «каша тоже суп». Совсем ведь не суп. Вот океан — да. Что нужно супу, чтобы быть супом? Вода, соль, зелень и какое-нибудь мясо. Океан. Они ещё немного молчат, пока Призрак наконец не находит подходящее место. Он подбирает под себя раскинутые ноги, ловко подскакивая, чтобы через секунду обхватить колени правой рукой, покачиваясь на пятках из стороны в сторону. — Знаешь, из-за наших частых перепалок с Лотосом, некоторые думают, что я боюсь Псов, — вожак Четвёртой старательно выводит что-то на стене. Выходит кривовато, как и все последующие слова. Строчка стихотворения, которая должна была быть ровной линией, теперь улыбается всем, кто читает её. — Но это совсем не так. — Не так? — Нефрит склоняет голову на бок. Он не думал, что Призрак боится Псов, скорее, просто избегает. За всё то время, что он провёл в Доме, Ванцзи успел понять, что с воспитанниками Шестой лучше дел не иметь. Слишком шумные и заводятся по щелчку пальцев. Буквально. Хотя, справедливости ради, пересекался он пока только с Лотосом. Но этого опыта было вполне достаточно. Возможно, они не ладят, потому что слишком похожи. А может, потому что оба не желают делиться временем, проведённым с Призраком. Лань Чжань не хочет этого признавать. И крёстным делиться тоже. «Лотос смотрит на него, как на щенка. Насмешливо и с каким-то снисхождением. Ванцзи поджимает губы и выпрямляет спину. Между ними искрит, стоит Призраку отвернуться. В Кофейнике несколько Птиц и парочка Псов, так и норовящая поцапаться. Крёстный заплетает неаккуратные косички Шепчущему, они тихо говорят и смеются, состайник млеет под прикосновениями, становясь совсем мягким. Они пришли потому что Призрак хотел Лунную дорогу, что бы это ни было, а Ванцзи… Он просто хотел побыть рядом. Лотос появился, как обычно, очень шумно. В этот раз ментолом он пах сильнее, и цепей на нём было больше. Он грубо обнял брата за шею, притягивая к себе и смотря Ванцзи прямо в глаза. Раздражает. — Поводок тебе, может, подарить? — говорит Лотос насмешливо. — Отлично, как раз себе намордник найдёшь, — парирует Фазан, складывая руки на груди. За их спинами смеётся тихо Генерал. Лотос кидает на него колючий взгляд, но получает только мягкую улыбку, тут же отворачиваясь, как будто его укололи. — Не скалься на мою пташку, — крёстный говорит мягко-мягко и обнимает со спины, устраивая подбородок на плече. Ванцзи невероятно тепло. Особенно от того, как Лотос закатил глаза.» Призрак печально улыбается стене, а стена улыбается мягкой строчкой его собственного почерка. — Ага, — он вскидывает голову, тут же морща нос из-за непослушно упавших на него прядей. Ванцзи думает, что сейчас друг (хотя бы в мыслях хочется так его называть, чувствуя, как быстро начинает колотиться сердце. Его первый друг) похож на кролика. Значит ли это, что Призрак рисует на стенах свои автопортреты? — Я собак боюсь, а не Псов. — немного подумав, он добавляет. — Хотя Лотос тоже больно кусается. Сразу представляется то, как вожак Шестой в приступе раздражения вонзает зубы в предплечье Призрака. Это бы объяснило шрамы. — Почему ты боишься собак? — Ванцзи отряхивает с колен ссыпавшиеся на черную ткань пылинки побелки с потолка. Они образовывали там созвездия, но сейчас был день, так что звездам совсем не место на его штанах. Почему-то кажется, что он с Призраком и так нарушит ещё много правил, не хотелось бы, чтобы природные возглавляли этот список. Побелочные звезды падают на пол. Ванцзи, сам того не замечая, загадывает желание. — Когда я был маленьким, — Призрак говорит с улыбкой, начиная вырисовывать на стене кролика. — Я слишком часто был один на улице. Я и собаки. То есть, конечно, там были люди. Но были и собаки. Они всегда казались слишком большими. Старики говорят про подростковый максимализм, но они не помнят, какой огромный мир в глазах у пятилетки. Кролик получается какой-то очень грустный. Наверное, та мысль про автопортреты была верной. — Они часто за мной гонялись, — продолжает он, добавляя ещё одного ушастого, начиная рисовать того с хвоста. Видимо он думает, что если начать с конца, результат будет противоположный тому, что был, когда он рисовал с ушей. — Кусали и рвали одежду. Было больно и мокро от слёз и крови. А ещё страшно, потому что никакой защиты нет. Нефрит слушает и чувствует, как всё внутри холодеет. Раньше ему нравилось личное пространство и то, как внутри всё спокойно, будто в его родном Гусу. Сейчас хочется сжимать в объятиях сидящего перед ним, и чтобы внутри не было так вязко от тоски. Призрак не выходит во двор не потому что там Псы, делает мысленную заметку Лань Ванцзи. Призрак сидит на подоконнике, болтая ногами в воздухе потому что во дворе собаки. Он играет на флейте не для того, чтобы показать птицам, что им есть к чему стремиться. Он играет на флейте, чтобы не трястись, потому что старые хлипкие оконные рамы не заглушают лай. Это как смеяться вместо того, чтобы плакать. С губ, как побелка с потолка, срывается: — Я могу защищать тебя. От собак, от кого угодно. Я могу тебя защищать. «Ведь так поступают друзья», — тонет в собственной неуверенности. Призрак снова улыбается. Мягко, как его надпись на стене. И очень грустно. А ещё он закусывает губу и заканчивает рисовать кролика. Методика «начни с конца» работает, тот получается счастливым. — Ты не должен такое говорить, — вожак Четвёртой неловко трогает нос кончиком пальца, отводя взгляд. Ванцзи вдруг понимает, что сидящий на корточках Призрак кажется крошечным, особенно в этой огромной толстовке. Забрал-таки у Лотоса. — Почему? — Потому что это я должен тут заботиться о тебе, защищать, — Призрак говорит спокойно, вырисовывает на стене ещё одного кролика и закрашивает его полностью. Звук царапающего стену маркера заставляет чуть поморщиться. — Я не просил тебя об этом, — он чуть хмурится. В голове сразу появляется момент их первой встречи и прохладные пальцы крестника на щеке, когда тот придерживал его, Нефрита, лицо, клея пластырь на лоб. Думал ли тогда Ванцзи о том, что этот странный тип станет первым человеком, помимо брата, к которому он так прикипит. Конечно нет. Он тогда думал только о том, как остаться в одиночестве. И, по возможности, сжечь Четвёртую, которая оказалась не кладовкой. А сейчас вот сидит и смотрит на мальчика, который на стене рисует. Маме бы он понравился. — О таком не просят. Призрак закрывает маркер и оборачивается, широко улыбаясь. В пыльном коридоре нет солнца, но Ванцзи чувствует тепло и солнечных зайчиков и подсолнухов где-то внутри. Он поднимается на ноги и протягивает другу руку, помогая встать. — В Гусу нет собак. — вожак Четвёртой вздрагивает, чуть сильнее сжимая пальцами чужую ладонь, стоит Нефриту вновь заговорить. — Это мой дом. Там тихо. Никаких собак. — Очень рад, — голос чуть хриплый, а губы поджаты. Ванцзи замерзает, глядя на вдруг помрачневшего парня перед собой. — Я могу забрать тебя туда, — Нефрит говорит нерешительно, глуша в себе желание притянуть Призрака ближе к себе. Нежность, взявшаяся будто по щелчку пальцев, рвётся из кончиков пальцев и те начинают покалывать. — Забрать и спрятать… — Не стоит давать таких обещаний, — он осторожно отпускает чужую ладонь. Ванцзи чувствует, что его только что обокрали. — И не стоит говорить о Наружности. В пыльном коридоре нет солнца и Нефрит чувствует, как начинает замерзать. А ещё вспоминает слова брата о покойниках, которые ушли из Дома. Со стены на него смотрят два кролика: грустный, которого рисовали с ушей, и весёлый, начатый с хвоста. — Но я… — Пташка, — крёстный говорит тихо, приходится напрягать слух. Он вдруг вновь осторожно зажимает в ладони указательный палец Ванцзи и улыбается. — Ты такой хороший. Слишком даже для этого места. Оно тебя не заслуживает. — А ты? — И я не заслуживаю, — Призрак горько выдыхает, бездумно играясь с чужими пальцами. Его собственные кое-где в маркере, а ребро ладони — белое от побелки. — Если я хороший, — твёрдо говорит Ванцзи, наблюдая за их руками. — То я именно то, чего ты заслуживаешь. — Чай хочу, пойдём. И Лань Чжаню наплевать на то, что крёстный так резко сменил тему, ему просто нравится то, как тот, сжимая его пальцы, ведёт в Кофейник.